Спасский идет быстро и напряженно. Текила откупорена и подана в пальцы Влада. Его кисть перебинтована, его зашивали два дня назад. Но бинт обагрился — швы разошлись. Он бил правой рукой. Той, что резал. Той, что я зажимала.
Кровь упруго по коже предплечья и впитывалась в черный кашемир засученного рукава, когда он, прикрыв глаза, поднес бутылку к губам и пригубил. Жадно. Стремясь убиться. Только тщетно.
Бутылка со стуком на столешницу, взгляд в пол. Длительные секунды, крадущие у меня годы жизни.
Держалась — стояла на ватных ногах. Смотрела. Жрала. Сдыхала. Но метку не утирала.
— Ерохинская, значит. — Выцежено сквозь зубы, взгляд мне в глаза. Там нет ненависти. Только презрение и отвращение. — Сколько платил?
— Не за деньги. — Мой голос слабый. Сломанный. Как и сама. — Моя сестра дура, у него в любовницах ходит. Сама не отстанет. Он сказал, что все будет кончено, если я достану компромат на тебя. Достала, но не сдала.
Он на мгновение прикрыл. Ресницы дрожат. Бледен. Дыхание еще чуть учащено. Приоткрывает глаза и, глядя в сторону и вниз задает совершенно неожиданный для меня вопрос:
— Как зовут твою сестру?
— Света.
— Полностью, блядь. — Почти с оскалом и снова вдавливающий в стену взгляд.
Сглотнув назвала ее имя.
— Как звали бабу Марка? — Краткий взгляд в сторону напряженного Спасского, глядящего на меня в неверии и ужасе
— Так же. — Вано прикрыл ладонью глаза и убито покачал головой, падая в кресло.
— Межекова… ты в такую жопу угодила, малыш. — Влад тихо пугающе рассмеялся и нежно мне улыбнулся, но я отчетливо поняла, какой пиздец скрыт за этой улыбкой. Он снова повернул голову к Спасскому и, усмехнувшись, произнес, — Вано, а может мы Светланку того? Сами испробуем? Ты глянь, какая роковая бабенка… Так и хуярит от нее людьми, что несут просто лютый пиздец в мою жизнь. Надо искоренить корень зла.
— Что? — немеющими губами спросила я, во все глаза глядя на улыбающегося мне Влада.
— Твоя сестра, Полечка, последняя шалава. И это я не оскорбляю, это я факт констатирую. А ты дура, которую имели. Причем все. Некоторые вот даже буквально. — Сплюнул на пол, почти в середину между нами и пригубил текилу, поморщившись и не отводя от меня взгляда. — Фамилия у Марка — Ерохин. Он сыночек гиены, которая тебя подослала. Марк встретил твою сестру, когда снимал эскортниц, искра буря и безумие и вот уже Марк как тупой баран на крючке у Светы. Которая замечает рыбку покрупнее в виде отца Марка. Дальше догадаешься?
— Это бред… — не поняла, почему рассмеялась. Колени подогнулись, едва успела взять упор спиной на стену и выпрямиться, с абсолютным неверием глядя в лицо Влада.
— Это, Полечка, не бред, это твоя шалава сестра и семейка Ерохиных. Это то, с чего начался такой замут, что мы все чуть не сели. А стартовало с того что Ерохины шлюху не поделили. — Он ухмыльнулся, выделив это слово, и снова сделал глоток. — Точнее сынок на папашу клыки навострил и получил за это пиздюлей. У них же как у зверей, кто вожак тот и самку выбирает, остальные перечить не должны. Марка лишили бабок и продержался он около месяца. Не привык по средствам жить, а к нам лезть поздновато, мы уже давно повязаны и далеко ушли. А потом папочка выдвинул Марку условие, мол, прощу тебя сыночка-корзиночка и денюшки тебе дальше давать буду, коли друзья твои, так сказать, контрольный пакет акций дадут, или моего человечка к глотке подпустят. Друзья, то есть мы, у виска пальцем покрутили и на хуй Марка послали. Сыночка-корзиночка обиделся и нашему тупому чму в жилетку поплакался. Ну, этому, которого я вчера чуть на тот свет не отправил. А тот тупой же, возьми и слей схему, за которую я в последствие и сел. Ну типа, вот Владик какой плохой, не хочет платить за то, что бедный Марк ебнутый на всю голову, на, Марк, иди попробуй Владика пошантажировать, а то Владик охуел, уже лямами пиздит а папашины тонкие намеки, что ему накинуть надо не воспринимает. И Марк грозился схему слить, если мы не отдаем часть объединенной сети и я не отстегиваю его папашке с каждого своего дела. Начал шантажировать, что сдаст мусорам и я и еще тринадцать человек садимся на пять лет, еще у девятерых не срок, но тоже взрывной волной хорошо зацепит, так сказать… либо мы пускаем его папашку в бизнес и фактически работаем на их ебанутую семейку, а я там вообще типа по первому требованию на коленки бахаюсь, смотрю в рот и делаю откаты что без штанов остаться можно. Мы его опять на хуй послали и все переиграли. Переиграли так, что все три мои шараги ни с кем не контачили, никто там больше не участвовал и я все только в одну харю качнул. Один это сделал, никого больше не было. Ерохин тварина такая, что вывела бы так, что у тех моих людей, у которых тоже свои замуты за плечами, если бы их как фигурантов вскрыли, пиздец какая цепная реакция бы пошла. В общем, сделали так, что я один единственный лизинг выебал. В обмен на это они выпинули Марка и тупого из ОООшки, отдали мне сеть и все, что было у Марка тоже стало моим, а ему в городе больше было без вариантов подняться это было тоже гарантированно. Чтобы он не попробовал, его зажмут себя не пожалеют.
Я прикрыла рот ладонью, сдерживая рвотный позыв. Кое-как доплелась до дивана и рухнула на него, чувствуя, что еще немного и сердце просто не выдержит. Руки ледяные. Слабая дрожь. Хаос. В теле. В душе. В разуме. Горячий, бездумный, беспощадный. Подняла взгляд на него. Слабо оскалился, глотнул текилы, и презрение в его глазах стало еще более насыщенным. Он улыбнулся уголком губ, достал сигареты и подкурил, протяжно выдыхая дым и стряхивая его на паркет. Глядя на свою окровавленную руку, негромко продолжил:
— Но папашка и сыночек решили и из этого выгоду извлечь. Я думал, что я Марка собственноручно казню, но он справился сам — инсценировал свое повешение с запиской, купленными медиками, пышными похоронами и прочими атрибутами. Для чего? Для того чтобы мне еще инкриминировали доведение его до самоубийства. Там, в его "предсмертной" записке столько всего было — закачаешься. И я бы сел уже не на три года, а минимум на десять, и за это время, разумеется, он бы с папашкой бизнес либо развалили, либо людей моих переманили. Десять лет это не три года, такого времени без руководителя ни одно предприятие не вынесет. Вон, сука, три едва пережило, хотя каждый день контролировал. Да, Вано? — Повернул голову в профиль, глядя перед собой раздраженным взглядом. — Охуенно вы тут жили, мыши? Володя ссучился, Рус подсел, в фокус-группе шакалы завелись. Ты у Ерохина терся постоянно, а эту суку проморгал, Володю проморгал, а я тебя для чего туда посылал, мудак?.. Ладно, тебя потом выебу. — Снова посмотрел на меня, глубоко затянулся и слабо выдохнул. — На чем я там остановился?
— Что ты отсидел три… — немеющими губами выдала я.
— Да, я же сказал, что они пытались, а не сделали. Пытались-пытались, да обосрались. Марка мы выцепили на границе Латвии и приволокли сюда. Прокурор хоть и старательно изображал, что страдает косоглазием и слабоумием, но угроза вывести одну компрометирующую ситуацию в широкие массы, если они не прекратят хуйней страдать подействовала и мы с ними танцевали по моим условиям. То есть я мирно уезжаю на три года и таким образом они как бы и Ерохину отсосали потому что все-таки посадили меня как ему обещали, и попутно мне соснули, потому что я на три года отдыхать уехал, а не десять, как Ерохин для меня проплачивал. Но больше они до нас не доебываются, за это мы тоже договорились и держим руку на пульсе со скрытой записью как их начальство с Ерохиным чуть не в десна долбятся обсуждая псевдосмерть сыночки-корзиночки, для чего псевдосмерть нужна и сколько будет стоить плюсом сверху пару статей мне… поэтому прокурор страдать косоглазием и слабоумием прекратил, когда мы Марка притащили и угрожали двинуть запись и эту гниду засветить в доказательство как красиво высшие чины трахаются. Что-то я увлекся. Короче, Марк как из больницы вышел… он там лежал потому что я чуток рассердился на него, но как только он вышел мы его выпинули обратно за границу, чтобы тут ни мусорам ни нам не мешался. Однако папаша Марка посчитал всю ситуацию для себя личным оскорблением и почему-то выбрал меня как главного своего врага, а мой бизнес и то, что я взял у Марка в качестве моральной компенсации, как отнятое у него самого. Так и живем. Чиновник, мечтающий отжать сегмент где я банчу ворованными тачками, мои насосы с лизинга, сеть автосервисов ну и еще по мелочи хуйни всякой, и я, сказавший ко мне не лезть, иначе еще раз по ебалу выхватит. А он не понимает, пидор. Заебись живем. И дальше походу еще круче будет, да, Межекова? Постаралась ты, сука.
Я нервно хмыкнула и меня вжало в спинку дивана, когда он, отставив бутылку и кинув в нее сигарету встал с края стола и медленно и плавно направился ко мне. Остановился рядом, обдавая тяжелейшей, непереносимой раздачей, которую я никогда не смогу сожрать и чуть склонив голову почти не слышно произнес губами, едва подавляя звериный оскал:
— Я как-то пизданул, что руку на тебя не подниму, но впервые в жизни я нарушу свое слово, ты вынудила, сука. У тебя два часа, чтобы съебаться из города и никогда сюда не возвращаться. Два часа, иначе я грех на душу возьму. Съебывай на хуй отсюда, тварь, у тебя два часа и ни минутой больше.
Момент как я вышла из сервиса выпал из памяти. Из памяти выпало почти все, кроме того, как я слушала гудки, дозваниваясь до своей сестры и выруливая с парковки. Она отклонила вызов. Но прислала сообщение.
"Я беременна. Аборт делать не буду"
Я взвыла, едва не уебалась в столб и с трудом, заехав передним левым на тротуар, остановила машину.
"Он тебя заставит дура"
Неверными пальцами, раза с пятого.
"Не заставит. Больше НЕ ВМЕШИВАЙСЯ в мою жизнь"
Конечно, не стану. Игра не стоит свеч, Света. И не стоила.
Я в аду.
Всё.
* * *
Обратно четыресто киломметров в город из которого я уехала два месяца назад. Уезжала со злостью Возвращалась с безумием.
Не сказать, что Андрей так уж злорадствовал, когда в семь утра я уебала с ноги в дверь нашего дома, проигнорировав нахуй дверной звонок. Он, сонно потирая глаза распахнул дверь минуты через три, когда я уже почти ногу себе отбила.
— Все-таки осознала, Полечка, да? — довольно ухмыльнулась эта сволочушка, облокачиваясь плечом о косяк.
— Да. Что я тебя достойна. На колени падать не буду, ты уж не серчай, старче. Дай пройти. — Даже не посмотрела в его лицо, просто вваливаясь за порог.
Не разуваясь на кухню, к холодильнику.
— Фу, что за дерьмо? — с отвращением сплюнула на пол одно из его правильных блюд. — Есть что-нибудь съедобное? — Начала рыться по шкафам, вытаскивая все, швыряя на пол. — В этом доме кроме твоих помоев нет ничего? А бухло все где? А, ты же в кабинет к себе перетащил. Хуй с ним, пошли туда, мне как раз там кое-что нужно.
Андрюша в полном ахере смотрел на меня, решительно шагающую в холл к лестнице на второй этаж. И взлетевшей по ней, с пинка распахнувшей дверь его кабинета.
— Полин, может, поговорим? — растерянно спросил он, останавливаясь возле меня, присевшей на корточки у сейфа в углу и набирающей код.
— Давай. Мы там еще ж женаты, да? Тогда получается, что я тебе изменила. — Наконец-то это сранное металлическое уебище разблокировалось и я рывком открыла дверь.
— Ну… один-один. — Тихо выдал он.
Стало противно.
— Уйди отсюда, а. — Поморщившись, бросила через плечо, перебирая пачки денег и прикидывая сколько мне взять.
— Я на тебя в полицию заявлю.
— Ага, давай. Что жена денег взяла. — Ну, вот эти две сойдут.
— После развода напишу.
— Взяла я еще в браке. — Обворожительно улыбнулась, сжимая деньги в руках и направляясь к шкафу в углу его кабинета за алкоголем.
— Это легко подправить и…
— Ой, да ебись ты конем, Андрей! Вот с таким вот хуем! — Показала с каким именно, максимально широко разведя руки с деньгами. — На, козлик ебанный, блять! — Швырнула ими в него. — Чтобы ты подавился! И моими деньгами тоже подавись. Заебал уже, баба рязанская! Но бухло я возьму. — Прошествовала к шкафу и, взяв оттуда бутылку водки, пошла на выход.
— Ты куда?
— Куда глаза глядят, заебали вы все! — рявкнула я, спускаясь по лестнице.
— Полин, ну подожди! Да подожди ты блять! — Он почти нагнал меня на середине лестницы и опрометчиво попытался схватить за локоть, если бы не его реакция, в голову бутылкой я б ему попала. — Слушай, давай с начала, а! — Поднимая руки, как бы показывая, что сдается, отступив, начал он. — Давай просто забудем! Ну Поль! Блять мне без тебя плохо!
— Не поверишь насколько меня это не ебет! — выцедила я и, отвернувшись, снова начала спускаться по лестнице.
— Да хватит матюгаться как сапожница! — а этот придурочный все не отставал, почти бегом за мной, уже наполовину пересекшей холл. — Я тебя вообще не узнаю, Поль! Да что произошло?! Ну что? Ты вообще не в себе! Господи, ну успокойся! Остановись! — и снова опрометчиво схватил за локоть.
На этот раз я все-таки попала, правда по руке и водка выскользнула и с громким звоном покатилась по плитке. Да и пошла она нахуй! Сама себе куплю! Магазины скоро откроются уже.
— Малыш…
Пронзило просто насквозь — у них отдаленно сложи голоса. Особенно со спины, особенно когда Андрей произнес это хрипло и низко.
На одно мгновение, просто на одну сотую долю секунды мне вдруг представилось что там, за моей спиной Влад. Что это он позвал. И мои ноги намертво вросли в пол.
Кажется, я схожу с ума. Я просто съезжаю с катушек.
Не поняла, как присела на корточки и обняла себя руками. Сжала максимально, задрожала. Но коснулись меня совсем чужие пальцы и внутри произошел надлом, разрывающий острыми гранями такой краткий, такой хрупкий миг иллюзорного присутствия Влада.
Сдалась с позором. Разревелась и позволила взять себя на руки. Вот и все. Вот мой потолок. Не хуй было себя переоценивать. Получи фашист гранату. Что там еще можно сказать человеку, разрушившему себя и все вокруг? Вот это я себе скажу. Когда перестану слабо и жалко выть в подушку, сжимаясь на чужой постели, в чужом доме, в чужом городе рядом с чужим, но подходящим мне по уровню человеком.
Меня не отпускало. Меня вырвало и я засмеялась дрожащей рукой вытирая губы. Скорая, врачи на дом, капельницы, потеря реальности на три дня.
* * *
Неделю спустя я начала соображать. Андрюша был тише воды ниже травы, ходил по дому тенью.
«Заставил?» — мое краткое смс на номер сестры, когда я с трудом глотала безвкусную пищу, которую надо было жрать. Врачи альтернативой капельницу мне двинули, лучше жрать, я больше не хочу в бессознательности валяться.
«Да» — спустя пару минут и моя горькая усмешка. Отложила телефон и посмотрела в большое окно с видом на террасу. В ночи кружил снег большими хлопьями. Какое сегодня число?.. Пальцы жили отдельной жизнью, когда набрали и отправили Светке еще одно смс:
«Приедь ко мне. Я не буду ругаться ни за что. Съеду завтра от Андрея, напишу тебе адрес»
Тянущиеся секунды. Ее ответ обрывочный, незавершенный, несмелый, отправленный случайно, дрогнувшим пальцем:
«Можно я»
Я напряженно смотрела на экран. И она дописала:
«Можно я перееду? Я найду себе работу честно и буду жить отдельно. Просто можно я перееду? К тебе ближе»
Разрушились замки, да, Свет? Любимый богатый мужик ребеночка вынудил абортнуть? Поняла, что бабосы это полная хуета?
«Маме правильно подай, не пугай ее. Займись переводом из института, я пока найду тебе квартиру и работу»
Ее ответ пришел почти сразу:
«Пожалуйста прости меня»
Телефон выпал из обмякших пальцев на пол. Я зло утерла слезы и встав со стула, присела на корточки с ненавистью глядя на пошедший трещинами экран.
«Ты моя сестра. Не напугай маму и займись институтом»
Ненавижу. Снова ведет…
* * *
Я сказала, что его зарежу, если не даст развод. Тихо и безэмоционально, шатаясь и опираясь плечом о дверь его кабинета.
Он покачал головой и сказал, что даст развод. Написал расписку. Только когда я немного приду в себя, мол, он боится, что я с собой что-то сделаю, просто просит немного потерпеть. У меня ноги подкосились и я взвыла, врезавшись коленями в паркет. Капельница, выпад из реальности. На этот раз на несколько часов.
Было около пяти утра, когда я поняла, что лежу в гостевой спальне, на спине, глядя в потолок. А мой телефон разрывается.
С трудом дотянулась до тумбочки и трубка выпала из пальцев. Спасский. Сердце ошиблось. С ним что-то случилось. С ним что-то произошло.