Дезмонд помолчал и кивнул. Он всё ещё не смотрел на своего спутника, предпочитая вглядываться в украшенный гирляндами парк, где он вырос, и где теперь бывал так редко.
- Нужен новый план, - сказал Дезмонд и снова замолк. – Если нельзя убить - нужно опорочить, – Дезмонд вздохнул, - хотелось бы понять, успел ли наш друг хотя бы подмешать Лукреции зелье…
- Узнаем, милорд, - сказал Кормак спокойно. – Я пошлю людей на кухню.
Дезмонд кивнул.
- Вы считаете, достаточно тех же мер… Что мы предприняли в прошлый раз?
Дезмонд всё-таки посмотрел на племянника через плечо.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду… Лукреция ведь безобидная девушка, милорд. Угроза исходит от её супруга. А женщина на троне -
это абсурд… ей придётся выйти замуж. За того, кто имеет право наследовать престол.
Дезмонд усмехнулся.
- Не новая мысль. Если король умрёт, слишком легко будет догадаться, кто виновен.
- А если кто-то другой захочет убить короля?
Кормак отошёл к столу, и Дезмонд последовал за ним.
Кормак открыл ключом ящик стола и, достав оттуда плотный бархатный мешочек, вытряхнул на стол его содержимое – шкатулку из красного дерева с арабской вязью по краю. Достав ещё один ключ, отпер шкатулку и протянул Дезмонду сложенный вчетверо лежащий внутри листок бумаги.
Дезмонд осторожно развернул письмо и прочитал. Усмехнулся и вернул его Кормаку.
- Отличная подделка.
Кормак внимательно посмотрел на него.
- Это не подделка, милорд. Письмо настоящее.
- Не слишком верится, что мой горе-братец способен на подобное, но… Не важно. Думаю, есть люди, которые не захотели бы прочесть это письмо – правда в нём или ложь. Осталось устроить так, чтобы письмо попало в нужные руки.
- Андрэ, милорд. Любовник короля.
Дезмонд хмыкнул и, отложив письмо, вернулся к окну.
- Андрэ Бомон… Думаешь, он настолько ненавидит короля?
- Думаю, вы сумеете его уговорить.
========== Глава 2. Сожжённое письмо ==========
Андрэ сидел в парке, глядя на берег пруда и потягивая чай из нового сервиза, привезённого накануне из далёкой восточной империи и подаренного ему королём. Подаренного, чтобы загладить вину, как понимал это Андре, потому как монарх уезжал со своей новой супругой на южное побережье, чтобы в сравнительном тепле любоваться красотами природы – и размножаться, будто бы Ричард в самом деле верил, что может обзавестись наследником.
Андрэ не ревновал. Ну, разве что, чуть-чуть. В отличие от монарха он не мог позволить себе ни женщин, ни мужчин – вообще ничего, что заставило бы Ричарда усомниться в своей исключительности. Он выучил этот урок хорошо после того, как Ричард обвинил в ведовстве несчастную цветочницу, которой вздумалось подарить Андрэ тюльпан.
Теперь, по крайней мере, Андрэ точно знал, как ему избавиться от нежелательного человека – достаточно было бы оказать ему совсем небольшое внимание - и тот был бы обречён.
Андрэ не знал, радует ли его такая власть. Он сам видел, как загораются глаза короля, когда тот смотрит на него. Ричард становился безумным, и поначалу это безумие пугало – но затем Андре привык, стал видеть в нём своеобразный комплимент самому себе.
Он знал простые правила, позволявшие управлять королём, и не нарушал их без надобности, потому был полностью уверен в том, что судьба его сложится просто прекрасно до тех пор, пока во дворце не заговорили о Лукреции.
Но ни Лукреция, ни король не занимали его мысли в послеполуденный час, когда он сидел в одиночестве на берегу пруда.
Так же, как и неделю назад, Андрэ думал о брате короля, которого видел единственный раз в жизни, но отчего-то запомнил так отчётливо, будто тот выражал ему почтение каждое утро.
Андрэ догадывался, что это внезапное и бесперспективное любопытство не доведёт его до добра, но был уверен, что расплачиваться придётся Дезмонду, но никак ни ему.
И потому, когда из тени шпалерника появилась смутная тень в плаще с гербом герцогства Корнуольского, он не чувствовал беспокойства – только смутное удовлетворение от того, что его мысли обретают плоть.
- Ваша милость, - появившийся юноша глубоко поклонился.
Андрэ внимательно рассматривал его, и не думая отвечать на приветствие.
У Кормака – а это был он – были рыжие волосы, достигавшие плеч, которые никому не позволили бы догадаться о его знатном происхождении. Как и сам Андрэ, он не носил парика, и так же, как Андрэ, обладал бледно-голубыми, свойственными коренным жителям Альбиона глазами. Он был так же невысок ростом, но держался гордо, и чем больше Андре находил в нём сходства с собой, тем большую неприязнь испытывал к незнакомцу.
- Я не принимаю после трёх, - сказал виконт сухо. Это было правдой. Андрэ часто тревожили с вопросами, которые следовало задать самому королю, но которые Ричард вряд ли стал бы выслушивать от чужих людей. Андрэ считал разумным уделять часть дня общению с этими людьми, не испытывавшими ни грана симпатии к нему лично, но изо всех сил старавшимися изобразить её на своих алчных лицах, и всё же после трёх он не принимал, потому как общение с несимпатичными ему людьми после обеда плохо сказывалось на его пищеварении.
- Как жаль, милорд… Мой герцог рассчитывал, что вы сделаете для него исключение.
- Герцог Корнуольский? – Андрэ прищурился. - Вот уж не думал, что у него могут быть ко мне дела. Не так давно мне показалось, что он предпочитает решать свои проблемы лично с монархом.
- Мой герцог предпочитает решать свои проблемы без участия монарха. А вот с вами он бы их с радостью обсудил.
Андрэ поднёс к губам чашку, с удовольствием наблюдая, как гость дёргается и с опаской поглядывает на аллею, откуда, как оба они понимали, за Андрэ наблюдали люди короля.
- Что же это могут быть за проблемы, ради которых ваш герцог позволил себе рискнуть своим и моим здоровьем?
Кормак рывком вытащил из-за пояса письмо в конверте, запечатанном незнакомой печатью. Рассмотрев и запомнив красовавшийся на ней знак – орла, с открытым в крике клювом – он сломал печать и пробежался глазами по письму. Дезмонд, герцог Корнуольский, приглашал его на торжество в честь окончания зимы.
Поднял брови и посмотрел на Кормака.
- Вы в своём уме?
- Ваши предположения оскорбительны, - Кормак, впрочем, ничуть не оскорбился и даже усмехнулся в ответ.
- Как по вашим представлениям я отлучусь из дворца на три дня? Если ваш герцог хочет поговорить со мной, пусть соизволит явиться сам.
- Мой герцог полагает, что куда безопаснее для вас обоих встретиться у него. Уверен, вы и сами это понимаете.
Андрэ фыркнул.
- Вы говорите и ведёте себя так, будто это у меня есть проблемы, требующие участия в моей жизни Дезмонда. Но пока что всё наоборот. И если он хочет увидеться со мной, ему придётся прийти самому – и тогда, когда я буду готов его принять.
- Виконт, вы не совсем понимаете, о ком идёт речь. Мой герцог встречается с теми, с кем пожелает, и тогда, когда пожелает он.
- Я рад за него. Пусть продолжает с ними встречаться. А мой распорядок подобных встреч не предусматривает. Шей, будь добра, убери, - кликнул он служанку, уже вставая, и миловидная девушка в зелёном платье принялась собирать посуду на большой серебряный поднос.
- Виконт, вы ведёте себя опрометчиво, - сообщил Кормак, но Андрэ отчего-то стало весело при виде его полного злости взгляда.
- Вы последний, кто будет оценивать моё поведение, - сообщил он и, одёрнув манжеты, двинулся в сторону дворца.
***
Прошло не более часа, как Андрэ пожалел о сказанном. Перед внутренним взором его снова стояло лицо Дезмонда – высокие бледные скулы, орлиный нос, волны чёрных волос на плечах и глаза – такие же чёрные, как у короля, но куда более живые.
Тщетно мерил он из конца в конец свой кабинет, понимая, что упустил возможность увидеть Дезмонда ещё раз. Возможность, которая, быть может, больше уже не представится.
Едва солнце опустилось за горизонт, в покои Андрэ постучали, и на пороге показался Оливер – секретарь Андрэ. Это был мужчина слегка за шестьдесят, в котором король был уверен как в себе самом, но которого, тем не менее, Андрэ знал куда дольше монарха. Оливер был учителем Андрэ с тех пор, как тому исполнилось три года, и родители решили, что мальчик может сидеть на лошади. Он был с Андрэ, когда Ричард забирал его из отцовской усадьбы, и как же был удивлён Андрэ спустя всего лишь полгода своей жизни во дворце, получив согласие на присутствие при нём старика Оливера.
Андрэ не любил вспоминать тот год. Его тогда не радовали ни богатое убранство комнат, ни почтительность и обилие слуг. Он не хотел уезжать из отцовского дома и не мог понять, как вышло так, что родители отдали его королю. Андрэ понял своё положение при короле почти сразу. Тогда он ещё не пробовал любви ни с женщиной, ни с мужчиной, а Ричард не был ни чуток, ни заботлив. Андрэ казалось, что король мстит ему за что-то, – но за что, он понять не мог. И тогда, в первую ночь - и во все последующие ночи того года не мог дождаться, когда монарх оставит его в одиночестве на скомканной постели, чтобы Андрэ мог свернуться калачиком и плакать до самого утра.
Андрэ не общался ни с придворными, ни со слугами. Первые презирали его, вторых презирал он сам. Ричард окружил его женщинами, которые обучали его этикету и женским хитростям, но сам мальчик сгорал от стыда, выслушивая их уроки, и с трудом мог понять, почему должен следовать им.
Все преимущества своего положения он понял много позже. Даже теперь, спустя восемь лет, его презирали – но теперь его ещё и боялись. Он перестал искать их любви, как искал её в самом начале – Андрэ понял, здесь никто не способен любить. И, чтобы выжить, ему следовало научиться быть таким, как они. Теперь, вспоминая своё детство, Андрэ понимал, что и тогда не знал, что такое любовь – ведь разве можно назвать любовью то чувство, которое испытывают родители, отдавая сына в руки чужого мужчины? У него не было братьев кроме одного, родившегося двумя годами позже его самого и умершего в младенчестве, так что и братской любви он не знал. Только одиночество было его спутником с самого рождения и до тех пор, когда Ричард привёл в дом третью супругу и покинул своего молодого любовника, чтобы заняться продолжением рода. Но если в ком-то Андре и мог заподозрить если не любовь, то хотя бы преданность – это был Оливер, нашедший его так далеко от родительского дома и помогший не заблудиться совсем в океане злословия и лжи.
- Есть новости? – спросил Андрэ, наблюдая, как Оливер пересекает порог и сгибается в поклоне.
- Почти никаких, милорд, - старик с трудом разогнулся и, пройдя через всю комнату, опустил на стол перед Оливером стопку донесений.
В отличие от письма, поданного Кормаком, эти Андре прочитал внимательно, вдумываясь в каждую строчку.
- Твои люди в Уэльсе… Почему нет писем от них?
Оливер задумчиво причмокнул губами.
- Я думал об этом. Хармон молчит уже три дня. Но бить тревогу слишком рано. Вы думаете, его могли обнаружить?
- Я думаю, он мог что-то найти… - Андрэ отложил бумаги на стол. - Если бы я сам мог поехать в Уэльс…
- Нет смысла мечтать о невозможном, Андрэ.
Оливер посмотрел на юношу тем взглядом, которым старики обычно смотрят на молодёжь. Андрэ поморщился, но ничего не сказал.
- Постарайся выяснить, что с ним случилось. Впрочем, ты сам всё знаешь.