Я облизала внезапно пересохшие губы, упоенная обещанием, что прозвучало в его голосе, и сама же потянула его прочь. из залы Но до наших покоев мы не дошли. Нам заступила целая группа оживленно переговаривающихся о чем-то воинов.
Ярл Клепп коротко поклонился, приветствуя:
— У нас гости.
— Гости? — я не смогла сдержать изумления. Разве могли быть гости в это время, когда все сидят по домам?
— Да. Пришли сейчас из горного тоннеля.
Тут уже я промолчала. Первый раз про него слышала, но не хотела свою неосведомленность всем показывать.
— Хрустальное племя? Только они могли, — протянул Эгиль-Ворон.
— О да.
В голосе короля я услышала напряжение, а вот в голосе ярла Клеппа — радостное оживление.
Сама же…
Сама же осознала, что изо всех сил сжала кулаки, только когда почувствовала боль от впившихся в кожу ногтей.
ГЛАВА 12
— Подойди ко мне.
— У нас гости…
— Хрустальные любят отдохнуть и нарядиться, даром что дикое племя. Но с тех пор, как я отдал им замок…
— Зачем они здесь? — не выдерживаю.
Вздыхает. Но лишь притягивает меня к себе — поцелуем, объятиями, своим дыханием. Жадно срывает накидку, тянет сильно за завязки на рубахе, так что шнуровка больно впивается мне в грудь, в шею, наверняка оставляя следы… и мне это нравится.
Меня от этого несет куда-то, так что ноги подкашиваются, а уж когда он опускает голову и накрывает губами сначала вершинки грудей, а потом и метку… штаны срывает, рыча что-то вроде, чтобы не смела носить такое непотребство больше…
Я и вовсе забываю о предвестниках беды.
Мы долго не можем оторваться друг от друга. Проходим все грани удовольствия, но все еще не готовы расплестись телами. Там, за переделами нашего собственного мира — холод, мрак и неизвестность. А здесь мы король и королева… друг у друга только.
— Пора, — негромко говорит Ворон, уже оторванный от меня своей душой.
Думает о чем-то другом совсем. Слишком глубоко погрузился, не замечая мой испытующий взгляд. А я все вижу, мой король… Вижу, что ты отстраняешься и становишься чужим. И то, что я молчу, не спрашиваю больше, не упрекаю, не пытаюсь пригрозить вовсе не значит, что я буду молчать бесконечно.
Однажды ты мне сказал, мой король, что еще не время.
И для меня теперь тоже не время. Я не готова пока к правде, я все еще не чувствую в себе достаточных сил, чтобы справиться с ней…
— Поможешь мне?
Это странно и неожиданно, но мы сегодня одеваем друг друга без участия слуг.
Тонкие рубашки не требуют помощи, как и шерстяные перевязи сверху, юбка нижняя. А потом он помогает мне зашнуровать плотно роскошное, все расшитое по подолу и краю широких рукавов платье. Самое роскошное в моем сундуке — я не оставила без внимания его слова о том, что хрустальные любят наряжаться.
На каждый день я выбирала простые вещи — широкое нижнее платье до пола и сверху шерстяное, которое крепилось пряжкой к плечу. Подбитый мехом длинный жилет или накидку — и мало чем отличалась от жен и дочерей ярлов. Как и Ворон от своих воинов в штанах из нескольких лоскутов, подвязанных веревками, короткой рубахе, с поясом и плащом из шкуры с прорезями для рук.
Но сегодня я в глубоком синем, а сверху — необычной накидке с застежкой на талии, похожей на платье, только без рукавов и с разрезами почти до бедер. Она вся украшена вшитыми яркими шелковыми лентами и оторочена мехом, который красиво оттеняет и синий цвет, и мои волосы.
И корону.
Короны нам приносят по приказу Эгиля, который нарядился в черный бархат и королевские начищенные доспехи, украшенные мехом.
Он выглядит еще более внушительно.
Я поправляю драгоценную пряжку его плаща.
— Мы как-будто собрались воевать с богами, — шучу немного неловко, но муж не улыбается.
Похоже, нам придется воевать с самими собой… лишь бы не друг с другом.
Напряжение не уходит все то время, что мы идем в большой зал, а там…
Странно даже, но царит привычная, расслабленная и теплая атмосфера. И женщины, и мужчины принаряжены, но без излишеств — молоденькие девушки с удовольствием посматривают на хрустальных, среди которых — исключительно мужчины. И все в светлых одеждах с большим количеством прозрачных камней, которые так красиво сочетаются с их белыми волосами и бородами.
Это прозрачный хрусталь?
Племя не держится высокомерно — со всеми заговаривают, говорят комплименты, и я даже расслабляюсь — может придумала себе чего? Они ведь наши соседи и соратники, друзья, может даже женихи для кого-то, а то, что в тот первый раз меня не признали… Так и в замке долго свое мнение меняли, и не сказать, что окончательно утвердились, что я не наврежу.
Наши.
Я и правда так подумала?
С улыбкой посмотрела на Эгиля, который выступил вперед и обнялся с предводителем.
— Ты неожиданный гость, Скьельд. Но тебе всегда рады в Сердце Ворона.
— Я беспокоился, Эгиль. Потому и пришел так рано…
Короткий взгляд в мою сторону заставил меня поежится внутри.
Неужто из-за меня беспокоился? Или за то… что мне здесь слишком хорошо живется?
Но я не стала показывать своего напряжения и проявила все возможное радушие. И вскоре мы уже садились за столы — к своему стыду я только тогда вспомнила, что стоило дать соответствующие распоряжения стряпухам. Не сообщила им о гостях, слишком уж сбило меня с толку столь нежданное появление тех, кто появиться и не должен был…
Да только столы не пустовали. Все новые блюда выносили, достойные гостей.
Чуть растерялась… и тут же поймала улыбку Кристы. Вот значит как…
Я благодарно кивнула.
Пир шел своим чередом — пировать у нас умели и любили. Расслабленно, сочно, громко. А потом и инструменты достали, песни завели — то мечтательные, то задорные. Даже хрустальные взялись за струны, у них прям совсем хорошо выходило…
И я услышала Скьельда.
Рун не должен резать
тот, кто в них не смыслит.
В непонятных знаках
всякий может сбиться.
Десять знаков тайных
я прочел и знаю,
что они причина
хвори этой долгой.
Пел как… хорошо пел. Но смотрел то на напрягшегося Ворона, то на меня. Мы уже разошлись, как и положено — король сидел в окружении гостей и ярлов, я — среди женщин.
Я ведь слышала вису эту… тогда, на ледяном драккаре. Только вот в голосе Эгиля, когда он пел, тоска была, а у беловолосого — обвинение. Он уже передавал трехструнную гигью своему собрату. А потом и ко мне подошел. И ничего ведь такого не было в этом, чтобы гость выразил почтение королеве… кроме его вспыхнувшего взора, когда он увидел мой кулон.
— Черный хрусталь…Уверен, не ради забавы приобретен, кюна.
Присел рядом со мной на скамью, оказавшись ниже, но только с виду… мне так и представлялось, что смотрит на меня свысока. И девицы тоже это почуяли, отодвинулись, будто из вежливости.
Я ответила неохотно:
— Он со мной с рождения.
— Часто приходится мыть в соленой воде?
Вот тут уже вздрогнула.
На что намекает? Или обвиняет сразу?
Так вымачивали камни, что использовали ради злых заклятий… как и те, которые принимали на себя удар чернокнижников.
— Я верю в его силу, но судьбу доверяю только себе, а не камням, — сказала довольно резко.
— Зря. Прозрачный хрусталь, что лед Севера. Застывшие слезы богов, дающие силу и впитывающие солнце. Мы пользуемся его возможностями и это делает нас почти неуязвимыми.
— Не гневите богов своей неуязвимостью, — поморщилась.
— Они любят тех своих детей, через кого могут проявить себя, — заглянул мне в лицо пытливо, — Но что об этом может знать дочь Асвальдсона, чей хрусталь не пропускает свет?
— Вы говорите так будто знаете меня… — прищурилась.
— Достаточно знать ваш род, — сказал он вообще невозможное.
— Скьельд, — над нами распростерла крылья тень Ворона. А я вдруг почувствовала облегчение, что разговор не будет продолжен. Отсрочка? О да. Я — трусиха?
Мне вдруг сделалось за что бояться…
— Идем. Твои воины желают поведать о ваших победах, — настойчиво позвал беловолосого Ледяной король, даже не глянув на меня.
А я осталась с женщинами.
Понимая, что спокойные дни закончены.
ГЛАВА 13
— Кажется я понял принцип, по которому разместили знаки.
Принцип?
Я подалась вперед.
На душе последние дни было тоскливо. Хотя…
Странно, но замок ожил с появлением хрустальных, будто не только их одежды, но и души отражали свет. Сердце Ворона сбросило свое сонное оцепенение. Ледяной пик должен был закончиться только через две седьмицы, а внутри становилось теплее. Девицы ярче одевались, громче звучал смех, стряпухи доставали из припасов самые вкусности, а воины оживленно обсуждали приемы и оружие, которыми с ними с удовольствием делилось племя.
Все их любили.
Вот что со мной не так? Может, мне просто не дали шанса полюбить?
Я не принимала…
— Вот здесь расположились первые, — Даг постучал пальцем. Вздохнула, потерла переносицу и снова посмотрела на рисунок, на котором были изображены очертания замка и точками — найденные знаки. Я все чаще пряталась в библиотеке, не имея возможности участвовать во всеобщем довольстве, а он, конечно, со мной — прилип. И теперь я уже его не отсылала к собственным делам… так было обоим спокойней, — В это месте я нашел пятый, шестой. Видите? Образовывают будто какую-то фигуру. Седьмой обнаружили вчера в этой башне… Если бы мы знали, сколько их всего, нашли и остальные и затем…
Если бы знали…
Знали.
— Десять, — сказала я так хрипло, что охранитель вздрогнул.
— Десять…знаков?
— Да.
Растерла плечи и встала, прошлась по помещению, в котором вдруг сделалось невообразимо холодно, несмотря на жар.
— Десять… рун. Причина хвори долгой…
— Вы…
— Уверена? — скривила губы, — Да. Только не знаю, в чем.
Даг и верно понял принцип.
И две следующих руны мы нашли быстро. Заниматься кроме того не хотелось ничем…
Я почти не появлялась в эти два дня перед гостями и жителями замка, впрочем, в этом не было странности — каждый из проживающих в Сердце Ворона был полон хлопот. Мы чаще всего и прежде встречались обитателями только по вечерам. В одном огромном зале, объединенные не только совместной трапезой и теплом, но и душевными разговорами, музыкой и возлияниями.
Так что никто не заметил моей отстраненности — я никогда не становилась средоточием. А Эгиль предпочитал не замечать. Или он и прежде был столь равнодушен?
Да что я знала о том, кого называла мужем?
Я знала, что он велик. Значит даже больше, чем всем казалось в долинах.
Я знала, как учащается его дыхание, когда он видит меня обнаженной.
Я помнила каждый его вздох, когда он добирался до пика удовольствия. И отмечала каждый его зовущий взгляд отпечатался в моей памяти.
Я знала, что он любит есть, сколько позволяет себе хмеля и как точны его удары, которые он наносит мечом.
Закрыв глаза я могла воспроизвести, как наяву, его горделивую посадку на коне или задумчивый перебор жил, когда он брал гигью.
Я даже могла вспомнить неуловимую улыбку…
Но то ли, что является сутью человека?
За прошедшее время, с тех пор как я сама приняла решение, что попробую составить с ним наше вопреки всему счастье, я уже вообразила одинокую фигуру, воина, который готов биться за то, чтобы просто чувствовать мои руки на своей шее. Который не ждет признания Одина, зато отбрасывает щит, чтобы шагнуть мне навстречу. Который стоит в крови и поту и готов биться за нас со всем миром…
Но мне ли не понимать… наше воображение что сон, который растворяется в свете, как только мы открываем глаза.
Мы с Дагом нашли каждый знак. И каждый сумели разгадать.
В той ли последовательности — не важно.
«Начало», «весна»
«Сведение», «вместе».
«Жизнь»
«Огонь»
«Жертва»
«Кровь»
«Переход», «смешение»
«Камень»
«Гибель», «тьма».
— Боги любят путать смертных, — ворчал Даг, коротко на меня поглядывая, когда мы пробираемся на самой высоте, там, где гуляет только лишь ледяной ветер… и двое сумасшедших, пожелавших разгадать все тайны на свою погибель. Он беспокоился за меня, мой охранитель…
То, что я чувствовала нутром, он чувствовал опытом.
Пришло время перемен, и они вовсе не связаны с будущим потеплением и обновлением.
— Боги или каменотесы, — продолжал мужчина, не дождавшись от меня ответа, — Вот и в самом деле, кому доверили столь странное дело? Может они и вовсе случайно…
Он замирает.
Увидел то, что я видела уже давно.
Стояла и молча смотрела на знак, «прячущийся» за выступом. Что-то, похожее на разорванный круг… почти.
— Десятый, — с некоторой опаской молвил охранитель, болтливый сегодня — видимо в противопоставление мне.
Он подошел, потрогал его, как и делал прежде, а затем предложил:
— Сходим к ремесленникам или в библиотеку? Разгадать, что значит…
— Нет необходимости, — сказала совершенно спокойным голосом.
Вот только об это спокойствие шагнувший ко мне охранитель разбился на осколки, как зеркало…
— Кюна… — его голос был пропитан густым страхом.
— Идем.
— Вы знаете, что это за руна?
— Идем.
Я развернулась и решительно отправилась прочь.
Я знала, конечно, этот знак.
Слишком часто видела… на своей груди.
Клеймо чернокнижницы.
ГЛАВА 14
Я отстегиваю пряжку шерстяного платья, скидываю его и протыкаю свой палец острым концом массивного украшения, чтобы окропить кровью старые, отполированные кости. И только потом бросаю их и шепчу заклинания.
В моих руках — ключ к загадкам и бедам. На голове — заплетенные косы, которые удержат тень на расстоянии, вокруг — только тишина закатного времени и жар.
Я обращаюсь сразу ко всем богам и ни к кому. Ищу ответы на все вопросы. И не могу ни одного задать, только лишь смотрю на образовавшийся рисунок в попытке распознать будущее.
Колдуньи используют кости, чтобы найти пропавший скот, понять причину смерти или болезни, приблизиться к тому, чтобы стать частью жизненных оборотов. Колдуньи используют… я — почти нет. Я даже не помню, откуда они мне достались?
То ли старая Нья передала, то ли в родовой крепости кто оставил, но я старалась как можно реже обращаться к такому способу запутать свою жизнь — тем более, что некому было научить.
Но не бесполезно… Кости и то, что они являли, может и не давали ответов, зато позволяли поразмыслить над вопросами.
А это уже оказалось немало.
Потому и спряталась снова в библиотеке, чтобы всмотреться в причудливые фигуры, никем не потревоженная.
Кости смешались в руны, воспоминания обрамили вспыхнувшие в моей голове образы, а точки на плане замка обрели новые значения, сходясь в одной. И, пока солнце за закрытыми ставнями садилось, пламя жара становилось все выше, а гул в моей голове все громче, придавливая тело и сердце к холодным каменным плитам, забирая все силы…
Даг чувствует. Несмотря на запрет, отпирает таки дверь и со вздохом поднимает меня с пола, усаживает в кресло и дает горячий хмель. Где только нашел? Даг… снова единственный, кому я могу доверять. Не мужу ведь верить?
Этой ночью он любил меня молчаливо и с мрачной решимостью… Любил ли? Странное слово, которое всегда так хочется примерить на свою собственную жизнь, и всегда она оказывается не по размеру, будто божественный кожевенних сшил сапожок из разных, никак не соединяющихся кусочков, и припорошил их стеклянными осколками.
Что мне уготовил мой… или чужой король? Что предназначено нам — подниматься все выше и выше, чтобы с вершины увидеть весь мир или же меня тащат наверх, чтобы сбросить?
Он изменился, мой чужой король. Из черного и непримиримого олицетворения Тьмы он стал для меня колючим, но теплым мехом, способным отогреть мою душу. И я верила, что он не притворялся.