Тау, спаси меня!
Широкие ладони, проскользив до щиколоток, огладили их и переключились на мою обувь, сплетая вокруг нее узоры чар, а сам темный, нимало не стыдясь своего униженного положения, покрывал поцелуями мои ноги от бедер до колен.
Сердце, которое и до того вело себя нервно, теперь колотилось в горле, нагоняя кровь в голову и порождая шум в ушах, оглушая.
— Ну надо же, — выдохнул он куда-то в область подвязок моих чулок, — Даже в обуви ничего нет. Фантастическая безалаберность.
Его ладони поползли по моим икрам вверх, то сжимая, то гладя.
— Это того, кто отвечал за ваше внедрение, нужно казнить.
Ну, знаете ли! Я не для того тут продала свои тело и честь, чтобы потом меня казнили!
Горячие пальцы скользили по краю чулка, и подвязки развязывались сами по себе, одна за другой.
— Это просто вопиющее небрежение своими должностными обязанностями, — продолжал делиться мнением с краем моей рубашки тот самый темный, что предложил одной опасной преступнице (да еще и предположительно шпионке!) спасение жизни в обмен на секс.
По поясу для чулок он пробежал пальцами совершенно формально — и эхо чужой силы лишь чуть щекотнуло кожу живота. Видно, в моем мифическом работодателе разочаровались совершенно и уже не ждали от него никаких достойных шпионского начальства поступков.
Расстегнул и отбросил в сторону, к прочим предметам гардероба.
Склонился к туфлям. Бережно придерживая меня за талию, стянул правую, заботливо предупредив:
— Осторожно, лирелей!
“Как будто от лирелей здесь что-то зависит!” — мысленно проворчала я.
А он стащил обувь с моих ног.
Скучные форменные туфли одна за другой упали поверх нижнего белья — личного, дорогого сердцу и бюджету.
Для некоторых нет ничего святого!
Полыхнул серебром защитный контур вокруг горки моих вещей.
— На всякий случай, — пояснил он, отрезая меня от гипотетических не обнаруженных им сильномогучих артефактов.
И потянул нить парализующих чар, возвращая мне подвижность.
Меня качнуло от неожиданности — и темный заботливо придержал меня за бедра, не дав мне упасть, и, не задерживаясь, потянул вверх край нижней рубашки.
Тонкий шелк потек по телу, и я послушно подняла руки вверх — договор есть договор.
Волосы черным водопадом упали из горловины на спину, на голые ягодицы, рассыпались волнистым после косы пологом. Темный, проводив завороженным взглядом этот поток, поймал на долю мгновения мой взгляд…
“Ну, теперь-то точно всё!” — подумала я, и мой взгляд против воли метнулся к широкой кровати.
А эльф ухмыльнулся и ме-е-едленно наклонился к моей груди.
Когда теплые губы коснулись нежной кожи, внизу живота что-то тревожно екнуло. Сейчас, без ткани, без стиснувшего грудь корсета, это ощущалось совсем по-другому.
Поцеловал. Тягуче протянул языком горячий след до самой ареолы… Коснулся кончиком языка соска — и тот моментально затвердел, собравшись в горошину, и вокруг него тут же сомкнулись губы. Бесстыжие, не знающие приличий губы.
Это было неожиданно. Это было ярко. Это было… Невыносимо.
Пока я ловила ртом воздух, темный подлец переключился на вторую грудь, бесчестно и коварно укусил доверчиво открытую округлость, и это оказалось изумительно. Током, огненными стрелами ударили во все стороны новые ощущения.
Я стиснула кулаки. Сжала зубы.
— Ну же, лирелей, — со смешком укорил меня мерзавец. — Так вы на избавление от смертной казни не заработаете!
Дыши, Нэйти. Дыши.
Темный коснулся места укуса языком, нахальным и гладким. Зализал его. Взял в рот второй сосок.
Мысленный мой крик застрял в глотке, не вырвался наружу — но только до тех пор, пока эта темная сволочь не принялась посасывать свою добычу, то нежно, то грубо, то прикусывая, то перекатывая губами.
Я не кричала, нет. Я забыла, как дышать — где уж тут кричать-то?
Мужские ладони коснулись моих лопаток, и я вдруг поняла, что до этого он касался меня только губами. Ртом.
Что ж, зато теперь руки были везде. Гладили плечи, скользили по спине, сжимали ягодицы и бедра. И грудь, да. Когда он добрался до неё еще и руками, я с ослепительной ясностью поняла, что просто сойду с ума от перегрузки ощущениями.
Осознала это, смирилась, приняла — и отдалась этому бурному потоку.
И ухватила полностью одетого темного за плечи.
Ну, рехнусь — и рехнусь. Зато получу от этого удовольствие.
И мои ладони на мужских плечах словно стали сигналом, знаком темному: подхватив меня на руки, он в один шаг оказался возле кровати. Покрывало взлетело, словно гигантская рыба-скат, взмахнув мантией — и меня бережно опустили на белоснежную гладь постели.
Его рот смял мои губы — и первый поцелуй был неторопливым, смакующим, осторожным...
А моя первая мысль — “Так вот ты какая, знаменитая эльфийская меткость! После получаса попыток он-таки сумел найти цель!”
А потом мне стало не до ехидства, даже мысленного: разведка закончилась, и захватчик настырно устремился в глубь завоеванных территорий…
Напористые, голодные движения. Легкие укусы и волнующие касания. О да, хотя бы в этом мне повезло: этот мужчина явно умел обращаться с телом. И не только своим.
Голова шла кругом, и я погружалась в это чувство с упоением: нет сокрушительного провала, не нужно придумывать, как спасать ситуацию. Нет и не будет никакого завтра — есть только здесь и сейчас, и это восхитительное головокружение.
Я так устала барахтаться. Я хочу плыть по течению. Мне это нужно — хотя бы для того, чтобы набраться сил.
И течение не подвело: оно всё набирало ход.
Темный раздевался, не отрываясь от своего увлекательного дела.
Улетел в сторону камзол — а его хозяин проскользил ладонями и губами до моей груди.
“Ветер снова сбил эльфийскому стрелку прицел!” — сострила я на остатках ехидства и снова забыла напрочь обо всем, потому что губы… Руки! Потому что это, оказывается, просто безумно приятно, когда так трогают и так ласкают грудь.
Он приподнимает голову, смотрит на меня в упор, напряженно щурится — зрачки вдруг вытягиваются иглой — и тонкие лучи света, расчертившие пещеру-спальню, неожиданно складываются в новый узор. И скрещиваются на кровати. На нас: на мне — и на нем.
Так стыдно! Но так красиво…
Рубашка — прочь. И мой живот, ставший жертвой темной интервенции (о-о-о, какой жертвой!), сжался и напружинился — потому что горячие губы. И язык. И… и... И не трогай пупок!..
О, проклятье с тобой, делай что хочешь!
И в перекрестье лучей лунного света мне видны темноволосая макушка, кусочек острого уха и широкие плечи. Видны недолго: он делает с животом что-то такое, от чего я выгибаюсь в спине против воли, голова запрокидывается, а зажмуренные глаза — кажется, закатываются.
Что там и куда улетает из его одежды дальше, я не знаю и не смотрю: я вся в этих невероятных ощущениях и в попытках их принять и осознать.
Это так упоительно, что я слишком поздно понимаю, куда именно скользит по моему телу эта эльфийская сволочь.
“Нет! Не надо меня там целовать! Там не целуют! Не сметь!” — как бы говорят темному мои брыкающиеся ноги, и он с тихим щекотным смешком уступает.
Только для того, чтобы опуститься на меня сверху. Лицо к лицу, грудь к груди — ну и дальше, что там ниже…
И удивительное дело! Там, на полу, мы были разных размеров: он выше, я мельче. А здесь, в постели — исключительным образом совпали. И всё сошлось. И всё везде отлично прилегло.
И я осторожно, сама не веря до конца, что это делаю, кладу ладони на его плечи. Они странные, они не гладкие под руками, и я чувствую какие-то как будто мелкие шрамы и линии, но очень быстро отвлекаюсь. Потому что это неважно. А важно то, что его колено в этот момент разводит мои бедра. И он прижимается к моему животу и тому, что ниже — своим животом.
...и тем, что ниже.
Прикосновение гладкое, нежное, шелковое.
Его ладони — на моих бедрах, и мои ноги широко разведены и приподняты в коленях, а прикосновения уже не прикосновения, а легкие, быстрые толчки, задевающие какую-то невероятно чувствительную точку и отдающиеся внутри чем-то новым, голодным...
А затем, не дав мне до конца погрузиться в анализ этих ощущений, он входит одним движением до конца.
Это не то, чтобы больно, хоть я и ждала, готовилась.
Это… странно. Я не понимаю, нравится мне или нет.
Темный замирает ненадолго, а потом начинает двигаться — напористо и упруго, и чувство тесноты постепенно исчезает, сменяется ощущением влажности, твердой плоти у меня внутри, скользящим движением…
Я прислушивалась к себе, стараясь отвлечься от неприятного и сосредоточиться на том, что нравится. И нравилось мне все больше. Все сильнее.
Горячо. Ярко.
Как будто фиолетовая и серебряная Вселенная. Как будто Бездна дышит голодом. Как будто каждая мышца во мне молит и кричит: еще! Приди!
Я не знаю, что должно прийти, но мне нужно это как можно скорее.
И я вгоняю ногти в спину мужчины, и кто-то из нас требовательно стонет — и это точно не он. И я двигаюсь ему навстречу, отчаянно торопясь туда, где серебряные и фиолетовые галактики порождают новые миры.
“Быстрей! Быстрее!” — мои руки еще сильнее впиваются в жесткие плечи.
И он спешит. Толкается внутрь меня. Трется. Скользит. Чтобы в какой-то невыносимо прекрасный момент мир замер. Остановился. Не только этот — все на свете миры.
А потом рухнул и разбился на осколки.
Фиолетовые. Серебряные. Ослепительные.
[1] Умение ходить между Гранями — одна из ветвей порталостроения, характерная именно для темных эльфов. В своем замке, с которым эльф тесно связан кровью, он может перемещаться от места к месту мгновенно и на минимуме личных сил.
[2] Эльфийское обращение к инородцам. Между собой они используют иные обращения. Ренсали — к тому, кто ниже статусом. Эраро — к равному. Вериалис — к тому, кто выше.
Глава 2
Эльфийская классика бывает разной. Она повторяет естественные природные мотивы, а потому может быть броской, лаконичной, воздушной, тяжеловесной…
В замке Алиэто-оф-Ксадель эльфийская классика пела оду паранойе: из спальни темноэльфийского ценителя шпионок не было ни одного выхода. По крайней мере, обнаружить сходу мне их не удалось, и чтобы попасть в ванную комнату, пришлось обратиться за помощью хозяину.
Сегодня у меня ночь откровений: я впервые в жизни была с мужчиной, впервые в жизни дала взятку собственным телом, впервые в жизни воспользовалась порталом, чтобы попасть в туалетную комнату.
Даже не знаю, что меня больше всего впечатлило!
Из одежды на мне было то, что удалось добыть — рубашка с эльфийского плеча. К моей одежде темный меня не пустил: только ухмыльнулся и руками развел, когда я, прикрытая одними волосами, остановилась у защитного контура над горкой вещей и оглянулась на него.
Ах, да. Я шпионка. Артефакты. Мало ли.
Пришлось брать, что есть. Темноэльфийская ухмылка стала шире, но этого я предпочла не заметить.
Я бы тоже ухмылялась, доведись мне увидеть, как приличный с виду разумный надевает чужую (!) несвежую (!) вещь — еще и не по размеру.
Ванная комната оказалась еще одной пещерой.
Камень пола пульсировал под ногами теплом и уходил вниз ступенями, образовывая бассейн с террасами разной глубины. Вода лилась сверху, с карниза, и знакомая мне уже подсветка, больше всего похожая на украденные с поверхности лунные лучи, заточенные в подземельях, скрещивалась на этом потоке, дробилась, рассеивалась.
“Проклятые остроухие эстеты!” — подумала я.
И в этой мысли была огромная доля зависти.
В служебных покоях, отведенных наемному персоналу, ничего подобного не было.
Вода оказалась приятно горячеватой. И, стоя под теплым водопадом, я сосредоточено оттирала с себя чужие следы и прикосновения.
Крови на внутренней стороне было совсем мало, и я поторопилась ее смыть.
Испытывала я двойственные чувства по поводу этой крови. Одна часть меня чувствовала себя уязвленной — как так, мужчина, лишивший меня девственности, этого даже не заметил?! А другая осторожно радовалась — может, хорошо, что не заметил.
А может, конечно, и заметил. Но никак не прокомментировал.
А вообще, затянула я с этой стороной жизни. Давно следовало ее изучить.
Где было до сих пор твое научное любопытство, Нэйти?!
При воспоминании о “научном исследовании” по телу прошла волна дрожи, и соски чувствительно сжались… Уж изучила, так изучила.
Эльфийский водопад падал на меня сверху, дробился о макушку и, обнимая, стекал по плечам. Глубина озера-бассейна в этом месте не доставала мне до пупка, плескалась где-то около тазовых костей, и я невольно задумалась, докуда она доходила темному.
Представила, смутилась.
Купальные принадлежности обнаружились в нише за водопадом, защищенной от сырости чарами, и, натирая себя жесткой губкой, я наконец-то возвращалась из кисельного состояния.
Что мне делать дальше?
Что бы там ни вообразил себе темный, а “тот, кто отправил меня на это задание” меньше всего был склонен мною рисковать, и продумал пути отхода. И варианты у меня были.
Я со вздохом признала, что на самом деле проще всего было бы… остаться.
Потому что мои намерения остались неизменны — я должна спасти Тау.
И пусть в этом случае мои позиции, по сравнению со стартовыми, неизмеримо ухудшатся, но если я останусь в Алиэто-оф-Ксадель, то, возможно, мне выпадет шанс добраться до намеченной цели — и тогда уж я сумею его реализовать.
Значит, старый план останется в силе, и не придется спешно верстать из ничего новый — ведь я даже не представляю, как к этому делу подступиться.
И можно было бы даже попробовать через постель, раз уж так все вышло, получить от этого Старшего дополнительные сведения. Эльфы слишком закрытая раса, что темные, что светлые, и информация лишней не была бы.
Реши я остаться — не пришлось бы улепетывать от своры мстительных Теней, как заяц от гончих…
Но я слишком хорошо понимала, что в подобных играх мне с этим темным не тягаться. Даже если не учитывать, что эльфы слышат ложь (а не учитывать это было бы безумием), старшая темноэльфийская Тень — не моего ранга противник. Не моего опыта. Он переиграет меня с легкостью, еще до того, как я это замечу, сам выудит из меня всё, что я хотела бы скрыть — вместо того, чтобы обогатить знаниями меня.
А значит…
Что ж, значит, и нет никакого выбора.
Мэлрис эль-Алиэто
Я лежал на кровати, слегка прикрывшись одеялом, чтобы не смущать гостью, которая и так едва находила в себе силы поднять на меня васильковые глаза. Вставать и одеваться ради этого было лень, так что одеяло стало приемлемым компромиссом.
Лежал, прикрыв глаза и чутко вслушиваясь в происходящее в ванной комнате. Там журчала вода, лаская девичье тело чуть иначе, чем это делал я., и я не то, чтобы ей завидовал, но…
Ничего. Успеется.
По телу растеклась сытая истома, и общее самочувствие было — как от хорошо проделанной работы: легкое самодовольство, моральное удовлетворение и приятная расслабленность в мышцах.
Чуть шевельнув лопатками, на которых (спасибо легендарной эльфийской регенерации!) уже затягивались саднящие царапины, я с заслуженной гордостью констатировал: да! Работа по вербовке была проделана хорошо!
Есть всё же нечто притягательное в женщине, надевшей твою рубашку, подумал я, перекатывая в голове воспоминания, довольствуясь картинкой памяти, пока вербуемая (практически завербованная!) девушка скрылась из поля зрения. Что-то, взывающее к позабытым инстинктам. Что-то от признания покровительства.
Изначально программа вербовки была шире. Я бы даже сказал — глубже. И уж точно — длительнее. Но девственность озаренной гостьи несколько изменила планы.
А также — меняла вероятные расклады, позволяя, к примеру, исключить профессиональный шпионаж. Профессионалкам отсутствие опыта помеха, а не помощь. Из оставшихся версий наиболее вероятными мне виделись две: человеческий Мастер Теней разглядел в лирелей Ирондель Даркнайт то, что разглядеть не должен был, чем-то зацепил и отправил ее вскрывать сокровищницу Алиэто-оф-Ксадель.