— Ты будешь смотреть? Тогда я подвинусь и поверну телевизор, — сказала Юджиния.
Александр отрицательно покачал головой. Мистер Нилл обратился к Клуиз:
— Дорогая, я не думаю, что это была хорошая идея — установить ТВ в машине. Потому что, если Александр будет смотреть телевизор, когда ведет машину, моя дочь — в опасности.
Все рассмеялись. Вдруг Юджиния вспомнила что-то и воскликнула:
— Папа, я хочу крабов! — и осеклась. Но Александр никак не отреагировал.
Ее пожелание было немедленно выполнено. И они поехали в их первый ресторан.
Метрдотель приветствовал его как старого знакомого.
— Вы уже были здесь? — спросил с легким удивлением мистер Нилл. — Это самый дорогой ресторан в городе…
— Да, — ответила за него Юджиния, — я привозила его сюда.
— После свадьбы?
— Нет, когда мы были обручены.
— Обручены?! — с удивлением спросил мистер Нилл. — Я о таком времени не знал.
— Оно было, — с улыбкой сказала Юджиния, целую щеку отца.
Мистер Нилл не стал продолжать скользкой темы. Его дочь была счастлива, а это было самое главное. Хотя он не понимал, что она нашла в этом… Он осекся. Но добавил: все эта проклятая литература.
И улыбнулся, глядя, как садилась Юджиния. «Мой цветок, я сделаю все для тебя, даже если это будет два Александра».
С этими мыслями он углубился в меню. Клуиз заказывала для Александра. Почти семейная идиллия.
Им принесли необыкновенные вина. Юджиния дрожала над крабами. «Надо будет их разводить в озере или бассейне», — подумал Александр и рассмеялся.
— Что? — спросила Юджиния.
— Ты — милая, — ответил он.
Теперь он вел себя свободней. Рассматривал детали. Ему нравились руки Клуиз, они напоминали ему руки матери. Тонкие и изящные.
Хотя у мамы никогда не было таких колец. Он подумал, что нужно будет купить кольца Юджинии и что он плохой муж. Хотя зачем, они юной девочке? Ведь деньги были даны ему для Юджинии…
Она наклонилась к нему и прошептала:
— Я очень сожалею, что обратилась в машине к папе, а не к тебе. Этого больше никогда не повторится.
— Что ты, милая, даже не думай об этом. Мне все равно.
— Честное слово, больше никогда.
Он поцеловал ее руку и удивился, как эмоционально и серьезно воспринимает все она. Он сначала никак не мог избавиться от мысли, что все не серьезно для нее.
— За молодую пару! — сказал мистер Нилл.
— За это я должна выпить, — произнесла уверенно Юджиния. — Да, Александр?
Он посмотрел на мистера Нилла, тот кивнул одобрительно. Но едва заметно.
— Да, Юджиния.
Ему нравилась эта игра. Все же она была не его сокровище, а — отца. Ему только доверили охранять ее. И беречь.
Их потчевали каким-то необыкновенным тортом, и Юджиния была на вершине удовольствия.
А он думал о том, что ему завтра рано утром надо писать.
На следующий день, въезжая в ворота, он увидел телохранителя. Он не видел его все это время, видимо, мистер Нилл того куда-то посылал.
Александр остановил машину и вышел из нее. Телохранитель почтительно приблизился к нему и сказал:
— Сэр, извините меня.
Александр замахнулся, чтобы ударить его, но подумал: «Бить человека, который не может тебе ответить, — нельзя». (Но его били…)
Он опустил руку, сел в машину, а телохранитель говорил:
— Это была моя работа, мне приказывали, я очень сожалею, простите меня, сэр…
Александр поехал к дому.
При воспоминании о том, как его били, что-то завелось снова внутри и успокоилось. Первый раз в жизни он остался неотомщенным. Он не воздал за зло злом. Хотя считал, что так должно быть. Иначе люди не отучатся делать зло.
Юджиния встретила его объятиями, и он подарил ей купленное кольцо. Тонкий обод с большим брильянтом. Она сама была брильянт, и они все — не стоили ее.
Вечером мистер Нилл пригласил его в свой кабинет.
— Если он мешает вам, я могу его уволить.
— Кого? — не понял Александр.
— Я видел все из окна.
— Нет, — ответил Александр.
Его теория — за зло злом — трещала по швам.
— Но я вас пригласил не для этого. Прошло уже около тридцати дней, как вы женаты. А у Юджинии не было еще медового месяца. И я подумал, что он у нее должен быть.
— Согласен, сэр. Я просто думал об этом, не начиная разговора, считая, что вы хотите, чтобы ваша дочь была рядом.
— Да. Но это правило. А правила должны выполняться. Моя дочь не хуже других девушек.
Александр улыбнулся:
— Конечно, нет, сэр… Она даже лучше всех других.
Мистер Нилл, оценив, задумчиво улыбнулся.
— Так спросите ее, куда она хочет поехать, и скажите мне, я все подготовлю.
— Спасибо. Вы очень добры.
— Не для вас. Не для вас. Хотя, возможно, вы и заслужили. Но я не меняю своих решений… если только для Юджинии.
— Пожалуйста, не надо. Так — намного интересней. Вы занимательный персонаж.
— Что?!
— Простите, я не должен был так говорить. Персонажи — это действующие лица в произведениях.
— Спокойной ночи.
— Ночи спокойной.
— Что это? Так нельзя сказать по-английски.
— В русском можно менять порядок слов. Они распрощались.
Юджиния уже ждала его раздетой в кровати. Он опустился на край.
— Юджиния, куда ты хочешь поехать в свой медовый месяц и первое путешествие со мной?
— Я хочу туда, куда хочешь ты.
— Твой выбор.
— Нет, сначала выберешь ты, это и будет мой выбор.
Он согласился.
— Я всегда мечтал увидеть Америку.
— Значит, и я хочу, мы поедем вокруг Америки.
— Но должна же у тебя быть хотя бы одна мечта, одно место, которое ты хочешь увидеть?
Она всегда хотела побывать на Гавайях, где ни разу не была. Он сказал, что там они останутся на месяц. Сколько радости было в ее глазах!
На следующий день он встретился с мистером Ниллом.
— Что она сказала?
— Сначала она хочет проехать по Америке.
— Что, она не видела Америки?! — удивился мистер Нилл. — Три раза от побережья до побережья.
— Она видела Америку. Она хочет показать ее мне.
— А что она хочет увидеть сама?
— Гавайские острова. Он подумал, что дети почему-то всегда любят острова.
— Это хорошо, она там никогда не была. Ей понравится. Но как надолго? — Мистер Нилл задумался. — Прекрасно. Но тридцатого августа я жду вас обратно. Тридцать первого у Клуиз день рождения.
— Мы приедем обязательно. Они вылетели через три дня.
Он был в Нью-Йорке всего лишь один раз и хотел вырваться снова: осмотреть все музеи, галереи, бродвейские театры, балеты со знаменитыми русскими звездами, одного из которых он знал.
Они остановились в отеле около Центрального парка. Он был влюблен в Манхэттен, это была странная любовь, он был без ума от этих громадных небоскребов и перезагруженных улочек, от вечно затененных улиц и солнечных авеню. От разнопестрых ньюйоркцев, постоянно несущихся куда-то. Куда? Ведь все равно все ограничено водой… Он называл Нью-Йорк прекрасным и порочным ребенком. Он не представлял, как можно не любить Нью-Йорк, даже со всеми его минусами, и ненавидеть Манхэттен. Но знал, что многие не любили и многие ненавидели. Глупые люди, где еще увидишь такую какофонию и ренессанс культур, традиций, где еще найдешь столько ресторанов, окон, огней, богатых и нищих, где еще встретишь столько проституток и русских агентов КГБ. Это была тоже достопримечательность Нью-Йорка. И где еще в мире есть Бродвей!
Они начали с Гринвич-Вилледж. Возвращаясь домой в четыре часа утра, они успевали многое увидеть, исходить, посмотреть. Но все равно ему не удавалось увидеть Нью-Йорка Сэлинджера. Он все забывал, что это у них, там, он был переведен в самом начале семидесятых, а роман был написан в середине сороковых. И все изменилось. И от того Нью-Йорка не осталось ничего. Остался другой Нью-Йорк. Все поменяло свой лик.
А жаль, ему еще там хотелось и всегда мечталось — успеть захватить кусочек жизни, описанной в прекрасной книге. Интересно, встретит ли он когда-ни-будь автора? Возможно, он воздавал ему чрезмерно, но он ставил его на четвертое место в американской литературе этого века, после Фолкнера, Фицджеральда и Вулфа. Конрада он не считал американским писателем, хотя тот принадлежал к американской литературе. К Хемингуэю относился спокойно. Стейнбек? — это особый разговор. Были также хорошие писатели: Бел-лоу, О'Хара, Пени Уоррен, Чивер, Капоте, Воннегут и Шоу. Но всех его писателей объединяло редкое качество для американской литературы — стиль.
А возможно, он не все читал и было что-то еще. Он читал только переведенное.
Они окунались в Нью-Йорк снова и снова, погружаясь и выныривая, и снова уходя в глубь Нью-Йорка. Но, казалось, нигде не донырнут до сути города.
Ночами они не спали, а занимались любовью.
При всей ее любви и чувствах, скоро Юджиния выдохлась. Она никогда в жизни столько не ходила.
— Это только начало, — успокаивал он ее, и она улыбалась.
— Я смогу, только мне нужно привыкнуть. Мне нравится.
В воскресенье они сделали перерыв. Он отправил домой картину, которую купил в одной из галерей Со-хо, девочка была чем-то похожа на Юджинию, но главное — композиция была великолепна. Художник, оказавшийся в галерее, предлагал написать Юджинию. Но Александр отказался, он был суеверным. Тогда он тоже нашел художника нарисовать портрет той. Что потом случилось, он не хотел вспоминать.
Они проснулись поздно, и Юджиния, уткнувшись ему в щеку, задремала опять. Он гладил ее волосы, разбросанные на его плече, и думал. Он думал о ней. У него не было в Америке никого — ни друзей, ни знакомых, ни родственников. Кроме одной семьи, которая жила в Нью-Джерси и с которой он познакомился давно, когда был шофером, до мистера Нилла. И эта дружба осталась навсегда.
Он набрал телефон и услышал голос Дастина. Они не знали, что он женился, и ничего из того, чтос ним произошло, они не общались около года. А на свадьбу, он знал, они не смогут приехать из-за детей.
Ему очень обрадовались, и Дастин не стал ничего расспрашивать. Они сразу пригласили его к себе. Он сказал, что, если приедет не один, это ничего? В ответ, он почувствовал, улыбнулись и сказали: конечно. Они были рады, что у него есть кто-то, так как в прошлый раз застали его очень одиноким.
Он попросил одеться Юджинию скромно, но красивее всех.
Она не представляла, как это, но обещала постараться. Он облачился в крахмальную темно-синюю рубашку и легкий светло-серый костюм. Сидящий на нем как влитой. Потом пошел в магазин и в течение часа искал, нашел и купил самые большие две коробки шоколадных конфет для детей. Таких больших даже он никогда не видел. Их было неудобно нести, и Александр взял такси.
Юджиния была уже готова, и он оценил ее скромное одеяние: платье от Диора и туфли от Хол-стона-но, если не приглядываться, было незаметно. Все было легкое и изящное. Клуиз оказалась слишком хорошим учителем.
Она поцеловала его и взялась за коробку.
— Юджиния, — сказал он.
— Разве это не мне? — Она выразила очаровательное удивление на лице.
— Неужели ты бы это все могла съесть?
— Легко, и даже две. Он расплылся в улыбке.
— Скорее Нью-Йорк станет Москвой со всеми вытекающими последствиями, чем я куплю тебе по доброй воле конфеты. Мне слишком нравятся твои зубы, живот и кожа, чтобы я добровольно согласился их портить. Ты простишь меня?
— Я даже награжу тебя, — и она, приблизившись, поцеловала его.
Внизу он оставил ее на минуту и подошел к конторке. Знакомый клерк услужливо согнулся и спросил, что он может для него сделать. Александр дал ему карточку магазина, деньги и попросил доставить пять коробок таких же конфет, запакованных в один пакет. И держать их у себя.
— Будет сделано через полчаса, сэр.
Машину уже подали, когда Юджиния и он вышли из отеля.
Дастин жил в полупустынном и лесном районе зажиточного Нью-Джерси. Их встречали около какого-то хорошо известного кафе у дороги, чтобы они не искали в лесу. Александр отпустил машину раньше, и они выпили по чашке горячего шоколада в этом кафе. От Юджинии чем-то приятно пахло. Но он подумал, что не нужно вникать в запах, иначе они не встретятся с Дастином…
Александр был немного возбужден. Он обожал эту семью: Дастина, его жену Дебби и их двух очаровательных дочек Джейн и Дженифер. Он не хотел, чтобы у него были девочки, но если будут, то такие. Это были самые красивые дети, которых он видел в Америке. Родители только построили свой дом, и сейчас, поднимаясь по лесной дороге наверх, Дастин три раза извинился, что дом еще не совсем обставлен и кое-какие комнаты не закончены. Они прошли через гараж в дом. Дебби поцеловала его, и он познакомил ее с Юджинией. Дети сразу повисли на шее у него, и они тискались втроем, он держал их на весу, не опуская. Он ни одних детей не любил так, как этих. Их пригласили в комнату. Эта комната была обставлена. Дженифер села ему на колени, и, поскольку для Джейн места не осталось, она сразу забралась на колени Юджинии, как будто они знали друг друга годами.
Дастин сказал:
— Джейн, я не думаю, что это хорошая идея, что ты сразу забралась на нашего гостя.
— Ты возражаешь? — спросила Джейн.
— Нет, я — нет, — скромно ответила Юджиния.
— Тогда я буду сидеть!
Все рассмеялись. Дебби вежливо спросила, как он. Ему нравилось, что она очень ясно и очень тщательно выговаривала слова, обращаясь к нему, боясь, что он не поймет. И хотя он повторял ей много раз, что она может говорить с ним так же быстро, как и со всеми, она продолжала мягко и внятно, по-прежнему.
Он ответил, что все в порядке. И не успел еще ничего сказать, как Джейн вставила:
— В любом случае, кто эта девочка? — и показала на Юджинию. — Я хочу знать.
Он только поражался, откуда в пятилетнем ребенке столько ума.
— Это… — он остановился. — Это моя жена.
— Александр! — воскликнула Дебби. — Ты женился?
— Я хочу представить — Юджиния Нилл. Они не верили, он видел.
Дастин сказал:
— В следующий раз дай нам немного времени приготовиться для таких новостей.
Дебби встала, поцеловала его и поздравила Юджинию.
— Праздновать! — сказала Джейн, и все опять рассмеялись.
— Как неудобно! — сказала Дебби. — У вас, наверно, медовый месяц, а мы принимаем вас в недоделанном доме.
— Что ты, Дебби, даже не думай об этом. Я хотел увидеть вас, какая разница, что вокруг. — Он гладил волосы Дженифер, сидящей у него на коленях.
— Ты хочешь посмотреть дом? — спросил Дастин.
— Он слишком много в него вложил, — улыбнулась Дебби, — чтобы удержаться не показывать его. Даже незаконченным.
Они встали и пошли. Это был громадный дом посреди тишины, к которому примыкало два акра леса. Что абсолютно очаровало.
— Дастин, это чудесно! — Они стояли на балконе, тянущемся вдоль всего дома.
Дебби улыбнулась:- Папа звонил и говорит, что мы как цыгане: переехали в пустое и живем.
— Какая разница! — сказал Александр. — Жизнь интересна в процессе, и через все нужно пройти самому. Что интересного во всем готовом?
— Я тоже так говорю, но он считает по-другому. Ее отец только родился там, где и ты, а прожил всю свою жизнь здесь.
— Это и разница! Ему надо вернуться! — Они засмеялись. Отец Дебби был известным кардиологом и президентом кардиологического общества штата.
— Я покажу тебе еще что-то, — сказал Дастин и ввел их через стеклянную дверь внутрь.
Это был громадный зал-гостиная с настоящим камином и готической крышей, уходящей вверх и соединяющейся в верхней точке лишь двумя плоскостями, без потолка.
Мебели не было, и незаполненное пустое пространство паркетного пола делало комнату еще больше и величественнее.
— Это проект Дастина, — сказала Дебби.
— Дастин, это великолепно, мне очень нравится. Я не знал, что ты еще и архитектор.
Дастин вежливо принимал комплименты и осматривался вокруг:
— Здесь станет лучше, когда все будет закончено. Но я не волнуюсь, это для жены и детей.
— Только не покупайте много мебели, без нее так хорошо.
Дебби, взявшись за виски, улыбнулась:
— Не упоминай о мебели. Мы уже полгода ищем и не можем найти.
— Мне очень нравится лес! Вы можете сделать мебель из него.
Дебби улыбнулась:
— Тебе сказал Дастин, почему он купил его?
— Нет, почему?
— Он собирается охотиться там. Александр рассмеялся:
— Серьезно, Дастин? — Она шутит. Но если будут звери, то почему бы и нет. Хотя убивать их я не смогу.