Язык мальчика слизывает чужую кровь с его лица с жадностью и желанием. Бёдра двигаются всё резче, дрожат, и Луи пальцами ведёт по оставленным потом дорожкам на спине Гарри.
— Выпрямись, — шепчет он, и Гарри послушно отклоняется назад, упираясь руками в колени Луи.
Член призывно блестит от выступившей смазки, такой гладкий и твёрдый, но Луи видит, как дрожит тело Гарри, видит желание кончить в почти чёрных, совершенно безумных глазах, поэтому он не дотрагивается до него. Вместо того, чтобы подрочить, Луи жёстче вколачивается в хрупкое тело Гарри, подкидывая его на своих сильных бёдрах, и пальцами касается уродливого рубца ниже пупка.
Всё тело Гарри содрогается, а из приоткрытого рта вырывается громкий стон, и Луи останавливается, позволяя ему эти несколько секунд собственного поглощающего удовольствия.
Только когда тонкие руки опускаются ему на плечи и Гарри едва заметно кивает, Луи садится на кровати, сжимает его бока, впиваясь пальцами между рёбер, и двигается быстро и рвано, кончая через мгновения.
Гарри влажный от пота, вымотанный, и Луи переворачивает их, укладывая кудрявую голову на подушку, накрывая мальчика своим телом.
— Я испачкал твою форму, — виновато шепчет Гарри.
Влияние момента прошло, и он снова тихий и болезненный в сильных руках Луи.
— Не волнуйся об этом, — расстёгивая заляпанную спермой рубашку, говорит он. — Завтра всё равно выходной.
Гарри кивает, его глаза закрываются, и Луи ведёт подушечкой пальца по ресницам.
— Едешь в больницу к маме? — спрашивает он, не открывая глаз.
— Да, — кивает Луи. — И вечером есть дела. Я вернусь к утру.
Словно подогретое виски, кровь жжёт вены изнутри при одной мысли о том, что Луи собирается сделать. Сознание разрывается на части, криками и молитвами, старыми обещаниями, но маленький засыпающий Гарри в объятиях всем своим видом шепчет о неизбежности случившегося в прошлом. Случащегося завтра.
— Не оставляй меня одного, — вдруг просит Гарри, и Луи вздрагивает: он думал, мальчик заснул.
— Одного не оставлю, — отвечает Луи и, оставив напоследок нежный поцелуй на лбу, уходит в их тесную ванную, чтобы смыть с себя сомнения в предстоящем.
ﻩﻩﻩ
Запах больничной палаты и лёгкое шуршание медицинского накрахмаленного халата — всё, с чем теперь ассоциируется тёплое слово «мама». Нет аромата выпечки или цветочного мыла — лишь стойкий запах спирта, въевшийся, кажется, в каждую клетку тела.
Стоит перешагнуть порог, и скудный завтрак подкатывает к горлу. Несмотря на то, что Луи бывает здесь раз в неделю, а то и чаще, он всё ещё не привык к залитым тусклым светом ламп серым коридорам, к теням смерти, что прячутся за каждой дверью палат.
Хоспис — это не оплот надежды, не место, где лечат. Сюда приходят умирать, и Луи трясёт каждый раз, стоит войти в стеклянные двери приёмного покоя.
Ноги знают дорогу, голова на автомате кивает знакомым медсёстрам, а мысли далеко в прошлом. Боль пауком, сотканным из тьмы, сидит в сердце, пощёлкивая жалами, и ждёт момента, чтобы вырваться на свободу, закутать тело в кокон онемения, заставить горло содрогаться от криков.
Но выбора нет. Когда-то Луи верил, что он хозяин своей судьбы, что, когда придёт время, он сможет выбрать путь и следовать ему. Но это не так. Будущее создаётся каждую секунду: неожиданной встречей, столкновением взглядов, тонкой нитью привязанности к другому человеку.
После той ночи Луи обещал себе, что в нужный момент не совершит того, что считал жестокой ошибкой. Но прожитые годы дали ему Гарри, подточили маму страшной болезнью, показали истинное лицо города, в котором он родился. И обещания растворились в вечерних сумерках, а надежды подёрнулись сигаретным пеплом. Повзрослев, Луи наконец понял: он там, где должен был оказаться благодаря той ночи, и теперь её невозможно избежать. Её необходимо повторить.
— Мам, — заглядывает он в палату без стука.
Никто не отвечает ему. Джоанна спит, повернув голову в сторону окна, будто ей не хватает света, и она даже во сне тянется к солнцу, которого нет в их городе. Редко, лишь на восходе оно радует яркими лучами, поэтому Гарри любит просыпаться затемно, чтобы не пропустить ни единой драгоценной секунды. В остальное же время мутные серые облака нагоняют грусть на горожан.
Луи заходит в палату и прикрывает за собой дверь. Он не касается мамы. Боится. Обтянутые тонкой кожей кости и впавшие глаза — всё, что осталось от Джоанны. И он сжимает плотно губы, сдерживая всхлип внутри. На её изнурённом лице, кажется, можно увидеть таймер, отсчитывающий последние секунды.
Его мама делает свои последние вдохи, ещё борется за жизнь, но болезнь победила её. Луи видит печать смерти на некогда красивом лице, и это приносит невыносимую боль, крошит в песчинки его любящее сердце.
Не позволяя себе даже поцелуя, что жжёт губы, Луи кладёт подсолнух на прикроватную тумбочку, сдвигая лекарства, и выходит.
Сегодня его ждёт одно из самых тяжёлых испытаний в своей жизни, и больше всего на свете он хочет, чтобы мама коснулась его заросших щетиной щёк, поцеловала обескровленными губами в лоб и сказала, что всё будет хорошо.
Но она спит и во сне не чувствует боли, постоянно сопровождающей её последние пару лет. Луи не может позволить себе быть эгоистом.
— Привет, — уверенная сильная рука ложится на плечо, и, повернувшись, Луи оказывается в крепких медвежьих объятиях. — Она снова спит?
— Привет, Лиам. Да, я не стал будить.
— Это хорошо для неё. Больше сил.
Врач пытается выглядеть позитивно, улыбается, но они оба знают, что её уже почти нет.
— Она говорила вчера о тебе, — продолжает Лиам. — Вспоминала время, когда ты собирался уехать изучать юриспруденцию в колледж.
Луи вздрагивает. Они стоят в больничном коридоре, тихо переговариваясь, и лишь сильный запах препаратов и смерти, будто якорь реальности, не позволяет уплыть мыслями в прошлое.
— Она волновалась, что ты не исполнил свои мечты и остался из-за неё. Мне стоило трудов, но я всё же убедил её, что это не так, — улыбается врач.
— Ты знаешь, Лиам, я решил так сам.
Пейн кивает. Они были друзьями тогда, и Лиам видел изменения, внезапно произошедшие с Луи, но так же, как и все, так и не узнал причины.
— Я не знаю, что заставило тебя тогда свернуть с намеченного курса, но сейчас могу сказать, я рад, что ты остался. Она бы не протянула столько времени, не будь тебя рядом.
Луи знает это. И, к собственному удивлению, больше не чувствует пустоты и разочарования, думая о том, как разрушил собственные мечты однажды. Слишком многие жизни оказались зависимы от него, и он без сожаления поменяет своё счастье на комфорт близких.
— Ох, Луи, я так рада, что встретила тебя, — женский голос отвлекает его от разговора с другом, и Лиам жмёт его ладонь на прощание, сжимая под мышкой историю болезни одного из бесконечного множества своих пациентов.
— Мисс Коул, — здоровается Луи с психиатром больницы.
— Послушай, это важно. В связи с этим астрономическим явлением…
Луи сглатывает, впивается ногтями в собственные ладони, но боль не отрезвляет, не помогает собраться. Страх кружит голову, будто дорогое шампанское.
Комета уже здесь.
Но мелодичный голос продолжает выдавать информацию порциями, разделёнными между собой тихими взволнованными вдохами:
— Почти все мои пациенты испытывают стресс и волнение, симптомов становится больше, и общее состояние ухудшается. Я помню Гарри в его худшие дни и поэтому хочу, чтобы ты привёл его. Мы поговорим, устроим внеплановый осмотр.
— Спасибо, он в порядке, — отмахивается Томлинсон. Они с Гарри благодарны этой яркой деятельной женщине за всё, но последнее время его мальчик лишь расстраивается, когда разговор заходит о врачах и осмотрах.
Гарри пытается двигаться дальше, и осознание собственной травмы и необходимости лечения лишь отбрасывают назад.
— Хорошо, Луи, я, кажется, понимаю, как он настроен, но, пожалуйста, — она хватает его за предплечье, — просто не оставляй его одного. Сегодня ночью комета войдёт в магнитное поле Земли и покинет его только утром, я понятия не имею, как отреагируют на это здоровые люди, не говоря уже о людях с проблемами.
— Хорошо, я понял. Я обещаю, с Гарри всё будет в порядке, — Луи мягко высвобождается из хватки Шерил. — Я бы никогда не позволил чему-то плохому случиться с ним.
Доктор согласно кивает, а Луи обречённо усмехается в глубине покрывшейся коркой души. Она даже не представляет, на что он готов пойти ради своего мальчика.
Сегодня ночью он будет монстром, жестоким и беспощадным, и всё для того, чтобы однажды спасти Гарри жизнь. Чтобы оказаться в нужном месте в нужное время. А главное, чтобы оказаться нужным человеком.
Покидая пропахшее медикаментами и отчаянием здание, Луи вспоминает ту роковую ночь: запах, ощущения, а также визуальные образы, что навсегда выжжены калёным железом в душе.
В машине он включает печку и впервые жалеет, что не курит: от беспокойства трясутся пальцы, и он сжимает руль до судорог, но так и не трогается с места. Тьма приближается, и невозможно избежать грядущего: Луи давно оставил попытки изменить судьбу. И чем ближе фантастический хвост кометы, состоящий из космического мусора, тем отчётливее цель.
Время утекает сквозь пальцы, а он не готов. И не уверен, будет ли.
Но выбора нет.
ﻩﻩﻩ
Снаружи сыро и пасмурно, но внутри полицейского участка душно и слишком жарко. Спина Луи тут же покрывается бисеринками пота, и они впитываются в мягкую ткань чёрной футболки.
— Томлинсон, у тебя не выходной разве, чёртов ты трудоголик? — зычно произносит тучный коп в едва застёгивающейся на пузе форменной рубашке.
— Я по личному делу, Челси. Заскочил на минутку, — Луи кивает сослуживцам, уверенно лавируя между мечущимися туда-сюда полицейскими.
Город кишит мелкими воришками, беспринципными продавцами оружия, героиновыми дилерами и безжалостными убийцами. Город кишит людьми, поэтому у ребят вроде Луи полно работы.
— Привет, Ни. Планы на вечер? — блондин вздрагивает и проливает тёмный кофе на недописанный отчёт. Напиток отвратительной кляксой расползается по бумаге.
— Луи, чёрт! — восклицает он.
— Прости, — виновато пожимает плечами Луи.
— Ладно уж, — отмахивается Хоран. — Зачем пришёл?
— Пригласить тебя на свидание, — Зейн останавливается рядом, жмёт протянутую ладонь. — Слышал о вчерашнем задержании. Ты сломал ему нос, знаешь? Голова не болит?
— Она у него пустая, что сделается-то? — недовольно ворчит Найл.
— Всё хорошо, — кивает Луи. — Я на самом деле с просьбой. Мне нужно, чтобы вы присмотрели за Гарри сегодня ночью, — Луи просит сдержанно, но эти ребята знают его, могут почувствовать нотки отчаяния в надломленном звучании голоса. — Доктор Коул считает, что комета, проходящая сквозь магнитное поле Земли, может отразиться на его состоянии.
Найл не успевает среагировать, когда смуглые пальцы Малика оборачиваются вокруг остывающей кружки. Он подносит её к губам и пьёт чужой кофе медленно, задумчиво. Сканирует Луи цепким взглядом.
— Случилось что-то действительно серьёзное, раз ты готов оставить Гарри в такой вечер на нас. Говори, — уверенно добавляет он.
От ответа Луи избавляет попытка одного из заключенных сбежать: мужчина выкручивает собственные худые руки, изворачиваясь из хватки копа, ужом выскальзывает из захвата и бежит. Сотрудники реагируют мгновенно: преступнику бросаются наперерез, сбивают с ног. И, на несчастье Луи, всё это происходит в дюймах от рабочего места Найла. Задержанный в инстинктивной попытке спастись вытягивает руку в поиске опоры и цепляется крючковатыми пальцами за горловину футболки Луи. Под громкий треск ткани и его хриплые ругательства преступника скручивают на полу, а Томлинсон с сожалением дотрагивается до рваных краёв одежды.
Невезение — это то, чем наполнен их город до краёв. Оно плещется в грязной реке, отделяющей промышленный район от городских кварталов, покрывает мутной плёнкой оконные стёкла, незримой печатью присутствует в хмуром лице каждого горожанина.
Поэтому случившееся не способно отвлечь Малика от заданного вопроса, а Луи даже не расстраивается: очередной день в их серой Вселенной.
Тихий скрип колёс по полу привлекает внимание, и мужчина смотрит на Хорана, всё так же игнорируя тёмный взгляд Зейна.
— Он не скажет, Зи, — произносит парень, ловко управляясь с инвалидным креслом. — Из него не выбить правду, если он не хочет отвечать.
— А почему он не хочет отвечать? — спрашивает Зейн. Он не обращается к Луи напрямую — ставит кружку на стол и смотрит лишь на приятеля.
— Кто знает, — бросает Найл через плечо, подъезжая к металлическим шкафчикам у стены. Он открывает один из них ключом, достаёт свёрток одежды и с ним на коленях возвращается к застывшим в бездействии среди суматохи полицейского участка друзьям. — Держи. Эту одежду оставил тут Гарри.
Сквозь блестящую плёнку целлофана проглядывает алое полотно вязаной ткани, и желудок скручивает мучительным спазмом в предвкушении катастрофы, а пальцы мелко подрагивают, пока Луи перебирает шуршащий пакет.
Надевая чёрную футболку сегодня утром, пахнущую домом и Гарри, Луи знал о предстоящей ночи, помнил любое своё действие, каждый обжигающий выдох и последовательность боли. Но грядущее казалось абстрактным планом в голове, и лишь сейчас, когда красная шапочка Гарри оказалась в его руках, очертания будущей ночи обрели яркую контрастность, став чёткими линиями.
Случившееся много лет назад должно было произойти сегодня.
— Спасибо, — механическим, скрипящим, как несмазанная дверная петля в его квартире, голосом благодарит Луи.
— Пожалуйста. И да, мы побудем сегодня с Гарри, — невозмутимо отвечает Найл.
— Почему ты вечно потакаешь ему в его скрытности, — возмущается Зейн, но тут же осекается, потому что ответ очевиден для всех троих.
— Зи, если бы не Луи, мой труп давно бы сожрали черви, — тускло поясняет он.
Слова повисают в воздухе, сгущая сумерки вокруг старого деревянного стола. Каждый из них подавлен, и в молчании все трое погружаются в собственные мысли. Луи кивает в благодарность за одежду, держит её, будто пытается уничтожить волокна силой сжатия в кулаке. Зейн ободряюще кладёт руку на плечо Хорана, и Луи спешит сбежать. Ему вовсе не нужно ещё одно напоминание о том, что он собирается стать монстром сегодня, чтобы Найл и Гарри могли жить завтра.
Он давно всё решил.
ﻩﻩﻩ
Время поджимает. Тикает неслышным таймером в голове. Истекает.
Сжатые на руле пальцы больше не дрожат, хотя холодный осенний ветер залетает в приоткрытое окно. Но Луи будто из камня: не чувствует ни холода, ни страха. В глубине потерянной души лишь пустота и далёкое эхо боли.
Мамин дом выглядит заброшенным. Трава разрослась вокруг, придавая лужайке дикий вид, а тёмные провалы окон будто чёрные дыры — холодные и опасные.
Луи глушит мотор. Выходит из машины в сырую осеннюю ночь. Без урчащих звуков, издаваемых машиной, тишина вокруг оглушает, сбивает с ног.
Куртка остаётся в салоне, но шапочку Гарри он натягивает на волосы. Белую майку, чуть большего размера, чем ему требуется, треплет ветер, подгоняя совершить непоправимое: предать себя, чтобы изменить чужие жизни.
Чуть зеленоватое свечение неба напоминает, что комета близко, и Луи кожей может почувствовать, как меняется воздух. Электризует волоски на его руках, приподнимая их.
Своим ключом он отпирает входную дверь и, не разуваясь, проходит в дом. Здесь всё по старому, как было в его детстве: всё те же портреты в деревянных рамках над лестницей, те же старые зеркала в гостиной. Лишь слой мутной пустоты и отсутствие электричества доказывают, что этот дом покинут давно. Покинут, но не забыт.
Открывая дверь за дверью, проверяя комнаты одну за другой, Луи погружается в воспоминания детства: смех, с которым он относился к жизненным невзгодам, и мечты, за которыми был готов следовать неприятностям назло.
Усмешка кривит губы, и тёплые воспоминания растворяются в фантомных криках боли, что звучат глубоко в его костях: Луи открывает дверь в мамину библиотеку. Здесь много лет назад случилось непоправимое.