К тому же за ней закрепили целые две палаты, которые она курировала. Проблемой было то, что дерматология состояла на 90 процентов из синдромов. Причем от синдрома приходилось идти к диагнозу. А вот тут курьезом оказывалось то, что диагноз мог быть совсем не дерматологическим. А симптомы были проявлением соматики или онкологии, или наследственной патологии.
Молодому врачу Верочке было и жутко интересно, и жутко сложно, и вообще просто жутко. Потому, что ровно через месяц работы, она поняла, что первичные элементы не различает на глаз между собой, а что там говорить о вторичных.
А больных все так же давали самых сложных и запутанных.
Она пошла к профессору, к заведующему кафедрой, который курировал ее занятия в кружке.
— Юрий Иннокентьевич, я не могу. Я ничего не понимаю. Я папулу от пустулы отличить не могу, понимаете? Неужели я настолько тупа?
— Нет.
— Что нет? Что делать то?
— Что думаешь?
— Бросить все.
— И что дальше? Верочка, сдаваться – дело не Ваше. Не в Вашем характере все бросить и не победить.
— Но я не различаю, понимаете?!
— Я тоже не различал, и паниковал, так же, как и Вы. Время надо, и смотреть, как можно больше смотреть. Вот если бы Вы сказали, что все видите, и все понимаете, я бы удивился. Вы работаете с Зоей Павловной, и диагностика для Вас сейчас самое главное.
— Сколько времени? Ну хоть чтобы полной дурой себе не казаться?
— Пол года, год. Прозреете. Потом будете видеть все там, где и не надо видеть. В гостях, в автобусе, на улице. Это тоже проблема. Видеть не человека, а папулы с пустулами. Справитесь, Верочка. Вы, так точно справитесь.
Миша тоже ее подбадривал, как мог. Он оказался очень хорошим другом. Да, да именно другом. Вера не позволяла себе даже мысли о каких-либо других отношениях. Да и он слишком любил дочь. Симпатизировал Вере, однозначно симпатизировал, оказывал ей знаки внимания, иногда провожал домой, но ничего больше. Просто друзья.
Ее такой расклад вполне устраивал. К тому же они познакомились и даже подружились с его женой. Не так, что бы близкими подружками, которые делятся всем самым сокровенным, а приятельницами.
Еще одна перемена произошла в жизни Веры. Она решила жить отдельно. Переехала в свою квартиру под неудовольствие мамы и бабушки.
Даже скандал состоялся.
Ирина настаивала, чтобы дочь продолжала отдавать ей всю зарплату, и мама будет продолжать распоряжаться общим бюджетом. И готовить Вере не надо, пришла и поела. С одной стороны это заманчиво, но с другой самостоятельности опять не видать. Вера же хотела самостоятельности. Хотела распоряжаться своей жизнью целиком и полностью. В конце концов она должна строить свою судьбу, своими собственными руками и своей головой доходить до каких-то истин. Она добилась своего. Только в первый же вечер отдельного проживания, накатились тоска и одиночество. Никогда до этого, она не чувствовала себя такой одинокой. Четыре стены и она одна. Вся жизнь вместилась в одну комнату. Ну еще другую и кухню. Она попила чай и чувство одиночества и пустоты многократно усилилось. Оно накатывало волнами и стало похоже на обреченность. Весь вечер смотрела в окно. Там были люди, шли куда-то. Кто-то торопился, кто-то наоборот прогуливался. Они не были одиноки. У них у всех были те к кому они шли, к кому торопились. Или уже шли подле друг друга. А что или кто есть у нее? Вопрос остался без ответа. Оставалось сдаться и вернуться к маме с бабушкой. Но это не было выходом. Решила жить самостоятельно, значит все, обратного пути нет. Она подошла к телефону и подняла трубку. Номер набрался как-то сам собой. Она долго ждала, когда, наконец, на том конце поднимут трубку. А потом услышала такой родной и близкий голос подруги:
— Вера! Верочка, как же я рада, как я скучала по тебе. А твоя мама говорила, что ты вся в учебе, а потом в работе. Ты даже не представляешь, как я рада, счастлива тебя слышать. Ведь, я люблю тебя, сестренка.
А дальше они говорили, изливали друг другу все свои мысли и переживания, говорили и говорили. Будто и не расставались никогда, и не было разлуки, и не было такого долгого молчания. Не было недопонимания, ни противостояния. Оставалась только искренняя привязанность и любовь, как между сестрами, как между самыми близкими людьми, связанными кровными узами. Вера вспомнила слова Алексея, что сколько бы времени ни прошло, и что бы в их с Олей жизнях ни происходило, они навсегда останутся подругами, потому что что-то их связывает разрушить не может ни жизнь, ни время…
====== Следователь ======
Восемь месяцев интернатуры в дерматологии пролетели как один день. Только появилось понимание, только вроде прозрела и сдала экзамен по кожным болезням, только почувствовала силы и оценила возможности, как ее перевели в отдел ИППП (инфекций передающихся половым путем). Или по-другому — в вен.отдел.
А за неделю до перевода произошла история. Вере дали курировать палату инвалидов и участников Отечественной войны. Палата маленькая, двухместная, и лежали там на этот раз вовсе не участники войны. И хоть к ветеранам эти пациенты никакого отношения не имели, но люди были пожилые, уважаемые, занимающие достаточно весомое положение в обществе. Один — какое-то руководящее положение в профсоюзах, а другой был главным редактором партийной газеты. Оба оказались жутко тщеславными, подлыми и вообще мерзкими мужичонками. Но пациентов не выбирают. Болеют , значит надо лечить. Проблема же их лечащего врача состояла в том, что лечить их приходилось долго, а следовательно, терпеть их капризы, и недовольство, и брюзжание, и лекции о политике, короче, все составляющие больного человека. Ну, не выздоравливают быстро дерматологические больные…
Вот и этот день у Веры не задался прямо с утра. Кофе кончился. Пришлось довольствоваться чаем. Чай — это вовсе не то… Голова болела. Но делать нечего, после работы надо сходить на рынок и купить кофе. Еще одно утро без кофе ее голова не выдержит.
Вот с мыслями о бодрящем напитке она входила в родное отделение дерматологии.
— Вера Юрьевна?
— Доброе утро, я Вас слушаю.
Перед ней был мент. Самый настоящий, он даже ей удостоверение предъявил, затем выгнал всех из ординаторской и остался с ней один на один.
— Вера Юрьевна, подпишите протокол осмотра места происшествия.
— Я не стану ничего подписывать. Что случилось? — она забеспокоилась совершенно искренне. — Объясните, пожалуйста.
— Значит, не подпишите?
— Нет, и повторю свой вопрос.
— С огнем играете, милая девушка. Лучше подпишите, и делу конец.
— Я не стану ничего подписывать, пока не прочту и не узнаю, что к чему.
— Дело Ваше. Говорить будете со следователем.
Он ушел.
На планерке главврач орал, что какие-то … вызвали милицию в отделение. Что ни дежурной медсестры, ни дежурного врача не было. Что больные выражают недовольство, что их подняли среди ночи и допрашивали, и, наконец, он нашел крайнюю во всем этом ночном безобразии… Это была Вера, потому что палата инвалидов ее, и именно ее пациенты затеяли весь этот сыр-бор. Затем ей все сказала заведующая дерматологией, намекнув, что подобный инцидент может поставить огромный крест на ее так удачно начавшейся карьере.
В палату инвалидов Вера входила, пылая праведным гневом. Но увиденное вызвало лишь улыбку. Лица обоих ее пациентов были покрыты множественными царапинами и синяками. Лежали они, отвернувшись друг от друга, явно не разговаривали и дулись.
При появлении Веры они наперебой начали рассказывать о ночной драке и о том, кто был зачинщиком , потом снова о политике, и драка чуть не возобновилась. К обеду их перевели в разные палаты. Достучаться до сознания каждого из драчунов Вера не смогла, а после обеда ее вызвала заведующая дерматологии и сообщила, что в пять часов она должна быть у следователя. Адрес прилагался.
Вот так и закончилась покупка кофе на рынке.
Она пришла в участок. Ждать пришлось около получаса. Затем ее пригласили в кабинет. Следователь встретил ее с улыбкой и нескрываемым удивлением.
— Не ожидал, что Вы такая, Вера Юрьевна. Паспорт можно?
Она достала из сумочки паспорт. Он внимательно пролистал все страницы.
— Значит, Вам двадцать три?
— Да, диплом я с собой не взяла, но уверяю Вас, что он имеется.
— Да я понял.
— Кстати, меня зовут Максим Владимирович. Присаживайтесь. Разговор будет долгим.
— О чем? О том, что двое больных подрались ночью в палате? И им обоим за семьдесят?
— Да нет, Вера Юрьевна, Ваши больные подрались не в палате, а в частном доме, расположенном рядом с институтом. Вот протокол осмотра места происшествия. Но кроме того, Вы являетесь единственным свидетелем.
— Я?
— Вы. Где Вы были сегодня в три?
— Дома.
— Кто это может подтвердить?
— Никто, я живу одна.
— Муж, любовник?
— Нет в наличии.
— У такой интересной женщины?!
— Может, я стерва?
— Не похоже. Почему Вы отказались подписывать протокол?
— Потому что я ничего не делаю по принуждению, и потом, я его не читала.
— Вы меня удивляете.
— Вы меня тоже. Как по-моему, так случившееся выеденного яйца не стоит, а Вы устроили неизвестно что, в чем Вы пытаетесь разобраться? Какой протокол? Какой частный дом? У вас одно вранье нанизано на другое. Простите, но я не понимаю, чем Вы тут вообще занимаетесь. Я считала, что такие структуры, как ваша, достойны уважения, вижу ошибалась.
— Злитесь?
— Еще как.
— Вера, я верю. Я вижу весь маразм происходящего. Но они задействовали такие структуры, что ты и представить себе не можешь.
— Что дальше?
— Я попытаюсь доказать правду. Я приду к Вам в отделение и напишу свои протоколы.
— Хорошо, я и не подозревала, что можно настолько все выдумать.
— Драка была?
— Судя по их рожам, была. Я сегодня все ссадины и царапины в истории описывала с особой тщательностью, сочинение на тему скарификаций эпидермиса.
— А по-русски?
— Переводить будете?
— Давайте, Верочка, по домам, поздно уже. Провожу?
— Провожайте, и дело ваше липовое закройте.
Он надел плащ и помог Вере. Вышли они из отделения вместе. Она попрощалась с ним на улице, но он взял ее за руку.
— До дома провожу. Темно уже.
— Да я и сама как-то. Провожайте, так уж и быть.
— На ты можно?
— Хорошо. Это такой способ знакомиться? Через уголовное дело?
— Не злись. Дело делом, а знакомство знакомством.
====== Перемены ======
Весь вечер Вера перебирала в голове события прошедшего дня. Плохо, все было очень плохо.
Заведующая дерматологией была на нее зла. Это очень неважный знак. Она просто может не взять ее на работу в отдел.
Это ведь ее косяк, что ее больные вытворяют такое, так еще ведь и статью толкнут в прессе с вымыслом и участием ее — Веры. А этот с профсоюзов! Головная боль, да и только. Максим обещал разобраться, только разберется ли? Говорит, что на него давят, причем с разных сторон, и каждая сторона хочет довести дело до суда. А она — Вера — единственный свидетель.
Только то, что она совсем никакой не свидетель, он вроде бы понимает. Вера пыталась ему объяснить, что у каждого больного с выраженным зудом с психикой нормально быть не может, тут еще и возраст, и сопутствующая патология.
А он просил говорить по-русски, и смеялся над ее искренними переживаниями. Проводил до дверей квартиры и поцеловал руку на прощанье.
Приятно… мелочь, а приятно. К ней никто никогда не относился с нежностью. И она решила, что это нежность. Хотя, может, просто приличие.
Но мыслей о работе было гораздо больше, чем о следователе-мужчине.
В отделении она появилась, еще семи утра не было. Прошедшая ночь была спокойной. Дежурный врач сказал, что за драчунами следил особо. Но нервы у Веры все равно оставались на пределе. Полвосьмого в отделении появился Максим. Он в присутствии заведующей провел беседу со всеми фигурантами вместе и по отдельности.
После этого, заведующая вынесла решение выписать обоих драчунов за нарушение режима. А Максим обещал им еще разбирательство по поводу обмана следствия.
К директору они ходили, клялись, обещали, что будут хорошими, но там встретили такой отпор, что сами того не ожидали от такой очаровательной женщины директора. Она заставила написать их правду о том, что драка произошла в палате и лечащего врача при этом не было. Что историю с частным домом они выдумали, а опергруппу, выезжавшую по вызову, просто запугали своими регалиями.
И хотя все вроде бы хорошо закончилось, но Веру не покидало чувство, что в дерматологии все же работать ее не оставят. Вот с такими мыслями она перешла в венотдел.
Заведующий Даулет Абдрахманович долго думал, к кому прикрепить Веру, чтобы та могла учиться сразу всему. Как он сам объяснял — ему требовался специалист общего профиля, чтобы лечил и мужчин, и женщин, и детей. И отправил он Веру к Олегу Михайловичу. У того был отдельный кабинет, но его подвинули и второй стол поставили. Так и образовалась еще одна маленькая ординаторская в венерологии. «Временно», — утверждал Даулет.
— Нет ничего более постоянного, чем временное, — отвечал Олег. Но против Веры ничего не имел.
— Слушай, — говорил он ей в очередной раз, — как ты замуж выходить будешь? У нас же контингент… Больные особые, что наши специфические, что кожные, шкурные. Тут никого и встретить-то невозможно, а ты живешь как. Работа — дом, дом — работа.
— Останусь старой девой, — отвечала с улыбкой Вера.
— Свят, свят, — что говоришь-то? Старой девой нельзя. Но я твоего избранника сначала посмотрю, стоит с ним или не стоит. А там решим. Ты мне теперь как дочь. Так что слушайся.
На самом деле у Олега Михайловича дочерей было две. Обе в него, достаточно высокие и крупные девахи двенадцати и четырнадцати лет. Они были такие же добродушные и милые, как их папаша, который в обеих души не чаял. Баловал он их безмерно, выполняя любые девчачьи прихоти. Но девочки все равно были хорошие и домашние.
Веру они сразу полюбили и сделали ее своей подружкой.
Правда, на второй день пребывания Веры в одном кабинете с Олегом к ним в обед наведалась его супруга, но и она решила, что Вера угрозы их семейному счастью не представляет. Не тот она человечек, чтобы мужа отбивать. На том и успокоилась.
Врачи-венерологи резко отличались от серьезных и вдумчивых дерматологов. У этих жизнь казалось сплошным праздником, они обладали специфическим юмором, с налетом легкого цинизма. Но врачи еще ладно, а вот их пациенты…
Они совсем не походили на дерматологических, другой, нагловатой манерой поведения, непослушанием и тяжелым цинизмом. Во всяком случае, так показалось Вере в первый же день работы.
Это позже она разберется, что все люди, и люди, в принципе, одинаковые, только со своими особенностями и пристрастиями. А наглость, как правило, является защитной реакцией. Что к каждому человеку можно и должно найти подход. Главное, видеть в нем ЧЕЛОВЕКА.
Первым делом на столе Веры появились три книги, и положил их Олег Михайлович.
— Читай, изучай, это самое важное. Книги мои. На столе не оставляй, тут воруют. Ты пока человек чужой, тебя не пощадят. Это когда у тебя будет свой авторитет и своя клиентура, приобретешь статус неприкосновенности, а пока учи. Самое главное — понять психологию поведения, тогда сможешь вопросы правильные задавать и получать нужные ответы. Все твое дело сводится к умению разговаривать. Не все хотят лечиться. Не всегда раскрывают контакты, а нам они нужны. Мы должны устранить источник того, от кого идет заражение. И лучше это делать без участия правоохранительных органов. А чтобы этого добиться, больной должен тебе доверять. То, что он тебе сообщил, осталось у тебя и никто ничего никогда не узнает. Понимаешь?
— Понимаю.
— Ничего ты не понимаешь, с твоим жизненным опытом тем более ничего не понимаешь. А Даулет хочет тебя у нас оставить. Погорелов против, он тебя привел для себя, но директор не даст, для нее Даулет важнее. Ты поймешь потом подводные течения. Мне велено учить тебя всему, всем нюансам, а это что-то значит.