Лакомка Ната
Мельничиха из Тихого Омута 1
Глава 1. Как я упала и попала
Вода затягивала меня, и как я ни пыталась бороться с течением, выплыть не получалось. Вокруг словно крутились какие-то темные тени, не давая двигать руками, тянувшие за ноги вниз. Грудь сдавило, легкие горели огнем, я не выдержала и вздохнула. Вздоха не получилось, потому что в горло и нос хлынула вода. Я забилась, как сумасшедшая, но черные тени не отпускали.
Неужели, я вот так и умру - глупо, неожиданно? Из-за дурацкой Витькиной шутки? А шутка дурацкая - столкнуть меня в воду из лодки!..
Ещё рывок. ещё. я боролась с течением, боролась со смертью, но уже проигрывала, слабея с каждой секундой.
«Всё. конец, - мелькнуло в мыслях. - Тебе конец, Эдит».
Но какая-такая Эдит? Меня звали Светланой, а вовсе не Эдит.
«Звали», - словно шепнул мне на ухо чужой голос.
Сердце готово было лопнуть от недостатка воздуха, когда чья-то рука схватила меня за запястье и сильно дернула вверх.
Я выскочила на поверхность, как пробка, и закашлялась, выплевывая воду, и силясь вздохнуть полной грудью.
- Держитесь, - раздался голос - на этот раз вполне реальный. Только всё равно странный. Никогда не слышала, чтобы английский так коверкали.
Держитесь - это было сказано как в насмешку. Я распласталась по воде, пока кто-то тащил меня за волосы. Сил не было никаких, было холодно, но согревала мысль, что я жива, что меня спасают. А Витьке надо расцарапать физиономию. И бросить окончательно. Пусть над кем-нибудь другим свои шуточки шутит.
Идея поехать на озеро Ллин Пвилл принадлежала мне. Но раз уж меня притащили в Англию, должна же я была увидеть озеро, о котором написала дипломную работу? И пусть диплом мне ни разу не пригодился, и прекрасно раскрытая тема по валлийскому фольклору
«Легенды и мифы омута Ллин Пвилл» канула в архивы университета вместе с тысячами других дипломных работ, меня всё равно тянуло в эти места.
Проводник пересказывал мне все десять легенд, которые я описывала в своем дипломе, и утверждал, что знает ещё десять - самых таинственных, самых невероятных, но я слушала лениво. А Витька совсем не слушал. Он гундел, что проголодался, заскучал и замерз, и предлагал вернуться поскорее.
- Не ври, пожалуйста, - ответила я, глядя на голубовато-серые воды озера и на полуразрушенную мельницу на берегу. - Ничего ты не замерз. Сейчас тепло, так что можно даже купаться.
- Что тогда не купаешься? - хохотнул Витька и столкнул меня с лодки.
Может, он и не хотел сталкивать, может, хотел просто попугать - чтобы я повизжала, цепляясь за борт. Но получилось то, что получилось - я взмахнула руками, вскрикнула и рухнула в волны озера, которые местные любовно звали Тихим Омутом, используя вместо английского слова «омут» валлийское «пвилл» - преисподняя.
И вот теперь меня тащили из этой «преисподней», как пойманную щуку, и я могла только радоваться, что нам подвернулся кто-то из местных, потому что, похоже, ни Витька, ни наш гид за мной в озеро не нырнули. По крайней мере, я не слышала всплеска.
Метров через тридцать я отдышалась окончательно, перевернулась на живот и поплыла сама. Мужчина, до этого тащивший меня за волосы, держался немного впереди и коротко приказал:
- Хватайтесь за плечо!
Странный акцент - не валлийский, не ирландский... Какой-то... неправильный акцент.
Но спасителям на акценты не смотрят, поэтому я послушно положила одну руку на плечо мужчины, а другой начала подгребать, чтобы ему было легче плыть. До берега было не так далеко, и я вполне добралась бы одна, но после пережитого в глубине Ллин Пвилл плыть одной было страшновато.
На берегу, рядом с мельницей, стояла женщина в коричневом платье до пят, в фартуке и чепце, которые носили лет триста назад. Какая-нибудь тетка, что продает сувениры. Местные всё время пытались продать наивным туристам что-нибудь ненужное, и для этого наряжались в типа исторические костюмы. Вот и эта дамочка понятия не имела, что платье у нее из семнадцатого века, а чепец - из середины восемнадцатого. Она смотрела, как мы подплываем, сложив руки под фартуком, и лицо у нее было мрачным и угрюмым.
На ее месте я позвонила бы в отель, чтобы привезли одежду и одеяло, чтобы согревать утопающую (то есть меня), но женщина продолжала стоять столбом.
- Здесь уже дно, - сказал мужчина, повернув голову. Волосы у него были темными, налипшими на лоб и глаза, и он провел по лицу ладонью, убирая мокрые пряди.
Совсем не похож на местного. Здешние мужчины отращивали бороды, которые сейчас вошли в моду по все Европе, и ухаживали за ними, как не всякая женщина ухаживает за своей шевелюрой. А тут я увидела трехдневную щетину - ничего похожего на бородатеньких гламурчиков.
Дальше мы уже не поплыли, а побрели к берегу, и мужчина держал меня за талию - как будто я собиралась падать. Но я не собиралась, и чувствовала себя, вполне бодро, если только не считать, что промокла насквозь и замерзла. Всё-таки купаться уже поздно. Витька был прав.
Кстати, Витька...
Я оглянулась, но на поверхности озера не было никаких лодок.
Куда это пропали все туристы? Может, меня отнесло течением в сторону? Но вот же мельница. Мы плыли как раз напротив неё.
Когда вода опустилась мне до пояса, я обнаружила, что из одежды на мне - совсем не кардиган с джинсами. Да ещё и футболка куда-то пропала. И нижнее бельё!.. Зато вокруг пояса была намотана непонятная сетка, и чем ближе я подходила к берегу, тем тяжелее эта сетка становилась.
Но где одежда-то?!
Я прикрыла голую грудь и остановилась. Мужчина тоже остановился и ещё раз провел ладонью по лицу, убирая мокрые волосы с глаз.
- Где моя одежда? - потребовала я.
- Не знаю, - ответил мужчина. - Я выудил вас именно в таком виде, голышом. Надо быть поосторожнее с сетью, хозяйка. Идите к берегу, я не смотрю, - и он побрел дальше, разгоняя перед собой тину и водоросли.
Хозяйка?.. Сеть?..
Я с недоумением посмотрела на сетку, обмотавшуюся вокруг меня, как знаменитое озерное чудовище Несси, и поняла, что случилось. Я упала в воду и запуталась в сетях. А мне показалось, что меня тянут на дно какие-то чудовища.
Следом за мужчиной я побрела к берегу, пытаясь на ходу избавиться от сетей, но тут женщина в чепце прикрикнула на меня (с таким же странным акцентом):
- Сети не бросай! Сюда тащи! Они денег стоят!
У женщины было неприятное лицо с глубокими морщинами от крыльев носа к углам рта. На подбородке красовалась крупная бородавка, а взгляд был таким, словно дамочка жалела, что я выплыла.
- Вам надо - вы и тащите, - огрызнулась я, наконец-то избавляясь от сетей и бросая их на мелоководье. - Я на вас жалобу напишу. Здесь браконьерство запрещено, вообще-то. Я могла утонуть из-за ваших сетей.
Мужчина, уже выбравшийся из воды, оглянулся на меня, и в его взгляде я заметила настороженное удивление.
- А вы почему смотрите?! - возмутилась я, прикрываясь ладонями. - Отвернитесь немедленно!
Он отвернулся, и я выбралась на берег, стуча зубами.
- Дайте какую-нибудь одежду, - сказала я женщине, которая, цедя сквозь зубы проклятия, задрала юбку до колен и полезла в воду, чтобы достать сети.
- Иди, да возьми! - сварливо ответила она. - Дорогу домой забыла, что ли?
- Вы издеваетесь?! - закипела я. - Дайте платок, - и я содрала с плеч женщины шерстяной платок в заплатках.
Платок был небольшим, но лучше, чем ничего. Я сначала попыталась прикрыть грудь и плечи, но потом обмотала его вокруг бедер.
Женщина в чепце запоздало ахнула, потом пригляделась ко мне, будто увидела впервые, нахмурилась, досадливо махнула на меня рукой и полезла в воду, вытаскивая сети.
- Возьмите мой камзол, хозяйка, - сказал мужчина и накинул мне на плечи черный камзол
- тоже подделку под старину. Покрой семнадцатого века, а пуговицы - как в восемнадцатом. Дутые, серебряные.
Но пусть они тут хоть все не разбираются в истории, одежда была кстати. Я запахнулась поплотнее, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Камзол пах табаком, и я чихнула -таким крепким был запах.
- Думаю, нам лучше пройти на мельницу, - сказал мужчина. - Вам надо одеться, и я бы тоже не отказался надеть что-нибудь сухое и погреться у огня.
Погреться у огня!.. Мне захотелось закатить глаза. Они тут все в роль вошли? Изображают из себя средневековых крестьян. Только плохо изображают. Недостоверно.
- Дров у нас мало, - встряла женщина в чепце.
Как будто её спрашивали!
- Я заплачу за дрова, мамаша Жонкелия, - сказал мужчина.
Она засопела и начала раскладывать сети на берегу.
И имя у нее дурацкое - Жонкелия! Как будто бывают такие имена! Историю надо учить, реконструкторы! Хотя бы позаботились разузнать о валлийских именах!
Но тут мужчина пригляделся к сетям, которые мамаша Жонкелия раскладывала на камнях, и присвистнул.
- Ого! - он прищурил один глаз и неприятно усмехнулся. - Кто это вас так не любит?
- Что? - переспросила я, ничего не поняв.
- Кто-то разрезал ваши сети, хозяйка, - мужчина указал на дыры между нитяными ячейками.
- Это не мои сети, - я дернула плечом. - Идемте на мельницу. И не вздумайте ничего платить этой грубиянке, - я сердито взглянула на женщину, которая теперь стояла перед разложенными сетями и угрюмо изучала дыры в них. - Кстати, - камни больно впивались в босые ступни, и я ахала и охала на каждом шагу, - я не поблагодарила вас. Вы меня спасли. Я бы точно утонула. Как вас зовут? Вы тоже приехали сюда на фестиваль?
Мы поднимались по берегу к мельнице, и я вынуждена была хвататься за пожухлую траву, потому что тропинка наверх была крутая и скользкая от грязи.
- Меня зовут Рейвен Кроу, - ответил мужчина после секундной заминки. - Я - местный судья.
- Вот как? Тогда вам надо привлечь эту женщину. Здесь запрещена рыбная ловля. И я чуть не погибла из-за этих сетей. А меня зовут...
Но мужчина меня опередил, и теперь голос его звучал необыкновенно мягко:
- Вы, наверное, не в себе, хозяйка? Мы с вами знакомы, и я знаю ваше имя - Эдит Миллард. Может, вы слишком долго пробыли под водой? Я пришлю к вам доктора Ларка.
- Это вам нужен доктор, - я оглянулась на него через плечо. - Никакая я не Эдит. Я. - и тут я заметила свои волосы.
Каким-то невероятным образом они выросли всего за несколько минут. Когда я падала в воду, они были коротко подстрижены - чуть ниже плеч. А теперь достигали бедер. И несколько прядей были заплетены в косички, концы которых туго перетягивали тряпичные ленточки.
Что это? Опять Витькины нелепые шутки? Но такие шутки Витьке были явно не по силам.
Я стремительно обернулась, глядя поверх головы судьи. Удивительное дело! Там, где полагалось быть городским крышам и маленькому заводику по производству бумаги, теперь стояли огромные деревья. Дубы, наверное? Но разве возле Ллин Пвилл была дубовая роща? Ах да, была. Лет пятьсот назад, во времена правления короля Эдварда III. Но в рекламном буклете нет ни строчки про какую-нибудь дубовую рощу в окрестностях.
Может, всё-таки, меня унесло течением слишком далеко? И на берегу озера несколько мельниц?
- Где я? - этот вопрос вырвался у меня будто по чужой воле.
Спросила, а сама замечала то, чего не могло быть на самом деле - нет сетевой вышки, пропало колесо обозрения, которое стояло на берегу Ллин Пвилл, и дорога. исчезла асфальтированная дорога с четкой разметкой, а вместо нее вдоль берега тянулась какая-то разбитая колея с лужами и ухабами.
- Хозяйка, - терпеливо и участливо сказал судья Кроу, - вы у себя дома, на своей мельнице, возле деревни Тихий Омут.
Деревня Тихий Омут? Да вы шутите! Нет такой деревни! И никакая я не хозяйка мельницы!
- Вам плохо? - нахмурился судья. - Вы сами на себя не похожи.
Правильно, не похожа! Потому что это - не я!
Но я сама понимала абсурдность своего положения. Я - это я. Вот она, чувствую свои руки и ноги, вижу свою рыжую гриву до пояса, которой у меня с детского сада не было. Я дышу, говорю, вижу, но я - не Эдит Миллард! Так, кажется, назвал меня судья?
Я уставилась на мужчину с ужасом. А он, в свою очередь, глядел на меня с недоумением. Только теперь я рассмотрела его получше. Высокий, широкоплечий, худощавый, но мокрая рубашка облепила рельефные мышцы на руках. На вид ему было лет тридцать пять, волосы у него были темные, почти черные, но на висках и надо лбом виднелись седые пряди. Черные глаза, в которых зрачок почти сливался с радужкой, смотрели на меня в упор, черты лица были резкими, подбородок с ямочкой упрямо выдавался вперед, а губы были сурово сжаты.
- Что вы тут застыли? - раздался ворчливый голос старухи в чепце. Она поднималась за нами, задрав юбку почти до колен и выставив на обозрение серые от частых стирок подштанники. Кружева на манжетах нижних штанов порвались и уныло обвисли.
- Ждём вас, мамаша Жонкелия, - сдержанно сказал судья, не сводя с меня пристального взгляда.
- Что ждать? - буркнула старуха. - Идите в дом, пока не заработали воспаление легких. Не май месяц на дворе!
- Не май, - согласился судья и пошел вперед.
- Дрова берите с левой поленницы, - крикнула ему вслед старуха. - Они посуше! И стоят по два грошена за полено, к вашему сведению!
Судья кивнул через плечо, не замедлив шага, а мамаша Жо (я даже в мыслях с трудом выговаривала её полное имя) поравнялась со мной и вдруг шепнула:
- Только не скажи, что ты - не Эдит. Иначе закончишь свои дни где-нибудь в сумасшедшем доме.
Я застыла на месте, глядя им в спины. Сейчас мне как раз не помешала бы консультация у хорошего психиатра. Потому что ничего этого не может быть. Это не может происходить на самом деле.
- Эдит, ты идёшь? - грубо окликнула меня старуха. - А то закоченеешь совсем.
Эти слова словно пробудили меня. Только сейчас я поняла, как продрогла. Хотелось принять горячую ванну, завернуться в пушистый халат, который предлагают в отеле, выпить горячего какао...
Я торопливо поднялась по тропинке до самого верха и очутилась перед мельницей.
Мельница!..
Слишком шикарное название для такой развалюхи! Водяное колесо стояло, хотя вода так и хлестала по его лопастям. Дверь болталась на одной петле, уныло покачиваясь туда-сюда от сквозняка. Стены были добротными, и крыша покрыта яркой синей черепицей, но доски на крыльце были выломаны, а в окнах не было стекол. В щелястом вольере бродили четыре белые курицы, и пес с грустными глазами пугливо посмотрел на нас из полуразвалившейся конуры. Синюю крышу мельницы окутывали золотые и алые облака осенних берез и рябин, но это только ещё больше подчеркивало разруху и запустение.
Я растерянно смотрела, как судья внес в дом охапку поленьев (какие поленья?! кривые суковатые палочки!), осторожно ступая по крыльцу, чтобы не провалиться, а потом сама зашла под своды мельницы, чьей хозяйкой меня называли.
Внутри всё было ещё унылее. Грязный, хотя и крепкий пол, грубая мебель - явно сколоченная кем-то криворуким. И косоглазым, в придачу. Печка - когда-то побеленная и разрисованная веселым узором, а теперь черная от сажи. На столе - три корки и пара чахлых перьев зеленого лука, рядом со щербатой чашкой. Под потолком роятся мухи...
И не намного теплее, чем во дворе!..
- Сейчас согреемся, - сказал судья, присаживаясь возле печки на корточки и выгребая золу.
- Сходи, оденься, - старуха ткнула меня неожиданно крепким кулаком и указала на лестницу, ведущую вверх.
Я послушно поднялась по широким ступеням, потирая плечо, куда пришелся тычок. На втором этаже было несколько комнат, и я, поколебавшись, заглянула в них по очереди.
Ошибиться было просто невозможно - жилой была только одна комната, а остальные были пустыми до эха. Впрочем, назвать комнату жилой можно было с большой натяжкой. Окно здесь было забито досками, занавешено засаленной тряпкой, а щели между досками и рамой законопачены мхом. Стояли две кровати с тощими матрасами и одеялами, где дырок было больше, чем заплат, а вместо подушек лежали мешки с сеном. На сундуке в углу валялось платье - коричневое, с рваным подолом. Я довольно долго рассматривала его, не решаясь надеть, но больше надеть было нечего. Не щеголять же в чужой шали и в мужском пиджаке?