Большинство учениц уже рылись в кипах шелковых, обильно украшенных перьями одежд, выбирая платье себе по вкусу. Эбигейл заметила в этих охапках костюмы для исполнения ролей кошек, кукол, мужские смокинги, дамские корсеты и расшитые блестками бюстгальтеры.
— Пошли, — потянула ее Мейвис. — А то все разберут!
Она схватила Эбигейл за руку и потащила к сваленным в кучу костюмам.
— Для малодушных за кулисами есть уборные для переодевания и костюмы, закрывающие фигуру от шеи до пят, — успокоила она. — Сама Богиня носит такой, так что ты не будешь чувствовать себя неловко.
Но Эбигейл все равно чувствовала себя неловко. Чудовищно неловко.
— Я не могу танцевать раздетой. Я вообще не могу танцевать.
— Поэтому ты сюда и пришла — чтобы научиться.
— Нет, ты только посмотри! — Мейвис выхватила из кучи тряпок костюм, который состоял лишь из перчаток, розового страусового боа и чулок на резинке.
Приложив все это к своей пышной фигуре, она тяжело вздохнула:
— Эх, если бы я могла в это втиснуться! Будь я такая же худенькая, как ты, уж я бы…
— Итак, дамы, заканчиваем выбирать костюмы, — призвала всех Богиня. — Теперь ваша очередь блистать.
Мейвис подмигнула Эбигейл и вручила ей то, что держала в руках.
— Ну-ка надень эти перышки и попробуй.
Эбигейл машинально взяла костюм, ощутила мягкую шелковую ткань и поняла, что это не для нее: от перьев она тут же начнет чихать, а бюстгальтер был сделан из той же фольги, в какую она заворачивала свои сандвичи.
— Ни за что на свете! — твердо отвергла она предложение подруги. — Ни за какие блага! Мейвис Свон, тебе ни за что не удастся втравить меня в эту авантюру. Я не поддамся, даже если разверзнутся небеса и голос свыше велит мне это сделать. С равным успехом я могла бы раздеться догола.
«Та-ра-ра-рам па-пам… эй, птенчик, па-па пам», — напевала Эбигейл следующим утром, приводя в порядок свои папки. Чертов мотивчик, который она услышала накануне в танцклассе, был страшно прилипчив. Девушка весь вечер не могла от него отделаться. А ночью ей снилось, будто она величественно вышагивает, выполняя «работу с перьями».
По наущению Мейвис все ученицы накинулись на нее и заставили присоединиться к общему веселью. И надо сказать, Эбигейл не пожалела. Она обожала старые добрые песенки. Богиня учила свой класс двигаться в танце под разные мелодии, а раздеваться они учились под «Спи, мой бэби» и «Одинокую набедренную повязку». Но Эбигейл больше нравилась традиционная музыка. «Стриптизерша» не шла у нее из головы.
Мейвис своим выступлением вызвала бурный восторг публики. Она исполнила номер из знаменитого шоу, где стриптизерша в финале бьется на сцене, как рыба без воды. Для пущего эффекта она попросила окутать ее восходящим по бедрам химическим дымом и, вскидывая волнами вверх красные ленты, изобразила пылающий факел, после чего с достоинством приняла бурную овацию.
Первая попытка Эбигейл окончилась тем, что она упала со сцены. Случилось это из-за того, что Богиня стала слишком пристально к ней присматриваться, взяла ее, фигурально выражаясь, под свое крылышко. Однако к концу занятий и Эбигейл уже делала некоторые успехи. Ей тоже поаплодировали.
Сейчас, вспоминая наставления Богини, она посмеивалась.
«Вращайте плечами, вертите бедрами, это должен быть твист и шимми одновременно».
— Раскачиваемся, раскачиваемся, вращаем бедрами, вращаем, — бормотала Эбигейл. — А теперь твист и шимми одновременно…
— Мисс Гастингс? С вами что-то не так?
Эбигейл похолодела. Видимо, Макс решил пройти к себе через ее кабинет. Сейчас босс стоял у нее за спиной, но ей ничего не стоило представить себе выражение его лица. И почему он обратился к ней «мисс Гастингс», она не знала. Разве что снова забыл ее имя. Должно быть, увиденное шокировало Макса.
— С вами все в порядке?
Эбигейл неловко кивнула, пробормотав:
— Да.
— Что-нибудь с одеждой?
— Нет, все в порядке.
— Это точно? — не отступал Макс.
Ну как объяснить ему, что она танцевала шимми? Господи, сейчас придется обернуться и как-то объяснить ему все.
— Спина… у меня зачесалась спина, — осенило ее. — Знаете, так бывает, когда не можешь достать до того места, которое чешется.
— Конечно, знаю.
Подобная глупость показалась ей безобидной, но Эбигейл уловила в голосе Макса что-то необычное: он звучал более низко и хрипло, чем всегда.
У девушки участился пульс, когда она представила себе, что может взбрести в голову мужчине при виде женщины, вытворяющей то, чему ее научили накануне вечером. Это может выглядеть весьма возбуждающе. Весьма.
— Где… где у вас чешется? — смущенно спросил Макс.
— Не могу даже точно определить. — Эбигейл свела лопатки. — Где-то там.
Макс откашлялся, и в следующий момент Эбигейл почувствовала, что он подошел очень-очень близко.
— Давайте я вам помогу. Мне совсем не трудно.
Эбигейл не произнесла ни звука, что можно было истолковать как приглашение. Коему Макс и последовал. И как! Девушку порой посещали некие фантазии, связанные с ее сексуальным рассеянным шефом, но чтобы он чесал ей спину!.. Она и представить себе не могла, каково это, когда он слегка проводит ногтями между лопаток от самой шеи до талии.
Господи помилуй! Откуда ей было знать, как мурашки бегают по коже и как они исчезают, когда мужчина медленно гладит ладонью твою спину. Чешет и гладит. Чешет и гладит. Эбигейл чувствовала себя словно котенок, которого ласкают и почесывают за ушком.
Что за чувственные, медленные движения — вверх-вниз. Какое обволакивающее тепло. Когда он начал проделывать то же самое в горизонтальном направлении, Эбигейл чуть не начала вращать бедрами, как учили в танцклассе. Нет, этого она не могла себе позволить. Что Макс подумает? Нужно стоять смирно.
— Так лучше? — спросил он; его движения становились все медленнее.
— О… намного. — Казалось, она вот-вот упадет.
— Тогда, может быть, начнем?
— Начнем?..
— Записывать поручения на сегодня.
— О… разумеется.
— Жду вас. — Его голос звучал по-прежнему волнующе хрипловато.
Убедившись, что Макс вышел, она наконец повернулась и уставилась на дверь кабинета: нет никаких сомнений, что ей нужно сделать нечто большее, чем просто поправить белье. Ей требовалось сменить его! Даже если бы Эбигейл достало храбрости появиться перед боссом сейчас, когда расслабленные мышцы, казалось, струились, как ручейки, ноги все равно не удержали бы ее в вертикальном положении!
Что делать? Макс Галлахер — ее начальник. От этого никуда не денешься. Как не спрячешься и от боли, сжимающей сердце, и тоски, которую выдавал ее взгляд. Нет никаких сил сейчас идти к нему в кабинет и сидеть там как ни в чем не бывало, записывая распоряжения.
Ее сумочка и портфель лежали в кресле, куда она бросила их, придя на работу. Эбигейл тихо закрыла ящик с папками и поддалась вдруг безумному порыву, какому, быть может, следовало поддаться гораздо раньше. «Быстрее, — подстегнула она себя, — пока ты не передумала».
В следующую минуту девушка уже вихрем мчалась мимо стойки Мейвис, надеясь, что секретарша, говорившая по телефону, не заметит ее. Эбигейл знала: если остановится — разрыдается. Она и не остановилась, даже когда Мейвис окликнула ее.
— Куда это ты мчишься с такой прытью, ласточка?
«Не знаю, — ответила себе Эбигейл. — Я не знаю, куда бегу, да в конце концов это и не имеет значения. Хуже, чем здесь, не будет нигде».
Глава 5
Макс услышал стук в дверь и поднял голову. Он ожидал Эбигейл, но на пороге стояла Мейвис — руки в боки, глаза горят. Дурной знак.
— Я бы хотела поговорить, мистер Галлахер!
— Входите.
Он было поднялся, но секретарша стремительно и с такой непреклонной решимостью подлетела к его столу, что едва не опрокинула Макса обратно в кресло. Теперь он понял, почему ураганам присваивают женские имена. Сегодня с его сотрудницами определенно происходило нечто странное. И Эбигейл, и Мейвис вели себя необычно. Может быть, он забыл о каком-нибудь торжественном дне вроде Дня секретарш или чьего-то рождения?
— Вы ни о чем не хотите спросить меня насчет Эбигейл? — задала вопрос Мейвис.
Макс ничего не понимал, словно она попросила коротко объяснить ей теорию относительности.
— Спросить насчет Эбигейл? А что? С ней что-то случилось?
— Вопрос неверный.
— То есть это значит, что с ней ничего не случилось? Я только что был в ее кабинете, чесал ей спину… — Черт, не то. — Сегодня что, День секретарш?
— Вопрос неверный.
Секретарша явно пыталась натолкнуть его на какую-то мысль. Макс никогда не был силен в играх, требующих отгадывания, но вступать в пререкания с мисс Свон ему не хотелось, потому что она была из тех женщин, которые в критические дни при малейшем раздражении начинают бить посуду. Может быть, в этом вся проблема?
— У Эбигейл какие-то женские проблемы? — спросил он, все же втянувшись в игру с гаданием. — Она себя неважно чувствует?
— Не то, не то, не то! Спросите меня об этом ее «приятеле».
— А что с этим ее приятелем? — «Чертовски хороший вопрос, — добавил он про себя. — Давно хотел разузнать об этом типе».
— Никакого приятеля нет! — объявила Мейвис.
— В самом деле? Они расстались?
Секретарша не сводила с него пристального взгляда.
— Никакого приятеля никогда и не было, простофиля вы эдакий! А теперь спросите меня, что произойдет, если вы будете заставлять бедную девушку искать вам идеальную жену.
— Что произойдет?
— Она уйдет от вас! — Сделав, этот выстрел ему прямо в сердце, Мейвис Свой резко развернулась и решительно, так же как вошла, зашагала прочь из кабинета, а на пороге, обернувшись, бросила: — И я тоже.
Макс почувствовал себя так, словно ему срочно необходимо искусственное дыхание. Это был бунт на корабле, но он понятия не имел, чем мог его спровоцировать. Мейвис ворвалась, будто разъяренная фурия, и это имело какое-то отношение к приятелю Эбигейл, которого, как выяснилось, не существовало в природе.
В подобной ситуации вполне естественно пройти в кабинет Эбигейл и спросить, как она себя чувствует. Быть может, он смутил помощницу тем, что почесал ей спину? А если признаться честно, то в его теле полыхал настоящий пожар, но Макс не знал, что чувствовала при этом Эбигейл. Он вообще никогда не мог сказать о мисс Гастингс ничего определенного.
Открыв дверь, Макс увидел, что ее нет в кабинете. Это казалось невероятным. Эбигейл всегда была на месте. Он не мог припомнить случая, чтобы девушка отсутствовала на рабочем месте, и понятия не имел, что теперь делать. Вызывать полицию — это, пожалуй, чересчур; будет совсем глупо, если она скоро вернется. Вероятно, просто вышла в дамскую комнату. Макс смутно припоминал, что в расстроенных чувствах женщины, кажется, именно так и поступают.
Он стоял в ее кабинете и размышлял о загадочности женщин и об Эбигейл Гастингс в частности. Ничего определенного в голову не приходило, потому что в висках стучал один и тот же вопрос: «Значит, никакого приятеля вовсе не было?»
Вечером, поднявшись к себе в пентхаус, Макс действительно был готов обратиться в полицию. Пройдя в гостиную, он бросил пиджак на первый попавшийся предмет мебели — странного вида антикварное канапе, купленное Эбигейл, — сорвал с себя галстук и направился к бару. Сегодня была потеряна довольно большая сумма, но дело было не в этом. Завтра опытный бизнесмен вернет эти деньги. Но он не знал, как вернуть Эбигейл, не представлял себе даже, где может находиться его референт.
Она так и не появилась до вечера, а ведь за все годы работы в его фирме Эбигейл не пропустила ни единого рабочего дня. В этом он был уверен, потому что непременно запомнил бы такой случай. Если бы когда-нибудь ему пришлось пережить такой день, как сегодня, мистер Галлахер его никогда бы не забыл.
Сегодня он поранил себе руку машинкой для оттачивания карандашей, неправильно установил таймер на часах, призванный напоминать о делах, куда-то исчезла папка с необходимыми срочно документами, а на все его телефонные звонки отвечали лишь механические голоса, перечислявшие бесконечные списки предложений. Макса пугало то, что никто не отбирал для него наиболее подходящих опционов и не ограждал от ненужных звонков. Обычно Эбигейл сама отвечала на них.
Виски, который Макс налил себе, имел привкус отработанного автомобильного топлива. Он сделал еще глоток, снова ощутил неприятный запах и поставил стакан на мокрую стойку бара. Ему не сиделось на месте, ему нужно было все время двигаться, даже если это было бессмысленное кружение по собственной квартире. Так он не чувствовал себя еще никогда в жизни. Мейвис отговорила его от необдуманных действий и убедила в том, что Эбигейл нужно на время оставить в покое, но не объяснила почему, однако взглядом дала понять, что босс сам должен догадаться.
Он не догадывался. Он ничего не понимал.
Зачем женщины придумывают себе несуществующих приятелей? Разве что затем, чтобы отделаться от других мужчин? Если Эбигейл хотела отшить его, а это очевидно, тогда почему ее так расстроило то, что он решил наконец жениться? Может быть, не следовало просить именно ее найти ему жену? Ну хорошо, пусть дело именно в этом, но, черт возьми, ведь Эбигейл знает его лучше, чем кто бы то ни было другой, даже лучше, чем он сам себя знает.
Несколько раз он просил ее сопровождать его на разного рода мероприятия в качестве помощницы. Речь шла об официальных приемах, ей вовсе не нужно было переодеваться, так как это не имело ничего общего со свиданием. Однако девушка всегда находила предлог, чтобы отказаться, и он поверил, что ее сердце занято.
Макс повертел головой, прислушиваясь к хрусту шейных позвонков. Он испытывал жуткое напряжение и, что гораздо хуже, не знал, как расслабиться. Разумеется, и прежде случалось переутомление, но он никогда так не нервничал. Раздражался Макс, лишь когда не понимал, что происходит. В настоящий момент он как раз ничего не мог понять.
Конечно, Эбигейл могла бы за секунду все ему объяснить, но ее нет. Нет? Да ведь она незримо присутствовала здесь повсюду. Вот почему Макс столь остро ощущал, как ему недостает ее.
Рухнув на широкий мягкий диван, он вдруг подумал о том, как это Эбигейл умудрилась выбрать именно такой диван, какой выбрал бы он сам? Большинство людей серый цвет угнетает. Очень мало кто любит его. Каким-то образом референт догадалась, что ему нравится именно такой оттенок.
Откинувшись на спинку дивана, Макс закрыл глаза, но все равно не смог расслабиться. Он снова вскочил и стал мерить шагами гостиную, замечая то, чего не замечал прежде, и напоминая человека, очнувшегося от глубокого сна — сна, в котором пребывал всю свою взрослую жизнь.
На каминной полке стояла скульптура, точнее, пара скульптур — по одной на каждом конце. Они не были тождественны, но между ними, несомненно, существовала связь: та, на которой задержался взгляд Макса, изображала две фигуры, одна из которых представляла собой, как ему показалось, акробата. Макс видел руки, ноги, обнаженные тела… Что это они делают?
Чем дольше он вглядывался, тем больше убеждался, что скульптура изображала мужчину и женщину, охваченных животной страстью. Неужели Эбигейл любит эротическое искусство? Его Эбигейл? Чего еще он не знает о своей помощнице?
Снова вглядевшись в скульптуру, Макс заметил обнаженную и изогнувшуюся женщину, восторженно задыхающуюся оттого, что сильное тело партнера склонилось над ней. Ее высоко поднятая нога покоилась на его мощном плече. Мужчина всем своим великолепным торсом опускался на ее зовущее тело под невероятным углом, словно искусный гимнаст, но восхищение вызывала именно женщина. Она пребывала в экстазе, вызвавшем у Макса зависть: да кто он, дьявол его побери, этот голый парень?
Любопытно, что в этот момент мысленному взору Макса представилась мизансцена, героиней которой была Эбигейл, хотя прежде она никогда не являлась ему в подобных фантазиях. Она не принадлежала к тому типу женщин, которые мгновенно сводят мужчин с ума. Скорее представляла собой персону, на которую мужчина полагается настолько, что без нее не может сделать ни шагу.