Судьбы - Даниленко Жанна 11 стр.


К тому же за ней закрепили целые две палаты, которые она курировала. Проблемой было то, что дерматология состояла на 90 процентов из синдромов. Причем от синдрома приходилось идти к диагнозу. А вот тут курьезом оказывалось то, что диагноз мог быть совсем не дерматологическим. А симптомы были проявлением соматики или онкологии, или наследственной патологии.

Молодому врачу Верочке было и жутко интересно, и жутко сложно, и вообще просто жутко. Потому, что ровно через месяц работы, она поняла, что первичные элементы не различает на глаз между собой, а что там говорить о вторичных.

А больных все так же давали самых сложных и запутанных.

Она пошла к профессору, к заведующему кафедрой, который курировал ее занятия в кружке.

— Юрий Иннокентьевич, я не могу. Я ничего не понимаю. Я папулу от пустулы отличить не могу, понимаете? Неужели я настолько тупа?

— Нет.

— Что нет? Что делать то?

— Что думаешь?

— Бросить все.

— И что дальше? Верочка, сдаваться – дело не Ваше. Не в Вашем характере все бросить и не победить.

— Но я не различаю, понимаете?!

— Я тоже не различал, и паниковал, так же, как и Вы. Время надо, и смотреть, как можно больше смотреть. Вот если бы Вы сказали, что все видите, и все понимаете, я бы удивился. Вы работаете с Зоей Павловной, и диагностика для Вас сейчас самое главное.

— Сколько времени? Ну хоть чтобы полной дурой себе не казаться?

— Пол года, год. Прозреете. Потом будете видеть все там, где и не надо видеть. В гостях, в автобусе, на улице. Это тоже проблема. Видеть не человека, а папулы с пустулами. Справитесь, Верочка. Вы, так точно справитесь.

Миша тоже ее подбадривал, как мог. Он оказался очень хорошим другом. Да, да именно другом. Вера не позволяла себе даже мысли о каких-либо других отношениях. Да и он слишком любил дочь. Симпатизировал Вере, однозначно симпатизировал, оказывал ей знаки внимания, иногда провожал домой, но ничего больше. Просто друзья.

Ее такой расклад вполне устраивал. К тому же они познакомились и даже подружились с его женой. Не так, что бы близкими подружками, которые делятся всем самым сокровенным, а приятельницами.

Еще одна перемена произошла в жизни Веры. Она решила жить отдельно. Переехала в свою квартиру под неудовольствие мамы и бабушки.

Даже скандал состоялся.

Ирина настаивала, чтобы дочь продолжала отдавать ей всю зарплату, и мама будет продолжать распоряжаться общим бюджетом. И готовить Вере не надо, пришла и поела. С одной стороны это заманчиво, но с другой самостоятельности опять не видать. Вера же хотела самостоятельности. Хотела распоряжаться своей жизнью целиком и полностью. В конце концов она должна строить свою судьбу, своими собственными руками и своей головой доходить до каких-то истин. Она добилась своего. Только в первый же вечер отдельного проживания, накатились тоска и одиночество. Никогда до этого, она не чувствовала себя такой одинокой. Четыре стены и она одна. Вся жизнь вместилась в одну комнату. Ну еще другую и кухню. Она попила чай и чувство одиночества и пустоты многократно усилилось. Оно накатывало волнами и стало похоже на обреченность. Весь вечер смотрела в окно. Там были люди, шли куда-то. Кто-то торопился, кто-то наоборот прогуливался. Они не были одиноки. У них у всех были те к кому они шли, к кому торопились. Или уже шли подле друг друга. А что или кто есть у нее? Вопрос остался без ответа. Оставалось сдаться и вернуться к маме с бабушкой. Но это не было выходом. Решила жить самостоятельно, значит все, обратного пути нет. Она подошла к телефону и подняла трубку. Номер набрался как-то сам собой. Она долго ждала, когда, наконец, на том конце поднимут трубку. А потом услышала такой родной и близкий голос подруги:

— Вера! Верочка, как же я рада, как я скучала по тебе. А твоя мама говорила, что ты вся в учебе, а потом в работе. Ты даже не представляешь, как я рада, счастлива тебя слышать. Ведь, я люблю тебя, сестренка.

А дальше они говорили, изливали друг другу все свои мысли и переживания, говорили и говорили. Будто и не расставались никогда, и не было разлуки, и не было такого долгого молчания. Не было недопонимания, ни противостояния. Оставалась только искренняя привязанность и любовь, как между сестрами, как между самыми близкими людьми, связанными кровными узами. Вера вспомнила слова Алексея, что сколько бы времени ни прошло, и что бы в их с Олей жизнях ни происходило, они навсегда останутся подругами, потому что что-то их связывает разрушить не может ни жизнь, ни время…

====== Следователь ======

Восемь месяцев интернатуры в дерматологии пролетели как один день. Только появилось понимание, только вроде прозрела и сдала экзамен по кожным болезням, только почувствовала силы и оценила возможности, как ее перевели в отдел ИППП (инфекций передающихся половым путем). Или по-другому — в вен.отдел.

А за неделю до перевода произошла история. Вере дали курировать палату инвалидов и участников Отечественной войны. Палата маленькая, двухместная, и лежали там на этот раз вовсе не участники войны. И хоть к ветеранам эти пациенты никакого отношения не имели, но люди были пожилые, уважаемые, занимающие достаточно весомое положение в обществе. Один — какое-то руководящее положение в профсоюзах, а другой был главным редактором партийной газеты. Оба оказались жутко тщеславными, подлыми и вообще мерзкими мужичонками. Но пациентов не выбирают. Болеют , значит надо лечить. Проблема же их лечащего врача состояла в том, что лечить их приходилось долго, а следовательно, терпеть их капризы, и недовольство, и брюзжание, и лекции о политике, короче, все составляющие больного человека. Ну, не выздоравливают быстро дерматологические больные…

Вот и этот день у Веры не задался прямо с утра. Кофе кончился. Пришлось довольствоваться чаем. Чай — это вовсе не то… Голова болела. Но делать нечего, после работы надо сходить на рынок и купить кофе. Еще одно утро без кофе ее голова не выдержит.

Вот с мыслями о бодрящем напитке она входила в родное отделение дерматологии.

— Вера Юрьевна?

— Доброе утро, я Вас слушаю.

Перед ней был мент. Самый настоящий, он даже ей удостоверение предъявил, затем выгнал всех из ординаторской и остался с ней один на один.

— Вера Юрьевна, подпишите протокол осмотра места происшествия.

— Я не стану ничего подписывать. Что случилось? — она забеспокоилась совершенно искренне. — Объясните, пожалуйста.

— Значит, не подпишите?

— Нет, и повторю свой вопрос.

— С огнем играете, милая девушка. Лучше подпишите, и делу конец.

— Я не стану ничего подписывать, пока не прочту и не узнаю, что к чему.

— Дело Ваше. Говорить будете со следователем.

Он ушел.

На планерке главврач орал, что какие-то … вызвали милицию в отделение. Что ни дежурной медсестры, ни дежурного врача не было. Что больные выражают недовольство, что их подняли среди ночи и допрашивали, и, наконец, он нашел крайнюю во всем этом ночном безобразии… Это была Вера, потому что палата инвалидов ее, и именно ее пациенты затеяли весь этот сыр-бор. Затем ей все сказала заведующая дерматологией, намекнув, что подобный инцидент может поставить огромный крест на ее так удачно начавшейся карьере.

В палату инвалидов Вера входила, пылая праведным гневом. Но увиденное вызвало лишь улыбку. Лица обоих ее пациентов были покрыты множественными царапинами и синяками. Лежали они, отвернувшись друг от друга, явно не разговаривали и дулись.

При появлении Веры они наперебой начали рассказывать о ночной драке и о том, кто был зачинщиком , потом снова о политике, и драка чуть не возобновилась. К обеду их перевели в разные палаты. Достучаться до сознания каждого из драчунов Вера не смогла, а после обеда ее вызвала заведующая дерматологии и сообщила, что в пять часов она должна быть у следователя. Адрес прилагался.

Вот так и закончилась покупка кофе на рынке.

Она пришла в участок. Ждать пришлось около получаса. Затем ее пригласили в кабинет. Следователь встретил ее с улыбкой и нескрываемым удивлением.

— Не ожидал, что Вы такая, Вера Юрьевна. Паспорт можно?

Она достала из сумочки паспорт. Он внимательно пролистал все страницы.

— Значит, Вам двадцать три?

— Да, диплом я с собой не взяла, но уверяю Вас, что он имеется.

— Да я понял.

— Кстати, меня зовут Максим Владимирович. Присаживайтесь. Разговор будет долгим.

— О чем? О том, что двое больных подрались ночью в палате? И им обоим за семьдесят?

— Да нет, Вера Юрьевна, Ваши больные подрались не в палате, а в частном доме, расположенном рядом с институтом. Вот протокол осмотра места происшествия. Но кроме того, Вы являетесь единственным свидетелем.

— Я?

— Вы. Где Вы были сегодня в три?

— Дома.

— Кто это может подтвердить?

— Никто, я живу одна.

— Муж, любовник?

— Нет в наличии.

— У такой интересной женщины?!

— Может, я стерва?

— Не похоже. Почему Вы отказались подписывать протокол?

— Потому что я ничего не делаю по принуждению, и потом, я его не читала.

— Вы меня удивляете.

— Вы меня тоже. Как по-моему, так случившееся выеденного яйца не стоит, а Вы устроили неизвестно что, в чем Вы пытаетесь разобраться? Какой протокол? Какой частный дом? У вас одно вранье нанизано на другое. Простите, но я не понимаю, чем Вы тут вообще занимаетесь. Я считала, что такие структуры, как ваша, достойны уважения, вижу ошибалась.

— Злитесь?

— Еще как.

— Вера, я верю. Я вижу весь маразм происходящего. Но они задействовали такие структуры, что ты и представить себе не можешь.

— Что дальше?

— Я попытаюсь доказать правду. Я приду к Вам в отделение и напишу свои протоколы.

— Хорошо, я и не подозревала, что можно настолько все выдумать.

— Драка была?

— Судя по их рожам, была. Я сегодня все ссадины и царапины в истории описывала с особой тщательностью, сочинение на тему скарификаций эпидермиса.

— А по-русски?

— Переводить будете?

— Давайте, Верочка, по домам, поздно уже. Провожу?

— Провожайте, и дело ваше липовое закройте.

Он надел плащ и помог Вере. Вышли они из отделения вместе. Она попрощалась с ним на улице, но он взял ее за руку.

— До дома провожу. Темно уже.

— Да я и сама как-то. Провожайте, так уж и быть.

— На ты можно?

— Хорошо. Это такой способ знакомиться? Через уголовное дело?

— Не злись. Дело делом, а знакомство знакомством.

====== Перемены ======

Весь вечер Вера перебирала в голове события прошедшего дня. Плохо, все было очень плохо.

Заведующая дерматологией была на нее зла. Это очень неважный знак. Она просто может не взять ее на работу в отдел.

Это ведь ее косяк, что ее больные вытворяют такое, так еще ведь и статью толкнут в прессе с вымыслом и участием ее — Веры. А этот с профсоюзов! Головная боль, да и только. Максим обещал разобраться, только разберется ли? Говорит, что на него давят, причем с разных сторон, и каждая сторона хочет довести дело до суда. А она — Вера — единственный свидетель.

Только то, что она совсем никакой не свидетель, он вроде бы понимает. Вера пыталась ему объяснить, что у каждого больного с выраженным зудом с психикой нормально быть не может, тут еще и возраст, и сопутствующая патология.

А он просил говорить по-русски, и смеялся над ее искренними переживаниями. Проводил до дверей квартиры и поцеловал руку на прощанье.

Приятно… мелочь, а приятно. К ней никто никогда не относился с нежностью. И она решила, что это нежность. Хотя, может, просто приличие.

Но мыслей о работе было гораздо больше, чем о следователе-мужчине.

В отделении она появилась, еще семи утра не было. Прошедшая ночь была спокойной. Дежурный врач сказал, что за драчунами следил особо. Но нервы у Веры все равно оставались на пределе. Полвосьмого в отделении появился Максим. Он в присутствии заведующей провел беседу со всеми фигурантами вместе и по отдельности.

После этого, заведующая вынесла решение выписать обоих драчунов за нарушение режима. А Максим обещал им еще разбирательство по поводу обмана следствия.

К директору они ходили, клялись, обещали, что будут хорошими, но там встретили такой отпор, что сами того не ожидали от такой очаровательной женщины директора. Она заставила написать их правду о том, что драка произошла в палате и лечащего врача при этом не было. Что историю с частным домом они выдумали, а опергруппу, выезжавшую по вызову, просто запугали своими регалиями.

И хотя все вроде бы хорошо закончилось, но Веру не покидало чувство, что в дерматологии все же работать ее не оставят. Вот с такими мыслями она перешла в венотдел.

Заведующий Даулет Абдрахманович долго думал, к кому прикрепить Веру, чтобы та могла учиться сразу всему. Как он сам объяснял — ему требовался специалист общего профиля, чтобы лечил и мужчин, и женщин, и детей. И отправил он Веру к Олегу Михайловичу. У того был отдельный кабинет, но его подвинули и второй стол поставили. Так и образовалась еще одна маленькая ординаторская в венерологии. «Временно», — утверждал Даулет.

— Нет ничего более постоянного, чем временное, — отвечал Олег. Но против Веры ничего не имел.

— Слушай, — говорил он ей в очередной раз, — как ты замуж выходить будешь? У нас же контингент… Больные особые, что наши специфические, что кожные, шкурные. Тут никого и встретить-то невозможно, а ты живешь как. Работа — дом, дом — работа.

— Останусь старой девой, — отвечала с улыбкой Вера.

— Свят, свят, — что говоришь-то? Старой девой нельзя. Но я твоего избранника сначала посмотрю, стоит с ним или не стоит. А там решим. Ты мне теперь как дочь. Так что слушайся.

На самом деле у Олега Михайловича дочерей было две. Обе в него, достаточно высокие и крупные девахи двенадцати и четырнадцати лет. Они были такие же добродушные и милые, как их папаша, который в обеих души не чаял. Баловал он их безмерно, выполняя любые девчачьи прихоти. Но девочки все равно были хорошие и домашние.

Веру они сразу полюбили и сделали ее своей подружкой.

Правда, на второй день пребывания Веры в одном кабинете с Олегом к ним в обед наведалась его супруга, но и она решила, что Вера угрозы их семейному счастью не представляет. Не тот она человечек, чтобы мужа отбивать. На том и успокоилась.

Врачи-венерологи резко отличались от серьезных и вдумчивых дерматологов. У этих жизнь казалось сплошным праздником, они обладали специфическим юмором, с налетом легкого цинизма. Но врачи еще ладно, а вот их пациенты…

Они совсем не походили на дерматологических, другой, нагловатой манерой поведения, непослушанием и тяжелым цинизмом. Во всяком случае, так показалось Вере в первый же день работы.

Это позже она разберется, что все люди, и люди, в принципе, одинаковые, только со своими особенностями и пристрастиями. А наглость, как правило, является защитной реакцией. Что к каждому человеку можно и должно найти подход. Главное, видеть в нем ЧЕЛОВЕКА.

Первым делом на столе Веры появились три книги, и положил их Олег Михайлович.

— Читай, изучай, это самое важное. Книги мои. На столе не оставляй, тут воруют. Ты пока человек чужой, тебя не пощадят. Это когда у тебя будет свой авторитет и своя клиентура, приобретешь статус неприкосновенности, а пока учи. Самое главное — понять психологию поведения, тогда сможешь вопросы правильные задавать и получать нужные ответы. Все твое дело сводится к умению разговаривать. Не все хотят лечиться. Не всегда раскрывают контакты, а нам они нужны. Мы должны устранить источник того, от кого идет заражение. И лучше это делать без участия правоохранительных органов. А чтобы этого добиться, больной должен тебе доверять. То, что он тебе сообщил, осталось у тебя и никто ничего никогда не узнает. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь, с твоим жизненным опытом тем более ничего не понимаешь. А Даулет хочет тебя у нас оставить. Погорелов против, он тебя привел для себя, но директор не даст, для нее Даулет важнее. Ты поймешь потом подводные течения. Мне велено учить тебя всему, всем нюансам, а это что-то значит.

Назад Дальше