Юджиния внимательно слушает, держа ложечку на весу.
— Как вешние воды уносят снега, так и жизнь унесена. И ничего уже не повторится. Никогда.
— Полозова знала, что у него есть Джемма? — спрашивает она.
— Да, конечно, это и была часть плана, по которому Полозова хотела доказать своему мужу — он был тюфяк — и себе, что может разбить, разрушить любую любовь. И увлечь собой.
— Жаль, — сказала Юджиния, и было непонятно кого — Санина или Джемму.
Ему всегда было жаль Санина. Джемма прожила хорошую жизнь.
Кто-то все время пристально смотрел на них, и Александр перехватил его взгляд, когда тот уже двинулся к ним.
— Мне нравится твой цыпленок, — сказал красиво одетый мулат. — Могу я спросить ее имя? — Он был какого-то кофейного цвета, с нагловатой усмешкой.
— Нет.
— А почему?
Юджиния смотрела ему в глаза.
— Потому что мне не нравится, что нравится тебе.
— Что?! — изумился подошедший.
— Потеряйся.
Кофейный мужчина сделал щелчок, от стойки бара неслись уже двое в одинаковых костюмах, и еще через мгновение Александр болтался в воздухе, провисая на их руках.
Красиво одетый кофейный человек завелся:
— Слушай, ты, мужчонка, в моих барах в моем районе я делаю все, что нравится мне, и никто не смеет перечить, — он уже орал, заканчивая фразу. — Ты понял?!
— После того как меня поставят на пол, я расшибу тебе лицо.
— Что?! — У того, казалось, вылезли глаза из орбит, да так и остались.
Неожиданно из угла бара выступил ниоткуда взявшийся полицейский. Через секунду все напоминало прежнюю картинку: двое стояли у стойки, потягивая коктейли, третий поощрительно хлопал их, Александр сидел напротив Юджинии, глядя ей в лицо. Как будто ничего не произошло.
— У тебя могут быть очень выразительные глаза. Даже не представляла.
— Откуда вы узнали?
— Я наблюдала, когда ты смотрел на э т и х.
Он ничего не сказал и только подумал.
— Я не хочу здесь сидеть, пойдем, — произнесла Юджиния.
Александр сделал знак официантке.
Естественно, что он заплатил сам, не дав Юджинии. Он никогда не давал платить женщине. Она хотела что-то сказать, но, взглянув, передумала.
— Это такие мелочи, — успокоил он.
— Вовсе нет, — задумчиво ответила она. Как-то странно произнеся это. Они вышли на воздух.
Он останавливался в этом баре по вечерам три дня подряд, чтобы увидеть оторвавших его от пола. Но никто не появлялся.
Когда в следующий раз она попросила свозить ее в «греческий городок» что-нибудь съесть, он не отказался. Они вернулись позже пяти, и мистер Нилл сразу же показал на дверь кабинета, внутри которого он недвусмысленно продемонстрировал, кто хозяин.
— Еще один раз — и у вас не будет работы.
На Юджинию он даже не посмотрел, как на дитя, которое не виновато. Александр хотел сказать, что на него не надо повышать голос, но не сказал. Юджиния не произнесла ни слова, его это не задело, он понимал, что она под властью отца и боится его. Однако он ошибался, и очень скоро ему предстояло в этом убедиться.
Порой он вспоминал о маме, о папе, о доме, и тогда ему становилось грустно. Дико грустно. Он старался не давать этим мыслям овладевать им, его разумом, душой. Но они настойчиво лезли, как солдаты на штурмуемый бастион.
Вечерами он никуда не ходил. Он сидел дома и писал, все время, без остановки. Ему много надо было написать, теперь, когда была свобода. Для этого он и рвался к ней, чтобы п и$7
Когда он думал о родителях и сколько ему предстоит, ему становилось нехорошо. При мысли о долгом забеге ему не верилось в победу. И он бы скорее согласился не начинать вообще, чем брести до конца. Но он был обязан родителям жизнью и хотел сделать что-то для них.
На следующий день во время поездки они не разговаривали, но каково же было его удивление, когда вместо зеркальца в руках Юджинии он увидел книгу. Выпорхнув на занятия, она оставила книгу в машине.
Остановив машину в тени, где он всегда ждал Юджинию, Александр вышел и подошел к заднему сиденью.
На книге было написано по-английски: «Тургенев. Повести и рассказы».
Он попробовал перевести несколько абзацев обратно и занимался этим вплоть до ее прихода. На обратном пути она сосредоточенно читала, и видно было, что ее это увлекает.
На следующий день она сказала:
— Мне понравилось.
— Что? — спросил он, сделав непонимающий вид.
— И Джемма, и Зинаида, и Ася.
Он удивился, как быстро она успела прочитать три лучшие повести Тургенева, хотя они и были небольшие, и он не знал, чем она занимается вечерами, ночами, выходными — словом, когда он ее не видит.
«Возможно, это и не быстро…» — подумал он и ответил:
— Я рад.
И разговор прервался, не возобновляясь.
Дни сменялись днями, часы уплывали за часами, а он все время читал, и каждый день с ним была новая книга. Только чтение еще как-то оправдывало его существование: что он — не убивает жизнь напрасно, а делает что-то необходимое — у ч и$7
В следующий раз она задала вопрос, кто это, когда он читал Бунина, рассказы и маленькие повести о любви.
Он рассказывал ей, когда они сидели в машине (она ушла раньше из школы) о «Митиной любви», «Натали», «Деле корнета Елагина», «Темных аллеях» и о своем любимом рассказе «Легкое дыхание» (всего две странички). Она слушала внимательно, а последним — была потрясена.
Позже он уже не удивился, когда увидел у нее в руках книгу. И догадался, что это.
Потом проверил — это был Бунин.
Он посоветовал ей прочитать «Господина из Сан-Франциско». Но, предупредив, что это, не дай бог, не намек, без всяких аналогий и параллелей или какого-либо отношения к… он запнулся, просто слишком уж сильно написано и очень точно дан образ типичного американского…
Ей понравилась и эта новелла.
Обычно он питался на большой кухне, где кормили телохранителей, кухарок и разных слуг. Заправляла всем Дайана, которую по-французски можно было назвать мажордомом. Все, что готовилось, парилось, жарилось, пеклось, привозилось, доставлялось, распределялось, раскладывалось, решалось и подавалось, было в ее руках.
Это была черная женщина, лет тридцати пяти, по-своему уникальная. Она сама всегда подавала Александру еду, почему-то никому не доверяя. Он часто вспоминал их забавный первый разговор.
Он что-то сказал, перепутав все по-английски.
Она от души рассмеялась, с тех пор это, кажется, и началось, что она его кормила сама.
С остальными он не очень общался, никогда не вступал в разговоры, считая себя чужим, и сразу после обеда уезжал. До следующего утра.
В свои свободные субботу и воскресенье он пробовал развлекаться, выходить с девочками, касаться их. Но эти девочки не были его девочками, которые когда-то были: с американскими становилось неинтересно после первого коктейля. Говорить было не о чем. Он никогда не представлял, что они так однообразны, по сравнению с прошлым, и так скучны.
А может, ему просто еще не попадались стоящие.
В субботу и воскресенье он почти никогда не писал. Все-таки голова забивалась от прожитой недели, и нужно было ее проветрить. Да и Бог не велел работать в эти два дня. Хотя он не знал, был ли у него Б о г, и какой. Он рос безбожником и до приезда сюда вообще никогда не задумывался над этим. Да т а м и не дали бы задуматься, быстро бы вышвырнули из университета, который он хотел закончить хотя бы ради своего отца.
Мистер Нилл и Клуиз улетали во Флориду, где у них был большой дом на берегу залива с видом на океан. И половину сырого ноября, а то и весь ноябрь, пока сезон не переходил в другую, следующую часть года, они проводили в доме во Флориде. Юджиния летала туда каждый уик-энд.
Сегодня нужно было отвозить чету Нилл в аэропорт к пяти часам. Он привез Юджинию из школы и обедал, бессознательно наблюдая за ловкими движениями Дайаны.
Ему понравилось, что, несмотря на то что самолет отлетал в пять, до четырех тридцати мистер Нилл не показывался вообще (лимузин стоял у подъезда). И только в четыре тридцать пять он показался. Без слов все сразу сели в машину. Волновалась только Клуиз.
— Не волнуйся, — успокоил ее супруг, — он доедет за восемнадцать минут, я не люблю ждать. — И улыбнулся Александру в зеркальце заднего вида.
Мистер Нилл, казалось, совсем перестал волноваться по поводу его отношения к Юджинии, тем паче каких-либо чувств, и теперь шутил:
— Юджиния, как тебе нравится Александр? Она ответила, что он нормальный.
— Он хороший мальчик. Но если он тебя не будет возить в греческие рестораны в мое отсутствие, то будет еще лучше.
Все засмеялись.
— А если он будет тебя сразу после школы привозить домой, то он будет вообще самый лучший. Как ты думаешь, Александр?
— Нет, сэр.
— Что «нет»? — у того удивленно полезли вверх пихты бровей.
— Я имею в виду: нет — греческим ресторанам. Все снова засмеялись.
Со специальным пропуском они подъехали к трапу самолета. Их уже ждали. Стюард сразу стал носить вещи, стюардесса вежливо улыбалась.
— Это была хорошая поездка, Александр. Надеюсь, ты так не возишь Юджинию?!
— Нет, сэр. Я вам говорил, что не вожу быстро детей и женщин. Сейчас было исключение, вы бы опоздали.
— Ничего страшного. Самолет бы подождал. Александр представил, сколько бы это стоило авиакомпании, и еще раз подумал о том, кого он вез.
Мистер Нилл обнял Юджинию и замер. Клуиз едва коснулась щеки дочери. Ее стройные ноги уже шли по трапу, обнимаемые прижимающимся платьем. Едва спина мистера Нилла скрылась в люке самолета, моторы стали заводить.
Он плавно развернул машину на широкой бетонной площадке, объехал отъезжающий трап и покатил к воротам. Едва они выехали со взлетного поля, как Юджиния спросила:
— Ты хочешь выпить? Началось, подумал он…
Когда ему было пятнадцать, почему-то все дети, когда уезжали родители, хотели выпить. Он — не хотел, дома всегда было много спиртного. Стояло открытым и не запрещалось. А не запретное — не манит.
В среду они вернулись позже, она заезжала покупать себе ленты для волос. Которыми, кстати, никогда не пользовалась. Он понял: она чего-то ждала.
Как только они приехали, Юджиния сказала:
— Я хочу, чтобы ты обедал со мной. Я приглашаю тебя.
Он сначала подумал, что ослышался. Но оказалось, что все уже было готово, и подавала сама Дайана. Пока он мыл руки и причесывался, пытаясь уложить непослушные волосы, Юджиния успела сбегать и переодеться: из скромного «школьного» платья в обеденное. Он впервые видел ее такой, и, признаться, она была мила.
Они сидели друг против друга, и Александр чувствовал себя неловко. В редкий раз он терялся, не зная, как вести себя, что сказать и куда деть руки.
Зачем она это сделала, думал он. Наверно, ей скучно есть одной в этом большом зале.
Шофер и хозяйка за одним столом — это даже не оригинально. Он и фильмов не любил таких, слишком банальных, подобные банальности-то и в жизни не случаются.
Он попытался откинуться в кресле, но передумал.
— Расскажи мне, чем ты занимаешься? — вдруг попросила Юджиния. — Я понимаю, что водить машину — это не основное твое хобби, а вынужденное.
Он улыбнулся ее словам, он и не думал, что она такая смышленая. В действительности Юджиния была гораздо умней, чем все о ней думали. Она была настолько умной, что никогда не показывала этого.
— Я пишу. Из-за этого я и уехал, оставив родителей, дом, друзей — все. Чтобы иметь возможность писать и публиковаться. Я знал, что там меня не опубликуют, больше того, скорее, закуют на долгие годы даже за попытку что-либо опубликовать.
— И получилось?
— Да, через год, как я приехал. Я и сам не ожидал и не верил, я вообще никогда не верю в с в о й успех$7
— О чем это? — Она перестала что-либо делать — есть, пить, двигаться — и только слушала.
— О маленьком мальчике, который попадает в онкологическую больницу, в специальный радиологический центр, где ищут формы борьбы с раком и из которого не выходят никогда.
— А он вышел?
— Кто?
— Мальчик.
— Нет, никогда.
Она так живо реагировала…
— А сколько денег ты получил?
— Это типично американский вопрос.
— Я — американка, — гордо ответила она. Он улыбнулся:
— Ни гроша не получил. Только подписку на год. Журнал с трудом существует и едва окупает себя.
— Я хочу прочитать, что ты написал.
— К сожалению, это не переведено. Это сейчас моя величайшая проблема — язык.
— Почему?
— Он мне нужен как воздух, как вода рыбе, как лес зверю. Потому что, если бы я знал язык, я был бы уверен, что выживу.
— Ты можешь стать кем угодно: бизнесменом, продавцом, агентом, администратором.
— Это мне не нужно и даром.
Она внимательно смотрела на него: как будто проверяла.
Дайана принесла блюдо с мясом краба и какие-то горячие салаты.
— Это любимое кушанье Юджинии!
Юджиния замахала на нее руками, приложив палец ко рту: не мешать. Дайана с улыбкой удалилась. Юджиния выросла на ее руках, им все было понятно без слов. Даже то, чего не понимал Александр.
— Что же ты собираешься делать в будущем?
— Писать.
— Но почему тебе нужно делать именно это?
— Потому что ничего другого я делать не могу. И еще: я верю, что смогу написать что-то хорошее. Для людей, не учить их, как вся литература, не дай бог. Но чтобы они прочли — и внутри у них что-то шевельнулось.
— А что, если ты умрешь с голоду? — она засмеялась. — Писать на чужом языке в Америке…
— Значит, я умру. Такая судьба. Вдруг она стала совершенно серьезной.
— Но я тебе не дам умереть, я накормлю тебя…
— Спасибо, — почему-то задумавшись, сказал он. Разговор прервался. И возобновился, только когда появилась Дайана.
— А теперь — десерт! Который кто-то очень любит… Интересно, кто?
Юджиния улыбнулась, но мысли ее, казалось, были далеко.
После обеда они пошли в парк, который находился сразу за домом.
— Юджиния, — сказал Александр, — вы не возражаете, если я не буду надевать униформу, пока нет вашего отца?
Она рассмеялась от неожиданности:
— Конечно, нет. Вообще не надевай ее никогда. Он подумал: как все у нее просто, — и первый
раз позавидовал.
Уже стемнело, никакие шумы не доносились в парк, и было тихо. Деревья стояли облетевшие и притихшие. Казалось, что они тоже боялись потревожить тишину. Аллея высоких тополей, то ли еще каких-то чудных деревьев, уходила в даль.
— Завтра я улетаю, — вымолвила Юджиния, — а когда вернусь, я скажу тебе что-то.
Он взглянул в ее глаза и, кажется, впервые, несмотря на темноту, увидел в них необыкновенное. Но ему казалось, что ему показалось.
— Это не очень хорошо, — промолвила она, — но я скажу.
Он машинально взглянул на часы.
— Ты спешишь?
— Нет, это просто так, привычка.
— У тебя есть девочка?
— Простите?
— Девочка. Это не важно, я не должна спрашивать.
Но в ответе себе, скорее, был вопрос — к нему. Он не ответил.
— Пойдем пить чай, мне холодно.
У американцев все связано с едой, питьем, жеванием, с улыбкой подумал он.
Они повернулись и пошли к дому, сверкающему в сумерках, как дворец.
Но это был всего лишь замок.
В ответ на его вопрос Юджиния рассказывала ему о годах, когда она училась в закрытой школе около Йеля, о ее подругах и их приключениях. Потом папа захотел, чтобы последний год она жила с ним, и она приехала сюда. Учиться в той школе, где она учится, простой и не закрытой.
Улетая, она тщательно растолковывала ему, когда она вернется и во сколько ее встретить. Свою подбитую мехом накидку она оставила на переднем сиденье. Подняв накидку, он приблизил ее к лицу, и его обнял тонкий аромат необыкновенных духов.
Как они рано начинают…