Смех за соседним столом вмиг прекратился, все присутствующие в зале гриффиндорцы развернулись в сторону слизеринцев. Назревал конфликт. Забини, чувствуя это, показал в сторону своих оппонентов неприличный жест и в довершение ко всему плюнул в их сторону. Обычно подобная провокация приводила к массовым беспорядкам, об этом уже знали все члены преподавательского состава, и сейчас, чтобы загасить конфликт на корню и предупредить назревающую драку, в дело поспешно вмешались деканы двух враждебных факультетов, пригрозив снять с каждого по сто баллов, а зачинщикам дисциплинарными взысканиями. Впрочем, МакГонагалл не упустила случая и оштрафовала Слизерин на двадцать очков за недостойное поведение мистера Забини. Утро, которое и так не задалось у многих слизеринцев после ночной оргии, было испорчено окончательно. Блейз и Драко уже собирались демонстративно, в знак протеста против преподавательского произвола, покинуть Большой зал, когда мимо них прошел Гарри Поттер, видимо, тоже проспавший, поэтому и заявившийся на завтрак под самое его завершение. Малфой уставился в спину гриффиндорца, несколько мгновений молча сверлил его затылок пронзительным взглядом, а затем вдруг выдал очень странную фразу, от которой у Блейза приоткрылась челюсть, а левый глаз пару раз дернулся от нервного тика.
– А у него красивая фигура, – задумчиво произнес Малфой, словно это была мысль, случайно высказанная вслух.
– Прошу прощения? – проследив за взглядом любовника, спросил Забини, решив, что ослышался. – Что ты сейчас сказал, mio biondo chiaro angelo? (мой белокурый ангел ит.)
– У него фигура красивая, – повторил Малфой, продолжая сверлить взглядом Поттера, мысленно раздевая его.
– У кого красивая фигура? – не веря своим ушам и глазам, поинтересовался Забини.
– У Поттера, – отозвался Малфой. – У Потти классная фигура, – уточнил Драко, обернувшись к охреневшему любовнику, который, похоже, серьезно усомнился в функциях своих органов обоняния, осязания и восприятия.
– Mio principe (мой принц ит.), – очень мягко произнес Блейз таким тоном, будто сейчас разговаривал с умалишенным, – с каких это пор твой божественно–утонченный вкус стал таким пошлым и вульгарным? Я не могу в это поверить, поэтому предпочту воспринимать твое шокирующее высказывание как низкопробную, неудачную шутку. У Поттера не может быть красивой фигуры, это нонсенс. Этот низкорослый, плюгавый, задроченный очкарик, этот pezzo di merda (кусок говна ит.) вообще не должен привлекать к себе твой божественный взор, mio amato (мой возлюбленный ит.).
– Он уже не плюгавый урод, каким был раньше, Блейз, – усмехнулся Малфой. – Пару дней назад я видел его в раздевалке после тренировки, и, должен признаться, фигура Поттера меня впечатлила.
– Ну конечно, как я сразу не догадался, – брезгливо скривился Забини, – ужасный квиддич, вонючая раздевалка, потные мужланы… А я голову ломаю, где ты мог увидеть голого задрота Поттера… Тебя после этого кошмары по ночам не мучают? Говорят, у Поттера ноги волосатые. Это правда, mio angelo?
– Ну, некоторая доля истины в этом заявлении имеется, – уклончиво ответил Малфой. – Но в этом даже что–то есть. Брутальность Потти меня возбуждает. Я бы ему вдул… – вдруг заявил Драко, оценивающе разглядывая гриффиндорца, который сидел в окружении своих друзей, и, судя по всему, выслушивал подробности инцидента, произошедшего в его отсутствие между двумя враждующими факультетами. Грязнокровка Грейнджер что–то эмоционально ему рассказывала, поглядывая в сторону противоположного стола, а рыжий нищеброд Уизел сидел, набычившись, и кидал на двух слизеринцев злобные взгляды.
Услышав заявление Малфоя, Забини поперхнулся собственной слюной, согнулся пополам и стал захлебываться кашлем. Драко уже схватился за палочку, чтобы помочь своему любовнику, но Урхарт, капитан квиддичной команды, не упустив случая отомстить, проявил небывалую для него находчивость, перегнулся через стол и пару раз врезал кулаком Забини по спине под благовидным предлогом помощи ближнему своему. Капитаном квиддичной команды мог стать далеко не каждый. Для этого надо было обладать определенными качествами и физическими данными. Природа не обделила Урхарта, и сейчас, врезав по спине поперхнувшемуся сокурснику, капитан вложил в этот удар всю свою молодецкую удаль. Удивительно, что после такого дружеского похлопывания флорентийский герцог не проблевался собственными легкими.
– Ну как, Забини, отлегло? – не скрывая злорадной усмешки, заботливо поинтересовался квиддичный капитан.
– Блядь, если бы я был мазохистом, обкончался бы от счастья, – вытирая выступившие на глаза слезы, произнес Забини, и Урхарт, самодовольно улыбаясь, снова опустился на свое место.
– Bastardo di putana (блядский выблядок ит.), – зловеще прошипел разъяренный Блейз и улыбочка с лица квиддичного капитана вдруг медленно начала сползать. Мало кто в Хогвартсе был полиглотом и знал непереводимую игру слов флорентийских диалектов, но то, что обычно выдавал его светлость герцог Забини, понимали исключительно все. И все в Слизерине знали о том, что Блейз питает особую склонность к разного рода ядам. Урхарт вдруг резко встал из–за стола и поспешно покинул Большой зал.
– Что же ты так разволновался, mon cher? – ехидно улыбнулся Драко.
– Своим шокирующим заявлением ты вывел меня из состояния душевного равновесия, – парировал Блейз. – Как такая извращенная фантазия могла посетить тебя, mio angelo? Грязно вожделеть очкарика – это крайняя степень извращения. Одного взгляда на него достаточно, чтобы на всю жизнь остаться импотентом, – ответил Забини.
– Так может тебе стоит почаще обращать внимание на Поттера, тогда и излечишься от своего сатириазиса? – предложил Драко.
— Какой же ты злой, Малфой!
— Ничего я не злой. Я котиков люблю, а человек, любящий котиков, не может быть злым!
– Я тоже котиков люблю, но это, блядь, очень жестоко с твоей стороны искоренять мою наследственную гиперсексуальность такими радикальными методами. Поттер даже хуже пиявок на члене. Где твое человеколюбие, mio amato (мой возлюбленный ит.)? – поинтересовался Забини.
– Ходят слухи, что Потти девственник… – помолчав, вопросительно произнес Малфой, зная, что Забини, падкий до всяких пикантных слухов, вцепится в эту тему, чтобы обсосать ее со всех сторон.
– Почему слухи? – тут же отозвался Блейз. – Даже в «львятнике» его называют гриффиндорской целкой, – презрительно фыркнул итальянец. – Фи, дожить до шестнадцати лет и не потерять девственность – это просто неприлично в приличном обществе.
– Девственность не теряют, ее проебывают, mon cher, но, видимо, у вас с Поттером диаметрально противоположные взгляды относительно этого вопроса, – произнес Малфой, время от времени посматривая в сторону гриффиндорского стола, что не ускользнуло от взгляда флорентинца. – А вообще–то девственность – не порок, а половая безграмотность, которая легко устраняется.
– А ты, значит, решил просветить его в этом вопросе? Только учти, скорее всего у очкарика проблемы не только со зрением и мозгами, но и с потенцией, – позлорадствовал Забини.
– Неужели он ни с кем не встречается? – проигнорировав ядовитое замечание своего любовника, поинтересовался Драко.
– В прошлом году он пытался закадрить эту из Равенкло, Квонг-Чанг-Вонг, короче бывшую подружку Диггори, но после первого же свидания она его отшила, – рассказал Забини.
– А как же рыжая? – спросил Малфой, снова стрельнув глазами в сторону гриффиндорского трио.
– Рыжая сосет у черножопого, а очкарик нервно дрочит в сторонке, если он вообще способен на дрочево, – красочно пояснил флорентийский герцог и даже изобразил это соответствующими жестами, отчего некоторые младшекурсники густо покраснели и потупили взор в свои тарелки.
– Думаю, что способен, – задумчиво произнес Малфой. – Видел бы ты его член, Блейз, ты бы визжал как сучка. Про таких недоросликов говорят, что у них все в корень пошло.
– Ты что, меня за блядь держишь?! – искренне возмутился Забини.
– Конечно нет, mon cher, – примирительно произнес Драко. – Все знают, что ты рожден от непорочного зачатия и являешься эталоном нравственности и чистоты. Так что не истери.
– Умеешь же ты людям с утра настроение обосрать, Малфой, – скривился Забини и отвернулся в сторону.
В этот момент раздался первый удар колокола, возвещающий о том, что студенты должны поторапливаться с завтраком и отправляться по аудиториям на занятия.
– Ладно, мне пора, Слизнорт не любит, когда опаздывают, – вставая из–за стола, произнес Драко. – Увидимся, Блейз, и да, постарайся наваять из камня табуретку, порадуй старушенцию, – блондин похлопал своего любовника по плечу и направился на выход.
– Пока, mio angelo, – уныло протянул Забини, которому предстояло отправиться на занятия к профессору МакГонагалл.
После недавнего инцидента, когда он пытался спровоцировать драку и был оштрафован на двадцать баллов, повторно встречаться с деканом Гриффиндора очень не хотелось. Более того, сегодня должен был состояться зачет, а Блейз, проваляв дурака на двух предыдущих уроках, был уверен что завалит его и драная кошка оставит его на внеурочные занятия. Однозначно, день не задался, а внезапно проснувшийся у Драко интерес к Поттеру давал все основания для беспокойства. Блейз успел обратить внимание, каким похотливым взглядом его любовник пялился на очкарика, и Забини внезапно ощутил болезненный укол ревности. В этот момент Поттер со своим рыжим дружком прошел мимо Блейза и итальянец увидел, что в руках у гриффиндорца старый, потрепанный учебник «Расширенный курс Зельеварения».
«Блядь, а у Поттера тоже Зелья», – со злостью подумал Забини. Это означало, что Малфой на протяжении полуторачасовых сдвоенных уроков будет смотреть не только в свой котел, но и на низкорослого урода, грязно вожделея его в своих извращенных мечтах.
«Жизнь скучна…», – философски подумал Блейз. – «Не знаешь, зачем жить. А когда эта жизнь, сука, подкидывает что-то интересное, то вообще сдохнуть хочется». – Stare sul cazzo (Заебало все ит.), – вслух произнес юный герцог и угрюмо побрел на занятия по Трансфигурации.
========== ГЛАВА 4 Очаровательный мерзавец ==========
http://orig01.deviantart.net/2b75/f/2014/183/4/0/zabini_blaise_by_iren___loxley-d7owobh.jpg
Минерва МакГонагалл была единственным преподавателем, с которым Блейз Забини за все годы обучения не сумел наладить нужных отношений. Во всем Хогвартсе ее считали справедливым, неподкупным и принципиальным профессором, Забини же не упускал случая распускать гнусные слухи, что драная кошка ненавидит Слизерин, умышленно занижает оценки, снимает баллы и из–за своего предвзятого отношения сама разжигает рознь между факультетами. На уроках МакГонагалл итальянец часто вел себя нагло, дерзко и открыто вызывающе, провоцируя конфликты, за что со Слизерина регулярно снимали баллы, а сам Блейз получал дисциплинарные наказания в виде внеурочных занятий. Забини был для МакГонагалл тем же, что Поттер для Снейпа, но если к гриффиндорцу Северус Снейп относился предвзято из–за личной неприязни к его отцу, то Блейз сам давал повод для конфронтации с преподавателем Трансфигурации. Еще на первом курсе юный герцог попытался дать взятку профессору МакГонагалл, чтобы получить более высокую оценку по ее предмету. Но декан Гриффиндора вместо того, чтобы принять как должное предложенные ей деньги, с негодованием отвергла их, сняла баллы с факультета и назначила Забини дисциплинарное наказание на выходные в виде уборки территории без использования магии. Такого унижения юный герцог простить не смог и, подметая мусор на школьном дворе под глумливое улюлюканье сокурсников–слизеринцев, проникся к декану Гриффиндора черной, лютой ненавистью. С тех пор на протяжении шести лет Блейз не упускал случая отомстить Минерве МакГонагалл и делал все, чтобы опорочить профессора Трансфигурации или просто потрепать ей нервы.
Во всем Хогвартсе не было больших магглоненавистников, чем Малфой и Забини, но если Драко выбрал тактику гадить исподтишка, то Блейз, пользуясь своим привилегированным положением, хамил и дерзил в открытую, провоцируя своим поведением и студентов, и преподавателей. Именно МакГонагалл чаще других жаловалась на итальянца директору и даже поднимала вопрос об его исключении из школы за разжигание вражды между учащимися. Дамблдор вызывал зарвавшегося слизеринца в свой кабинет для приватных бесед, а Франческа Забини получала из школы письма о недостойном поведении своего отпрыска. После этого школьный фонд пополнялся новыми крупными финансовыми вложениями от меценатов, а Блейз вел себя еще более вызывающе – нагло хамил, позволяя себе в открытую утверждать, что это он оплачивает ничтожный труд таких преподавателей, как МакГонагалл, и учительскую зарплату она получает из тех денег, что снисходительно выделяет его мать на нужды школы исключительно по своей душевной доброте. Естественно, подобные заявления зарвавшегося слизеринца не способствовали налаживанию взаимопонимания между профессором МакГонагалл и мистером Забини. Трансфигурацию Блейз не любил так же, как и ее преподавателя, и был в числе самых неуспевающих студентов по этому предмету. Он бы с радостью отказался от этих уроков и выбрал что–нибудь другое, но эта дисциплина была в числе обязательных для сдачи экзамена ЖАБА[1], и ему приходилось посещать уроки ненавистного профессора.
С другими преподавателями у Блейза сложились весьма хорошие и деловые отношения, так как к каждому из них хитрый флорентинец сумел найти нужный подход. Северус Снейп, декан Слизерина, будучи профессором Зельеварения, относился к нему с уважением, несмотря на все эпатажные выходки своего студента. Забини оказался очень талантливым учеником, с первого курса проявил большие способности к предмету и Снейп проникся симпатией к этому одаренному мальчишке, отдавая должное его тонкому уму. Гораций Слизнорт, сменивший на этой должности Снейпа, в Забини души не чаял. Алчный и тщеславный, Слизнорт с первого дня появления в школе окружил Блейза своим особым вниманием, а когда открыл выдающиеся способности итальянца к своему предмету, Забини стал его главным фаворитом и делил первое место, пожалуй, только с Гарри Поттером, который тоже имел немаловажное значение для Горация Слизнорта.
Зельевар разработал индивидуальный график занятий для талантливого студента, уже сейчас занимавшегося по программе седьмого курса, и обучал Блейза своему предмету по особому распорядку, давая ему дополнительные внеурочные занятия и знания сверх школьной программы. Забини жадно впитывал в себя опыт старого зельевара, а иногда, экспериментируя в лаборатории, мог выдать абсолютно выдающийся результат проведенных опытов, чем сильно поражал и восхищал старика Горация. Часто, пользуясь особым доверием профессора, Блейз проводил свои опыты самостоятельно, вся школьная лаборатория, ингредиенты и уникальная литература из Запретной секции были в его полном распоряжении, и итальянец получил возможность продолжать свои исследования по разработке новых ядов в стенах школы, о чем никто даже не подозревал. Но в Хогвартсе потомку славной династии отравителей не на ком было испробовать свои новые разработки, поэтому, тщательно маскируя созданные яды, Забини переправлял их матери, а та, в свою очередь, семье во Флоренцию, где в тайных лабораториях Палаццо Строцци эти яды проверяли на томящихся в подвалах магглах.
Особая симпатия, которую профессор Слизнорт испытывал к Блейзу Забини, была вызвана не только выдающимися способностями подростка в зельеварении. Блейз, искушенный в любви, сразу понял, что старый профессор испытывает к нему сексуальное влечение. И хотя преподаватель не позволял себе ничего лишнего и предосудительного в отношении несовершеннолетнего студента, а только незначительные прикосновения, особые знаки внимания, выразительные взгляды, которые Забини иногда ловил на себе, юный герцог отлично понимал природу истинных чувств, которые вызывал и будоражил в старом профессоре Зельеварения. Блейз даже подумывал о том, чтобы переспать с учителем, дабы потом иметь возможность крепко держать Слизнорта за яйца и шантажировать его тем, что профессор соблазнил и совратил несовершеннолетнего студента, растлил его и вступил с ним в порочную гомосексуальную связь, за что старине Горацию грозило бы не только заключение в Азкабан, но и поцелуй дементора. Однако Забини, прикинув все «за» и «против», решил проявить человеколюбие и не подставлять старого педофила, и не потому, что ему действительно стало жаль учителя – юный герцог побоялся, что профессор в порыве раскаяния от содеянного мог побежать к директору, своему старинному другу, и сам сознаться в случившемся. И тогда шантаж уже не имел никакого смысла, Слизнорта наверняка бы по–тихому выпроводили из Хогвартса, а на его место могли назначить какого–нибудь другого преподавателя со стороны, который вряд ли бы стал предоставлять Забини в личное пользование школьную лабораторию. Просчитав все свои выгоды от нынешнего положения, Блейз решил отказаться от идеи переспать со Слизнортом, но, тем не менее, в совершенстве обладая искусством кокетства и обольщения, позволял себе некоторые вольности и откровенно провоцировал профессора своим поведением. Он мог наклониться над котлом так соблазнительно–эротично, что у старого преподавателя выступала испарина на лбу, или одарить учителя таким томно–сладострастным взглядом из–под полуопущенных ресниц, что Гораций Слизнорт поспешно покидал аудиторию под любым благовидным предлогом. Забини получал истинное удовольствие от подобной игры со старым зельеваром и старался его провоцировать своим поведением каждый раз, когда приходил на дополнительные, внеурочные занятия и оставался с профессором один на один. Гораций Слизнорт не позволял себе ничего лишнего, чтобы не скомпрометировать себя отношениями со студентом, но мальчишка был настолько прекрасен, что его можно было сравнить с произведением искусства. Прикасаться к нему было таким же удовольствием, что притронуться к великолепной античной статуе, вызывающей восхищение.