И Мо понял кое-что, когда они встретились взглядами, что парень готов сделать шаг.
Мо хотел бы, чтобы приглушили свет, хотя он и опасался, что парень сделает свой ход, как только они свет выключат.
Казалось, что им понадобились годы, чтобы его найти.
Рука Мо поднялась вверх, запястье к губам.
— Красное поло. Джинсы. Отличная стрижка. Второй ряд. Левая сторона. Оставайся на нем, — приказал он, прежде чем надеть на Лотти халат.
Он задержался на две секунды, накидывая халат на ее обнаженные плечи.
Она сняла топ только в последние секунды своей последней песни, но она никогда не снимала трусики.
Он все еще ненавидел, что сотни (возможно, тысячи) людей видели ее почти голой.
Но сегодня, он ненавидел это дерьмо, бл*дь, намного сильнее.
Он не мог ничего с этим поделать, не мог удавить этого мудака своими собственными руками.
В ту же секунду, как она просунула руки в рукава халата, он подхватил ее и понес в безопасное место.
— Не спускай с него глаз, — сказал Мо в наушник Акселю, одному из его приятелей по команде Хоука.
— Я за ним слежу. Последую до конца.
Это означало, что Аксель последует за ним домой.
Он ввел Лотти в комнату, девочки хлынули наружу в коридор, он посмотрел на нее сверху вниз.
— Сейчас выйду в коридор. Выйду на полминуты. Запри дверь. Оденься.
Она уставилась на него, ее руки застыли на пояске халата.
— Лотти, — прорычал он.
— Ладно. Запираю дверь, — прошептала она.
Он вышел. Услышал, как щелкнул замок.
Затем он сделал два шага в сторону и вытащил телефон.
Он звонил Ястребу.
— Докладывай, — сказал Хоук в качестве приветствия, но не так, как будто Мо только что разбудил его, хотя Мо знал, что он только что разбудил его, а разбудив Хоука, он, скорее всего, разбудил и жену Хоука — Гвен.
Несомненно, это обычное явление для Гвен.
К счастью, она была крутой девчонкой и так сильно любила своего мужчину, что Хоук мог отрастить пивной живот и заниматься рыбалкой каждые выходные, а она бы просто ждала, когда он вернется домой, и все равно прыгала бы на него от радости.
— Он здесь.
— Он сделал ход? — Спросил Хоук.
— Нет. Но я знаю, что это он. Аксель на нем. Я хочу, чтобы его выключили сегодня.
Хоук ничего не ответил.
Мо тоже молчал, давая своему боссу подумать.
Наконец Хоук заговорил:
— Чутье?
— Да.
— Насколько уверен?
— Полностью.
— Мы возьмем его сегодня. Если ты ошибаешься, мы разберемся.
— Я не ошибаюсь и хочу участвовать.
Мгновение затем…
— Она все же пробралась тебе под кожу, — пробормотал Хоук.
— Она не пробралась. Я сплю на ее диване. Я охраняю ее. Но когда все это закончится, она будет со мной. Мой выбор. Со всем, что входит в это понятие. Так что она у меня не под кожей. Она просто станет частью меня и моей жизни.
Хоук не удивился, когда спросил:
— А она?
— В той части, где мы находимся сейчас, ей трудно сдерживаться.
— Ты должен был доложить мне об этом, — нетерпеливо сказал Хоук.
— Я бы так и сделал, что трудно сдерживаться.
— Трудно сдерживаться, ты не сказал, потому что знал, что я отстраню тебя от ее охраны, что, бл*дь, и сделал бы.
Мо решил не отвечать.
— Итак, зная все, я спрошу еще раз. Твое чутье. Насколько уверен? — Спросил Хоук.
— Это наш парень.
— Обычно я не спрашиваю, ты же знаешь, но…
— Она танцевала, он смотрел на меня, а не на нее. Второй ряд. Выцветшее поло. Но новые джинсы.
— Новые джинсы?
Хоук задал этот вопрос не потому, что не понял, что Мо имел в виду.
Он задал этот вопрос, потому что как раз все понял.
— И я готов поклясться жизнью, что видел его в воскресенье в «Кинг Соуперс», — добавил Мо.
— Мы выдвигаемся, — объявил Хоук. — Сейчас. И ты в деле.
Спасибо, бл*ть.
Хоук отключился.
Мо втянул воздух носом.
Затем он повернулся и постучал в дверь Лотти, крикнув:
— Мо.
Каждый дюйм его кожи покрылся мурашками. Его мышцы подергивались от напряжения.
Он хотел быть там с ними.
А ему нужно было находиться в раздевалке.
Она открыла дверь.
Он втиснулся внутрь.
Затем он произнес благодарственную молитву за то, что она не облажалась, переодевшись в свою обычную одежду.
— Что происходит? — спросила она, когда за ним захлопнулась дверь.
Он запер ее, даже не взглянув. Если девушке нужно было войти, она просто должна была постучать.
Лицо Лотти побледнело.
— Он здесь.
— О боже, — выдохнула она. — Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Неужели они…
— Просто делай то, что всегда делаешь, Лотти. Давай я отвезу тебя домой.
— Но разве они...
Он поднял обе руки и обхватил ее лицо.
Ее веки опустились, а тело качнулось к нему.
Черт побери.
Бл*дь.
Она была, мать твою, вся его.
Мо боролся с самим собой, с желанием заявить на нее права прямо сейчас, но он повторил свой приказ не только ей, но и себе:
— Просто делай свое дело, детка.
Это заняло у нее некоторое время.
Но потом она прошептала:
— Хорошо, Мо.
Это была его девушка.
Он слегка обнял ее и отпустил.
Медленно, он мог сказать, она сосредоточилась на своих движениях, возвращаясь к своему зеркалу.
Мо встал у двери, прислонился спиной к стене и уставился в пол.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Не думай обо мне.
— Это невозможно.
Конечно, так оно и было.
Боже, ему нужно было трахнуть ее.
— Просто сосредоточься, — приказал он.
— Правильно.
— Не на мне, — добавил он.
— Угу, — громко пробормотала она.
Она полностью сосредоточилась на нем, просто молча.
Он продолжал смотреть в пол.
Ее голос нарушил тишину.
— Ты не сможешь разорвать его на части, когда доберешься до него, Мо, я не хочу навещать своего мужчину в тюрьме, и я слышала, что супружеские визиты очень трудно организовать.
Все еще согнув шею, он повернул голову в ее сторону.
— Лотти, заткнись.
— Ты понял мою точку зрения, — прошептала она.
Он снова уставился в пол.
Лотти снова стала Лотти.
Она смывала макияж тампоном. Расчесала волосы.
Занялась делом.
В том числе и дала ему возможность сделать то, что он должен.
Скоро.
Бл*дь.
Скоро.
Слава Богу.
Теперь все, что ему нужно было сделать — это остановить себя от совершения убийства до того момента, как он уложит ее в постель.
Чтобы побаловать себя после тем, что ему пришлось пережить, познакомившись с Шарлоттой МакАлистер…
Кусочком торта.
* * *
Он ошибся.
Это был не кусочек торта.
В чем он не ошибся, так в том, что это был их парень.
Угроза была нейтрализована, Лотти находилась дома, спала, понятия не имея, что его нет с ней в спальне, Аксель сидел в ее гостиной на случай, если она проснется и обнаружит, что его нет рядом, тогда Аксель ей все объяснит, она будет чувствовать себя в безопасности, не оставшись вдруг без телохранителя.
Мо в этот момент находился в доме этого парня вместе с Хоуком и Смити.
Смити и его вышибалы опознали в нем нечастого завсегдатая. Он приходил не так уж часто, но все они видели его ни раз. Слишком безобидный, чтобы его можно было в чем-то заподозрить.
Пока Мо его не раскрыл.
В доме этого парня не было святилища, посвященного Лотти.
Но то, что они обнаружили после, как Джейлен остановил и завел с ним беседу, парень попытался сбежать, Аксель его вырубил, они отвели его в кабинет Смити, забрали бумажник, а затем послали команду к нему домой, команду, в которую входил Хоук, и сейчас они обнаружили несколько очень тревожных его дневников, наводящих на мысли.
И подвал, который был оборудован, чтобы проделать «очищение» Лотти, как он писал в своих письмах.
Да. Он укреплял свою ненависть и готовился довести дело до конца.
Это было частью его визита в клуб в тот вечер. Следить за своей жертвой, теперь за его двумя жертвами, подпитывая ненависть и оценивая положение.
Мужчина все еще находился в кабинете Смити.
И сейчас они должны были решить свой следующий шаг.
— Любое участие полиции на данном этапе, которое будет иметь хоть малейший шанс на спасение этого мудака, будет включать в себя с нашей стороны многократное лжесвидетельство, — отметил Хоук.
— Меня это устраивает, — ответил Смити.
Мо ничего не ответил.
Он все еще пытался выкинуть из головы количество полиэтиленовой пленки, покрывающей пол, которую они обнаружили в подвале, и еще несколько рулонов.
И аккуратно выложенные инструменты на столе.
Но Хоук знал, что Мо никогда не будет лжесвидетельствовать копам.
Если только не будет приказано это сделать во благо миссии.
Или для защиты кого-то, кто что-то значил для Мо.
Так что ему не пришлось отвечать.
— Второй вариант, я могу связаться с человеком, мастеру по исчезновению людей, — продолжал Хоук.
Мо сосредоточился на своем боссе.
— Я тоже с этим согласен, — горячо заявил Смити.
Он все еще видел рулоны полиэтиленовой пленки.
Не говоря уже о столе с инструментами.
— Я говорю не об убийстве, Смити. Я говорю о вынужденном переселении, когда шансы на возвращение равны нулю. Это включает в себя регистрацию заезда, чтобы убедиться, что ноль остается нулем. За дополнительную плату включает в себя постоянную недееспособность, — объяснил Хоук.
— Я тоже готов на это, даже если не знаю, что такое постоянная недееспособность, но согласен, чтобы она включала в себя, чтобы этот больной гребаный ублюдок был чертовски мертв.
Точно.
Смити держался на волоске.
Мо знал это чувство.
— Пальцев нет. Языка нет. Глаз нет. Различные комбинации. Или в экстремальных обстоятельствах — нет ног или паралич, — сказал ему Хоук.
— И снова у меня такое чувство, будто я выиграл сегодня в лотерею, потому что ни один из этих вариантов не кажется мне плохим, — ответил Смити.
— Смити, тебе придется с этим жить, — заметил Хоук.
— И ты думаешь, что для меня это будет проблема? — Потребовал ответа Смити.
— Я думаю, что прямо сейчас ты чертовски зол и чертовски напуган, и все это верх того, что ты волновался, потому что напряжение увеличивалось с каждым днем, когда мы не могли вычислить этого парня, и с каждым письмом, которое ты получал. Так что я не уверен, что ты рационально мыслишь, — возразил Хоук.
— Скажи мне, Хоук, если ты сотворишь какую-нибудь магию с Митчем или Слимом, и они найдут причину законно обыскать его дом и найти то, что нашли мы, что тогда будет с этим парнем? — Спросил Смити, упоминая приятелей Хоука, Митча Лоусона и Брока «Слима» Лукаса, двух полицейских из криминального отдела, двух хороших людей и первых, к кому Ястреб обращался, если хотел, чтобы делом занялся закон.
— Я не обладаю силой ясновидения, Смити, — сказал ему Хоук.
— Я тоже. Но скажу тебе вот что: такой больной гребаный ублюдок, как этот парень, должен сделать что-то чертовски плохое, чтобы его посадили навсегда, где он и должен быть, — парировал Смити. — И видя, что этого, бл*дь, не случилось в этот раз, хотя его взяли, он, может быть, когда-нибудь и отсидит, и это большое «может быть», так как до сих пор он действительно не совершил преступления.
— Эти письма-угрозы, он использовал почтовую службу, чтобы отправлять их, это определенно преступление, — отметил Хоук.
— Это вообще ничто, и мы все это знаем, — выплюнул Смити.
Именно так и было, поэтому ни Ястреб, ни Мо ничего не сказали.
Смити продолжал:
— Но он когда-нибудь осуществит свою месть. И выйдет, снова зациклиться на Мак или какой-нибудь другой девушке, потом возьмет себя в руки, прежде чем кто-нибудь узнает. А потом какая-нибудь девушка, если ее найдут до того, как она умрет, всю жизнь будет иметь дело с этим дерьмом, в котором она не имела права голоса, как я имею право голоса, чтобы потом всю жизнь жить с тем, что мы решим сейчас по поводу этого парня. — Смити покачал головой. — Я как-нибудь переживу своих демонов. Не хочу, чтобы какая-нибудь женщина столкнулась с ним лицом к лицу.
— Смити… — попытался Ястреб.
Смити оборвал его:
— Или он отделается тем, что его признают невменяемым, потому что никто не спорит, что парень облажался, и его отправят в сумасшедший дом. Будут пичкать лекарствами. Будут лечить. Он получит «исцеление». И тот же самый сценарий конца происходит сразу после того, как он перестает принимать лекарства, финансируемые правительством, и вспоминает о своих гребанных идеях, потому что он чокнутый.
— Мой голос — единственный голос, который имеет значение, ублюдок, потому что я плачу за это дерьмо, — парировал Смити.
— И мы с Мо тоже будем знать, и нам придется держать рот на замке и жить с этими демонами тоже по твоему выбору, Смити, — ответил Хоук.
В этот момент Смити взглянул на Мо, а потом снова на Хоука.
— Не мог бы ты мне объяснить, почему твой человек участвует в этом обсуждении?
— У него есть право голоса, — ответил Хоук.
— Я понимаю, беря во внимание, что он здесь, — сказал Смити. — Я спрашиваю, почему.
— Потому что я его вызвал, — ответил Хоук.
Смити снова посмотрел на Мо.
Мо молча уставился на него.
— Черт, ты влюбился в нее, — пробормотал Смити.
Мо ничего не ответил.
Смити оглядел его с ног до головы, и его брови сошлись на переносице.
— И она влюбилась в тебя?
Мо молчал.
— Ну конечно, — пробормотал Смити. — Ты — это ты. Еще до того, как я увидел тебя, мог бы понять, видно наверху дали мне возможность вызвать мужчину мечты для Мак.
Что ж…
Черт.
Что-то пришло в голову Смити, его глаза поднялись к потолку, прежде чем вернуться к Мо, а руки уперлись в бедра.
— Не забивай себе голову всякими мыслями, ублюдок. У нее есть талант. Она хедлайнер. Она была рождена для сцены. — Он убрал руку со своего бедра, направил ее на Мо и заявил: — Ты не должен ей говорить, чтобы она бросила танцевать.
Мо почувствовал, как его губы сжались.
— Ну вот! — Смити ткнул пальцем в Мо, не пропустив его движения. — Ты один из этих парней! Господи! — Он вскинул обе руки. — Я думал, что покончил с этими парнями. Джек не возражал против того, чтобы его женщина раздевалась.
Мо понятия не имел, кто такой Джек. Он не помнил, чтобы Лотти рассказывала ему об одной из женщин, у которой был мужчина по имени Джек.
Он по-прежнему молчал.
— А как насчет тебя? — Спросил Смити Хоука. — Разве это профессионально, что один из твоих парней метит женщину, которую охраняет.
— У них была платоническая любовь до сегодняшнего дня, — выдавил Ястреб.
— Ага, хорошо, — сказал Смити.
Мо хотел поскорее закончить.
Со многими вещами.
И то, что они сейчас обсуждали, было наименьшим из всех.
— Я прикоснулся к ней всего один раз сегодня вечером, когда мне нужно было, чтобы она сосредоточилась, я взял ее лицо в руки. Один раз, — прорычал Мо. — Лотти хотела нанять нового телохранителя, чтобы мы могли начать наши отношения, но никто не будет ее охранять, кроме меня. Мы держались. Теперь нам нужно принять решение об этом парне, потому что дело сделано, а это означает, что моя работа закончена, а значит, я могу претендовать на свою женщину, так что я закончил этот разговор. Что ты собираешься делать?
— Что ты собираешься делать? — Спокойно спросил Хоук.
— Я хочу, чтобы он был мертв.
Хоук даже не моргнул.
— Но я чертовски зол, и я чертовски взвинчен в данный момент, что означает, что я не могу полностью выкинуть подвал из головы, — продолжил Мо. — Поэтому я хочу, чтобы вы позвонили Лоусону и Лукасу и посадили его в тюрьму. У нас действительно нет другого выбора, кроме как позволить правосудию идти своим чередом, не потому, что я не могу жить с убийством, или Смити не может, или ты не можешь, а потому, что мне, вероятно, придется объяснить это Лотти, она не сможет с этим жить.