— Ладно, брось прикидываться. А то я не догадываюсь, почему, несмотря на весь этот кошмар, ты вся сияешь.
— Не поэтому. То есть не совсем поэтому.
— Тогда почему?
— В больнице подтвердили, но я и так знала… я беременна.
— Упс! — Сьюзан, улыбаясь, подняла брови. Но затем, вспомнив кое-что, добавила: — Надеюсь, ты ему сказала?
— Вообще-то, нет, — нехотя призналась я.
— Салли!!! Ты должна ему сказать.
— Я скажу. Но не сейчас.
— Начинается…
— Я скажу, честно. Но, во-первых, это не телефонный разговор, во-вторых, отцом может быть и Дэниэл, а в-третьих, еще слишком маленький срок…
— Сколько?
— Четыре недели.
— Ты все равно должна ему сказать. Поезжай в Сидней и скажи.
Я внимательно посмотрела ей в лоб.
— Ладно, я поняла, ты не можешь никуда ехать. Тогда пусть он приедет.
— Он тоже не может.
— Господи, вы оба меня достали, — Сьюзан закатила глаза к небу.
— Кто кого достал, еще вопрос, — выразила сомнение я.
— И вообще, причем тут этот урод? Дэниэл или как его там?
— Сью, ударилась головой я, а у тебя почему-то амнезия.
— У меня с головой, как раз, все в порядке. Сколько ты кувыркалась в постели с этим Дэниэлом?
— Две месяца. Почти.
— Вот именно, дорогая. Два месяца. И что? А теперь скажи мне, как быстро ты залетела в прошлый раз, после того как перестала принимать таблетки?
— Почти сразу.
— И ты мне еще что-то рассказываешь про Дэниэла? Больше чем уверена, у этого козла и в мыслях не было никаких детей. Так, потрахался на халяву.
— Сью, для меня не столь важно, чей ребенок, важнее, чтобы все прошло нормально.
— Ладно, я сделаю вид, что тебе поверила, но только потому, что ты ударилась головой.
Следующие две недели я провела между фермой, больницей и родительским коттеджем. Мне пришлось переехать к родителям, потому что отца выписали раньше, чем маму. Вел он себя теперь тихо как мышь, то ли от раскаяния, то ли от большого количества таблеток, которые ему выписали. Я была склонна больше верить второму варианту. В больнице мне предложили отправить его в социальный приют. Я отказалась, но в интернете посмотрела расценки более приличных социальных центров. Мне они были сейчас не по карману, однако проблему придется как-то решать, это очевидно. Больше я не оставлю маму с ним один на один. Ей было уже лучше, но я настояла, чтобы обследование было полным. Я приезжала к ней каждый день, утром и вечером. Днем работала на ферме. Отца приходилось либо возить с собой, либо оставлять дома. Чаще я брала его с собой, так и мне и ему было спокойнее. С мамой он объяснялся наедине, я вышла из палаты. Разумеется, она его простила. Со мной он практически не разговаривал, как и я с ним, ограничиваясь простым «иди кушать», «пора пить таблетки», «едем» и т. д. в том же духе.
И лишь однажды вечером, когда мы ужинали вдвоем, я вдруг увидела, что он плачет.
— Салли, дочка, не сдавай меня в приют, я там умру.
Несколько дней потом у меня было муторно на душе.
На ферму мы, наконец, наняли двух человек. Точнее, наняла Френни, а я лишь одобрила. Семейная пара родом из Мангалора — Санджай стал нашим водителем, Мадхури здорово облегчила работу на плантациях, а их трехлетний сынишка Арджун просто поднял всем настроение. Документы на сей раз тщательно проверили и оформили в полном объеме, в чем я не преминула отчитаться Питеру.
Из-за начала процесса, мы теперь перезванивались очень редко. Он не имел права в разговоре разглашать какие-либо подробности разбирательства, но голос у него был сосредоточенный, уверенный, и я верила, что он сумеет отделаться минимальными последствиями. По телевизору и в интернете я отслеживала все новости об этом процессе, какие могла найти, и пару раз видела, как Питер дает интервью журналистам, безупречно одетый, вызывающе красивый и вежливо-спокойный на грани наглости. Насколько я могла понять, он отрицал какое-либо свое участие в изготовлении фальшивок, в то время, как его бывшие клиенты, пытаясь спихнуть часть вины на него, утверждали обратное. Это было его слово против их слова. Весь вопрос заключался в том, кому поверят.
Я старалась не думать о худшем. О том, что будет, если Питер проиграет процесс, или о том, что впервые была так близка к тому, чтобы потерять маму. Источником оптимизма для меня была маленькая жизнь у меня внутри. Все будет хорошо, твердила я себе. Все будет хорошо.
В день, когда маму выписали, я устроила небольшой праздник. Когда гости ушли, мама подозвала меня к себе.
— Салли, я все вижу. Не держи на него зла. Прости. Ты должна понимать, что, точно так же, как не функционирует половина тела, отключена и половина мозга.
— Что-то я не могу найти большой разницы в его поведении до того как половина мозга отключилась и после.
— Салли, перестань. Знаешь, что я подумала? Давай, съездим в Сидней на выходные, устроим семейный праздник. Отец обрадуется, да и нам с тобой тоже сейчас нужны положительные эмоции.
— Хорошо, — кивнула я, сдаваясь.
Эта поездка превратилась в идею-фикс. Отец собрал свои вещи и всю неделю, как маленький ребенок, спрашивал, какой сегодня день и когда мы едем. Мама созвонилась со своими сиднейскими подругами и уже предвкушала встречу. Одна я никому не звонила и не суетилась, но это не значило, что у меня нет своих планов.
Мы выехали в пятницу вечером, и на дорогу ушло около восьми часов — почти вдвое больше, чем когда мы в последний раз ездили с Питером. Но, во-первых, отца от скорости укачивает, а, во-вторых, мой старичок-форд не сравнить с бролиновским порше по многим параметрам, включая скорость. Тем не менее, мы добрались до Сиднея в субботу рано утром, без происшествий, и сразу сняли трехместный номер в отеле.
Пара часов уходит на то, чтобы произвести над отцом необходимые процедуры, привести себя в порядок, позавтракать и проследить, чтобы родители приняли свои таблетки, после чего мы снова садимся в форд и двигаемся в направлении старого района, где раньше жили.
— Господи, как я скучала по Сиднею! — мечтательно произносит мама, выглядывая в окно. В эту минуту я действительно чувствую себя эгоисткой.
Но очень скоро меня тоже захватывает ощущение праздника: солнечный, яркий день, подзабытые лица соседей, знакомые улочки и вывески. Ближе к вечеру, убедившись, что оставляю родителей под надежной опекой маминой подруги Роуз и ее стодвадцатикилограммового мужа, я возвращаюсь в отель.
Естественно, я собираюсь увидеться с Питером. Мне хочется устроить ему сюрприз, поэтому я надеваю черное платье-сарафан с кружевами, которое он мне купил, босоножки на шпильке, делаю макияж, и по дороге даже заезжаю в салон красоты, чтобы сделать укладку. Я оглядываю себя в зеркале салона, и мне очень нравится то, что я вижу. Конечно, в своем нынешнем состоянии я не могу и не буду рисковать, занимаясь сексом, поэтому с моей стороны жестоко так дразнить Питера, но, с другой стороны, мне нужно чувствовать себя уверенной и привлекательной, если я собираюсь говорить с ним о беременности. Кстати, а я собираюсь, спрашиваю я сама себя. Да. Нет. Не знаю. Будет видно по ситуации, в конце концов, решаю я, двигаясь по Сиднею в другой конец города. Мы можем просто погулять или сходить в ресторан — не важно, я по нему соскучилась, и, главное, что вечер мы проведем вместе.
Я нервно звоню в дверь, запоздало понимая, что оборотная сторона сюрприза заключается в том, что ничего не подозревающего хозяина может не оказаться дома. Дверь открывается, но я вижу перед собой не Питера, а потрясающую, роскошную блондинку в вечернем серебристом платье.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — недоуменно осведомляется она, изящным движением пальцев откидывая с лица белокурую волну волос. У нее точеное, кукольное личико с неуловимым переливчатым макияжем в тон платью, и я начинаю себя ощущать если не полной дурой, то огородным пугалом точно.
— Питер дома? — спрашиваю я на автопилоте.
— Он в ванной, — отвечает она, окидывая меня с головы до ног внимательным, чисто женским взглядом.
Пожалуй, больше спрашивать не о чем, но несколько мгновений я еще стою на пороге, пытаясь осознать очевидное. Потом поворачиваюсь и осторожно спускаюсь вниз на четыре ступеньки, отделяющие дорожку от крыльца.
— Ему что-нибудь передать? — вежливым голосом интересуется блондинка.
— Нет, ничего, — отвечаю я, отступая к своему форду.
Уже за поворотом я осознаю, что, кажется, забыла, как дышать, а еще через пару метров понимаю, что не в состоянии вести машину. Вместо дорожных знаков перед моими глазами мелькают лица всех тех уродов, что ломали мою жизнь, унижали меня, причиняли мне боль — Артур, Колин, Майкл, Стивен, Эдди, Дэниэл, Питер… Питер. Я с трудом припарковываюсь у тротуара, и несколько минут сижу, стиснув руль, закрыв глаза и шумно вдыхая воздух.
Мне становится чуть легче, и я откидываюсь на спинку сиденья. Я кладу руку на живот и, ласково поглаживая, говорю:
— Все хорошо, мой маленький, все хорошо. Просто твой папа — очень большая сволочь, и, похоже, он все-таки разбил маме сердце.
Итак, я — Салли Пипс, тридцати четырех лет, которой через тридцать недель предстоит стать матерью-одиночкой, и которая с радостью и нетерпением ожидает этого счастливого момента.
Что касается человека по имени Питер Бролин, то его номер я сначала внесла в черный список, а потом удалила из телефона. Жаль, что также легко я не могу удалить его из своей памяти! Ведь, что бы я ни делала, он маячит в моем мозгу как тень отца Гамлета.
Я стала лучше понимать Керолайн Бролин и ее нескрываемое удовлетворение от перспективы увидеть Питера с простреленной головой. Если у меня это желание возникло после того, как я увидела серебристую киску, то каково ей, повидавшей весь зоопарк!
Мне не было бы так больно, если бы я была к этому готова, как раньше. Но, после возвращения из Сиднея с Питером, после месяца, проведенного на ферме, я вообразила, что наши отношения — нечто большее, нежели просто секс. Я ошиблась. Меня использовали как шофера, как женщину, как жилетку, как кухарку, массажистку, психоаналитика и даже как гостиницу. И продолжали бы использовать еще какое-то время, не окажись я не в том месте и не в то время две недели назад.
Иногда я ловила себя на том, что почти сожалею о случившемся. Мелкие и бессмысленные глупости, вроде удаления его номера из телефона, ничего не изменят — мне все равно придется каждый месяц переводить деньги на его счет, оплачивая кредит, наверняка придется встречаться с ним, я по-прежнему люблю его, а он меня — по-прежнему нет, так что изменилось? Почему бы не оставить все как было, принимая его нечастые визиты как случайные подарки судьбы? Я сама виновата в том, что все усложняю.
Но, постепенно, до меня дошло, что если я это сделаю, если я так поступлю, я стану копией моей матери, без каких-либо надежд на излечение. Я не хочу прощать, как она, терпеть, как она, я не буду так зависеть от мужчины, как она. Нет, нет, и еще раз нет! Больше ни один мужик не испортит мне жизнь. Нам жизнь. Скоро, очень скоро, на свет появится человек, который будет меня любить по-настоящему, и которому я отдам всю свою любовь.
А Питер Бролин пусть остается где-то там, позади, со своими кисками. Я тоже его использовала, и, по большому счету, получила больше, чем отдала. Теперь моя задача — сохранить, сберечь, выносить.
В эти дни я много времени проводила с малышом Арджуном, и Мадхури проявляла понимание и чуткость, позволяя мне это. Вслух никто ничего не говорил, но все старались как-нибудь меня поддержать. Даже Сьюзан, обычно защищавшая Питера, в этот раз безоговорочно приняла мою сторону. Заехал Ник, привез одежду для беременных своей жены и младенческие вещи годовалого сынишки.
— Все тебе. Принимай эстафету! Завтра еще завезу коляску, — улыбнулся он, точными бросками перебрасывая пакеты в мои руки.
Я могла выйти за него, подумала я, провожая взглядом синий пикап. Но боги пожалели его и послали на мою голову Питера, чтобы я не смогла испортить жизнь Нику.
Возможно, далеко не все мужики — уроды, возможно, это со мной что-то не так, это я патологически притягиваю отбросы противоположного пола.
Если у меня будет сын, я, пожалуй, назову его Ником, в честь самого порядочного парня из всех, что я встречала.
Никому не дано избегать действительности так долго, как хотелось бы. Уже на следующее утро на плантации меня догоняет запыхавшаяся Мадхури.
— Френни послала предупредить. Приехал этот… твой.
Черт! Несколько дней назад я перевела ему очередной платеж по кредиту, так что с Френ ему долго болтать не о чем. Значит, отправится общаться со мной. Я окидываю себя взглядом: грязные резиновые сапоги, джинсы, майка и бесформенная рубашка унисекс. Срок еще небольшой, и живот под этой рубашкой выделяется не больше обычного. Волосы заколоты наспех сломанной апельсиновой веткой. То, что нужно, большего он и не заслуживает.
Я еле успеваю принять занятый и невозмутимый вид, как Питер появляется из-за деревьев.
— Привет.
— Привет.
Он молчит, явно ожидая более эмоционального продолжения.
Все мое внимание поглощено мини-опрыскивателем, который я держу в руках. Питер, конечно, не похож на жука, но, может, стоит попробовать?
— А поцеловать?
— Мы, кажется, договорились, что проценты по кредиту ты получаешь деньгами, — я уворачиваюсь от его губ и набираю в опрыскиватель раствор для полива.
— У тебя что-то с телефоном? Я больше недели не могу дозвониться.
— Да, — опрыскиватель с шумом выбрасывает струю на апельсиновые ветки.
— Что «да»?
— Да, у меня что-то с телефоном, — говорю я, не отрываясь от работы.
— Пипс, в чем дело? Какая муха тебя укусила?
— Не знаю, она не представилась, а я не спросила, — я пожимаю плечами. — На вид лет двадцать пять, рост метр восемьдесят или около того, блондинка, ноги от ушей, третий размер бюста.
— Откуда такие сведения?
— С очень близкого расстояния. Видела твою муху своими глазами. Правда, подумала, что она — киска, — я мило улыбаюсь и снова принимаюсь за опрыскивание.
— Ты видела ее со мной?
— Нет.
— Тогда в чем дело? — в его голосе слышится облегчение. Это было бы смешно, не будь так больно.
— Я видела ее в твоем доме. Ты принимал ванну, так что я не стала тебя беспокоить — вдруг там с тобой был морской котик.
— И вместо того, чтобы удовлетворить свое любопытство, ты сбегаешь и неделями не отвечаешь на звонки, — насмешливо произносит он тоном оскорбленной невинности.
— Хорошо, можно я сейчас удовлетворю свое любопытство, раз уж ты здесь?
— Пожалуйста.
— Ты с ней спал?
— Да.
Вот так. Интересно, а какой ответ я надеялась услышать?
— Уходи.
— Я мог бы соврать, но сказал тебе правду.
— Ты молодец. Спасибо. А теперь уходи.
— Пипс, выслушай до конца…
— Я не хочу ничего слушать. Избавь меня от продолжения, Питер. Я тебе ни жена и ни любовница, так что мне не обязательно знать всю правду.
— Черт возьми, у тебя тоже был этот Дэниэл или Нил, как его там, но я же не делаю из этого трагедии.
— У меня с ним были отношения, когда мы расстались!
— А когда я, по-твоему, с ней спал?!
— Две недели назад!!! Вчера! Когда угодно!
Мне стоит большого труда взять себя в руки.
— Извини, Питер, тебе не нужно оправдываться. Ты не виноват в том, что я отношусь к тебе намного серьезнее, чем ты ко мне. Дело во мне. Просто я больше так не могу.
— Не можешь как? — в его голосе слышится шипение парового котла, готового к взрыву.
Но мне уже все равно. Мою крышу сносит.
— Так. Как сейчас. Как было всегда. Так, что я люблю тебя, а ты мной пользуешься, когда захочется!
— Я тобой пользуюсь?! Кто ты такая, чтобы я тобой пользовался? Чего ради я должен тратить пять часов на дорогу сюда и пять часов на дорогу обратно? Чтобы тобой попользоваться? Да если уж на то пошло, я могу найти, кем попользоваться и в Сиднее, и уверяю тебя, это будут девушки покруче, помоложе и покрасивее.