— Не совсем, — уклончиво произнес Калеб.
— Но надеюсь, ты поговоришь с отцом, что ему не стоит давать ей ложные надежды?!
— Возможно это не ложные надежды.
Я уже ничего не понимала, раньше Калеб был не очень рад от таких перспектив, что же изменилось.
— Что происходит? — требовательно спросила я.
Из машины Грема донеслось гудение клаксона.
— Давай скорее! — Грем выглянул из окна машины, и лицо у него было не то чтобы злое, но сердитое, возможно потому, что отъезжая Прат забрызгал синий джип Калеба грязью, и ему, наверное, очень хотелось отомстить. Ужас! По сотне лет, а они ведут себя как дети!!!
Калеб оторвал меня от наблюдения за ними, и поцеловал. Голос и дыхание Калеба скользнули по мне прохладным шелком. Следом проследовали губы, и их гладкая поверхность погрузилась в мои волосы.
Когда он делал так, я уже не могла думать о дяде, Еве, Греме и остальных, передо мной открывался словной другой мир, где не было никого. И как я могла забыть, что так ждала этого мига! Как всегда дыхание на миг перехватило, и я отдалась в его руки, но Калебу удалось хорошенько меня отрезвить, прошептав на прощание:
— Прат знает, где Патриция. И от нее для нас послание!
Глава 8. Возрождение
Больна любовью
Ласкова как лиса,
Спокойна в толпе,
Всегда в центре внимания, она решительно,
Решительно намеревается быть твоей.
Я лишь деталь, незначительная деталь —
Вот как это выглядит.
Рождая сомнение
В твоём разуме,
Она играет, чтобы остаться с тобой, как и я.
Я сражаюсь за меня и тебя.
Вот так всегда! Обрушил на мою голову такую новость и умчался!
Родители обняли меня с двух сторон, так как это бывало когда-то, и мы втроем вошли в дом. Постояв пару минут в холле, мы ощутили, какой он стал пустой, когда все разошлись.
— Так вы знаете?
— О Патриции? — переспросила Самюель. Ее лицо не было печальным или радостным, она просто выглядела красивой и умиротворенной. Белое лицо светилось в полумраке холла, и его обрамляли волны серебристых волос, ухоженных и уложенных в стиле 50-хх. Одета она была в шифоновую темно-синюю кофту с бантом у горловины, и серые брюки, в сочетании с высокими каблуками это смотрелось не просто шикарно, а потрясающе. Терцо, одетый в те же спортивные штаны, что и с утра, выглядел около нее смешным, и все же очень красивым. Эх, как хорошо вернуться домой!
— Значит Прат вам сказал, — это было утверждение, а не вопрос. Так вот что увидел Калеб в воспоминаниях Прата! И Калеб не стал мне этого говорить, так как хотел поговорить об этом наедине с отцом.
Что ж, я знала, что рано или поздно Патриция объявиться. В мире, где не так уж много Человечных вампиров, и немногим больше Бесстрастных, отыскать кого-то довольно таки просто, если, конечно же, вампир не имеет такого таланта как мой отец. Видимо Патриция обладала неким подобным даром, раз ей удавалось так долго скрываться от Грема.
— Сказал, — подтвердил Терцо. Он выглядел расстроенным, но так было постоянно, когда возвращался Прат, так как чувствовал ответственность за поведение брата, все-таки это он его обратил.
Следующие недели проходили как в страшном сне. Сначала мне предстоял сложный разговор с родителями насчет поездки в Чикаго. Я рассказала им о Джейсонде, и том, что он поведал об истории нашей семьи, и о происхождении моего таланта. Только я упустила множество подробностей, например, о том, как назвала его отцом. И немного о членах моей странной семейки, и Аланис. Так же о завещании, но в общих чертах они уже знали, сколько я получила в наследство, так как мистер Хедли уже связался с нашим адвокатом. Весь разговор занял не так уж много времени, и все же потребовал от меня множества усилий. На каждом пункте рассказа я задумывалась, что стоит говорить, а что нет. Впрочем, они остались довольными, так как я уделила много внимания тому, как Калеб меня развлекал. Все то же самое я еще раз повторила но уже Ричарду. Он позвонил на следующий же день после нашего приезда, так как знал, что к нам заявился Прат, его отец, и был готов первым же рейсом вылететь в Англию. Мне стоило невероятных усилий отговорить его. Пока что я надеялась, что мы с родителями общими усилиями сможем удержать Прата в узде.
— Ты же знаешь, каким он становится, когда что-то идет не так, как он планировал, — настаивал Ричард.
— Конечно знаю, я тоже с ним выросла, — хмыкнула я. Трудно было объяснить все брату. Особенно если учесть насколько плохо он знал Грема, и вообще не знал Евы.
— Если все-таки вам не удастся его приструнить, обязательно позвони мне!
Ричард волновался. Он хорошо знал своего отца, чтобы понимать каких дел тот может натворить. И все же я-то знала Прата лучше, чем все они вместе взятые, и тоже умела тянуть за нужные ниточки, чтобы добиться желаемого.
Но Прат целыми днями пропадал в Лутоне, и только на третий день я узнала от Калеба, что тот так проводит время с Евой, и она уже начала поддаваться на его потуги.
Калеб был очень зол, особенно после разговора, который они провели втроем: он, Грем и Прат. О подробностях Калеб мне так и не сообщил, и честно говоря, на это не было времени — я догоняла то, что пропустила в школе, и к тому же добавились волейбол и церковный хор, и так я неожиданно затянула сама себя в ловушку полного отсутствия времени. Виделись мы лишь вечерами, и то я была до того усталой, что к вечеру просто засыпала в его объятьях когда все мы смотрели телевизор в гостиной. Все это не способствовало разговорам. К пятнице у меня более или менее появилось время.
Калеб забрал меня со стоянки около школы, и мы подались куда-то за пределы города. Погода выдалась чудесная: сухой осенний день, без солнца и без дождя, идеально чтобы прогуляться.
Выехав на уже знакомый холм, я радостно выбежала из машины, и моим глазам открылся вид города, такого ленивого, и уютного, как развалившийся кот.
Калеб постелил покрывало на капот машины, еще горячий от мотора, и мы устроились там вдвоем. От Калеба веяло холодом, а от машины теплом, и потому я не мерзла в своей тонкой осеней курточке.
— Наконец-то мы можем побыть наедине, — сказал мне Калеб, когда стих звук какой-то проезжающей машины. Вокруг царило умиротворение, и город перед нами выглядел как экран в кинотеатре, только вот картинка не менялась, кроме того что темнела.
Наедине! Да я мечтала об этом с того дня, как мы вернулись из Чикаго.
— Расскажешь, о чем вы говорили тогда с Пратом и Гремом? Что он сообщил о Патриции?
Я надеялась, что Калеб заведет этот разговор сам, но он отмалчивался, и вот я устала ждать. Любопытство всегда было моим пороком.
Глаза Калеба стали туманными. Он долго хранил молчание, прежде чем заговорить.
— Помнишь, я тебе сказал, что может у Евы Грем вызывает не ложные надежды?
Это было в тот вечер, когда мы вернулись из Чикаго, и в нашем доме собралась толпа людей и вампиров, как не помнить тот вечер. Прат меня бесил, родители тоже злились, Ева оказалась под обстрелом сразу же двоих, а Сеттервин неожиданно проявила дружелюбие. Любому такой вечер бы запомнился.
— Еще бы!
Калеб усмехнулся одними губами, и от этой улыбочки меня бросило в дрожь. Такие улыбки были свойственны Калебу в прошлом году, когда мы еще не встречались. Так улыбалась та часть Калеба, о которой я очень мало знала. Та часть Калеба, вела себя по-звериному беспощадно.
— Так вот, оказывается, Прат еще за несколько дней до нашего отъезда в Чикаго связался с ним. Они встречались в Лондоне, и Прат подробно передал ему то, что сообщила Патриция. Потому-то так изменилось отношение Грема во время нашего отсутствия, он знал, что может перестать искать ее и что им уже не быть вместе.
Я была ошеломлена этой вестью. Грем все знал, но так ничего не сообщил Калебу! Как то слишком бездушно и вовсе не похоже на Грема.
— Не думай, что он сделал так специально, — Калеб не защищал отца, а просто констатировал факт, но голос его при этом был ледяной — думаю он просто не хотел, портить мне настроение перед отъездом. Хотя это было глупо, я в отличие от него давно смирился. Но как оказалось, пусть он не хотел себе в этом признаваться, но ее поиски стали уже просто привычкой. Он примирился с ее уходом, так же как и я. Думаю, 50 лет могут убедить самого отъявленного глупца. Даже не понимаю, как он мог продержаться так долго!
Я переваривала новую информацию, и множество перспектив и проблем вставало перед моим мысленным взором. Это означало, что теперь Грем все же сможет решиться на другие отношения, но готов ли он будет втянуть в свою жизнь и существование Еву? И не создаст ли это некоторый резонанс, когда Ева начала столько времени проводить с Пратом? Прат ведь не сдастся, пока не завоюет ее, а когда так случиться, он уедет прочь, а Грем останется, и ее будет разрывать на части любовь к тому и другому. К тому же существует и другой вариант развития событий: Ева выберет Грема, Прат не готов сдаваться и будет лезть между ними и пакостить! И даже третий вариант: Ева выберет Грема, он же отстраниться, потому как не будет готов к отношениям, и она назло ему выберет Прата, который ее потом бросит, так как ему просто станет скучно.
Куда не глянь, Ева будет несчастной! Я не могла себе представить развитие событий, за которыми Ева остается живой и счастливой. И значит я тоже, так как меня все эти движения не оставят невинным наблюдателем. Я себя знала — обязательно влезу во что-то подобное. Короче говоря, всем будет плохо.
— И где же Патриция? И что она передала Грему и тебе?
— Для меня она передала письмо, именно это я тогда увидел в его воспоминаниях, — Калеб сказал это слишком равнодушно, и я догадалась, что письмо лежит не распакованное где-то в его письменном столе, или заваленное кипой эскизов и кисточек. — Грему передала, что не хочет его видеть, все, что было в прошлом, и теперь они чужие люди. Пусть начнет жизнь заново, так же как это сделала она. И еще сказала, что теперь у нее новая семья, и она не бросит ее ради призрачной мечты Грема вернуть к жизни их прошлое.
— Что значит новая семья? Вампиры ведь не могу иметь детей? — я даже тряхнула головой думая, что же я упустила из виду. Я развернулась в его руках, чтобы посмотреть на лицо Калеба. Он улыбался, смотря на меня, и сердце начинало биться все быстрее. Если у меня были иллюзии, что когда-нибудь мое тело станет спокойнее реагировать на его красоту — то я ошибалась. Калеб, его тело, харизма и магнетизм, как и раньше, делали меня податливым воском, который с радостью перетекал в его руки.
— Не могут! Зато они могут создавать себе семью, к тому же создание вампиров очень приветствуется семьей Бесстрастных — нас, ведь не так и много. Бесстрастные так же знают о тебе и твоих детях, но не препятствуют этому, так как надеяться заполучить вас в ряды вампиров. Пусть даже вы будете частью семьи Человечных, им все равно это на руку, семья в семье всегда лучше, чем искать людей по улицам.
И еще одна новость заставила меня на некоторое время замолчать. Зачем же тогда отец так тщательно заметал следы о моем существовании? Может мне тогда грозила какая-то другая опасность, кроме как от семьи Бесстрастных? Я уже ничего не понимала.
— Все дело в том, что вампирам не нравиться когда люди знают о них, станут ли они вампиром в будущем или нет, это просто делает их уязвимыми. — Калеб понял, о чем я задумалась. Тебя, скорее всего, защищали от бродяг, которым нравиться опасность и не нравиться люди, люди Особенные, как и ты. А представь, если бы кто-то узнал о твоем таланте, боюсь Бесстрастные не откладывали бы в долгий ящик твое обращение.
— Но почему? — я не притворно удивилась и аж подпрыгнула от возбуждения и непонятного страха.
— Да потому что их очень интересуют такие случаи. Они хотят больше знать о том, как легче выбирать подходящих людей. И представь, что им это дает — они смогли бы создавать идеальных вампиров, уже талантливых от начала!
— Знаешь, это напоминает мне фашистов, они проводили подобные опыты на людях, скрещивая красивых с умными, делая из них идеальных людей.
Калеб рассмеялся, как раз так, как мне было нужно, чтобы расслабиться. Если уж он относился к этому с улыбкой, значит, мне не стоило переживать. Из меня не будут делать подопытного кролика.
Я тут же потянулась к нему за порцией внимания и ласки, и даже не заметила, когда мое дыхание пресеклось, а руки Калеба стали крепче обнимать меня. В одно мгновение он резко потянул меня на себя, и я оказалась на нем. Губы сами целовали его с безумием, и я почти не отдавала себе отчет что делаю, как и он. Мои руки стянули с него верхнюю одежду, и не понимаю каким чудом я оставалась еще в ней.
Слезы стояли у меня в глазах, когда я проводила по его волосам, затылку, щеке. Он весь дрожал или это дрожала я сама, не возможно было понять. Мы были с ним так органично переплетены вместе, что мне даже не нужно было заглядывать в его сознание, чтобы увидеть, что он чувствует.
От переизбытка чувств и страсти сердце мое бешено колотилось, и Калеб словно подавался его ритму, целовал, и гладил меня с той же скоростью, с каким оно двигало кровоток. Мы словно горели без огня. Но этот же огонь отрезвил Калеба. Его глаза почернели, но я не обращала на это внимание, хотя мысль об опасности посылала мне тревожные сигналы. А вот Калеб сразу же почувствовал момент, когда стоит остановиться. Хотя бы он не убежал и не исчез, как делал раньше, а просто отстранился, немного грубо и болезненно, зато остался рядом.
Мы молчали, и в ушах отдавался стук моего сердца. Калеб перемесился так, чтобы слушать, как оно бьется, и мы замерли в этой позе надолго.
Мои руки продолжали гладить его голую спину, а глаза оставались закрытыми. Неожиданно все вокруг нас навалилось на меня оглушительной волной запахов и звуков, и касаний.
Я услышала ветер, еще задолго как он зашевелился в моих волосах и прошелся по телу Калеба, где мне удалось уловить его легкое дуновенье, и холодное дыхание. Осень несла за собой не только его, но и листья, срывая их с деревьев, она принесла запах листьев хранящих тепло, солнечный свет, и летние дожди, оставившие на них свою влагу. А также отголоски воды, испаряющейся из пожелтевшей травы, и земли, которая по утрам уже промерзала, словно и не было лета буквально еще вчера.
Все вокруг меня говорило об осени, но в объятьях Калеба, существовал лишь один запах, и не было ни каких сезонов и времен года. Мы существовали совершенно отдельно, от всего на свете. Нас не интересовал дождь или ветер, мы создавали свой мир. Мир тишины и спокойствия, в который не могли попасть ни мои родственники ни его. Только двое, и я хотела, чтобы так длилось вечность.
— Когда мы сможем быть настолько близко? — я наконец перервала тишину нашей полудремы. Мое сердце снова вернуло себе свой привычный ритм, но я-то знала, что это пока я не взгляну на Калеба. А стоит его серебристым глазам посмотреть на меня, и сердце опять сорвется бежать галопом.
— Насколько близко? — Калеб для удобности перевернул меня на спину и завис надо мной, и все это настолько быстро, что я даже не успела моргнуть. Меня иногда еще тревожили эти его перебегания временем, и все же я свыкалась. Когда-нибудь я и сама буду двигаться так же.
— Не увиливай от вопроса, ты знаешь, о чем я говорю, — я с прищуром посмотрела на него заставляя смотреть мне в глаза. Не стоило этого делать. Как я и думала, сердце тут же откликнулось на этот взгляд.
Калеб нахмурился, но не злился, а значит, тоже думал уже об этом, и я не понимала к чему оттягивать? Мы вместе уже так долго, и пусть я по его словам еще ребенок, но все-таки родила уже двоих детей. Не скажу, что думая о телесной близости я не вспоминаю ночь изнасилования, но все, что случилось в ту ночь, вспоминается так, будто бы случилось не со мной. Я просто дистанционировалась от того момента в моей жизни, и смогла обо всем забыть. Теперь Соня и Рики вовсе не напоминали мне Логана, и даже мысли о мести ему, почти ушли из моей памяти.