К тому времени, когда Макс дошел до кухни, ему уже казалось, что он задыхается. Здесь присутствие Эбигейл ощущалось особенно сильно. В микроволновке пусто, и пилюли не лежали на розеточках. Макс не был голоден, но отсутствие лекарств, его обеспокоило: он принимал их каждый вечер, правда, понятия не имея, для чего они предназначены. А что, если он смертельно болен и даже не подозревает об этом?
— Ради Бога, женщина, — сказал он, обращаясь в пустоту, — неужели ты дашь мне умереть?
Его взгляд упал на телефонный аппарат.
— Я мог бы ей позвонить, — вслух подумал Макс, чувствуя себя мальчишкой, замышляющим шалость. — Спросить ее, как она… где мои пилюли. Да, я могу это сделать, ведь никакого приятеля нет.
Он ходил по кухне взад-вперед, убеждая себя снять трубку, но так и не посмел. «Это будет вторжением в ее личную жизнь, которую я должен уважать. Мейвис ведь сказала, что ее надо на время оставить в покое».
Суть состояла в том, черт возьми, что Макс не знал, как поступить. Единственное, в чем он был силен, — это в делании денег. Во всем остальном сильна была Эбигейл.
Господи, как он ненавидел все эти неприятности и душевные муки! Может быть, к завтрашнему дню все уладится? Эбигейл вернется, и все снова пойдет так, как шло всегда. Начнется рабочий день с составления списка дел, и она приготовит ему одежду и нужные таблетки.
Завтра все будет прекрасно. Если он доживет до завтра.
Глава 6
Эбигейл смотрела в зеркало с какой-то остервенелой сосредоточенностью, когда ритм латиноамериканской сальсы возвестил появление Мейвис. Она держала кружку с горячим кофе.
— Так это здесь ты пряталась со вчерашнего дня? — спросила Мейвис. — В дамской комнате?
Эбигейл отрицательно покачала головой, при этом маленькие завитушки вырвались на волю из туго заплетенной косы, напоминая юные побеги на дереве. Ну что за волосы, никак с ними не сладить! Нужно как-то распрямить эти кудряшки, прежде чем идти в свой кабинет. С такими волосами впору заводить парикмахера, выезжающего на дом по срочным вызовам.
— Я только что пришла, — ответила Эбигейл. — Не могу смотреть ему в глаза, Мейвис. Не могу идти туда.
Только исключительное чувство ответственности заставило ее сегодня явиться на работу. Информационный бюллетень «Галлахер-групп» должен непременно быть подготовлен к печати до полудня. Эбигейл еще ни разу не задержала его выпуск, но в лифте она призналась себе, что притворяться, будто дело только в работе, глупо.
Мелодия сальсы зазвучала еще громче, когда Мейвис поставила плейер вместе с чашкой на поднос из нержавеющей стали.
— Его там нет, дорогуша. Сегодня у Макса запись на каком-то крупном телеканале. Бедняжка! Он бормотал что-то насчет своих таблеток.
Эбигейл совсем забыла и о лекарствах Макса, и о его ужине, и о костюме для «Бесед по понедельникам» — еженедельной телевизионной передачи, в которой лучшие финансисты страны обсуждали текущее положение дел на рынке ценных бумаг. Можно себе представить, во что оделся Макс.
— Да черт с ним! — выразительно фыркнула Мейвис. — С тобой-то все в порядке? Тебя вчера не было весь день.
Эбигейл кивнула, и множество новых завитушек выскочило из прически.
— Я бродила по берегу и пыталась решить, что мне надо делать.
— А не подумала ли ты и о том, что тебе хочется сделать?
— Чего я хочу, я знаю, Мейвис. Вчера я приняла самое безумное, самое импульсивное решение в жизни, но, поразмыслив, отказалась от него.
— Вот как? И что же за безумное и импульсивное решение ты приняла?
— Я хочу его. Я хочу Макса.
Мейвис уставилась на нее не моргая, затем ласково усмехнулась:
— Это может казаться неожиданным тебе, моя дорогая, но не мне.
— Нет, это вовсе не то, о чем ты подумала. Я хочу его, но только на одну ночь.
— На одну ночь… то есть ты хочешь сказать — «на всю ночь»?
— Именно. Если я не могу получить Макса Галлахера на всю жизнь, то… — Эбигейл сделала глубокий вдох и опасно дрогнувшим голосом добавила: — Я хочу провести с ним ночь. Одну незабываемую ночь.
— О! — только и смогла произнести Мейвис.
Эбигейл вытерла навернувшиеся на глаза слезы и, нахмурившись, посмотрела на свое отражение в зеркале.
— Безумие, правда? Ты только посмотри на меня.
Их взгляды встретились в зеркале.
Секретарша приподняла бровь:
— У тебя действительно немного растрепалась прическа.
— Безнадежно. Я все утро трудилась над этим ежевичным кустом, пыталась совладать с проклятыми завитушками — все напрасно.
— Вот! Именно в этом твоя проблема, — нравоучительно заметила Мейвис. — Ты зажата. Моя бабушка всегда говорила: «Распусти волосы — и освободишь душу».
— Это была Бабуля Свон?
— Она самая. Тишанда Свон, самая независимая женщина в округе Макон, штат Джорджия.
— Твоя бабушка была независимой? — Эбигейл не совсем понимала, что это значит, но была уверена — что-то хорошее.
— И до сих пор такой остается. Чего только не знает эта женщина о том, как освободить душу! — Улыбка Мейвис стала мечтательной. — Когда, навыписывав заведомо необеспеченных чеков, моя мамочка смылась из города, едва унеся ноги от шерифа, Тишанда взяла меня к себе и воспитала. Эта женщина умела наслаждаться каждым мгновением жизни. Она смаковала ее сама и не считала, что следует обескураживать ребенка, ограничивая его естественные аппетиты, вот почему, наверное, я выросла такой незакомплексованной.
Как интересно. А бабушка Эбигейл была дочерью пресвитерианского священника, убежденного в том, что естественные аппетиты человека нужно ограничивать всегда и с помощью розог.
— Иди-ка сюда, я распущу тебе волосы, — приказала Мейвис.
Возможно, Эбигейл была слишком легковерна, но в конце концов — что ей теперь терять? И она полностью отдалась в руки Мейвис. Уже минуту спустя никакие заколки и резиновые тесемки не стесняли ее волос. Мейвис пальцами расчесала густую курчавую гриву Эбигейл, «высвободив дарованное природой богатство», как она выразилась, а затем с помощью смоченной в теплой воде расчески превратила тугие завитки в свободно струящиеся локоны, естественно обрамлявшие лицо Эбигейл.
Трудясь над новым образом подруги, Мейвис продолжала напевать себе под нос и время от времени отпивала глоток-другой из чашки. Глядя, как смачно она причмокивает губами, Эбигейл подумала, что там должно быть что-то очень вкусное.
— Замечательно! — воскликнула она, любуясь темно-золотистым буйством локонов, возникавшим по мере того, как Мейвис вытягивала их один за другим и опрыскивала лаком.
К концу процедуры Эбигейл была вполне готова выйти из укрытия и завоевать весь мир, но оказалось, что подруга еще не закончила.
— С этим лицом что-то нужно сделать, — сказала Мей-вис, копаясь в своей косметичке.
Выудив из нее тюбики и кисточки, которые ей были нужны, она принялась за работу. Бледно-голубые тени придали глазам Эбигейл вид чистых озер, окутанных нежным туманом, а блестящая вишневая помада превратила рот в подобие аппетитного спелого плода. На ее щеки Мейвис нанесла легкий румянец, а в уши вдела свои тяжелые серьги из жемчуга.
Эбигейл полагала, что для такого перевоплощения целой бригаде косметологов потребовалось бы не менее часа, но Мейвис из беспорядочно проросшего новыми побегами куста, каковой еще недавно напоминала голова Эбигейл, с легкостью создала соблазнительную сирену.
— Вот теперь ты — Эбби! — объявила она.
Эбигейл кивнула.
— Думаю, в таком виде я могу соблазнить мужчину, — тихо призналась она.
— Соблазнить и отнять у всех остальных женщин последнюю надежду.
— Это было бы неплохо, — радостно улыбнулась Эбигейл и тут же смутилась.
— Теперь ты не только независимая, — сказала Мейвис, одобрительно кивнув, — ты ведь получила еще и уроки стриптиза. Так что сможешь «протанцевать» себе путь в его постель.
Все воодушевление Эбигейл исчезло.
— Единственное место, куда я могу «протанцевать», это в кабинет экстренной помощи. Ты же видела, как я сверзилась со сцены.
Мейвис подкрутила колесико на своем плейере, и музыка зазвучала во всю мощь.
— Чувствуешь ритм? Слышишь эти бонго-барабаны? Единственное, что тебе нужно сделать, это расслабиться и позволить музыке завладеть тобой, дорогая. — Она подняла кружку, из которой пила, и, словно тост, провозгласила: — А чего не сможет сделать музыка, довершит это.
— Кофеин? Нет, он приводит меня в нервозное состояние.
— Это не кофе, детка. Никакой кофе так не освобождает душу, как отвар моей бабушки.
— Так это знаменитое любовное зелье? — Эбигейл была заинтригована.
Она попыталась заглянуть в чашку, но Мейвис прикрыла ее ладонью и со снисходительной улыбкой объяснила:
— Сначала ты должна произнести это правильно, с чувством. Это слово надо выговаривать не так, словно ты подписываешься в конце письма: «С любовью такая-то», а так, будто находишься в полуосвещенном зале, где приглушенно звучит музыка и с тобой рядом тот самый мужчина.
— Можно и мне попробовать?
Мейвис была шокирована:
— В девять часов утра?! Ты хочешь, чтобы тебя арестовали?
— Но ты же пьешь.
— Это потому, что сегодня пятница и я собираюсь прекрасно провести выходные. К тому же у меня — многолетняя привычка, а ты — еще дитя. Зелье сразу ударит тебе в голову.
Мейвис протянула чашку и позволила Эбигейл взглянуть на бесстыдно густой, греховно темный и жирный, как сливки, напиток.
— Пахнет горячим шоколадом.
— Это и есть горячий шоколад. — Мейвис отпила еще глоток, прикрыла глаза и передернула плечами. — Господь милосердный, ну берегитесь. Теперь берегитесь все! К концу рабочего дня я буду опасна.
Ее веки вздрогнули и медленно поднялись, но Эбигейл заметила, что взгляд у подруги мечтательный и рассеянный, а зрачки расширены.
— Из чего он приготовлен?
— Честно говоря, я никак не могу запомнить. Бабуля посылает мне его по почте. Там есть листья особого кофейного дерева с Ямайки, чуть-чуть малинового нектара, немного апельсиновых зерен… А на гарнир — взбитые сливки, если ты их любишь. Ну и порошок из рога единорога, разумеется. Так, набор всякой всячины, — подмигнула она Эбигейл. — У меня где-то есть рецепт, но вся хитрость — в способе приготовления.
— Малиновый нектар? Звучит аппетитно.
— Аппетитно? Это божественный эликсир, не забывай! Лучшим другом девушки является Любовный Напиток Бабули Свон.
Войдя вечером в свою гостиную и увидев стоявшую у окна женщину, Макс подумал, что ошибся дверью. «Что это? — спросил он себя, стоя с перекинутым через одну руку пальто и с кейсом в другой. — Это не женщина. Это видение, и объяснение тому может быть лишь одно: я брежу».
Да, либо он бредит, либо действительно умирает.
Макс не видел ее лица, поскольку женщина смотрела в окно на мерцающие, словно цепочки хрустальных канделябров, огни города. Но у нее была великолепная копна волос, пышных, вьющихся, каждый завиток которых подсвечивался неверными бликами свечей, делавшими их золотистыми и словно живыми.
Свечей?
Ну да, на каминной полке горели тонкие восковые свечи, звучала тихая музыка.
Сомнений не оставалось: он умирает от какой-то смертельной болезни, и это — предсмертное видение.
Платье маняще поблескивало. Оно казалось таким же живым и фосфоресцирующим, как ее волосы. Поддерживаемое на плечах узкими бретельками, оно производило впечатление бесконечно льющегося потока, вероятно, такой эффект достигался благодаря полупрозрачной радужной ткани. Платье облегало тело так, что казалось, будто вы видите ее бедра и прочие женские тайны, которых на самом деле видно не было.
Макс уже совсем убедил себя в том, что у него галлюцинации, когда видение в белом наконец обернулось и взглянуло прямо на него.
— Мистер Галлахер? Я не слышала, как вы вошли.
Макс неприлично глазел на нее, но ничего не мог с собой поделать. Голос женщины звучал точно так же, как голос его помощницы, но лицо, платье, перчатки до локтей… Это потрясающее создание не могло быть Эбигейл. Не то чтобы Эбигейл была непривлекательна, но эта женщина — видение!
— С вами все в порядке, мистер Галлахер?
— Эбигейл? Это вы?
Она рассмеялась, ее смех напоминал тихий перезвон подвесок на золотом браслете.
— Ну конечно, я. Кто еще это может быть?
Он не мог сказать, что именно произвело такое впечатление — платье или сама Эбигейл, но видение, мерцая, описало круг, и Макс, который не был уверен, что там, под платьем, есть что-либо еще, почувствовал, как у него закружилась голова.
Кто эта женщина?
— Что вы здесь делаете?.. В таком наряде? — робко спросил он.
— Я думала, вы хотели, чтобы я разложила для вас пилюли на вечер.
— Ах да… спасибо…
Наверное, именно это ему сейчас было нужно — пилюли. Возможно, оттого, что вчера он их не принял, у него и начались галлюцинации. Это был второй худший день в его жизни. Первый случился вчера. Весь день в голове стучали молоточки, да и в настоящий момент Макс не мог бы сказать, как именно себя чувствует, разве что определенно ощущал какую-то сейсмическую активность в груди.
— Могу я предложить вам выпить? — спросил он.
— Благодарю, у меня есть.
Только сейчас Макс заметил в ее руке хрустальный бокал на длиной ножке, похожий на те, в которых подавали так называемый ирландский кофе. По тому, как она поднесла его к губам, Макс догадался, что напиток был скорее горячим, чем холодным. Отпив глоток, женщина прикрыла глаза и обтянутыми перчаткой пальцами осторожно взялась за хрупкое основание бокала.
По какой-то неведомой причине от этого зрелища Макс ощутил пустоту в желудке. Вполне вероятно, что он просто был голоден, поскольку, кроме жилистого цыпленка за обедом, ничего сегодня не ел.
Он по-прежнему не мог понять, что делает в его гостиной эта разодетая, как кинозвезда, женщина-вамп или ангел — пусть решает кто как хочет.
— Вы куда-нибудь идете сегодня вечером? — спросил Макс. — На свидание?
По ее лицу пробежала легкая тень, глаза расширились, и от этого она стала еще красивее.
— Разве вы забыли? Сегодня благотворительный вечер в…
— Благотворительный вечер? Вы уверены? Это, кажется, не отмечено в моем расписании.
— О, это очень важное событие, и я никогда не забывала отметить его в вашем ежедневнике. Разве я не забочусь всегда о том, чтобы ваш костюм был вовремя приготовлен?
Она взглядом указала на живописно разложенную на диване одежду. Максу пришлось дважды посмотреть туда, чтобы убедиться, что он действительно видит свой официальный вечерний костюм. Но почему его вещи в гостиной? Не думает же Эбигейл, что он станет переодеваться здесь?
Макс потер колючую щетину на подбородке.
— Думаю, сначала надо принять душ и побриться.
— Прекрасная мысль. Это было бы действительно неплохо, но, полагаю, у нас уже нет времени.
— У нас?..
— О, разве вы не хотите, чтобы я пошла вместе с вами? Раньше вы просили меня сопровождать вас на подобные мероприятия, как официальное лицо, разумеется, и сегодня я могу составить вам компанию. Но если вы предпочитаете идти один, что ж…
Незаконченная фраза повисла в воздухе. Эбигейл обиженно посмотрела на него и опустила глаза на ковер. У нее вырвался короткий вздох и выпятилась нижняя губа. Неужели его помощница дуется? Вообще-то ничего удивительного, но Макс никак не мог в это поверить: Эбигейл Гастингс никогда не обижалась, всегда была такая выдержанная.
Ему всегда казалось: дотронься до нее — и она лопнет, как мыльный пузырь. Лопнет и исчезнет. Быть может, именно поэтому Макс никогда к ней и не приближался. Боялся, что Эбигейл исчезнет.
— Ну конечно же, я хочу, чтобы вы пошли со мной, — поспешил успокоить ее Макс.
Она улыбнулась, точнее просияла, и сделала глоток из бокала.
Превращение, которое происходило с ней каждый раз, когда девушка отпивала из этого необычного сосуда, было поразительным. Казалось, напиток заставлял всю ее внутренне трепетать.
Она закрыла глаза, откинула голову и прижала к горлу бокал. Обтянутые перчатками пальцы ласкали его нежно, любовно, словно руку мужчины. Макс почувствовал, как запульсировала его кровь. Зрелище было неправдоподобно чувственным. Он сжал челюсти так крепко, будто их свело от электрического разряда, побежавшего в низ живота.