Яна Ясная
Ночь в твоих глазах
Глава 1
Мэлрис эль-Алиэто
Струна сторожевого заклинания звенела так тихо и нежно, что я не сразу понял, что это — сигнал тревоги. Его можно было принять за отзвук мелодии, долетевший из музыкального зала, или движение воздуха, запутавшееся в шелесте ветра.
Но нет. Это дрожала потревоженная нить сигнальных чар.
Оторвавшись от отчета, я позволил себе приподнять бровь: это кто к нам пришел, такой… талантливый?
Отпущенный отчет свернулся в свиток и окутался вязью защиты, как только нижний край лунного шелка коснулся плотного округлого бока, замкнув контур.
Один, два, три… десять.
По коридорам Алиэто-оф-Ксадель по-прежнему не летела по тревоге стража.
Дежурный лейтенант не спешил ко мне с докладом о поимке злоумышленника.
Только тихо и, судя по всему, ощутимо только мне, звенели сторожевые чары.
Определенно — талантливый.
Я убрал отчет, запер стол и потянулся к силе.
Нынешний гость определенно стоил того, чтобы на него взглянуть.
Сосредоточившись и очистив разум от посторонних мыслей, я шагнул меж Гранями[1] замка Алиэто-оф-Ксадель, Цитадели-над-Радугой, твердыни эль-Алиэто, правящего дома мира Улариэ, созвездия миров Лиэнатрэ.
Гость обнаружился у входа в сокровищницу — настоящую, а не официальную, что само по себе вызывало вопросы к Старшему над тенями — неведомым образом пройдя все кордоны охраны на пути ней и миновав замки внешних помещений.
Прикрытый пологом невидимости и шумоподавляющим щитом, он стоял лицом к глухой стене, сквозь фреску на которой уже проступили контуры створок тщательно замаскированных дверей.
Она. Она стояла.
Косой лунный луч и застывшая в нем тонкая фигура — длинная черная коса, положенная по штату всему женскому человеческому персоналу в Алиэто-оф-Ксадель, спускалась ниже узких бедер, а руки… Её руки танцевали. Жили своей жизнью.
Невесомые и прекрасные, исполненные гармонии движения сплетались в совершенный узор.
Застигнутая с поличным шпионка и потенциальная воровка не колдовала — она творила волшебство. И огонь творения, видимый не глазами, недоступный никому, кроме истинных детей Мироздания, сиял в ней нестерпимым жемчужным светом, пробиваясь сквозь кости и плоть озаренной гостьи, сквозь одежду и скрывавшие ее чары.
Вопросов к Мастеру теней становилось всё больше.
Кажется, человеческие коллеги оказались расторопнее нашего старика эль-Талафа, и всё же сумели добыть ту информацию о нашем народе, которую мы хранили столько лет. Нужно будет найти, от кого произошла утечка, и примерно наказать. Потому что для тех, кто посылал ко мне это удивительное создание, кажется, было очевидно: в созвездии миров, принадлежащем темным эльфам, она не может быть казнена ни при каких обстоятельствах.
Внутренний огонь не может быть погашен насильно.
И даже если прекрасная на досуге ест младенцев — это не может быть основанием для её умерщвления. Это лишь основание оградить ее от младенцев.
Все эти возвышенные, но не слишком радостные мысли едва коснулись меня, пройдя по краю сознания, в то время как большая его часть была погружена в эстетическое любование: редкое наслаждение — наблюдать за вдохновенным творцом.
Даже если он при этом пытается проникнуть в твою сокровищницу.
В этот момент взломщица как раз закончила распутывать сигнальное заклинание, и я заинтересованно замер: заметит или нет потайной крючок? А если заметит — отступится или попытается проскользнуть мимо и неминуемо влетит в следующий слой защиты? Потому что снять потайной сторожок невоз...
Возможно.
Озаренная нарушительница с облегчением выдохнула, а я понял, что всё это время не дышал вместе с ней. Расслабил плечи.
Если те, кто её посылал, знали, что делали, а не угадали случайно, и ждут, что девушку, в случае провала, им вежливо вернут — обойдутся. Мы этот талант перевербуем.
А тайной службе отправлю письмо с извинениями. “С прискорбием сообщаем, что ваш человек погиб при задержании — разделяем вашу боль, скорбим вместе с вами”. Никто, конечно, этому письму не поверит — но это последнее, что меня волнует.
Отдам ее дому Эриали. Или дому Роу — там наследственная предрасположенность к дамам авантюрного склада. Вот пусть они её и… вербуют.
Еще немного полюбуюсь — уж больно хороша она, объятая лунным светом и вдохновением — и отдам.
Вот досмотрю до того места, как ее обездвижит защитой, и заберу. Как статую.
Избавившись от сигнального заклинания, озаренная почувствовала себя куда свободнее: из позы исчезло напряжение, линия плеч несколько расслабилась… Встряхнув руками, она подвигала пальцами, расслабляя напряженные мышцы, всплеснула кистями — и продолжила свою вдохновенную деятельность.
Окинула фальшивую стену придирчивым взглядом, а затем выверенными и точными движениями одно за другим развесила перед самой преградой пару десятков плетений, и… шагнула вперед.
Защита среагировала безупречно — и я дернулся было забрать свой трофей, но с возрастающим изумлением понял, что поторопился. Гостья вернулась на место, которое только что покинула, как ни в чем не бывало — а вот заготовленные ею плетения начали наливаться свечением. И силой. Которую выкачивали из парализующего заклинания.
Не отвлекаясь на такие мелочи, их создательница принялась деловито дублировать шумоизоляцию в комнате и выставлять дополнительные силовые щиты вдоль стен и окон, наполняя меня дурными предчувствиями.
За это время плетения превратились светящиеся, налитые энергией шарики и перестали подавать признаки активности. Не веря своим глазам, я наблюдал, как человеческая женщина собирает их в один — крупный, размером с голову взрослого мужчины…
А вот это уже полная наглость! Использовать мою собственную силу чтобы обворовать меня же?!
Такого хамства я стерпеть не мог и шагнул вперед, возвращаясь с плана вуалей, и глядя прямо в округлившиеся бездонно-синие глаза, доброжелательно поинтересовался:
— Что вы здесь делаете, лирелей[2]?
Эриали и Роу обойдутся.
Сам завербую.
Даркнайт Ирондель Янтарная
Что мне нравилось в мире Улариэ — так это ночи. Плотные, бархатные, глубокие.
Еще нравилась архитектура — я ценю сдержанность и элегантность эльфийского классицизма.
А вот обитатели его мне совсем не нравились: темные эльфы недоверчивы, высокомерны, да к тому же обладают невероятной магической чувствительностью.
Работать совершенно невозможно.
Особенно, когда вокруг тебя бережной, но бескомпромиссной пеленой оборачивается обездвиживающее заклинание, и низкий голос, хорошо поставленный и богатый, задает вопрос.
Это был сокрушительный провал.
Конец всему.
Потому что в дополнение к вышесказанному, темные эльфы склонны казнить чужаков-нарушителей направо и налево, руководствуясь при вынесении приговоров абсолютно необъяснимой с человеческой точки зрения логикой.
— Я заблудилась, вериалис, — ответила я на его вопрос, учтиво склонив голову, насколько это позволяли проделать обездвиживающие чары, и используя вежливое обращение. — Я ищу секретариат. Мне показалось, он там...
Темный молча изучил меня взглядом. Потом перевел его на стену, в которой отчетливо проступили светящиеся контуры магического хранилища, укрытые последним слоем защиты. Снова посмотрел на меня.
— Я целеустремленный и ответственный работник, вериалис, — пояснила я все тем же нейтрально-почтительным тоном вышколенной прислуги.
Эльф смотрел на меня во все глаза.
Интересно, у него тоже от сюрреализма ситуации голова идет кругом?
Еще раз изучив двери, за которые я так рвалась проникнуть, темный иронично сообщил мне:
— Секретариат не там, лирелей.
— Тогда я дальше пойду искать? — тоном хорошей девочки откликнулась я.
Ну а что мне остается в этой ситуации, кроме чувства юмора?
Темный шутки не оценил, только голову набок склонил, рассматривая с интересом.
С плотоядным интересом.
В черных волосах, собранных в сложные косы, блеснули украшающие их кое-где бусины и цепочки, и зеленые, в тон глазам, пряди.
Мозг отчаянно анализировал всю доступную ему информацию: я, даже понимая, что это бесполезно, по инерции продолжала барахтаться и пыталась вычислить, с кем свела меня неудача.
Явно не с кем-то из эльфийских младших — младшие в Алиэто-оф-Ксадель только в качестве обслуживающего персонала присутствуют. А я достаточно собрала о темных и светлых эльфах информации, чтобы понимать: обслуживающий персонал задерживать преступников у них не имеет права. Так что младший для этого вызвал бы стражу.
Он явно не из стражи: стражники даже у эльфов по одному на место преступления по тревоге не являются.
Остается только кто-то из старших.
Сердце сжало глухой тоской. Младший должен был бы меня доставить к кому-то, облеченному властью принимать решение о дальнейшей участи нарушителя, даря мне драгоценные минуты жизни. Старший… Старший вполне может иметь право принять это решение сам. Прямо здесь и сейчас.
Темный шагнул ко мне, и я закрыла глаза.
Пусть всё будет быстро.
Эльф же торопиться не собирался: медленно, невыносимо медленно обойдя меня, он замер за моей спиной:
— Назовите себя, лирелей.
Облегчение прорвалось сквозь страх. Облегчение от того, что он решил меня допросить. Пока он допрашивает — я живу.
Я не могу умереть. У меня важное дело.
— Даркнайт, — я сглотнула, увлажняя пересохшее горло. — Даркнайт Ирондель.
Дыхание темного щекотало кожу, шевелило короткие прядки на шее. От этого становилось всё страшнее — я постепенно понимала, что я для эльфа не разумное существо, а мышь, угодившая в кошачьи лапы.
— Ваше полное имя, — требовательно уточнил он вопрос.
— Даркнайт Ирондель, — повторила я, в кои веки радуясь, что в этих словах нет лжи. Что это теперь действительно моё полное имя.
— И-рон-де-е-ель… Эльфийские корни? — мурлыкающе протянула за спиной большая хищная кошка, и я ощутила прикосновение к левому уху, от завитка к мочке.
Невесомое, как крылья бабочки.
Я с трудом находила силы на то, чтобы держать лицо, и дать ответ тоном, не похожим на задушенный писк:
— Что вы, вериалис. Это случайная прихоть родителей.
Он то ли усмехнулся, то ли хмыкнул — по затылку и задней поверхности шеи от этого пробежались мурашки — и коснулся второго уха. Легко проскользил по нему пальцами, заправил мелкие выбившиеся волоски. Стек движением к тому месту, где шея переходит в ключицу, и я чувствовала его пальцы даже сквозь плотную ткань строгой блузки и пиджака.
— Кто отправил вас сюда, лирелей? Кто приказал вам взломать сокровищницу?
Врать было бесполезно — эльфы чуют ложь. Поэтому я промолчала.
Потому что...
Никто. Меня никто не посылал — я пришла сюда сама, одна.
Никто не станет торговаться ради меня и предлагать обменяться пленными. Меня никто не станет вытаскивать.
Как только темный это поймет…
Поэтому я буду молчать, выгадывая себе время жизни.
Темный придвинулся еще чуть ближе — я ощутила спиной его грудь — и вкрадчивым шепотом мурлыкнул на ухо:
— Ну же, лирелей! Вы же понимаете, что мы всё равно вычислим это сами. Только вот совсем не обязательно те, кто отдал вам приказ, признают это и заступятся за вас перед Темными Домами. Так зачем вам усугублять ваше положение молчанием? Зачем хранить верность тем, кто отправил вас на верную смерть?
Касание его груди к моей спине было едва ощутимым, но оно было.
Я молчала.
Темный за моей спиной покачал головой — я ощутила это макушкой — и вздохнул.
Фалангами пальцев он коснулся моих волос, проскользил вниз — к затылку, по плечам, рукам…
Я стояла, боясь дышать.
Он меня сканирует или лапает?
Лапает.
Хотя нет, кажется, всё же, сканирует.
Или…
Будь здесь человеческий стражник — я бы не сомневалась. Собирая сведения и готовясь к своей миссии, я получила более-менее исчерпывающее представление о том, чего в такой ситуации можно ожидать от имперской стражи.
Но...
Это же эльф. Гордость, самомнение и веточка пафоса сверху. Не может же он лапать задержанную человеческую нарушительницу?
...может.
Он меня сканирует и лапает.
Я мысленно сказала: “Ах, кошмар!” — и добавила уничижительным тоном: “Как недостойно сына старшей расы!”. Тоже, естественно, мысленно.
А вслух ничего не сказала, даже почтительно-кроткого выражения лица не изменила. Очень жить хотелось.
Не сказать, что это было противно — скорее, щекотно. Нервно. Адреналиново. А еще смущало — все же я девушка хорошего происхождения и правильного воспитания, и к подобному… вольному обращению не привыкла.
А еще беспокоило, что я не вижу его: есть только невозможность пошевелиться, только движения за спиной, только легкие, слабо ощутимые, но очень точечные прикосновения, посылающие волны нервных мурашек по скованному заклинанием и напряжением организму.
И на фоне этого состояния мозг в сумасшедшем темпе продолжал искать варианты спасения.
Мягкими плавными шагами темный обошел меня по кругу, чтобы оказаться ко мне лицом к лицу. Провел пальцами по скуле — я ощутила покалывание чар, но распознать их природу, не привлекая внимания, не сумела. А эльф, внимательно глядя почему-то не в глаза, а на мой рот, спросил:
— Что именно вы планировали взять из сокровищницы?
Но этот вопрос тоже был из тех, на которые мне лучше не давать ответа, и я лишь нервно облизнула губы под его пристальным взглядом.
А темный покачал головой, всем крайне печальным видом давая понять, что он-то на моей стороне, но вот я, глупая девочка, веду себя неразумно.
— Вы же понимаете, я полагаю, что попались на преступлении, влекущим за собой смертную казнь, лирелей? — в голосе высшего теперь звучало почти сочувствие.
Я опустила голову: и потому что устала держать ее высоко поднятой, и потому что от пристального внимания Старшего губы начали гореть.
— А теперь еще и отказываетесь сотрудничать! — мягко укорил он.
Я бы с радостью, вериалис. Но, видите ли, говорить вам правду не в моих интересах, а врать…
Нет, есть у людей такие виртуозы, которые и эльфа сумеют обмануть. Но это все больше политики и дипломаты, оперирующие умолчаниями и тонкостями формулировок.
Прямую, грубую ложь Перворожденные чуют нутром — а ничего другого, увы, я гостеприимному хозяину предложить не могла.
И все же он внимательно разглядывал меня с высоты своего роста, не спеша сносить голову с плеч для того, чтобы потом отправить ее главе тайной канцелярии (то-то Великий лорд изумился бы — зачем ему эта незнакомая голова и что прикажете с ней делать?).
И мне в конце концов надоело стоять в поникшей позе — и, оторвав взгляд от сложного шитья на одеждах темного, я подняла его выше.
Чтобы уткнуться взглядом в четко очерченный изгиб губ.
Еще выше. К пронзительной, неестественной, нечеловеческой зелени глаз, которая внезапно оказалась так близко, что выдерживать этот взгляд было просто невозможно.
Взломать сокровищницу темных эльфов тоже, говорят, невозможно... ну извините!
И я смотрела ему в глаза. Красиво же. Почему бы и не посмотреть?
— Вам так хочется умереть, лирелей? — осведомился эльф.
— Совершенно не хочется, вериалис, — кротко и с максимальной искренностью призналась я. — Но выбора-то нет!
Он помолчал. И, сверкнув моховой зеленью глаз, склонился к моему уху.
— А если есть?
Этот простой вопрос окатил меня огнем надежды. Затем окунул в ледяную бездну отчаяния: ну не та я, за кого он меня принял!
— Мне нечего дать эльфийским домам в обмен на помилование! — расправив спину, насколько позволили тиски чар, я посмотрела ему в глаза прямо и гордо.