На южном поле мы собрали уже все ягоды и теперь перешли на возвышенность. Я оказываюсь в паре рядов от Шэя. Замечаю, что подсознательно подстраиваюсь под его бешеный темп, и начинаю задыхаться.
Он работает просто на лету. Почему я не замечала этого прошлым летом? Начав собирать ягоды в одном ряду, он управляется так быстро, что не успеваешь оглянуться, как он уже дошёл до середины второго и так легко машет руками, словно разгребает снег. От него повсюду разбросаны листья и палочки. Когда Шэй наполняет ещё три ящика, я просто не могу сдержаться:
— Ты уберёшь за собой? — тихо говорю я.
Поначалу кажется, что он просто проигнорирует меня, но затем:
— Ты проверяешь качество работы?
— Просто ты очень быстрый.
— Я и не сомневался, что ты любишь по-другому. — Я сжимаю челюсти. — Только и всего.
— Если Боб заметит листья или другой мусор в ящиках, тебе несдобровать.
— Ты заботишься обо мне?
Шэй оборачивается, привлекая моё внимание. Он задаёт мне вопрос совершенно иным, грубым голосом:
— Тебе больше нечего сказать?
Я не поднимаю на него глаза: чувствую, как горит моя кожа, и надеюсь, что он вскоре успокоится. Шэй фыркает и что-то бубнит себе под нос.
Мы возвращаемся к работе. Я собираю ягоды так усердно, что мои руки готовы просто отвалиться, и к обеденному времени я отстаю от парня только на два ящика.
Откусив, я протягиваю:
— Это невероятно.
Нелл кивает, разламывая свой сэндвич на несколько маленьких частей.
— Я испекла хлеб.
— Чёрт, правда? Он потрясный.
Мэгс отряхивает руки.
— Лучше того, что покупает мама.
— Ещё как.
Я пью воду, замечая серебряный блеск на шее Нелл. Господи. Она снова надела ожерелье. Нелл спрятала его под рубашку, но я всё равно замечаю, как из-под неё выступает подвеска в виде двух масок. Вообще это шпилька, которую на самом деле дали всем участникам одноактной пьесы, ставившейся два года назад. Но Нелл продела через неё старую цепочку, как будто эта шпилька была дана только ей. Прошлым летом я предупредила её, что сорву эту подвеску с её шеи, как только замечу. И сейчас Нелл точно поняла, что я её увидела. Она вздрагивает и опускает взгляд.
Вскоре к нам подходит Джесси. Он стоит настолько близко, что наши с ним руки соприкасаются.
Он кивает Мэгс и Нелл.
— Дамы. — Его рубашка расстёгнута.
Мэгс отодвигается в сторону.
— Привет.
Она могла бы быть более приветливой.
Он выдёргивает из земли пучок травинок и крутит их между ладонями. При этом он дует между ними, чтобы получился протяжный, свистящий звук как у казу[2].
— Противный день. Ставлю десятку, что к двум часам нас всех отпустят.
Нелл пристально смотрит на его руки.
— Как ты это сделал?
— Вот это? — Он повторяет свой трюк и отбрасывает в сторону листики. — Свистящая трава.
Нелл меняется в лице, как будто ей сказали, что низ — это верх, а звёзды — лампочки инопланетян. Как будто это шутка, но ты всё равно должен в неё поверить.
— Он прикалывается, — отрезает Мэгс. — Не бывает свистящей травы.
— Конечно же бывает, — Джесси улыбается Нелл, и я определенно замечаю, когда он очаровывает её. А сколько было разговоров, что Джесси Бушар недостаточно хорош. Нелл нужно привязать мешки с песком к талии, чтобы её не сдул даже самый легкий ветерок. — Если хочешь найти её, нужно быть внимательнее. Попадается она только один раз из шестнадцати.
Она наклоняется к земле, расплываясь в улыбке.
— Где? Травинки ничем не различаются.
— Смотри тёмно-синие листочки. Вот такие. — Нелл срывает травинку, крутит между ладонями и дует в неё. Тишина. — Не повезло. Продолжай поиски. Она должна быть вот там. — Джесси, наконец, поднимает взгляд на меня. — Ты будешь на выходных?
— Где?
— Ты же знаешь. Карьер. Кино на улице. Дом Кэт.
Внутри меня растекается тепло, но проницательный взгляд Мэгс заставляет меня не глупить.
— Всё может быть.
Больше я ничего не говорю, и Джесси поднимается с земли.
— Чтобы точно удостовериться, мне самому нужно тебя туда привезти. — Я откидываюсь на локтях. — Без обид.
Мы оборачиваемся на звук шуршащих по гравию шин и видим подъезжающую полицейскую машину. С лица Джесси исчезает улыбка.
Все наблюдают за тем, как паркуется машина и из неё вылезает полицейский, ступая в блестящих ботинках на землю. Трудно поверить, что в это же время в прошлом году я сидела в полицейском участке на допросе у сотрудника полиции по фамилии Эджкомб, который спрашивал: «Ты была участницей произошедшего прошлой ночью?»
Я ответила отрицательно.
«Но в прошлом ты была замешана в таком».
«Это ни о чём не говорит», — подумала я.
«Что случилось с Рианоной? Почему допрашивают меня?» — спросила я.
Миссис Вордвел встаёт и ковыляет в сторону полицейских, чтобы мы не услышали их разговор. Это два довольно молодых парня в солнцезащитных очках и с короткими стрижками. Они стоят, уперев руки в бока, и оглядывают всех работников.
Почувствовав пристальный взгляд, я понимаю, как нелепо мы все выглядим: мигранты обособились с левой стороны, а мы — с правой. Пара приезжих женщин в запятнанных бейсболках перешёптываются между собой и поворачиваются к нам спиной. И дело не в расизме, ведь все мы из одной плоти и крови. Различие только в том, как они ведут себя, как работают на полях, — кажется, что они видят в них что-то особенное и собрали на них всё, что только можно было, кроме сельдерея в Калифорнии и яблок в Массачусетсе. Они также не собираются оставаться жить в таком запылившемся местечке как Сасаноа. И именно поэтому мигранты будут для нас городских — чужими и непонятными.
Появляется мистер Вордвел и присоединяется к своей жене, снимая с рук перчатки. Копы говорят, а Вордвелы только слушают. Потом я слышу, как миссис Вордвел восклицает:
— О, Господи.
Она подносит к лицу ладони, пока полицейские продолжают рассказ, и её руки падают.
— Её нашли, — тихо говорит Мэгс. — Должно быть.
Теперь мы должны Джесси десять долларов. Нас отпускают по домам, когда начинается дождь. Обычно миссис Вордвел заставляет нас работать, пока мы не промокнем до нитки, но сегодня Боб сигналит три раза и кричит:
— Завтра все приходим с утра пораньше.
Мигранты забирают свои контейнеры из-под еды и направляются к баракам. На спину к одному из них уселась маленькая девочка и свесила ножки.
На Пятнадцатом шоссе вдоль лесополосы припаркованы машины полицейских из Сасаноа и из штата. Когда мы проезжаем мимо них, я замечаю копов в дождевиках и светоотражающих жилетах, бродящих между деревьев. В этот момент окно запотевает от моего дыхания и скрывает их от меня.
— Она не может быть там, — говорит Нелл тихим голосом. — Мы же искали. Мы искали по всему лесу.
Поисковая группа прочесала все пустоши и леса вплоть до пруда Грэйт-Понд. Должно быть, они нашли довольно много старых гильз и пивных банок. Но я не уверена, потому что не принимала участие в поисках.
Вернувшись домой, я первым делом принимаю душ, а Мэгс исчезает в своей комнате, чтобы проверить новости в интернете. В то время, когда я захожу на кухню попить воды, из трейлера к нам возвращается Нелл с мокрыми и зачёсанными назад волосами. Мы с ней очень редко проводим время только вдвоём, именно поэтому я останавливаю её на веранде, хватая пальцами её подвеску.
— Это ещё что такое?
Она накрывает её своей ладонью и сверкает на меня уязвлённым взглядом.
— Ничего.
— Не надо мне тут. Ты обещала. — Она смотрит на свои ноги. — Нелл. Ты поклялась. Давай снимай.
Она шепчет мне в ответ:
— Нет.
Я хватаю цепочку. Но Нелл бесшумно проскакивает мимо меня на кухню. Я дёргаю её за локоть назад, но замираю, когда замечаю Мэгс, стоящую на лестнице.
Мои пальцы разжимаются, и выражение лица смягчается. Надеясь, что всё это похоже на обыкновенное валяние дурака. Поведение Нелл мне тоже не помогает: она без слов уходит в гостиную, оставив меня наедине с сестрой. Не знаю, как много услышала Мэгс, но, надеюсь, совсем немного. Я спрашиваю её:
— Нашла что-нибудь?
— В новостях ещё нет ни одного репортажа.
Я беру свой стакан со стола.
— Думаешь, они действительно нашли её?
— Может быть.
Она не отводит от меня взгляд, наверное, пытаясь заметить во мне хотя бы малейшие намёки на проявление истерики и рыданий из-за исчезновения моей бывшей лучшей подруги, но она понимает, как дела обстоят на самом деле. Даже тем прошлогодним субботним утром после звонка её мамы я не плакала. Скорее всего, она уже обзвонила всех из своего списка кроме меня, так как я к ним даже в гости не приходила.
«Рианона осталась у тебя на ночёвку?» — Нет. — «А ты её видела? Была какая-то вечеринка?»
Я была слишком заспанная и еле ворочала языком.
«Я не могу её найти. Нигде не могу её найти».
Я не плакала на общем школьном собрании в первый учебный день, когда владеющих какой-либо информацией попросили сообщить о ней. Половина всхлипывающих даже не знали Рианону. Когда-то я её знала. Тогда она носила брекеты и короткий боб, всегда завитый внутрь, — она постоянно заправляла волосы за уши и надевала футболки с аниме или из детского лагеря. Я не плакала, когда в конце учебного года показывали слайд-шоу в память о Рианоне. Началось оно с нашей фотографии из шестого класса, на которой мы препарировали червя. Дальше появилась смеющаяся Рианона на уроке труда — на ней тогда были защитные пластиковые очки. Каждый год она менялась. Отращивала волосы, перекидывая их на одно плечо, училась краситься, меняла свой стиль одежды, восприятие себя и даже улыбку, которая на фотографии как бы тонко намекала нам на что-то.
Пока мы с Нелл смотрим дневные телепередачи, не обращая друг на друга никакого внимания, Мэгс спускается к нам с ноутбуком и продолжает проверять новостные сайты Ellsworth American и WABI-TV. Мамы всё ещё нет. Обычно она приезжает вовремя. Я выглядываю из окна в надежде увидеть её машину на подъездной дорожке.
Без пятнадцати шесть открывается входная дверь, и на кухню входит Либби. Скорее всего, она пришла в замешательство от того, что ужин ещё не готов и стол не накрыт. Она выглядывает из двери в гостиную.
— Где она?
Мэгс не оборачивается.
— Опаздывает.
В этот момент к дому подъезжает пикап Ханта. Мы выходим на кухню и наблюдаем, как мама выбирается с пассажирского сиденья.
— Где твоя машина? — накидывается на маму Либби, как только она открывает сетчатую дверь.
— На парковке у Данфорда. Хант считает, что стартер барахлит.
Мама кладёт свою потёртую кожаную сумку на столешницу и упирается руками в поясницу, которая болит у неё с тех пор, как они попали с папой в аварию на мотоцикле ещё до нашего рождения. Мама побывала в больнице, а мотоцикл отправился в салон Гэри, где, наверное, до сих пор ржавеет среди колымаг. Сейчас трудно представить двадцатилетнюю маму, крепко прижимающуюся к папе на крутом повороте. Когда мама возвращается с работы, она всегда выглядит обессиленной и бледной, как будто это не она, а её старая фотография, которая выцвела на солнце.
Я слышу, как на улице заводится машина.
— Он уезжает? Даже не пригласила его на ужин?
Мама открывает рот, а я говорю:
— Сейчас позову. — Под дождём сбегаю по ступеням и размахиваю руками в воздухе. — Эй!
Хант пытается отказаться, но я этого не позволяю: затаскиваю его в дом и ставлю к столу ещё один стул. На голову Ханта надета пыльная оранжевая кепка фирмы Husqvarna. Он снимает и сжимает её в руках, наблюдая за мамой. От дождя у него тёмные пятна на рубашке с коротким рукавом, капельки воды поблёскивают на его волосатых руках.
— Придётся немного подождать. Надеюсь, ты не возражаешь. — Мама вытирает руки о свои джинсы и выглядит как никогда растерянной. — Не уверена, что у нас есть...
— Сейчас и посмотрим. — Мэгс открывает холодильник. — Кукурузные початки? Дарси, иди возьми несколько. Нелл, сделай бургеры. Они у тебя хорошо получаются.
В этом году кукуруза выросла небольшой, и когда я снимаю с неё шелуху, вытаскиваю из початка несколько древесных жуков. Никто этого не заметит в отваренном виде. Мы с девчонками разделяем обязанности, пока Либби заваривает кофе и кидает в него кубики льда не сводя глаз с Ханта сквозь пар.
Бывало, что мама готовила Ханту еду у нас дома, но сегодня он впервые остался у нас на ужин. Кажется, что ему немного некомфортно сидеть за столом со сложенными на виниловую сервировочную салфетку руками. Может быть, это из-за того, что стул слишком низок для него. Я включаю радио, и начинаются новости, но вспомнив про Рианону, сразу выключаю приёмник. Не хочу, чтобы о ней говорили за столом.
Мясо шипит на сковороде. Мама наполняет кружку для себя и Ханта и прочищает горло.
— Наверное, нужно позвонить Гэри.
Хант согласно кивает.
— Чтобы избежать толкотни.
Мама смеётся, ведь все знают, что обычно Гэри просиживает около своего офиса на стуле с тростниковой сидушкой, потягивая из бутылки содовую, и болтает со своим механиком. И благодаря способности Ханта смешить маму, её щеки розовеют, и выражение лица приобретает счастливый вид.
— Пока не починят Субару, вы будете ездить вместе? — Губы Либби растягиваются в холодной улыбке. — Удобно.
Я ставлю на стол кетчуп и горчицу с такой силой, что салфетница подпрыгивает. Либби спрашивает у Ханта:
— Ты когда-нибудь подсчитывал, сколько стоит покрасить дом?
— Да, — он замолкает на мгновение. — Слишком много. Лучше я сам покрашу.
— Когда?
— Если хочешь, могу на следующей неделе.
— Хочу.
Её губы язвительно выгибаются в подобии улыбки. Я представляю, как ударяю её кулаком по лицу так сильно, что она откидывается назад на стуле, а её очки падают в маслёнку. Непонятно, где бы она жила, если бы не Хант и мама. Либби может позволить себе снимать трейлер с двумя спальнями на аптечную зарплату только с денежной помощью мамы и урезкой арендной платы от Ханта. На секунду наши глаза встречаются, и мне кажется, что Хант прочитал мои мысли, потому что он держит кружку на уровне своих губ, скрывая их таким образом.
— Либ, торопиться-то некуда, — мама хмурится, и между её бровями снова появляется складка в форме буквы V. — Это всего лишь краска. Он начнёт ремонт, когда посчитает необходимым. — Она отворачивается от Либби, когда Мэгс ставит на стол еду. — Вас отпустили сегодня пораньше?
Мы киваем. Нелл говорит:
— Приехали полицейские, — заметив наш с Мэгс взгляд, она широко распахивает глаза. — Ну... да, приезжали.
— Что они хотели?
Нелл бросает взгляд на нас и выпаливает:
— Они разговаривали с Вордвелами. Миссис Вордвел сказала: «О, Господи». — Она поджимает губы, но остальную фразу выплевывает, как кислую конфету. — Они и в лесу ещё ходили.
В этот момент можно даже услышать, как падает крупинка соли. Мама поворачивается ко мне.
— С тобой говорили?
Я была единственной из сборщиков голубики, кого допрашивали дважды, потому что не поверили с первого раза. Я отрицательно качаю головой.
— Может, они всё-таки её нашли. — Либби намазывает сливочное масло на кукурузу. — Или животные что-то раскопали.
— Вряд ли копы и поисковая группа не нашли бы её так близко к месту, где заметили следы огня. — Хант берёт кетчуп. — В газете писали, что больше не было никаких улик.
Кажется, что просто кто-то хотел скрыть от дороги свет костра, разведя его между камнями. Там нашли закопчённую литровую бутылку и парочку помятых пивных банок. А также большую сумку-почтальонку Рианоны, которая была болотного цвета до того, как попала в костёр. На ней были прицеплены несколько саркастичных значков. На одном из них до сих пор можно различить парочку соединённых вишен с надписью «Съешь меня».
Кусты голубики вокруг камней, подхватившие языки пламени, тлели под мелким дождём ранним утром. Вордвелы могли потерять половину урожая, если бы не пошёл дождь. Я сама это видела, работая бок о бок с остальными на поле на следующий день после исчезновения Рианоны. Наверное, её мама говорила и с Вордвелами, потому что как только Боб увидел ту самую сумку в пепле, сразу же позвонил в полицию.