Мозг как будто бежит по беговой дорожке, смазанной смолой.
— Отсюда, — тупо повторяю я. — Твои люди передумали?
— Не совсем. — К его чести, он не пытается снова манипулировать мной, придерживаясь осторожного расстояния.
Я, запутавшись, смотрю на него. Я видела его убежище — не так много изнутри камеры, но я увижу гораздо больше этого, когда он поведет меня к безопасному месту.
Рот открывается, и я понимаю, что спрашиваю:
— Что другие мятежники сделают с тобой, когда узнают, что ты помог мне?
— Я надеюсь, что это будет выглядеть, как будто ты спаслась самостоятельно. Но я перейду этот мост, когда пройду по нему. Ты идешь?
Вспышка восхищения проходит через меня. Идти против собственного народа требует мужества. Конечно, если бы он был на нашей базе, его бы отправили под военный трибунал за неподчинение.
— Ты сумасшедший, — подчеркиваю я, стараясь не дрожать на молниеносном холоде.
— Тогда я в хорошей компании. — Он стягивает куртку и протягивает мне. — Пойдем?
На этот раз я не сомневаюсь. Я разворачиваюсь и позволяю ему надеть куртку на мои плечи, и вместе мы выскальзываем из камеры и выходим в коридор.
— Куда ты меня ведешь?
— О, я думал, возможно, ужин и милая прогулка на лодке, чтобы увидеть огоньки. Куда-то где тихо и романтично, а потом, может быть, выпьем, прежде чем я отвезу тебя домой.
Это стоит ему, идти против своего народа, чтобы вытащить меня. Он скрывает это, и не очень хорошо с этим справляется. В моих мыслях мелькают тысячи остроумных ответов, но слова не приходят. Мы погружаемся в тишину, когда он ведет меня по коридорам.
Через некоторое время он замедляется, поднимая руку, чтобы предупредить меня, сделать то же самое. Потом он заходит за угол, словно владеет этим местом. Мы должно быть сейчас находимся в густонаселенной территории, где люди заметили бы, если бы он попытался скрыться. Через секунду он жестикулирует мне следовать за ним. Все чисто. Спустя несколько секунд шаги эхом следуют за нами, и рука Кормака хватает меня, затягивая в нишу.
Этот закуток едва больше щели в скале, где достаточно места только для нас двоих, втиснутых и скрытых из виду в тени. Наши тела прижимаются друг к другу, мои ребра болят в знак протеста, рана в боку горит. Его голова немного поворачивается, небольшая щетина скребет по моей щеке, как песок. Я стараюсь сосредоточиться на чем-то, что знаю, на тренировках, которые легко мне дались. Так близко, что я могла бы легко одолеть его. Я могла бы использовать его в качестве заложника. Они не стали бы стрелять по своему. У меня нет оружия, но я могла бы сломать ему шею, если бы применила правильное воздействие. Его рука сжимает мое запястье. Я могла бы…
Шаги становятся все громче и громче. Я ловлю движение. Кто-то идет мимо нашего укрытия — не останавливается. Шаги продолжаются, и на этот раз потихоньку отдаляются.
Он первым выходит из ниши, а потом тянет меня за запястье, чтобы я последовала за ним.
— Здесь семьи, — бормочет он. — Это чья-то мама, которая просто прогуливается. Подумай об этом, прежде чем привести сюда кого-нибудь из своих людей, хорошо?
Я одергиваю руку, заставляя его скрипнуть зубами. В другой жизни, я думаю, я могла бы научиться наслаждаться, зля этого парня. Хотя, в этой жизни, у меня нет такой роскоши. Вместо этого я показываю ему вести меня дальше — я не собираюсь идти перед ним. Если бы он был умным, он бы не позволил мне идти за ним. Но либо он доверяет мне, либо он такой глупый. Наверное, все вместе. Конечно, он должен быть глупым, чтобы доверять мне.
Я стараюсь составить ментальную карту по мере того как мы идем, но с мельчившими, обманчивыми тенями света, разворотами и поворотами, невозможно держать след. Нет времени думать о том, что это будет означать для Ромео, если я передам все, что я смогу вспомнить своим людям.
Если? Если я передам все? Мне нужно выбраться отсюда. Немедленно.
Бесконечная серия коридоров и сырых лестниц, и после появляется изменение в воздухе — слегка устаревшая сырость становится свежее. Мы недалеко от выхода. Это место огромно, гораздо больше, чем мы предполагали. Я не понимаю, как мы могли пропустить это в наших зачистках. Конечно, их подземелье подразумевает, что инфракрасный луч не найдет их, но несомненно такой большой массив был бы осмотрен сразу же. Должно быть, они как-то маскируются.
Кормак всматривается в другой коридор, а затем ведет меня в огромную подземную гавань. На т-образном пересечении доков находится небольшой флот маленьких двухместных лодок, которые любят местные жители, и плеск воды, ударяющийся по листовому металлу, внезапно напоминает мне о том, насколько я обезвожена. В дальнем конце пещеры видится чернильная тьма облачного ночного неба Эйвона.
После повторной проверки, убедившись, что никто не сидит у нас на хвосте Кормак направляется к лодкам. Каждая из них пронумерована, в соответствии с номером вдоль дока. Легко сказать, какая пропала. Я бы никогда не нашла это место самостоятельно — даже если предположить, что я смогла бы как-то выбраться из камеры. Если бы он не пришел за мной…
Какая разница? Это его вина, что ты здесь. Иди. Просто ИДИ.
Я поймала себя на том, что уставилась на него.
— Ты действительно позволишь мне уйти? Это никакой ни трюк?
— Без фокусов, — отвечает он, его голос немного омрачается, когда он опускает свой взгляд на лодки. Его плечи сутулятся, как будто вес этого выбора является ощутимой силой, угрожающей раздавить его. — Я отвезу тебя обратно на базу.
— И что ты будешь делать, когда твои люди обнаружат, что мы исчезли? Они поймут, что ты помог мне.
— Я справлюсь. — Он низко наклоняется к швартовным линиям, прежде чем оглянуться, чтобы посмотреть на меня вдумчивым взглядом, почти обеспокоенным. — Какая тебе разница?
Он собирается быть убитым своими людьми, и хотя он и является причиной, по которой я нахожусь в этом бардаке, я не могу обесценить его риск всем, чтобы вытащить меня из этого. Я не позволю ему сделать что-то такое глупое. Я нахожу, что улыбаюсь, в глубине души, понимаю, что это не трудно, глядя на его лицо.
— Удачи, Кормак.
Я вижу, как в его глазах появляется осознание, но у него нет моих инстинктов. Я ударяю коленом в его подбородок — не сильно, но достаточно, чтобы он потерял равновесие. Достаточно, чтобы не спешить, чтобы дать ему еще более взвешенный удар ладонью, который посылает его на землю, оставляя неподвижным.
В один момент я осознаю боль в боку от ребер и раны — цена расплаты за такое быстрое движение. Поморщившись, я нагибаюсь и прощупываю пульс Кормака. Сильный, устойчивый. Я подавляю облегчение и выпрямляюсь. Я могла бы так легко дотащить его в одну из ожидающих лодок, вернуть на базу и заставить ответить за преступления фианны. Брат Орлы Кормак был бы мощным козырем. Может быть, достаточно сильным, чтобы остановить эту войну, не полагаясь на Ромео, стоящим между своим народом и Макбрайдом.
Я ругаюсь под нос, ненавидя себя за свою нерешительность. Я перетаскиваю его на несколько футов от края причала, чтобы он не скатился и не утонул. Я осматриваю три лодки, привязанные к столбу, рядом с которым он стоял на коленях, и выбираю ту, чей датчик топлива на высоком уровне. Я не знаю, где я, но я выберу направление и уберусь как можно дальше отсюда, моля, отыскать патруль с базы.
Не выдержав, я бросаю последний взгляд на Кормака, распластавшегося на причале. Я снимаю куртку, которую он мне дал, и бросаю ее рядом с ним — я буду скучать по ее теплу в болотах, но если меня снова поймают, куртка будет неопровержимым доказательством тому, что он помог мне. Рука Кормака лежит так, как будто он чего-то добивается, и с закатанными рукавами татуировка генотипа теперь явилась на свет. Закодированная спираль данных должна соответствовать спирали его сестры в базе данных, если я ее просканирую. И все же ясно, что они не одно и то же. Орла бы убила меня в переулке за «Молли».
Голоса, раздавшиеся по коридору, прерывают меня, и я хватаюсь за лодку по обе стороны, чтобы начать тянуть себя к выходу.
Прости, Ромео. Ты будешь рад, когда очнешься, что ты все еще часть своей банды.
Разогнав двигатель, я поворачиваю лодку и направляюсь в сторону канала.
Он помог мне — это благородно, не предавай его и не захватывай его. Честь, расплата. Он спас мне жизнь, и я делаю то же самое для него, но только на этот раз. И если чей-то голос и должен быть услышан среди этого сброда, то это должен быть голос того, чей первый инстинкт — не кровь и не насилие. Его место здесь, и он не должен быть изгнан за то, что помог мне. Я пытаюсь сказать себе, что это был логичный ход.
Но изо всех сил я пытаюсь убедить себя, что логика имеет к этому какое-то отношение.
— Не смотри это шоу. — Отец девочки выключает головизор, его темные глаза яростны и челюсти напряжены. — Я больше не хочу видеть, как ты смотришь это снова, слышишь меня?
— Но паааааап, другие дети смотрят. Их родители смотрят его вместе с ними. Это просто мультики. И маме бы они понравились, там сплошные китайские истории.
— Наша семья не будет. — Его резкий голос пугает девочку. Ее папа смотрит на нее снова и вздыхает. — Ты не понимаешь, мармеладка, но ты же сделаешь, как я сказал, хорошо?
Девочка ждет, ушки на макушке, пока не услышит перезвон при открытии двери, когда он уходит. Затем ее маленькое сердце стучит от дерзости, когда она возвращается к головизору и включает его. Но когда возникает картинка, внезапно ее больше нет в родительском магазине. Она на военной базе, на Эйвоне и ее заставляют смотреть записи допросов. Лидер мятежников — молодая девушка с длинной черной косой на плече, горделивая и нераскаивающаяся. Ей разрешили посетителя в последний день перед казнью: маленького мальчика с зелеными глазами и темными, густыми волосами. Он не отпускает руку девушки из своих тонких детских рук ни на секунду из десяти минут, которые им разрешают провести вместе. Она шепчет ему что-то, что микрофоны не могут ухватить.
— Выключите это! — кричит девочка, но она одна, и головизор слишком далеко, чтобы добраться до него. Запись не прерывается.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ФЛИНН
ГОЛОВА РАСКАЛЫВАЕТСЯ. Каждый крик отдается в висках, каждый лучик фонарика режет глаза. Я сижу у каменной стены гавани, проклинаю сотрясение, и жду, когда смогу стоять без головокружения.
Пока я борюсь с волной тошноты, две версии Шона с размытыми краями проходят мимо меня, двигаясь идеально синхронно. У него под присмотром останется два десятка детей, их родители задействованы в поиске. Джубили пропала, и с ней пропал какой-либо шанс для меня удержать своих людей в поле зрения сегодня вечером.
Тупая trodaire… этого не должно было случиться. Если бы она просто подождала, просто позволила бы мне забрать ее, у меня было бы время придумать… черт возьми, я понятия не имею, что бы я сделал, но по крайней мере у меня оставался бы шанс подумать. Вместо вот этого. Она избавила меня от подозрений моего народа, что я помог ей сбежать, но какой ценой?
К настоящему времени сигнальные огни — наш ответ на радио проблемы Эйвона, будут распространяться по всему болоту, приглашая лодки наших союзников тихо отойти от доков в городе, чтобы прийти к нам на помощь. Чаще всего, когда люди сообщают, что видят танцующие на болоте огоньки, это на самом деле какой-нибудь дальний световой сигнал, пытающийся выйти на связь с нами. Другая половина времени… ну, даже у ученых «ТерраДин» нет ответа.
У нас есть поисковые сети для таких ситуаций, с уровнем организации, которая удивила бы даже солдат. Мы знаем места, куда болота могут направить лодку по течению, и знаем, куда они отправят вас, если вы заблудились. Хотел бы я знать, как давно Джубили взяла или отличный старт или… потерялась.
Вокруг меня фианна делится по парам и забирается в куррахи, первая волна поисковиков уже уехала. Крики, которые вызывают всплески боли в глазах, назойливы, но дисциплинированы — в них присутствует гнев, но отсутствует паника. Я осторожно прижимаю два пальца к голове, обнаруживая там шишку, когда братья О'Лири отчаливают и их лодка исчезает в темноте ночи. Черт бы ее побрал.
— Ну? — Я смотрю вверх и нахожу последнюю волну поисковиков, стоящих надо мной с фонариками в руках. Говорит Коннор Тран. — Кормак, ты что-нибудь помнишь? — Разочарование в его голосе находит отражение на их лицах, и я прижат к стене дюжиной пар глаз. — Ты должен был что-то видеть. Ты должен помнить какую-то часть пути сюда.
Я начинаю трясти головой, а потом понимаю, что это плохая идея, когда комната начинает вращаться.
— Я не знаю, что случилось, — бормочу я. — Знаю, это звучит неубедительно, но правда была бы хуже.
— Он ничего не знает. — Макбрайд проталкивается через толпу, чтобы взглянуть на меня. Его спокойный голос прорезается через другие с небрежной властью, но его взгляд, направленный на меня, не несет ничего, кроме презрения. — Это не его вина. Он молод, никто не мог ожидать, что он защитится от натренированного бойца. Сейчас важно, вернется ли она на базу и, если да, разоблачит ли она наше местоположение.
И вот так, я отстранен от обсуждения.
— Мы пытаемся получить свежие новости от кое-кого на базе, — встревает Тран, когда все глаза устремлены в сторону Макбрайда. — Мы радировали Райли, но его смена на базе наступит только через два дня. Солдаты найдут подозрительным, если он попытается выйти раньше.
— Тогда, кто еще? Забудьте дворников, может быть, кто-то, кто занимается поставками.
— Дэвин Куинн, — произносит Майк Дойл сзади. — У него новая работа на складе базы.
Перед глазами встает обветренное, ухмыляющееся лицо Дэвина. У него дочка чуть младше меня, и он не хочет иметь ничего общего с нашей борьбой. Я отказываюсь втягивать в это больше невинных. Я прижимаюсь к стене, как бы снимая нагрузку с ног, и повышаю голос, прежде чем Макбрайд сможет одобрить предложение Дойла.
— Куинн слишком стар, чтобы достаточно быстро двигаться для нас. Поговорите с Мэттом Дейли. Он продает trodaire свой самогон. Они пустят его на базу, если это предусматривает большее, чем его самогон. Есть шанс, что она была слишком ранена, чтобы следить за тем, где она находится. Она может ничего не знать.
Толпа ропщет в знак согласия. Я начинаю выпрямляться, и появляется рука Трана, чтобы поддержать меня за плечо, когда сотрясение грозит мне нетвердо стоять на ногах.
Когда я поворачиваю голову, взгляд Макбрайда снова опаляет меня, все еще злобно горя. Но идея хорошая, и сейчас не самое подходящее время выступать против нее… против меня.
— Попробуй с ним, — соглашается он, и вот так, они расходятся. Возвращаются к работе.
Проходят часы. Поисковые группы сообщают, что им не повезло, и я не могу избавиться от мыслей о Джубили, сломанных ребрах и обо всех пропавших в постоянно меняющихся водных путях Эйвона. Мои, мне кажется, мысли текут не в том направлении — мне не следует переживать, что мы с пустыми руками из-за того, что она утонула или добралась до базы. Ее слова до сих пор эхом проносятся в моих ушах. Никогда нет только двух сторон ни в чем.
Мы все всю ночь работаем. Мое сотрясение оказывается незначительным, и по мере того, как зрение начинает проясняться, я концентрируюсь на картах, выдавая новые координаты усталым командам. Во время каждого отчета, я боюсь услышать, что они нашли ее, и слышу только, что ее не обнаружили. В перерывах я помогаю загружать куррахи для тех, кто эвакуируется, напуганных тем, что она приведет trodairí к нашей двери.
Если она к данному моменту не добралась до базы, то, вероятно, она мертва. Воды Эйвона коварны, и если у нее кончился газ, или она угробила украденный ею куррах, то болото, скорее всего, уже проглотило ее. И все же, каждый раз, когда я слышу тарахтение двигателя, возвращающегося в гавань, я должен проглотить горький страх, что это она, и что она привела с собой армию.