Оливер кивнул.
- Это всё? – закончил Андрэ.
Оливер не двинулся с места, и Андрэ понял, что тот колеблется. Он уже собирался поторопить секретаря, когда тот, наконец, заговорил сам.
- Милорд, это только слухи… Но поговаривают, Фергюс Бри, граф Йоркширский, знал вашу мать много лет назад.
- Знал? – Андрэ поднял брови. – Знакомства недостаточно, чтобы обвинять человека в заговоре.
- Всё верно, милорд. Их знакомство было недолгим, я сам это помню. Злые языки приписывают им близкие отношения, но я говорю вам абсолютно точно – это невозможно. Однако Фергюс действительно останавливался в доме ваших родителей незадолго до смерти вашего брата.
- Фергюс Бри, - Андре встал из-за стола и прошёлся по комнате, - боюсь, граф не из тех, кто появляется при дворе.
- Всё верно, милорд. Граф Йоркширский предпочитает общество герцога Корнуольского.
Андрэ резко развернулся и посмотрел на секретаря в упор.
- Почему ты не говорил мне о нём раньше?
Оливер медлил.
- Мне всегда казалось, милорд, что ваше знакомство с герцогом Корнуольским может иметь печальные последствия.
- А теперь?
- А теперь оно произошло. И мне остаётся только свести эти последствия к минимуму.
***
Оливер ушёл, а Андрэ долго ещё сидел, размышляя обо всём случившемся – о приглашении герцога и о последних словах, сказанных Оливером. Он отлично понимал, что старик, скорее всего, не желает ему зла, но то, что
Оливер мог утаить что-либо от него, ставило это доверие под удар.
Андрэ не глядя повернул ключ и достал из верхнего ящика стола испачканный кровью листок с обгоревшим краем. Письмо было адресовано не ему. Андрэ нашёл его обрывок случайно, в камине в спальне короля. От письма уже осталось не больше половины, и текст разобрать Андрэ не удавалось, как он ни старался. Всё, что он мог рассмотреть, была подпись: Пьер Бомон.
Андрэ знал всех своих родственников вплоть до восьмого колена, всех Бомонов, которые были живы и всех, кто умер в последние тридцать лет – и среди них был только один Пьер Бомон, его брат.
С тех пор как Андре увидел подпись, письмо не давало ему покоя. Он думал о том, что где-то там, на холмах и лесах Альбиона может скрываться его брат – такой же одинокий, лишённый семьи, крова и любви. И хотя надежда была так мала, а шанс, что неведомый Пьер Бомон - самозванец, так велик, - тайна, заставившая короля сжечь письмо, подписанное столь знакомым именем, заставляла теперь его любовника рассылать шпионов во все концы королевства в поисках хотя бы тени того, кто написал это письмо.
В очередной раз Андрэ попытался расшифровать обрывки строк, почерневших от пламени. Он мог заниматься этим часами, за каждым фрагментом стёршегося слова угадывая или выдумывая судьбу Пьера, который, быть может, вовсе и не был одинок, а, напротив, был счастлив – так, как не мог быть счастлив его брат. И всё же в эту ночь Андрэ не довелось разобрать ничего, потому что едва он взялся за своё бессмысленное занятие, как услышал за окном короткий стук.
Андрэ замер, не уверенный в собственном слухе, но стук повторился.
Андрэ торопливо спрятал письмо и повернулся к окну. Разглядеть что-либо в темноте ночного парка было невозможно, и Андре, поколебавшись, подошёл к проёму и распахнул раму.
Он опешил на мгновение, увидев прямо перед собой чёрные глаза, горячие, как огонь в камине.
- Вы заставили меня проделать долгий путь, виконт, - сообщил Дезмонд, пожирая его этими чёрными глазами, - надеюсь, я об этом не пожалею.
========== Глава 3. Опальный герцог ==========
Дезмонд покинул дворец наутро после венчания.
Шёл дождь. Туман застилал побережье, проносившееся за окном нелюбимой кареты – Дезмонд нечасто пользовался закрытым экипажем, предпочитая ездить верхом.
Кормак сидел на козлах вместе с кучером, и Дезмонд получил возможность несколько часов провести в одиночестве и размышлениях.
Кормак был прав, пришло время переходить к действию, и благосклонность молодого Бомона была кратчайшей дорогой в покои монарха.
Кормак, как и многие другие, ждал, что Дезмонд возьмёт Альбион в свои руки и сожмёт его в железном кулаке.
Дом герцога Корнуольского принимал всех, кого не устраивал двор. Всех отлучённых, всех, кого король намеренно или случайно оскорбил, всех, кто хотел что-то изменить в жизни Альбиона.
В этом, пожалуй, и состояла одна из проблем – Дезмонд отлично представлял, что станет с этой разнородной сворой отщепенцев, каждый из которых был уверен в собственной правоте не меньше Ричарда, когда солнце изменит свой ход, и Дезмонд станет королём. Они перегрызутся – и не исключено, что заодно загрызут его самого.
Дезмонд с детства слышал о том, что он, быть может, по крови наследник Ричарда II. Ему нравились эти байки, тем более что у них были основания – отец нынешнего монарха всегда оказывал особое внимание и его матери, и ему самому. Вплоть до самой его смерти им были предоставлены лучшие апартаменты в имении короля – те, в которых теперь жил Андрэ Бомон.
Но старый король умер, а нынешний Ричард не меньше Дезмонда слышал баек о том, что у прежнего монарха есть ещё один сын. Дезмонд плохо знал Ричарда в молодости, потому как тот редко бывал в доме отца – в отличие от него самого. Ричарда обучали в университетах на материке, и стоило ему закончить одно обучение, как начиналось другое. Все, включая самого Дезмонда, отлично видели, что король попросту отсылает от себя нелюбимого старшего сына.
Зато стоило Ричарду II почить, как всё перевернулось. Новый король взошел на престол, напрочь забыв об обучении и монастырях. Все, кто до сих пор радовался его отсутствию, в лучшем случае отправились в изгнание, в худшем - лишились головы.
Дезмонду повезло. Он был отправлен служить в гвардейский полк. Будто бы специально для этого Ричард развязал на материке первую и единственную свою войну – войну с Галлией, к которой королевство было не готово. Корабли горели будто спичечные коробки. Атаковать с моря укрепления оказалось практически невозможно. И по всем правилам стратегии и тактики Дезмонд должен был пойти на дно тихо и бесшумно вместе с сотнями своих соратников, – но случилось иначе, и из двухсот судов, посланных молодым королём на смерть, "Артемида", несшая на себе гвардейский полк Дезмонда, оказалась едва ли не единственной, достигшей берега. Командир полка погиб ещё в море, и Дезмонд, взяв на себя командование, во главе двух десятков гвардейцев захватил злополучный форт, прекратив сражение. Дезмонд на всю жизнь запомнил его название – Форт Лувуа.
Форт был взят, битва выиграна, но проиграна война – и едва послы Галлии прибыли в Альбион, форт снова был сдан, а участники сражения выданы противнику как военные преступники.
И снова Дезмонду повезло – если это можно назвать везением. Галльский король говорил с ним лично, но приказа казнить не отдал – напротив, он предлагал Дезмонду сменить сюзерена, а получив отказ, отпустил его домой.
Ещё в море Дезмонд с нетерпением ждал возможности посмотреть брату в глаза, но по возвращении его ожидал новый сюрприз – он был отлучён от двора, впрочем, не только сохранил титул, но и получил новое звание – капитана Морских Львов.
Дезмонд скрежетал зубами, но поделать ничего не мог. Впервые в жизни он увидел собственное герцогство – расположенное на самом севере Альбиона. Всё здесь было пусто и заброшено, ведь мать Дезмонда, герцогиня Корнуольская, не интересовалась судьбой владений, а муж её умер, когда герцогине было немногим больше двадцати.
Усадьбу, укрепления – всё пришлось отстраивать заново. Но Дезмонд по-прежнему мог лишь скрежетать зубами, пока однажды зимой в дом к нему не явился путник в зелёном плаще, подбитом соболем – Фергюс Йоркширский.
Фергюс стал первым из тех, кто предпочёл общество опального герцога напыщенному и бестолковому досугу при дворе короля. За ним потянулись и другие – один за другим. И Дезмонд не заметил, как вновь возобновились разговоры о том, что он имеет большее право на престол, чем Ричард.
Дезмонд не принимал разговоры всерьёз. Правда, они заставили его задуматься, – отчего Ричард не казнил его в тот же год, когда вступил на престол? Разве заметил бы кто-то ещё одну жертву среди множества соратников умершего короля, отправившихся на тот свет? И ответ подсказал ему Кормак – совсем юный тогда ещё паж, прибывший в его дом вместе с Фергюсом Бри.
Кормаку было тогда вряд ли больше пятнадцати, хотя настоящего его возраста Дезмонд никогда не знал. По рассказам Фергюса мальчик был родом из какого-то не слишком знатного рода, к тому же обедневшего по вине короля, и родители его были готовы на что угодно, лишь бы сын нашёл себе лучшую судьбу, чем прозябание в старом отцовском доме среди овец и коров.
И хотя история Кормака не привлекала к себе внимания, сам мальчик понравился Дезмонду ещё до того, как стал взрослым.
Кормак рос у Дезмонда на глазах, и чем старше он становился, тем больше Дезмонду нравилось проводить время с этим мальчиком – энергичным, но таившим в голубых глазах тень той же грусти, что терзала и самого Дезмонда.
Кормак был забыт всеми, так же, как и сам Дезмонд, был отправлен прочь из дома, где вырос. У мальчика не было семьи, и он никогда не говорил о родителях, что бросили его, но с годами тоска на дне его глаз росла, превращаясь во что-то новое, колючее и требовательное.
И чем острее становился его взгляд, тем больше Дезмонд любил мальчика, который со временем стал ему воспитанником, а затем мог бы стать и сыном. Однако, сына - ни родного, ни приёмного, герцог Корнуольский иметь не мог – такова была воля короля. И, посовещавшись с матерью, он решил назвать Кормака племянником.
Уже много позже Дезмонд понял, как удачно сложилась судьба, потому как Кормак не мог быть ему сыном не только из-за Ричарда. Никогда он не относился к Дезмонду как к отцу. Дезмонд понял это однажды, когда зимняя ночь в форте Корнуэл оказалась особенно холодна, и Кормак появился в его спальне с предложением согреть постель. А поняв и позволив, Дезмонд ни разу не пожалел и ни разу не проговорился никому, даже матери, о том, какой жаркой бывает их постель даже самыми снежными ночами.
Кормак сопровождал Дезмонда всегда на правах помощника, оруженосца, пажа – они не искали этому названия, но всегда легко находили его для других. И Кормак, который с другими всегда был жёстким и властным, будто происходил не из маленькой дворянской семьи, а из королевского рода, с Дезмондом неизменно становился покорным и мягким.
Дезмонд ощущал его как клинок в своей руке, как перчатку, надетую на пальцы. Кормак никогда не подводил, но и сам он всё больше врастал в сердце герцога, превращаясь не просто в часть его тела, но и в часть его разума.
Дезмонду было плевать, кто и что хотел от него, кто и чего ждал. Поняв, что залог его собственной безопасности в отсутствии наследников у короля, он обеспечил себе эту безопасность, подкупив поваров и исключив всякую возможность появления у Ричарда детей. Зелья добавлялись в еду всем королевам – как прошлым, так и нынешней. И хотя Дезмонд ещё ощущал некоторое беспокойство в связи с исчезновением шпиона, который должен был проследить за бесплодностью первой брачной ночи короля, он легко смирился с этим фактом.
Дезмонду было плевать на всех – но только на Кормака он наплевать не мог. Мальчик верил в него и ждал, что Дезмонд будет не просто отсиживаться на краю Альбиона, пить вино с такими же неудачниками и хвастаться своим родством, Кормак в самом деле верил, что он собирается стать королём. И то, что был на свете кто-то, кто верил в Дезмонда искренне и беззаветно, подталкивало его к решению, которого он принимать не хотел.
Кормак был прав, пришло время избавиться от короля. Избавиться руками Андрэ. Дезмонду не было жалко брата, сломавшего ему жизнь. Не боялся он и его гнева, если дело раскроется раньше, чем следует. Но думая о том, как заставить Андрэ сделать грязную работу за них с Кормаком, Дезмонд невольно вспоминал его взгляд во время венчания. Андрэ ненавидел – Дезмонд не знал, кого именно. Короля или свою собственную жизнь. Но именно эта ненависть в серых, как туман над побережьем, глазах не давала Дезмонду покоя, заставляя вспоминать лицо юноши снова и снова.
И Кормак был прав. Нужно было продолжить знакомство. Только Дезмонд не был уверен, хочет ли он этого для того, чтобы убить короля, или для того, чтобы в самом деле узнать, что скрывается за этой серой дымкой глаз.