Нет. Она не доверяла. Нисколько. Это осознание взволновало и испугало ее, когда он поднялся на ноги и собрался уйти. «Что он делает? Куда он направляется?» Она услышала шорох травы, когда он обошел ее сзади. Вэл попыталась заглянуть через плечо, но он рукой закрыл ей глаза. Она дернулась.
— Что ты…
— Ш-ш-ш. Я открою тебе один секрет. — Его губы коснулись ее уха, вызвав дрожь ощущений на этой стороне лица, и Вэл обнаружила, что уклоняется от чистой интимности его жеста. — Ты умеешь хранить секреты?
Не понимая как реагировать, она сказала:
— Да, но…
— Иногда мне кажется, что во мне больше звериного, чем человеческого.
Вэл напряглась.
— Это глупо.
— Разве? Мы все были раньше дикарями. Само собой разумеется, что некоторые из нас сохранили звериных черт больше, чем другие. Человечество — это клетка, и наши пуританские чувства сдерживают нас как решетка. Мы ограничены нашим собственным разумом и интеллектом, и все же большинство из нас даже не понимает этого.
— Ты говоришь ужасные вещи. Развяжи меня, — запротестовала она. — Мне это не нравится.
— Нет, это не так, не правда ли? — выдохнул он. —Ты похожа на полудикое животное, которое все еще боится узды. «Плени и властвуй, ибо мне не быть свободным, если ты не покоришь…». Но свобода — это все равно иллюзия.
Эти строки…
— Донн, — выдохнула она.
— М-м-м… И… «Любовь ведет порою нас тропинкой узкой. Волк подчас по той тропе идти боится», — Его губы коснулись впадинки под ее ухом. — Это Байрон. Распутник, но довольно красноречивый для такого грубого и низкого человека. Хотя красоту так часто можно найти в самой глубине упадка. — И уже совершенно другим голосом, он кротко спросил. — В котором часу ты обещала матери вернуться домой?
— Сейчас. Отпусти меня прямо сейчас.
— Я доставляю тебе неудобства?
Да.
Она почувствовала, как его палец скользнул между ее кожей и цепью.
— А может быть, ты боишься, что кто-нибудь увидит тебя такой рядом со мной?
До сих пор такая возможность даже не приходила Вэл в голову.
— О боже, — прошептала она. Гэвин позволил ей бороться с видом высокомерной снисходительности, которая испугала ее. Затем, когда она уже готова была заплакать, он протянул руку, чтобы расстегнуть застежку. Вэл, не теряя времени, попятилась от него, ее сердце бешено колотилось, ладони вспотели.
— Не сердись на меня, — она вздрогнула, когда он потянулся, чтобы погладить ее по щеке. — Я не смог удержаться, чтобы не поддразнить тебя.
В его голосе звучало раскаяние, но выражение его глаз… все это было неправильно.
— Я должна идти, — проговорила она натянуто.
— Ты злишься.
Его глаза пусты.
— И испугалась.
Там ничего нет. Ничего, кроме теней.
— Нет, — возразила она, и это прозвучало так же неубедительно вслух, как и в ее голове.
— Я отвезу тебя домой, — как ни в чем не бывало, проговорил он.
И поскольку Вэл не смогла придумать вежливого способа отказать ему, чтобы не обидеть, она позволила. Двигатель гудел в тишине, потрескивая от напряжения, сродни электрическому. Хотя Гэвин не сводил глаз с дороги, она чувствовала, что ни одно ее движение не ускользало от его внимания.
Его слова клубились в ее ушах, как пар, даже сейчас, такие же темные, как страхи в глубине ее сердца.
(Иногда мне кажется, что во мне больше звериного, чем человеческого).
***
Гэвин высадил ее у дома, наградив долгим поцелуем, от которого у нее онемели губы. Вэл пробормотала что-то невразумительное на прощание и сбежала в дом, заперев за собой дверь. Сердце бешено колотилось, и она все еще чувствовала на запястьях жало его подвески: холодный металл, согретый человеческой кожей.
Вэл бросила рюкзак на кровать и грубо расстегнула молнию. Схватила первую попавшуюся тетрадь, папку с записями о здоровье и зеленую гелевую ручку, в которой осталось всего четверть чернил.
На пустом листе она провела зеленую линию, разделив бумагу на две колонки. Одну она подписала Гэвин, другую — Преследователь. Мелким почерком она записала все, что знала об этих людях, и не останавливалась, пока не заполнила весь лист.
Сходство между ними оказалось ужасающим.
Но что это значило для нее? Человек, который посылал ей послания, пугал ее до глубины души. Потому что Вэл подозревала, что он считает ее вовсе не человеком, а животным — нет, еще хуже: вещью, которой можно владеть, с которой можно играть, с которой можно шутить, а потом выбросить, как только она сломается.
С самого первого сообщения Вэл начали сниться кошмары о том, как ее подловят одну, в темноте. Она не была уверена, что такой мужчина может сделать с ней, но знала достаточно, чтобы понять, что ей это не понравится.
Впрочем, это говорило в пользу Гэвина, потому что до сих пор он не сделал ей ничего плохого. На самом деле. И ее тоже тянуло к нему. Когда он поцеловал ее, земля, казалось, ушла у нее из-под ног.
С другой стороны, Гэвин знал, что ее ждали домой к назначенному времени, оба раза.
Что бы он сделал, если бы ее не ждали в ближайшее время? Отпустил бы он ее?
Все кусочки подозрений соединялись с гораздо большей легкостью, чем ей бы хотелось. «Я не должна даже думать об этом. Я сама себя пугаю».
Каждый раз, закрывая глаза, Вэл чувствовала его дыхание на своей шее, это твердое, настойчивое давление на ее губы — и это смутное ощущение, что он охотится за ней, как за оленем в лесу. Темный охотник.
Родители ушли обедать, оставив ее варится в своих страхах, как мясо в кастрюле. Вэл умоляла их взять ее с собой, как будто ей четыре года, а не четырнадцать, не желая оставаться одной в их большом доме со слишком большим количеством дверей и окон.
Ее отец закатил глаза.
— Очень смешно, Вэл.
Ее мать, казалось, понимала, что Вэл не шутит, но она тоже сказала «нет».
— Столик заказан на двоих, а не на троих, — объяснила она, — и во время ужина там так много народу, что они, скорее всего, не смогут найти тебе другого стула. И кроме того, я уверена, что ты не хочешь застрять со своими воркующими родителями.
Все, казалось бы, лучше, чем эта изоляция.
Поэтому она заперла все двери и закрыла все жалюзи. Рядом с ней на столе лежал кухонный нож. Ее мать забыла про него — это был тот самый, с болтающимся лезвием и поцарапанной рукояткой, которым никто не пользовался.
Вэл знала, что должна придумать план, чтобы найти правду за всем этим, потому что в данный момент она могла только подозревать. И хотя боялась ошибиться, еще больше она боялась оказаться права. Гэвин знал, кто ее друзья, где она живет, какие у нее привычки и хобби. Если он был ее преследователем, то обладал более чем достаточной информацией, чтобы представлять серьезную угрозу. И сколько вообще может быть старшеклассников, говорящих так, словно они из девятнадцатого века?
К тому же он процитировал стихотворение Джона Донна. Вэл показалось, что он ждал какой-то реакции. Вроде узнавания.
Наверняка должны быть какие-то зацепки.
Может у него дома?
Она могла бы сказать, что хочет еще один урок шахмат, а потом найти предлог, чтобы осмотреться. На всякий случай она могла бы даже взять с собой нож. Но это означало бы, что она готова использовать его, а Вэл никогда в жизни не причинила вреда ни одной живой душе…
Глава 10
На следующий день была суббота.
Вэл неподвижно лежала на кровати, глядя, как ветви деревьев отбрасывают на стены ее комнаты тени, похожие на волнистую паутину. На ночном столике расположились: нож, фонарик, два энергетических напитка и детектив про Нэнси Дрю.
Не то чтобы она верила, что Преследователь придет за ней в ее собственный дом. Едва ли. Но каждый скрип и стон дома заставлял Вэл замирать и задерживать дыхание. Только когда родители, хихикая и слегка навеселе, вошли в дверь, Вэл выключила фонарик и позволила своему измученному телу расслабиться.
А потом начались кошмары.
— Вэл? — Кто-то легонько постучал в дверь. — Валериэн?
Она не ответила. Просто закрыла глаза. «Сейчас уже светло. Я в безопасности — дайте мне отдохнуть».
Дверь со скрипом отворилась. В щель заглянула с озабоченным лицом мама.
— Вэл, ты… ох. Было так тихо, я думала, ты еще спишь. Разве ты не спустишься вниз?
— Нет.
— Но я приготовила завтрак.
— Я не голодна. Не хочу есть.
— Дорогая, ты не спускалась все утро. — Наблюдая за тем, как миссис Кимбл оглядывала спальню, словно ища следы наркотиков или разврата, Вэл обрадовалась, что не забыла перед сном спрятать нож за тумбочку. — С тобой все в порядке?
— Я поем позже.
— Это не ответ на вопрос. Ты заболела? — Холодная рука матери прижалась ко лбу Вэл. — Ты немного горячая.
— Я просто устала.
— Может стоит отвести тебя к врачу?
— Нет. — Доктор не обнаружит никаких проблем. Если только не вскроет ей голову и вены, чтобы увидеть, насколько Гэвин отравил ее мысли и кровь.
— Принести тебе что-нибудь?
— Может быть, суп… и чай.
Мать нахмурилась еще сильнее.
— Да, конечно. Какой?
— Ромашковый и куриную лапшу… пожалуйста.
— Ладно. Я принесу на подносе, — бросив последний взгляд, миссис Кимбл ушла.
Вэл наклонилась к кровати и положила ноутбук на одеяло. Она вошла на Фейсбук. Было четыре новых сообщения. Зная, что это плохая идея, но не в силах ничего с собой поделать, она щелкнула красный флажок.
Одно было от Лизы и состояло из одного слова: «Привет».
Еще одно прислала Рейчел:
«В пятницу ты выглядела немного расстроенной. Ты в порядке? Это ведь не из-за того парня? Просто дай нам знать, кому надрать задницу, и мы позаботимся об этом. Извини, это была Линдси. Но серьезно, с тобой все в хорошо? Напиши нам. ХОХ»
Два сообщения от ее преследователя. Одно пришло ночью:
«Скоро, моя дорогая, ты научишься любить свое заточение».
А другое сегодня утром:
«Ты чувствуешь узы, которые связывают нас? Чувствуешь, как они сжимаются? Потому что я да, и они такие тугие, что у меня едва получается дышать».
Значит, их двое.
***
Наступило воскресенье.
В то утро сообщений не было, но «с глаз долой» не обязательно означало «из сердца вон». Не тогда, когда он думал о ней, отсчитывая дни, пока не заполучит Вэл.
Мать ворвалась в комнату, как обычно, будя ее, решив положить конец безделью Вэл в постели.
— Одевайся, — сказала она тоном, не терпящим возражений. — Поедешь со мной. Будь готова через десять.
— Хорошо, — не стала спорить Вэл.
Миссис Кимбл отвезла Вэл в ближайший «Старбакс», а сама отправилась за продуктами, оставив дочку с недвусмысленным приказом «развлекаться». Вэл мрачно уставилась в меню и в конце концов заказала фраппучино с высокой шапкой ванильных сливок — но он оказался слаще, чем она ожидала, и у Вэл не хватило духу его допить.
Пока сливки на ее напитке таяли, а Нэт Кинг Коул напевал в динамиках о разбитом сердце, Вэл достала из сумки свой блокнот и изучила список, составленный несколько дней назад. Теперь он казался глупым, дурацким, равносильным детской черно-белой логике. Вломиться в его дом? Найти доказательства его вины? В каком мире это хорошая идея?
Вэл сделала глоток и поморщилась. В дополнение к тому, что кофе был слишком сладким, теперь он стал водянистым. Следующий день — понедельник. Если она не сделает этого сейчас, может быть уже слишком поздно. Если Гэвин был ее преследователем, она хотела знать. Вэл не хотела, чтобы ее схватили. Она не хотела играть главную роль в его извращенных фантазиях. Она хотела быть… Ну, она еще не решила, но не такой.
Когда мать вернулась, чтобы забрать Вэл, она была разочарована, обнаружив дочь такой же угрюмой, как и раньше, в компании дорогого — и очень растаявшего — напитка. Она чуть было не спросила Вэл, что случилось, но вспомнила недавно прочитанную в Интернете статью, в которой говорилось, что дети, когда на них давят, только глубже погружаются в свой страх от злости.
Не то чтобы миссис Кимбл считала Вэл озлобленным ребенком. Совсем наоборот. Она была очень милой девушкой — даже чересчур сладкой, как напиток, который держала в руке (миссис Кимбл попробовала сделать глоток, прежде чем выбросить, и ей показалось, что она уже чувствует, как ее пломбы тают. Придется напомнить Вэл, чтобы она дважды почистила зубы). Когда Вэл была ребенком и другие дети на детской площадке иногда били ее лопатой или ведром, она никогда не отвечала им тем же. Она просто плакала, как будто вера в то, что кто-то действительно хочет причинить ей боль, была слишком ужасна, чтобы ее вынести.
Так было всегда. Вэл была хрупкой. Умная, милая и красивая, но нежная, как тепличный цветок. И хотя миссис Кимбл была благодарна своей очаровательно наивной дочери, которая в молодости смотрела на мир скорее, как ребенок, ей иногда хотелось, чтобы Вэл была сильнее и, хотя она чувствовала себя плохо из-за этой мысли, еще и менее красивой. Люди срывали только красивые, сладко пахнущие цветы. Те, что с шипами, оставались нетронутыми.
Визг шин заставил миссис Кимбл ударить по тормозам.
— О боже, Вэл, этот мальчишка только что подрезал меня на красный свет. — Она просигналила водителю. — Свет был красный!
В ответ миссис Кимбл получила поднятый вверх средний палец.
Какое неуважение! Мать Вэл возмущенно вскрикнула. Заметив наклейку на бампере «Старшая школа Дерринджера», миссис Кимбл язвительно спросила:
— Ты знаешь этого парня?
Вэл подумала, что Лиза, возможно, встречалась с ним пару раз. Потрепанный, плохо прокрашенный в желто-зеленый цвет, пикап «Тойота» был вполне узнаваем. Но Лиза, надо думать, встречалась со многими парнями, и Вэл в конце концов сбилась со счета. Она покачала головой. Ее матери не нужно знать ничего из этого. В последнее время оказалось так много вещей, которые ее матери не нужно знать.
— Я каждый день благодарю свою счастливую звезду за то, что ты не такая, — когнитивный диссонанс между ее утверждением и предыдущими мыслями заставил миссис Кимбл почувствовать себя виноватой, особенно когда Вэл не сводя глаз с окна. продолжала смотреть куда-то вдаль, так далеко, что у ее матери осталось отчетливое впечатление, что она никогда ее не догонит.
После паузы она спросила:
— Повеселилась? — Стараясь не смотреть на подтаявший напиток.
— Да.
— Я очень рада.
И каждая знала, что другая лжет, но ни одна не имела ни малейшего представления, почему.
***
Наступил понедельник.
Вэл надеялась немедленно покончить с ситуацией, которой так боялась весь уик-энд, но судьба, похоже, сговорилась против нее. На этот раз Гэвин опоздал, и Джеймс занял свободное место рядом с ней.
— Привет, Вэл. Давно тебя не видел.
Конечно, он «видел ее». Разве они не вместе занимались в классе Искусств? Она вытащила блокнот из рюкзака и издала неопределенный звук.
— Значит, вы с Гэвином сейчас встречаетесь?
Вэл пожала плечами.
— Я не знаю.
Глаза Джеймса сузились.
— Что значит «не знаешь»? Вы либо встречаетесь, либо нет.
Мисс Уилкокс спасла ее от необходимости отвечать, выбрав именно этот момент, чтобы войти в класс. На ней было пурпурное цыганское платье, шифоновый шарф и улыбка, которая выглядела значительно теплее, чем у большинства учеников класса.
— Ну! Доброе утро, Вэл, Джеймс. Хорошо провели выходные?
Джеймс, довольный тем, что нашелся активный слушатель, заговорил о футболе и поездке на пляж. Его звонкий, чересчур громкий голос резал уши Вэл, как нож.
— А ты, Вэл? — спросила учительница. Она устанавливала сегодняшнюю модель — пластиковый игровой набор в форме замка, кремово-белый, усыпанный блестками, и прозрачными синими секциями, которые выглядели так, как будто их можно было осветить изнутри светодиодами. Она выключила свет и улыбнулась Вэл. — Сделала что-нибудь хорошее?
— Гуляла с мамой, — коротко ответила Вэл. Но из-за того как она улыбнулась, произнося это, мисс Уилкокс поймала себя на мысли, какая Вэл милая, застенчивая девушка. А потом в класс просочились другие ученики, и любые другие мысли или заботы мисс Уилкокс о Вэл быстро исчезли за мыслями и заботами о других учениках, которые составляли ее класс.