Уже дома, лежа в кровати и возвращаясь в мыслях к случившемуся в этот день я смогла разобраться и понять, что виновна не я одна. Что большой босс не меньше меня должен отвечать за свои поступки, вот только если судить по его словам, то вся причина лишь во мне. А ведь это не так на самом деле. Это, конечно, не умаляет моей вины, полностью освобождая, но и не делает меня корыстной интриганкой, какой выставил меня…Семен Эдуардович. Перед сном, в который я еле-еле провалилась, пожелала ему здоровья и семейного благополучия. Так всегда делала моя мама — желала добра всем недругам. Наверняка и моему отцу в том числе. Пусть себе здравствует на радость любимой женщине и детям. Наверняка, их у него много. Ведь только в детях можно измерить величину любви.
А ночью мне опять приснился сон с…незнакомцем в главной роли. Вот только теперь у него было лицо…Лицо большого босса…чтоб ему спокойно жилось на белом свете.
…Свечи. Десятки зажженных свечей вокруг разгоняли полутьму. Мерцали. Огоньки тянулись вверх, танцевали в чувственном танце, склоняемые в разные стороны под легким движением воздуха. Я словно попала в сказку о Шахрезаде, загадочную и волнительную. Стоя в круге из нескольких рядов свечей, я не видела размеров комнаты. Большая она или маленькая? Это было не известно. Свет, исходящий от свечей, выхватывал только часть помещения и меня в центре освещенного участка. Я одна, где-то тихо лилась музыка, обволакивая своим звучанием, слегка убаюкивая, вгоняя в дрему. Мне одиноко. Мне не хватало чего-то…вот только объяснить я словами не могла. Они не давались, соскальзывая с языка…
И тут у моих ног я почувствовала движение, опустив глаза, увидела, предо мною склоненный мужчина. И сразу же ощутила прикосновение его ладоней к моим икрам. Меня сразу же бросило в жар, а затем еще раз, когда я узнала мужчину… это был Семен. Контраст его раболепной позы и выражения глаз был разителен. Так вызывающе, повелительно и страстно мог смотреть только господин, но не раб, сидящий у ног. Я была в замешательстве. Я не знала как себя вести, что делать. А его ладони скользили все выше и выше. Вот они уже под коленями, выписывали круги, заставляя мурашки разбегаться в разные стороны от мест прикосновения. Через секунду руки поднялись выше, оглаживая бедра, зашли на внутреннюю часть бедра. В итоге я волей-неволей была вынуждена чуть развести ноги. И в этот миг лицо мужчины уткнулось в низ живота. Я чувствовала его дыхание, оно щекотало меня. А через секунду уже горячий и влажный язык начал свое путешествие по обнаженной коже. Я не выдержала и дотронулась до мужчины, запустила руки в его волосы, ведь я поняла, что не сделав этого упаду. Ноги меня уже не держали. А губы мужчины, обрисовав очертания живота, спустились ниже, вычерчивая дорожку из жарких поцелуев, пока не оказались у входа в женское естество. На смену губам пришел язык, проникая глубже, лаская и даря наслаждение. Я уже буквально падала от возбуждения, с трудом держась на ногах, чуть ли не вырывая с корнем волосы мужчины. Стон сорвался с моих губ. За ним последовал еще и еще…
— Зарина, доченька. Зарина. Проснись, — мама теребила меня за плечо.
— Что такое? — я подорвалась на кровати, сразу же проснувшись. — Мама, тебе плохо? Скорую?
Сердце поскакало вприпрыжку. Неужели у мамы приступ? Вроде бы с вечера было все нормально. Она не жаловалась на боли. Или она от меня что-то скрывает? Я уже собралась вскочить с постели и бежать вызывать карету скорой помощи. Если с мамой что-то произойдет, то что мне делать? Как быть?
— Не надо никакой скорой, — ласково погладила она меня по голове, успокаивая, как могла делать только она одна. — Ты стонала. Громко. Тебе приснился страшный сон?
Вот оно что. Оказывается это я разбудила мамулю. Как стыдно. А все это…ой, не хочу о нем вспоминать, а то опять разволнуюсь.
— Да, мам. Страшный.
А сама подумала, что страшнее сна не бывает, когда тебя преследуют в каждом сновидении чужие руки, губы. Просто не дают прохода, вынуждая им сдаться, подчиниться.
— Все будет хорошо. Скажи: куда ночь туда и сон. И все пройдет, — посоветовала мне мама.
Я же лишь кивнула в ответ, соглашаясь.
— Мам, посиди со мной, — как маленькая попросила я, зная, она не откажет. Ведь всегда в детстве, когда мне было страшно или я не могла уснуть мама, милая мама сидела со мной рядом, успокаивала и убаюкивала, до тех пор пока я не засыпала. Ну и пусть, что я уже давно не девочка, что в моем возрасте уже многие женщины имеют детей, да не по одному. Для мамочки я всегда останусь ее ребенком, в каком возрасте я бы не была.
— Конечно, доченька. Посижу, — и она присела на краешек кровати, а я, извернувшись, положила ей голову на колени. Ведь, наверняка, именно так я лежала когда-то, когда была маленькой девочкой, младенцем, на коленях у мамы. Сейчас же на них помещается лишь моя голова.
Мамуля гладила меня по волосам, напевая колыбельную, которую раньше пела очень часто, чтобы было легче уснуть.
— Я тебя люблю, — сорвалось с моих губ.
— И я тебя, доченька. И я тебя…, - нет ничего прекраснее и мягче маминых ладоней. В них сосредоточена ласка всего мира. Я лежала и впитывала ее, волосами, кожей, всем своим существом, запоминая этот миг, навсегда, выжигая каленым железом в памяти.
***
Утро нового дня. Я проснулась уже давно, но продолжала таращиться в потолок. Мама ушла сразу же стоило мне смежить веки. Я сама ее отправила. Она еще, наверное, не вставала. Такая рань. Шесть часов или еще того раньше. Солнышко только-только взошло, заглядывая ко мне в окно. Вот в чем неудобство комнаты, расположенной окнами на восток, в ранней побудке. При слепящих глаза лучах сильно долго не поспишь, хоть прячься под одеяло, хоть нет. Все равно придется вставать. Но не солнце меня разбудило, к нему я уже привыкла, а тревожные мысли. Что делать? Идти мне на работу или нет? Или может быть я своим поведением выписала себе волчий билет? Что ж такое может быть. Вряд ли начальство оставит без внимание мою эскападу. Большой босс должен за себя постоять, наказав нерадивую подчиненную. Не может мужчина, считающий, что его обидели, не ответить должным образом.
Кроме того, я не могла подводить своих девчонок, даже если меня с позором выгнали. Я в любом случае должна передать все дела своей преемнице. Претенденток не так уж и много. Скорее всего это будет Олеся. Хорошая девочка. Аккуратная, исполнительная, грамотная. Надеюсь, что ее поставят на мое место. Я буду только рада, если так получится. Хорошая замена мне. Думаю, что начальство будет ею довольно.
Делать нечего, надо вставать. Я еще раз потянулась в кровати, пошевелив пальчиками на ногах, сделав своего рода зарядку, и сползла с кровати. Ламинат приятно холодил ступни. Прошлепав босыми ногами до ванной комнаты, умылась холодной водой и взглянула на себя в зеркало. Моя внешность стала не намного лучше, чем ожидалось после длительных рыданий. Ну ничего страшного. Бывает и хуже видок. Если бы я всю ночь гуляла… а то ж спала как младенец. Хотя, конечно, это я утрирую. Нормальным сном свою дрему, перемежающуюся бодрствованием назвать трудно.
Да еще, вдобавок, этот сон, от которого бросало в дрожь, а по телу начиналит бежать стаи диких мурашек. Какой-то ненормальный у меня организм. Складывалось ощущение, что у меня явные проблемы в сексуальной сфере. Хоть к врачу иди. Вот только не к кому. Нет в нашем городишке подобного доктора. Кроме того, вряд ли у меня язык повернется рассказать о сне, уж больно откровенные видения да и постыдные, вдобавок. Что обо мне скажут люди?
Я решила отбросить на время самокопание, а уделить все же внимание насущному дню. Неизвестно что готовил мне новый день.
Вода взбодрила. Дальше утро покатилось по накатанной колее: приведение себя в порядок, в частности, чистка зубов, одевание, приготовление легкого завтрака, состоящего из бутербродов с сыром для себя и для мамы, наливание кофе в кружки. Все как обычно. Мамуля сегодня несколько задержалась в кровати, все же полубессонная ночь дала о себе знать. Но тем не менее завтракали мы вместе.
— Ма, ну я пошла, — крикнула с порога.
— С Богом, доченька, — пожелала мне моя дорогая мамуля. Она и полусловом не обмолвилась о вчерашнем. Люблю ее.
На работу шла, как на каторгу. В первый раз такое случилось, но никуда не деться. Надо смотреть правде в глаза, а не прятать голову в песок. Жизнь странная штука, она то вверх поднимает до самых небес, то спускает вниз. Видимо, чтобы не повадно было. Гордыни меньше будет.
Сегодня появилась гораздо раньше, чем того требовалось. Открыла офис, сняла с охраны. Все как всегда. Проверила отчетность за вчерашний день. Нашла одну небольшую ошибку. Хорошо, что ее заметила я и вовремя исправила, избавив и себя, и ту, которая ее допустила от нагоняя. Так что штрафа не будет. И то плюс от моего теперь уже временного пребывания. Пришла Олеся, выглядевшая как спелый персик. Такая же румяная и веселая.
— Ты сегодня ранняя птичка, — похвалила меня девушка.
— Да вот, горю на работе, можно сказать, — пошутила я, каждую минуту ожидая звонка из головного офиса с распоряжением о моем увольнении и необходимости передачи дел. Однако пока стояла полнейшая тишина. Ни ожидаемого звонка, ни клиентов не было не слышно, не видно.
— Чтобы мы без тебя делали?
— Да то же, что и со мной. Работали бы, — ответила девушке, прислушиваясь к молчащему телефону.
— Это понятно. Но шкуру бы с нас за ошибки драли бы сильнее.
— Это еще бабушка надвое сказала. Может, наоборот, меньше, — попыталась я свернуть разговор. Все же настроения у меня не было совершенно. Если ты знаешь, что тебя с минуты на минуту должны уволить, то волей неволей начнешь дергаться. Я не была исключением.
Наконец, зазвонил телефон. Я уже вся извелась в ожидании, а потому обрадовалась ему как родному человеку. Звонила Татьяна. Она переживала, что со мной произошло и хотела узнать как дела. Я в двух словах сказала, что все нормально и что мне неудобно говорить. При следующей встрече обязательно расскажу в чем дело, естественно, зная, что ничего говорить не буду. Вернее не буду говорить правды. Мы быстро с ней поговорили и распрощались.
Тут к нам на точку повалили клиенты и стало совсем не до душевных терзаний по поводу вчерашнего и предполагаемого увольнения. Я решила, что смысла нет переживать. То что падает не стоит останавливать, поскольку все равно упадет. Вот только куда я потом подамся? Это мне было сложно решить. Лишь бы не искать слишком долго работу, а все остальное я переживу.
Я сидела, опустив голову, и проверяла договор, когда хлопнула входная дверь. Неужели нельзя придерживать за собой? Совсем люди неаккуратные пошли. Жаль, что даже замечание не сделаешь. Клиенты — это наш хлеб, а потому их только по шерсти можно гладить, а иначе только про себя костерить вдоль и поперек.
— Здравствуйте, девочки, — раздался бархатистый голос, который я не перепутала бы ни с одним другим. Я в изумлении подняла глаза и встретилась с пристальным взором большого босса. Он поздоровался со всеми, но, кажется, обращался только ко мне.
— Добрый день, чем могу помочь? — Олеся улыбнулась так, что я думала у нее на щеках кожа треснет. — Вы желаете оформить займ?
И кому она это предложила? Вот дуреха. Неужели она не знает кто перед нею? Хотя ведь не знает. Она же как я никогда не видела большого босса. Точно. Он же никогда не светил своим фейсом перед сотрудниками.
— Да. Желаю, — сообщил Семен Эдуардович, пожирая меня взглядом. От такого пристального внимания к моей персоне стало не хорошо. Я сидела и не знала что сказать. Меня хватило только на то, чтобы кивнуть в знак приветствия.
А Олеся заливалась соловьем, предлагая, рассказывая, стараясь привлечь клиента, как она думала. Неужели она не видит, что его запонка стоит гораздо больше, чем вся наша заработная плата за несколько месяцев? А этот лицемер, еще умудряется вставить слово в трель щебетуньи под названием: речь Олеси. Семен Эдуардович так и не удостоил взглядом мою напарницу, уделив все свое барское внимание мне. А моя горе-коллега как будто того не замечала, продолжая обрабатывать потенциального клиента. Сильна. Ничего не скажешь. Такая и мертвого заговорит.
— Может быть хватит? — не выдержала, наконец, я. Меня откровенно говоря стал напрягать весь этот фарс. Да и в гляделки надоело играть. Проигрывала я. Меня все время тянуло опустить глаза и прикинуться ветошью. Ну или папкой для бумаг в крайнем случае. Так нет. Не получилось. Вот и пошла я в наступление. С шашкой наголо, что называется.
— Что такое? — Олеся повернулась ко мне, с вопросом в глазах. — Я что-то говорю не так, — девушка приняла замечание на свой счет, немного обидевшись.
— Господин Ставроев забыл представиться, — я была зла на большого босса и совершенно не переживала по поводу своего поведения, будучи уверенной, что мне больше не работать в этой фирме. А потому вела себя вызывающе, насколько только могла себе это позволить. Терять-то мне уже было нечего.
— Ста-авро-оев, — по слогам произнесла Олеся. В ее глазах промелькнуло понимание и осознание всего случившегося.
— Да, дорогая. Собственной персоной, — иронично искривила я губы, не глядя на Семена Эдуардовича.
Я буквально чувствовала, как он буравит меня взглядом. Наверное, хочет испепелить за мою строптивость. Сидела на стуле как на иголках, ощущая его пристальное внимание. Я мельком взглянула на его руки, лежащие на столе и сразу же отвела глаза. Самое ужасное заключалось в том, что я медленно начинала возбуждаться. Ни с того, ни с сего, совершенно не мотивированно. Это было ужасно. Низ живота, принялся наливаться тяжестью, стоило на секунду вспомнить что творили его пальцы буквально вчера. Это было немыслимо, не рационально, но происходило со мной здесь и сейчас.
— А вот ирония в отношении между начальником и подчиненной, совершенно не уместна, — в бархатном голосе появились стальные нотки. Интонации голоса заставили меня замереть на стуле. Я почувствовала в них угрозу.
— Так это между начальником и подчиненной не уместны, а в общении между обыкновенными гражданами очень даже, — из последних сил старалась найти в себе силы противостоять большому боссу на равных.
— И где вы увидели рядовых граждан? — с легкой издевкой спросил большой босс. Я его перестала совершенно понимать. Что он хочет мне сказать? О чем предупредить? Желает поставить на место? Что ж, ему это удалось по полной программе. Я практически вжалась в свое рабочее место.
— Ну как же? Вы и я. Чем не рядовые? — я начала нервничать.
— Нет. Уважаемая, Зарина, мы с вами не рядовые. Между нами существует строгая субординация по принципу прямого подчинения, — в тоне появилась сталь. — Или вы не знали, что существуют такие рабочие моменты?
— Так я же уже не работаю. Уволена. Мне можно, — чуть дрожащим голосом ответила я.
— И с какого это момента? Поясните. Кто дал свое добро? Вроде бы с утра вы еще числились в нашем штате. Не так ли, Олеся? — большой босс впервые обратился к девушке, правильно прочитав на бейджике ее имя.
— Да, — проблеяла та. Она не меньше меня хотела раствориться в пространстве, просочившись на улицу.
— Вот видите, Зарина, и Олеся подтвердила. Или я чего-то не знаю? — красивая бровь поднялась выше. — Или я не самый главный?
Ну вот. Все точки над "i" расставлены. Я не знала как выпутаться из ситуации, в которой оказалась. Выяснилось, что никто меня не увольнял и пока, кажется, даже не думал, а я сама себе намудрила непонятно что. И как должна теперь поступить? Нахамила начальнику, повела себя ненадлежащим образом. И где мне теперь искать работу? Что же делать? Мысли заметались в голове как голуби в клетке.
— Могу написать "по собственному желанию", — выдавила из себя.
— Можете, но не хотите? Ведь так? — не спрашивал, а утверждал большой босс. — И работы большого выбора нет, и уходить некуда…, - словно мои мысли озвучивал Семен Эдуардович.
И ведь точно все сказал. В маленьком городишке сильно не порыпаешься и работой не поразбрасываешься. Ее тут же подберут и назад уже не возвратят. Желающих много. Вот и думай тут…