— Потому что я боюсь, что ты…
Ненавижу перебивать, но и выслушивать очередную глупость, мне совсем не улыбается:
— Рэд, если на твои чувства ко мне не может повлиять дополнительное знание обо мне, то мои чувства к тебе это знание тем более не изменит. Человек я или нет… Для меня это неважно… Для меня главное — любить тебя и быть любимой тобой.
— Бэмби…
В этот момент открывается-закрывается дверь… и перед нашими глазами материализуются мужчина и женщина. Они одновременно говорят: «Всем привет», но взгляд (это же — Мира, кто же еще?) Мирославы уже прикован к лицу подошедшего к ней Сергея. Они просто стоят и смотрят друг на друга без всяких уси-пуси, скучал-скучала, люблю-люблю… В их взглядах столько личного… даже интимного… что мне становится неловко, и я отвожу свои глаза на второго новоприбывшего (Никита, если не ошибаюсь). Он уверенной походкой подходит к Александру, и протягивает тому руку со словами:
— Давно не виделись. Чего морда лица такая кислая? Что, плохой день?
— Плохие столетия…
Никита хорошо (мне нравится именно такой — открытый звонкий смех) смеется, и переводит свой взгляд на меня:
— А вот и наша «Дева в беде»…
И спотыкается на полуслове — у него получилось «бе… де».
Потом обращается непонятно к кому:
— Хьюстон, у нас проблемы! Саша, что за… Почему эта девочка так похожа?… Ма-ам!!!
Я поворачиваю голову в сторону Мирославы, и вижу ее глаза… Она подходит ко мне, и спрашивает:
— Сережа, как?
— Не знаю, любимая.
— Анализ ДНК?
— Да.
Она на секунду теряет равновесие, у нее беспомощно подгибаются колени. Сергей оказывается возле нее первый:
— Мирочка, солнышко, ну что ты… ну что ты…
Никита подходит ко мне ближе, и говорит:
— Ну что ж, Арина, давай знакомиться — Никита.
— Давай отгадаю… Ты — еще один мой жених, да?
Он опять звонко смеется и отвечает:
— Нет, я — твой брат. А что, кто-то уже рискнул назваться твоим женихом? Кто? Назови мне имя этого покойника, сестренка…
Все это Никита говорит шутливыми теплыми интонациями, потом вдруг сгребает меня в охапку, и сильно-сильно прижимает к себе:
— Ну, здравствуй, сестренка.
Потом отодвигается от меня и утвердительно говорит (как он это определил?):
— Ариночка, ты ждешь ребенка. А это, судя по всему, его отец…
И протягивает руку моему мужу. Они скрепляют ладони крепким мужским рукопожатием:
— Рэд.
— Никита. А-а-а.
И вопросительно показывает на моего деверя.
— Мой брат Вилен.
Никита подходит к брату Рэда, и они жмут друг другу руки:
— Так это у нас с тобой через полгода появится на свет племянник?
— У меня — да, а вот про тебя я пока не уверен…
— Не понял…
Никита не успевает закончить фразу, потому что перелетает через комнату и врезается в стену… Подобный трюк совершают и Саша с Сергеем… У меня складывается впечатление, что в комнате только что прогремел мощнейший взрыв, и при этом я его, по какой-то причине, не услышала, но зато увидела его взрывную волну, которая как-то избирательно подействовала только на троих присутствующих здесь людей (или не людей).
Мира падает на колени, закрывает лицо руками и начинает плакать:
— Простите, я не хотела… я не знаю, что со мной, и как это получилось.
Я подбегаю к ней, и начинаю нежно гладить ее по голове:
— Не плачьте, только не надо плакать, пожалуйста…
Мне так хочется утешить эту женщину, что я с трудом сдерживаю свой порыв обнять ее и прижать к себе.
Первым от удара (не знаю чего) пришел в себя Никита — он присаживается рядом со мной, и обнимает свою маму:
— Не плачь, нечего плакать — радоваться надо.
Мира прячет голову у него на груди, и Никита пытается мне объяснить:
— В тот день, когда ты погибла на наших глазах… точнее, когда была инсценирована твоя смерть… тот, кто это сделал… как бы тебе объяснить… он отрезал маме крылья. Ее Сила стала неживой, но при этом не прекратила свое существование, сохранив при этом только одну способность — исцеление и регенерирование.
К нам присоединяется Сергей. Он забирает у Никиты свою жену, и начинает нежно убаюкивать ее:
— Мира, девочка моя любимая, к тебе сегодня вместе с дочерью вернулась Сила. И чего ты так испугалась, моя маленькая?
К утешениям присоединяется Александр:
— Ты просто забыла, какая у тебя мощная Сила, и на что она у тебя способна… Естественно, тебе потребуется какое-то время, чтобы научиться держать ее при себе.
Мира поднимает голову:
— Спасибо.
Сергей помогает ей встать…
У меня кружится голова от миллиона вопросов, роящихся в ней… Я в растерянности, я не знаю, с какого вопроса начать:
— Расскажите мне, пожалуйста…
На земле существуют два Рода и люди. Родичи обладают Силой разного рода. Эта Сила рождается примерно в тридцатитрехлетнем возрасте Носителя в процессе Предназначения. Принадлежность к Роду определяет способность Силы:
— Одни читают эмоции, управляют ими, другие могут вести мысленные диалоги и моделировать будущее. Одна Сила дает возможность исцелять родичей с Силой того же Рода, другая — еще и людей. Наша мама — единственная пока за все Время, Родич — женщина. Ее Сила такая же универсальная и сверхмощная, какой была у наших Прародителей, когда у тех еще были крылья. Как видишь, эволюционируют не только создания Отца Небесного — люди, но и его дети.
— Почему ты сказал про… маму — единственная пока.
— У Силы есть зародыш. Только Природные Родичи (таковыми являются те, кто обладает самыми большими по размеру Силами, либо те, кому удалось достигнуть максимального уровня в управлении Силой) могут, в случае необходимости, включить своей Силе особое зрение для того, чтобы иметь возможность рассмотреть Зародыш Силы, и ее принадлежность к Роду у потенциального Родича. Так вот, Арина, мы видим в тебе этот живойЗародыш… Ты, как Носитель, не достигла тридцатитрёхлетнего возраста, потому что, реши твоя Сила не рождаться, твой Зародыш был бы мертв… И вот тут мы все оказываемся в тупике…
— Почему?
— Потому что ты родилась пятьсот тридцать пять лет назад. Если бы ты прошла Предназначение, то мы бы сейчас разговаривали с тобой, как с Родичем, получившим все основные Знания в процессе рождения Силы, как с Родичем, который уже пятьсот лет обладает Силой, использует ее, и живет с ней уже шестое столетие. Так вот, это для нас как раз было бы понятно. За исключением того момента, что ты, став Родичем, уже не смогла бы жить незамеченной для нас, и мы бы уже давным-давно узнали, что на самом деле ты не погибла…
— Это было бы для вас понятно, потому что Родичи — бессмертны?
— Теоретически.
— Никита, ты рассказал мне сейчас о том, когда я родилась, и думаешь, что я в это поверю?… Да я скорее поверю в Родичей и прочую… неестественность, чем в то, что мне на самом деле столько лет…
Рэд берет меня за руку:
— Бэмби, мы с Виленом тоже родились больше пяти веков назад, и при этом являемся людьми. Подумай хорошенько, и ты наверняка сможешь найти у себя в голове информацию, объясняющую наше с Виленом долголетие…
Да как они могли скрывать от меня ТАКОЕ? Отмахиваюсь от этой причины моего праведного гнева, чтобы не отвлекаться… Корректировка регенерации? Нет, она не даст ТАКдолго жить… Х-м-м, а что если…
— Вас заморозили?
— Да.
— Но, насколько мне известно, возможность выжить в этом Процессе стремится к нулю.
— Значит, нам повезло. И… думаю теперь, что, скорее всего, не только нам с Виленом повезло…
Мирослава подходит и присаживается рядом со мной на диван:
— Ариночка, когда Рэд попросил меня исцелить тебя… Еще в середине этого процесса у меня пропало зрение. Заканчивала я уже почти без сознания…
— Поэтому Вы не узнали меня…
— Да.
— Рэд, рассказывая мне о том, что Вы сделали для меня, предположил, что Вы при этом также стерли мне память. Он прав?
— Да…
— Зачем?
Она вздыхает… ее лицо искажается болью от чувства сострадания:
— Я не хотела, чтобы эта девушка, то есть ты, помнила о том, что с ней сделали. У меня на тот момент уже было недостаточно Силы для того, чтобы произвести частичную зачистку, и поэтому я решила стереть тебе всю память.
— А Вы смогли бы мне ее восстановить?
— Да.
А хочу ли я этого? А нужно ли мне вспомнить все?
— Рэд, можно тебя на минутку? Извините, мы вас оставим ненадолго…
Мы с мужем выходим в соседнюю комнату, и как только за нами закрывается дверь, я оказываюсь в кольце нежных рук Рэда:
— Бэмби, жизнь моя, солнышко мое…
Я уже и не помню, когда ощущала в последний раз, во время такого поцелуя, похожий трепет и, расслабляющую каждую клеточку тела, наполненность. Не помню, когда в последний раз так целовалась — без единого намека на возможное продолжение…
— Рэд…
— Ты хотела меня о чем-то спросить?
— Не совсем… Я хотела тебе сказать — одно твое слово, и я не буду просить Мирославу восстанавливать мою память… одно твое слово, и я попрошу этих… их покинуть наш дом… Пусть они и являются моими биологическими родителями на самом деле, но я не чувствую необходимости в том, чтобы впускать их в нашу жизнь… Они для меня — никто, а ты — все для меня. Ты — моя семья и моя жизнь… И, если тыхочешь, чтобы это таковым оставалось и в дальнейшем, я не буду вспоминать свое прошлое… чтобы не увидеть в нем то, что сможет заставить меня изменить свое мнение…
Мой любимый, не задумываясь, говорит:
— Бэмби, я хочу, чтобы ты восстановила свою память… Не скрою, что очень этого боюсь… Не скрою, что у меня было искушение поддаться своему эгоистичному желанию, и попросить тебя не делать это. Но я слишком сильно тебя люблю, настолько сильно, что не способен быть эгоистом по отношению к тебе…
— Ты будешь рядом, пока Мира будет восстанавливать мою память? Ты будешь держать меня за руку и не отпустишь ее, что бы я ни вспомнила?
— Конечно… Почему ты сомневаешься в этом?
— А, вдруг, я была… нехорошей? А что, если я была способна на аморальные дурные поступки?…
— Бэмби, я тебя люблю… Когда ты, наконец, усвоишь и примешь это, как непреложный факт? Если я когда-то какими-то своими словами или поступками заставил тебя сомневаться в силе своих чувств к тебе, то ты должна сказать мне об этом…
— Никогда… Рэд, ты готов?
— Да. А ты?
— Не думаю, но тянуть, оттягивая момент истины, не собираюсь.
Мой муж еще раз целует меня:
— Я говорил тебе, какая ты у меня храбрая девочка?
— Нет, Рэд, на самом деле, я — ужасная трусиха…
Мой любимый улыбается и открывает перед нами дверь…
Мы с Рэдом и моей мамой (я про себя произношу «мамой» с оттенком сомнения) сидим на диване. Я поворачиваюсь лицом к Мире, и, почувствовав на своих плечах родные руки моего мужа, постепенно успокаиваюсь.
Позади меня за спинкой дивана стоит Никита:
— Мама, я помогу тебе.
— Хорошо, спасибо. Сергей, я пока боюсь читать эмоции Арины, так что, пожалуйста, будь внимателен, и, в случае чего, подай нам знак.
Я задаю вопрос:
— Мира (ну не могу я пока вслух сказать «мама»), а к какому Роду принадлежит Ваша Сила?
— Изначально, она была того же Рода, что и у Саши с Никитой. Но, со временем, с ней начали происходить метаморфозы, и она приобрела способности другого Рода.
— Мама, ты забыла сказать про корректировку будущего…
— Никита, давай вернемся к обсуждению моих особенностей позже, а то у Арины вот-вот пропадет самообладание… Доченька, я могу начинать?
— Д-да, думаю, да… А как это будет происходить?
— Вся твоя память находится в данный момент в так называемой «корзине» в виде отдельных ее фрагментов. Я буду постепенно, по одному, восстанавливать и переносить их на твою подкорку. Нам с тобой будет легче, если ты будешь комментировать то, что будешь видеть при этом.
— Х-м, но тогда на это уйдут годы…
— Нет, моя девочка. Понимаешь, в нашей памяти о нас в прошлом и о событиях, происшедших с нами в прошедшее время, хранятся те воспоминания, которые непосредственно влияют на формирование нашего характера, и те, которые имеют последствия для нас в будущем, которые косвенно или напрямую связаны с нашими дальнейшими решениями и поступками.
Мира аккуратно прикладывает пальцы к моей голове, я интуитивно закрываю глаза и… вижу:
— Я вижу близко-близко Ваше лицо, вы целуете меня, потом моя щечка ложится на что-то мягкое и… мне хочется остаться на этой мягкости, так она мне нравится, и такой приятный запах от нее исходит… Но чьи-то руки поднимают меня… из-за этого я начинаю громко плакать и слышу сквозь свой плач голос… Сергея: «Доченька, Ариночка, не плачь, мамочке надо отдохнуть, Ариночка…»… Мама протягивает ко мне руки, и я сразу успокаиваюсь, оказавшись на понравившейся мне мягкости…
Это трогательное воспоминание увлажнило не только мои глаза. По маминым щекам текут слезы, Сергей (Бэмби, какой Сергей? Он — твой папа) подходит к ней, и начинает ласково успокаивать:
— Любимая, маленькая моя…
— Сереж, со мной все в порядке, не волнуйся.
Мне же надо сейчас что-то сделать или сказать… Но я не могу пошевелиться — я не знаю что будет уместным с моей стороны в данной ситуации. Я снова закрываю глаза:
— Мама ругает Никиту: «Прекрати ее все время носить на руках. Ты хочешь превратить сестру в изнеженную принцессу? Еще раз увижу, что ты не спускаешь ее с рук…» Мама выходит из комнаты, а Никита тут же подхватывает меня, целует и говорит: «Ну и пусть наша мама себе ругается — ей же это по должности положено… Сестричка моя, куколка моя сладкая, ну скажи мне, как можно утруждать всякими там шажками твои такие малюсенькие хорошенькие ножки…»
Саша катает меня на спине, я хохочу и подпрыгиваю, стучу пятками по его бокам. Слышу мамин голос: «Арина, оставь дядю Сашу в покое — ты уже его устала», моя «лошадка» отвечает: «Я же просил тебя не называть меня при Арине «дядя Саша»… Арина, запоминай — Саша, просто Саша, понятно?… Мира, нет не забирай ее — я совершенно не устал с ней возиться, ну еще хотя бы пол часика… ну ты и вредина…»
Папа подкидывает меня снова и снова, и я смеюсь так громко, что прибегает мама… Она стоит в сторонке, смотрит на нас… и… счастливо улыбается… папа видит ее и подходит к ней со мной на руках. Они обнимаются и целуют меня… целуют…. целуют… целуют… и мне так приятно ощущать щекотку от их поцелуев у себя на личике, что я зажмуриваюсь и звонко смеюсь…
Я сейчас зарыдаю в голос… мне не хватает сил, чтобы проглотить подкативший к горлу ком… В моих воспоминаниях столько любви и нежности, что, кажется, мое сердце вот-вот лопнет от счастья…
К рукам Рэда присоединяются руки мамы, папы, Никиты. Кто-то гладит меня по голове, кто-то шепчет мне теплые слова, кто-то обнимает и прижимает меня к себе…
Мама старается совладать с голосом:
— Ариночка, когда была инсценирована твоя гибель, тебе было два годика. Боюсь, что в следующем фрагменте будет воспоминание об этом дне. Мне его пропустить?
— Нет.
Мама вздыхает и опять прикасается к моей голове.
— Я лежу с закрытыми глазами, под моей спинкой что-то гладкое и приятное. Чувствую, как что-то дразнит мой носик, и громко чихаю… Открываю глазки и вижу улыбающееся мамино лицо: «Травка-муравка делает щекотно носику моей девочки. Куколка моя… Красавица моя любимая»… мама целует меня и нежно приговаривает: «Мои щечки, мои ручки, мой животик, мои ножки… сладкая моя… так бы…»… мама встает: «Сева, сыночек, иди к нам, Сева… куда ты бежишь?»… мама с грустью смотрит на меня: «Ничего, Ариночка, дадим ему время привыкнуть… он обязательно поймет, что моей любви хватит на вас всех»…
Я сижу между мамой и папой. Они поочередно уговаривают меня сказать «Ма-ма… Па-па…» «Ариночка, красавица наша, ну мы же знаем, что ты можешь, ну не будь упрямой девочкой и скажи ма-ма… па-па», — я улыбаюсь и качаю головой. «Но ты можешь это сказать?», — я киваю. Мама говорит папе: «Арине уже два года, а Сева начал говорить еще в шесть месяцев», «Не волнуйся, любимая, наша красавица обязательно скоро заговорит, и так заговорит, что ты устанешь от ее болтовни».