Хотя Тайра и папа не отвечали, мне позвонил Раш, надирал мне задницу в течение десяти полных минут, не давая мне вставить ни слова, сказав какую-то чушь о Шае, которую я не желала замечать и что я прощу его когда-нибудь в далеком будущем. Затем он бросил трубку.
Бросил трубку!
В разговоре со мной!
Я позвонила большому Пити и спросила, какого черта он заговорил с папой раньше, чем со мной.
– Лапочка, я знаю твоего папу, он хотел бы знать, – объяснил он мне.
– Пит, какого черта? Ты не думаешь, что может быть, есть причина, почему он не знает, и единственные люди, которые могут объяснить эту причину, будут Шай или я?
– Я взвесил свои действия, Табби, и, в конце концов, поступил правильно, – ответил Пит, и я знала, что он повернулся спиной к моему тону, потому что он был отличным парнем, я обожала его, а он обожал меня, хотя он и был упрямой задницей. Не говоря уже о том, что он был байкером и старым. Он не привык, чтобы женщины закатывали ему истерики, поэтому он разводился (три раза).
– Ну, ты ошибаешься, – сказала я ему прежде, чем повесить трубку.
Это было вчера, два дня сообщений, которые остались без ответа от папы и Тайры, тирада Раша и продолжающаяся обида Натали. И это даже не включало в себя тот факт, что Шай пытался замалчивать вещи, которые были не так уж хороши для него в «Хаосе». Не то чтобы он сказал это прямо, но я поняла это по выражению его лица и по его настроению.
Братья были примерно так же рады, как и папа, когда распространилась новость, что я и Шай вместе, а когда байкеры были раздражены чем-то, они не болтали об этом со своими психологами. Весь ад вырывался на свободу.
Так что к тому времени, когда я дозвонилась Питу, все было кончено.
Теперь я была в гуще бури.
Да, хорошо, Шай был братом, я была дочерью президента клуба и это имело волновой эффект на семью.
Но, по словам Шая, мне было двадцать три года, и мне действительно не нужно было отчитываться перед моим отцом, мачехой и большой семьей байкеров с кем я трахалась.
Серьезно!
Так что я уже рвалась в бой, когда все еще одетая в униформу, поднялась по ступенькам в офис и ворвалась внутрь.
К счастью, я увидела, что моих младших братьев Райдера и Каттера не было там как обычно, они часто болтались со своей мамой, пока она работала.
Это была единственная хорошая вещь.
Плохо было то, что Тайра с улыбкой повернулась к двери, а потом увидела, что это я. Ее лицо стало пустым, губы сжались, она подняла руку и объявила.
– Табби, я надеялась, что ты поймешь все, когда я не отвечала на твои звонки. Мне нужно еще несколько дней, чтобы обдумать то, что ты сделала, прежде чем я поговорю с тобой.
Она не могла быть серьезной.
Она говорила со мной так, словно мне было шестнадцать.
Не-а.
Ни за что.
Я смотрела на нее в ее милом маленьком топике и знала, что на ней была узкая, элегантная юбка и высокие каблуки за столом, который скрывал ее. Даже после многих лет работы офис-менеджером «Райда», гаража, управляемого байкерами, она не отказалась от своего профессионального вида. Я знала, что папу (и всех остальных ребят) это впечатляло. Я также знала, глядя на нее, что это был взгляд, который я уже видела однажды. Ту же фразу она сказала, когда я была с Джейсоном. Фраза, которая была Тайрой, а не мной.
Я вошла, закрыв за собой дверь, остановилась в паре футов от ее стола и повторила.
– Тебе нужно еще несколько дней, чтобы обдумать то, что я сделала?
Ее глаза сузились, и я поняла, что она разозлилась, но я также знала, что я разозлилась еще больше.
– Ты меня слышала, – ответила она.
– О да, слышала. Я просто не понимаю тебя. Что именно я сделала?
Ее голова дернулась от гнева, глаза расширились, и она заявила.
– Ты солгала своему отцу и мне.
– Когда я это сделала? – спросила я. Я видела, как она сморщила нос, это было мило, но это также было признаком гнева.
– Не умничай. Ты же знаешь, что ложь по недомыслию – это то же самое, что и ложь.
– Хорошо, теперь, когда ты разговариваешь со мной, скажи мне, почему мы вернулись в прошлое, потому что насколько я знаю, мне двадцать три, у меня есть диплом колледжа, работа, квартира, мертвый жених и мужчина в моей постели. Так что я вроде как хочу знать, почему ты говоришь со мной, как будто мне шестнадцать.
Ее голос затих, когда она предупредила.
– Осторожнее, Табби.
– К черту осторожность, Тайра.
Она моргнула. Я никогда так с ней не разговаривала. Черт возьми, я не знала, говорила ли я когда-нибудь с кем-то подобным образом. На самом деле, я никогда не думала, что буду так говорить, и точно не с Тайрой, мы были так близки.
Но в этом случае, имея несколько дней, чтобы подумать об этом (хорошо, переварить это), я знала, что она была неправа, а я был права.
Я не ответила на ее удивление.
Я продолжила.
– Как ты смеешь? – спросила я.
– Прошу прощения? – спросила она в ответ, но тихо.
– Как ты смеешь думать, что заслуживаешь знать с кем я сплю, когда я хочу сохранить это в тайне между ним и мной, быть счастливой некоторое время, просто привыкнуть к нему, к отношениям, которые мы строим, к жизни, которую мы собираемся разделить? Как ты смеешь думать, что это не мой выбор, а твой, или папы, или кого-то еще? Как ты смеешь не отвечать на мои звонки, как будто ты ставишь меня в угол, когда папа злится, неистовствует, и на линии что-то такое важное? И как ты смеешь сидеть здесь и вести себя так, будто я должна тебе рассказать то, что не принадлежит тебе, если я не считаю нужным поделиться этим, например тем, кто в моей постели?
Она уставилась на меня, приоткрыв рот.
Я так разозлилась, что отказалась замечать ее боль. Я продолжала говорить.
– Хочешь знать, почему мы не рассказали? – я наклонилась к ней и протянула руку в сторону комплекса. – Именно поэтому. Мы оба знали, что это случится, Тайра, и мы были так чертовски счастливы, что хотели насладиться этим, прежде чем нам придется столкнуться с вашим судом.
– Табби, – начала она, вставая со стула, и я оказалась права – обтягивающая, шикарная, сексуально-кошачья юбка. – Шай – он...
Я вскинула руку.
– Остановись, – рявкнула я. – Я предупреждаю тебя, чтобы ты не говорила ничего такого, о чем потом пожалеешь. Раш уже излил мне это дерьмо, и обида, нанесенная мне, будет между нами еще долгое время. Ты понятия не имеешь, кто такой Шай. Знаешь, кто знает? – я ткнула большим пальцем себе в грудь. – Я!
– Ты понесла тяжелую утрату, – тихо напомнила она мне.
– Да, Тайра, год назад. Год назад у меня была тяжелая утрата. Теперь я пришла в себя.
Она покачала головой.
– Я так не думаю...
Я снова прервала ее.
– Ты не должна думать. Папа не должен думать. Большой Пити. Даг. Бриг. Боз. Натали. Все вы... – я подняла руку и обвела ее в воздухе, прежде чем уронить ее, – ... не должны думать. Я живу своей жизнью. Независимо от того, как сильно ты или папа или кто-то любит меня, или как сильно я люблю всех вас, вы не можете решать все за меня, говорить мне, как жить или судить меня за решения, которые я принимаю. Я знаю, что у меня с Шаем. Шай знает, что у него со мной. Если бы я думала, что не столкнусь с этим прямо здесь, с тобой, объясняя, почему я влюбилась в человека, которого люблю, я бы поделилась с тобой, как влюблялась в человека, которого люблю. И, честно говоря, Тайра, ты моя мачеха, но ты также и моя подруга. Я думала, что настоящая подруга, которая понимает меня, и я бы поделилась всем с тобой, и мне больно, что, когда время заставило нас поделиться этим, ты не позволила мне. – Она вздрогнула. – Но я скажу тебе главное. Он хорошо ко мне относится. Когда я говорю, что он добр ко мне, Тайра, я имею в виду, что он добр ко мне. Он мне подходит. Ему все равно, если я порчу ужин. Ему все равно, что я слишком много болтаю. Он думает, что я великолепна, и знаешь, почему я это знаю? – я наклонилась к ней и не стала ждать ответа. – Потому что он мне так говорит. Все гребаное время. Я ему дорога и я знаю это, потому что он показывает это мне и говорит это мне. Это прекрасно. Это реально. Это правильно. И, если ты вспомнишь, я поделилась этим с тобой, когда все началось. Было слишком рано тогда, это правда, я не была готова. Но это не значит, что этого бы не произошло.
Тайра начала обходить стол, глядя на меня и осторожно говоря.
– Дорогая, ты можешь запутаться, и я думаю...
О боже.
Серьезно?
– Нет, – прошептала я. – Не говори больше ни слова.
Она перестала двигаться и говорить.
Я – нет.
Подойдя к двери повернулась к ней.
– Ты знаешь, я не злюсь, потому что ты беспокоишься обо мне, и ты бы действовала так, даже если бы делала это осуждающе. Я знаю, что ты в середине. Ты любишь меня, но ты старуха отца, и твоя преданность с ним, ты должна принять то, что он чувствует и стоять рядом с ним, когда он делает то, что чувствует, что он должен сделать. Тем не менее, ты должна знать, что причина, по которой я злюсь, заключается в том, что ты и папа и даже парни, вы даже не дали ему шанса, – ее лицо побледнело, я знала, что моя цель была верной. – Ты не дала ему шанса.
Я видела, как ее лицо смягчилось, когда это дошло до нее, и тогда решила добить ее.
– Ты знаешь, что ты единственная и неповторимая у папы, Тайра, и если ты этого не знаешь, учитывая, что у него были дети до того, как он встретил тебя, мне жаль говорить тебе об этом, но хотя ты его единственная и неповторимая сейчас, ты не была его единственной и неповторимой всегда.
Ее голова дернулась, она вздрогнула, и я наконец увидела это.
Понимание.
– Ты понимаешь меня, – тихо сказала я. – Я понимаю, что я не первая и единственная для Шая, но сейчас с ним... чертовски... только я.
Я распахнула дверь, прошла через нее и повернулась.
– Я оставлю тебя с этим, поскольку вы все так заняты делами Шая. Сколько женщин он трахнул с тех пор, как вошел в мою жизнь? Ты можешь хорошенько подумать и поспрашивать, но я знаю ответ. Двоих. Женщину по имени Розали и меня. Люди меняются, Тайра. Он изменился, и часть этих перемен была ради меня. Если ты не видишь, насколько это хорошо, то ты чертовски слепа.
С этими словами захлопнула дверь и бросилась вниз по ступенькам комплекса.
Я дала Тайре нагоняй, теперь папа получит его, и если у меня останется хоть капля огня, то я уложу и Большого Пити.
Я услышала, как за моей спиной открылась дверь кабинета и меня позвали по имени, но я была в ботинках. Тайра была на каблуках. Она ни за что не поймает меня.
Я помчалась через двор и почувствовала вибрацию, как только открыла дверь в комплекс. У байкеров были ауры, и даже в спокойном состоянии они вытесняли другие ауры, настолько они были доминантными личностями.
Сейчас они не были спокойны, атмосфера внутри комплекса была так далека от счастья, что это было нереально.
Мне было все равно, потому что у меня была идея, почему все были несчастны.
Я ворвалась и увидела, что плохая атмосфера сосредоточилась вокруг столкновения Шая и папы в общем зале и все мужчины стояли за спиной папы.
Все.
– Что, черт возьми, происходит? – громко огрызнулась я, и все взгляды устремились на меня, включая папу и Шая, и эти двое, как ни странно, оказались нос к носу.
– Комплекс закрыт для всех, кроме братьев, – прорычал Даг, направляясь ко мне.
– Если ты коснешься меня клянусь Богом, Даг, я никогда больше не взгляну на тебя и скажу Шаю, что я держу на тебя злобу, – сказала я ему убийственным голосом.
Даг резко остановился, выражение его лица было свирепым, потом он повернулся к папе, и я услышала, как сзади застучали каблуки Тайры.
Я не повернулась к ней и не посмотрела на папу.
Я посмотрела на Шая.
– Ты в порядке?
– Детка, иди домой. Я скоро вернусь, – тихо сказал Шай.
– Ты не ответил на мой вопрос, – сказала я ему.
– Тогда нет, я не в порядке, – он дал мне ответ, который я уже знала. – Так что сделай мне одолжение, дорогая. Иди домой. Я скоро вернусь.
Он был не в порядке. Я никуда не собираюсь идти.
Я посмотрела на папу.
– И почему Шай не в порядке? – спросила я папу.
– Клубные дела, Табби, – сказал мне папа.
– И как клубные дела делают Шая не в порядке? – спросила я.
– Хочешь знать, Таб? – вмешался Боз, один из членов клуба. – Не круто, дочери должны быть в безопасности. Дочери всегда должны быть в безопасности, и Шай должен это знать.
– А почему я не в безопасности? – огрызнулась я в ответ. Боз вскинул подбородок, но ничего не сказал. – По-видимому, у вас нет ответа на это, поскольку я стою прямо здесь, – я махнула рукой на пол под собой, – и в полной безопасности, здорова и, кстати, хотя вы и не спрашивали, также безумно счастлива, но, я снова подчеркиваю, никто из вас не спрашивал.
– Таб. Выйди. Сейчас же, – прорычал папа.
– Сбор. Голосование, – вставил Арло, и у меня скрутило живот.
Это было плохо.
– О нет, – прошептала Тайра позади меня.
Да, не очень хорошо.
– Голосовать за что? – спросила я.
– Клубные дела, Табита. Убирайся отсюда, – отрезал папа.
О нет, эта история с «Табитой» на меня не подействует. Да, четыре года назад возможно, но не сейчас.
Сейчас абсолютно нет.
– Голосовать за что, папа? – повторила я вопрос.
– Шай, она твоя, раз ты так говоришь. Контролируй свою женщину, – потребовал Хай. – Вытащи ее задницу отсюда.
Мои глаза обратились к Шаю, чтобы увидеть, что он смотрит на Хая, и он не выглядел злым.
Он выглядел задумчивым.
Потом он сказал.
– Мы с Табби так не играем. Если хочешь, приказывай своей старухе, делай что хочешь, но не говори мне что делать. Я попросил ее уйти, но она не пошла. Я не собираюсь ее заставлять. Но если ты попытаешься, то будешь разбираться со мной.
Боже, я любила своего мужчину.
– Она не слушает тебя? – спросил Боз, подняв брови к линии волос, но Шай проигнорировал его и посмотрел на папу.
– Голосуй, – согласился он, и мое горло так сжалось, что мне вдруг стало трудно дышать. То, что он сказал дальше, ничуть не улучшило ситуацию. – Если ты хочешь получить мою долю, то голосуй не в мою пользу. Я оставлю ее тебе, и ты увидишь заднюю часть моего мотоцикла. Я уберу тату «Хаоса». Чего я не сделаю, так это не отдам твою дочь. Так что, бл*дь, голосуй. Если ты не хочешь, чтобы я был на голосовании, напиши мне результат и пришли человека, чтобы забрать мою долю. Ты знаешь, где меня искать. Я буду с Табби.
Боже. Тату Шая, любая из татуировок парней считалась для них священной. По прибытии в клуб им выдавали кожаную куртку с нашивкой «Хаос» на спине. Им так же набивали эмблему «Хаоса».
Как только они зарабатывали это, они никогда не отказывались от этого.
Никогда.
Ни за что. Только если их заставят, скажем, сделать что-то отвратительное, чтобы выгнать из клуба.
– Нет. Нет, нет, нет, – выдохнула Тайра позади меня, но я не могла ни двигаться, ни говорить.
– Ты откажешься от своих братьев ради женщины? – недоверчиво спросил Брик, и взгляд Шая переместился на него.
– Абсо-бл*ть-лютно.
– Серьезно? – спросил Боз.
– Она не какая-нибудь женщина, – Шай кивнул в мою сторону и пригласил. – А теперь спроси еще раз.
Боже.
Боже!
Боже, я любила своего мужчину.
– Твою мать, – прошептал Таг.
Шай посмотрел на папу.
– Дай мне знать, как проголосуете. Но если ты попытаешься отнять у меня мою семью, Тэк, знай, ты для меня мертв. Таб любит меня, ей будет хреново быть с мужчиной отдельно от своей семьи, но она справится. Но если ты хочешь голосование, неважно в какую сторону оно пойдет, ты будешь мертв для меня.
Господи Иисусе.
– Нет. Нет, нет, нет, – снова выдохнула Тайра.
– Шай, – выдавила я.
Он проигнорировал меня, и его взгляд скользнул по мужчинам, стоящим позади моего отца.
– Я не лезу в ваши дела. Я мог бы позвонить насчет того дерьма, которое вы мутите, но я держу это при себе. И кое-что из вашего дерьма находится близко к дому, – его глаза остановились на Хопе, – и ты это знаешь.
Что это значит?
Шай ничего не объяснил, он продолжал смотреть на мужчин и говорить.
– Ни разу в этом клубе не было голосования о том, как все относятся к тому, кто у брата в постели. Тэк говорит «садитесь» и вы, ребята, садитесь. Я сказал уже, не имеет значения, как пройдет голосование. Вы садитесь голосовать – ваше сообщение вполне ясно. Вы получите мою долю. Часть жизни в этой семье – это моя свобода быть собой. Я не буду отчитываться перед своими братьями о женщине, в которую влюбляюсь, или вообще о чем-то еще. Вы отнимаете у меня свободу, и мне больше не нужно здесь находиться. Так что я не буду, – Шай оглянулся на папу. – Просто чтобы было ясно, если ты поставишь меня перед выбором Таб или моя доля, я выберу Таб. Ты получишь мою долю и никогда, брат, никогда больше меня не увидишь.