Он вернулся к стакану с пивом и отхлебнул глоток. Я подняла свой стакан и тоже отхлебнула.
Когда ставила его обратно на барную стойку, я осторожно спросила.
– Я рада, что ты делишься, но, извини, дорогой, я не понимаю, почему ты делишься именно этим, Шай.
– Мы с Лэном понятия не имели, – продолжал он, глядя на свое пиво, и я поняла, что он должен рассказать свою историю. – Это появилось из ниоткуда. Они были из тех родителей, которые скрывают любое плохое дерьмо. Они не кричали друг на друга при нас. Они даже не кричали друг на друга в своей комнате, когда мы были в постели, или, по крайней мере, если они это делали, мы этого не слышали. Он был, папа был, черт, я был маленьким ребенком, и я знал, что он был в нее влюблен. Всегда целовал ее, ее губы, щеки, шею, плечо. Трогал ее за задницу, за талию. Они шли, он обнимал ее за талию, или обнимал, или держал за руку. Она шла через гостиную, он хватал ее и притягивал к себе на колени. Они много смеялись. Они часто переглядывались. Когда мы ложились спать, они не сидели перед телевизором, а сидели в баре на кухне, сидели рядом и разговаривали. Не о тяжелом дерьме, воздух не был таким вокруг них. Никогда, насколько я помню. Они просто разговаривали друг с другом. Это было чертовски круто. Мне нравилось это дерьмо. Это заставляло чувствовать себя дома в безопасности. Так что я понятия не имел, зачем ей понадобилось время от папы.
– Очевидно, она вернулась, – подсказала я, когда он остановился, чтобы сделать еще один глоток.
Он перестал горбиться над стойкой, выпрямился и повернулся ко мне.
– Да. Она вернулась, – подтвердил он.
– Так это хорошо, – тупо заметила я.
– Слышал, как она разговаривала с бабушкой.
Ой-ой, снова.
– Да? – спросила я.
– До сих пор я думал, что это было глупое дерьмо. Он не изменял ей, не играл в азартные игры, не пил, не бил, не прятал от нее деньги. И с тех пор, как они умерли, у меня всегда была эта яма, эта ядовитая яма в моем животе, потому что мы были у бабушки в течение трех недель. Она потеряла три недели без отца всего за два года до того, как они ушли, и, черт возьми, причина была такой чертовски глупой.
– Ладно, – сказала я, когда он снова остановился.
– Теперь я понимаю, что это было женское дерьмо. Как бы глупо это ни было для меня, но было важно для нее. Это отталкивало ее от него. Это что-то значило для нее. Достаточно, чтобы поставить все то хорошее, что у них было, под угрозу. Так что, на самом деле, это было не глупо. Это было чертовски серьезно.
Я положила ладонь ему на бедро и сжала ее, догадываясь.
– И ты вспомнил об этом, когда увидел Розали, и было так очевидно, что она... не очень хорошо относится к тому, что произошло между вами двумя, и ты думаешь, что неправильно оценил ситуацию?
– Да, – отрезал он. – Она выглядела точно так же, как месяц назад, когда я порвал с ней. Никакого исцеления. Ничего. Та же боль. Такая же боль. Она вообще не двигается дальше, так что, да, Таб, я недооценил ситуацию.
– Это отстой, дорогой, но сейчас ты ничего не можешь с этим поделать. Она будет двигаться дальше. Это просто может занять больше времени, чем ты себе представляешь.
– Ага, – пробормотал он, повернулся к своему пиву, выпил остатки, затем привлек внимание бармена и вздернул подбородок, чтобы заказать еще. Затем снова посмотрел на меня. – Так что, когда ты это поймешь, а ты это поймешь, потому что я знаю, что ты еще не поняла, и я собираюсь взвалить это на тебя, так что ты поймешь после того, как это дерьмо случилось с мамой. После встречи с Розали у меня плохое предчувствие, что боль останется с тобой и уведет тебя от меня.
Как мы сюда попали?
Нет, черт возьми, о чем он говорит?
– Шай, я не...
– Ты обвинила его задницу, и я должен был признаться тебе тогда. Я не сделал этого тогда, а теперь признаюсь.
Я в замешательстве склонила голову набок.
– Кого и в чем обвинила?
– Того парня, – заявил он.
– Того парня? Какого парня?
– Твоего умершего парня.
Что-то ударило меня тогда, и это ударило меня, как кувалда.
Он никогда не называл Джейсона по имени. Он никогда не был груб с ним, никогда не бросал клеветы, был совершенно спокоен, когда я говорила о нем, даже когда он вел меня через мое горе или своенравные мысли.
Но он ни разу, ни разу не произнес имени Джейсона.
Я почувствовала, как у меня свело живот.
– Шай, я не понимаю, о чем ты говоришь, – тихо сказала я.
– Ты сказала, что вернулась к себе, что я привел тебя туда, что ты уже не с ним как раньше. Ты уже давно не была собой. И ты отдала мне должное за то, что я помог тебе вернуть саму себя, не задумываясь о том, что именно я был тем, кто разрушил тебя в первую очередь.
Я моргнула и спросила.
– Что?
– То дерьмо, Таб, случившее с нами четыре года назад, когда я вел себя как придурок и говорил чертовски серьезные глупости, которые заставили тебя уйти от меня? После этого ты изменилась. Я сделал это с тобой, и я не хочу, чтобы это дерьмо вернулось, чтобы ты поняла это и...
Тогда я поняла.
– Я не оставлю тебя, Шай, – отрезала я твердо, крепко сжимая его бедро.
– Дерьмо никуда не девается со временем, Таб, и...
– Заткнись, – приказала я, и его голова слегка дернулась.
Я проигнорировала это и продолжила.
– Шай, мне было девятнадцать. Я понятия не имела, кто я такая. Я все еще не открыла себя полностью. Ты этого не видел, но между тем временем и тем, когда ты вернулся в мою жизнь, я прошла через целый ряд событий. Музыка. Друзья. Места, где я зависала. Одежда, которую я носила. Не знаю, зачем я это делала, – я улыбнулся ему. – Я знаю, что это было весело.
– Не морочь мне голову, – ответил он. – Это дерьмо началось, когда я накинулся на тебя незаслуженно.
Я почувствовала, что моя улыбка покинула меня, и наклонилась, чтобы смягчить удар, когда призналась.
– Ага. – Я заметила, как по его лицу пробежала тень, и быстро продолжила. – Но Шай, дорогой, это случилось бы в любом случае. Может быть, по-другому, но каждый в этом возрасте отправляется в путешествие, чтобы узнать, кто он. Ты сделал это, и это привело тебя в «Хаос». Я тоже сделала это, и окольным путем это вернуло меня домой и к тебе.
Тень ушла с его лица, но лишь немного, прежде чем он тихо сказал.
– Во-первых, я должен жить с тем, что это забрало тебя у меня и привело к тому парню. Да, детка, это привело тебя обратно ко мне, но я почти потерял тебя, а ты тем временем страдала, теряя все. Во-вторых, и это у меня сейчас на уме, я не хочу, чтобы ты возвращалась к этому по какой-то причине и позволяла тому, что я сделал, проникать тебе под кожу.
Я покачала головой и наклонилась так близко, что мои груди коснулись его руки, и я положила руку ему на грудь.
– Шай, с этим покончено. Всем этим. Джейсон ушел, и в этом нет ничьей вины. Это просто то, что жизнь приготовила для меня. И мы прошли ту плохую историю, которая у нас была. Она не вернется.
– Мама оставила папу из-за того дерьма, что он сделал с ней в колледже. За долбанное десятилетие до того, как она бросила его из-за этого.
Так вот оно что.
– Я не твоя мама, дорогой, – осторожно сказала я ему.
– Дерьмо никуда не девается, – повторил он.
– Они умерли, – объявила я, и эта боль, которую он думал, что прячет за ухмылками или случайными разговорами, промелькнула в его глазах. И все же я продолжала. – Они не оставили тебя, Шай. Они умерли. Я обещала, что не оставлю тебя, и, честно говоря, ты заставил моего домовладельца против его воли согласиться с тем, с чем ты хочешь, и вечно таскаешь мою задницу туда, куда тебе вздумается и если бы у меня были причины злиться, они бы появились еще в прошлом месяце. Но я понимаю, что ты такой, какой есть. Ты заботишься обо мне и о том, что у нас есть. Мы также знаем, каково это – не иметь всего этого, поэтому мы не позволяем этому дерьму вставать между ними.
Его брови поползли вверх.
– Тебе не нравится, когда я таскаю всюду твою задницу?
– Поначалу это меня пугало, – я снова усмехнулась. – А теперь, по-моему, это даже горячо.
Он изучал меня мгновение, прежде чем его глаза прояснились, а губы дернулись.
Я позволила своей улыбке исчезнуть и прижала руку к его груди.
– Я не оставлю тебя, Шай. Ты не потеряешь меня, потому что тогда я потеряю тебя, а этого не случится.
Он задержал на мне взгляд на два удара сердца, и я увидела, что он стал теплым и целеустремленным, а потом Шай прошептал в восторге.
– Ты великолепна, Табби.
– Я знаю, – беззаботно ответила я, снова улыбнувшись. – Мой мужчина говорит мне это все время.
Он опустил взгляд на мой рот и приказал.
– Поцелуй меня, детка.
Так все и решилось. Все было хорошо.
Я наклонилась вперед и сделала то, что он мне сказал.
У него был вкус пива с легким привкусом текилы.
Вот Шай.
Вот я.
Все прекрасно.
***
Мы остались в баре подольше, чтобы выпить еще пива, поужинать и сыграть десять партий в бильярд. Я выиграла четыре, Шай выиграл шесть. Однако пари, которое мы заключили на этот раз, было намного интереснее и включало в себя то, что я буду регулярно отсасывать у него.
Поскольку я уже делала это регулярно, и мне это нравилось, это не было проблемой, но я бы не призналась Шаю в этом, поэтому целенаправленно позволила ему выиграть эту последнюю партию.
Я думала о том, чтобы отдать ему его выигрыш, когда он впустил нас в мою квартиру. Я была так занята приятными мыслями, что не заметила, что на кухне горел свет. Я также не заметила, что Шай остановился как вкопанный, пока не столкнулась с ним.
– Шай, дорогой, что...? – начала я, шагнув к нему, и проследила за его взглядом в сторону кухни.
То, что я увидела, заставило меня застыть как статуя.
Кейн Аллен, мой отец, сидел на барном стуле.
Я была его дочерью, но папа был сексуален так, что даже я знала, что он серьезно сексуален. Темные волосы смешались с небольшим количеством седины. Шикарная байкерская козлиная бородка на подбородке, в которой тоже было немного седины. Он подарил мне мои глаза, сапфирово-синие, только его могли быть теплыми или пронзительными. У него было большое тело, которое его хорошие гены поддерживали в форме, так как он, черт возьми, не работал и пил, и ел то, что хотел. У него также были морщинки в уголках его глаз, которые я любила, потому что они углублялись, когда он смеялся.
Сейчас он не смеялся.
Он сидел на барном стуле, ноги широко расставлены, локти покоились на бедрах, он перебрасывал бутылку пива из одной руки в другую, а глаза устремлены на нас.
Он знал. Я поняла, что он знал, по ощущению напряжения в комнате и выражению его лица.
Он знал.
О Боже.
– Папа... – начала я, делая два шага к нему.
– Пит сказал мне, – прервал он меня, и его тон заставил меня остановиться. – Моя дочь мне ничего не сказала. Пит приходил сюда вчера утром в гости и видел, как Шай уходил. Я видел, как вы двое целовались возле байка Шая. Пит просидел всю ночь, раздумывая, стоит ли ему рассказать мне. Потом он сказал мне.
Я втянула в себя воздух и открыла рот, чтобы что-то сказать, но папа опередил меня.
– Вы солгали мне. Солгали Тайре. Твоему брату. Моим братьям, – его взгляд переместился и пронзил Шая. – Твоим братьям.
У меня кровь застыла в жилах, и я начала.
– Мы...
– Солгали, – отрезал папа, ставя бутылку пива рядом с тремя, которые уже стояли на стойке, показывая, что он был на кухне некоторое время, а затем он выпрямился на табурете, его глаза вернулись к Шаю.
– Она моя чертова дочь, чувак.
– Я знаю об этом, брат, – тихо проговорил Шай.
– Я все понимаю, чего я не понимаю, так это какого... хрена? – повторил папа, его голос был низким и очень страшным.
Это было не хорошо.
– Папа, пожалуйста, позволь мне объяснить, почему...
Его брови взлетели вверх, а глаза впились в меня.
– Ты солгала. Я же говорил тебе, Таб, давным-давно, что если ты опять натворишь это дерьмо, тебе не понравятся последствия, – он указал на пол. – Теперь ты увидишь последствия, – он начал идти, и его взгляд переместился на Шая. – И ты тоже.
Он остановился рядом с Шаем, почти нос к носу, и продолжал говорить.
– Моя дочь, мой брат. Это не круто. И ты это знаешь. Вот почему ты все скрыл. Не думай ни на секунду, что это дерьмо прокатит. Держись, брат. Я слежу за твоей задницей. Если ты облажаешься, даже совсем капельку, я не поленюсь и... надеру... тебе... задницу.
Я резко вдохнула воздух, обжегший легкие, когда Шай дернулся, и я увидела, как папа прошел мимо нас, прямо к двери.
Шай повернулся к нему.
Потом он открыл рот и взорвал мой мозг.
– Тэк, брат, я люблю ее.
Папа уже открыл дверь, почти полностью высунувшись из нее, но он повернулся и посмотрел на Шая.
Папа не скрывал своего отвращения.
– Брат, ты не знаешь, что такое любовь.
И с этими словами он ушел.
Я уставилась на дверь. Слишком много всего произошло, чтобы осмыслить все это.
Потом все встало на свои места. То, что произошло, поразило меня, как пуля, и я повернулась к Шаю, который тоже смотрел на дверь, и желваки двигались на его челюсти.
– Ты любишь меня? – прошептала я.
Он медленно повернулся ко мне, желваки продолжали двигаться на его челюсти, пока его глаза не встретились с моими.
– Ты потеряла того парня, ты нашла в себе силы продолжать жить и это вызывает уважение. Знай, Табби, когда я потерял тебя, я постарел словно на шестьдесят лет. Я знаю это в своем члене. Я знаю это нутром. Я знаю это в своем сердце. Я знаю это в глубине своей проклятой души.
Боже мой.
Боже мой!
Слезы наполнили мои глаза, и я застыла, глядя на этого долговязого парня-байкера.
– Твой отец только что бросил все эти слова, а я просто выложил все как есть, – заявил Шай, когда я промолчала. – Сейчас самое время поделиться, Табби.
– Я люблю тебя, – прошептала я.
– Хорошо, но не говори мне это дерьмо на расстоянии трех футов. Иди нахрен сюда.
Я вскочила на ноги, сделала один шаг и бросилась к нему.
Шай, как делал это все время, поймал меня.
Я обхватила его руками и посмотрела в его прекрасные зеленые глаза.
– Я люблю тебя, – снова прошептала я.
– Хорошо, – прошептал он в ответ, скользнув рукой вверх по моей шее, в волосы. Он притянул мое лицо к своему и поцеловал.
И он продолжал это делать, пока не уложил меня в постель и остановился только для того, чтобы заняться со мной любовью.
Глава 13
«Дома больше нет»
Три дня спустя
Я въехала на площадку возле комплекса, осматривая пространство. Я видела мотоцикл Шая, байк отца, трайк22 большого Пити и мустанг Тайры.
– Отлично, – раздраженно пробормотала я себе под нос. – Вся банда здесь.
Достаточно сказать, что я была не в настроении.
Плохое настроение отчасти было связано с тем, что я только что закончила работу, и в мое отсутствие доктор Придурок не нашел времени поразмышлять над ошибочностью своих методов (что неудивительно). Я больше не была его единственной мишенью, но он вел себя хуже, чем раньше, так что это все еще чувствовалось. Проблема была в том, что теперь, когда я обманула их, чувствовала, что должна доказать, что я была уверена в себе, что они могли рассчитывать на меня, и я не скулила о докторе Придурке после того, как заставила их пройти через хлопоты и расходы ненужного процесса найма.
Плохое настроение также было связано с тем, что Натали все еще не звонила, хотя я звонила ей каждый день с тех пор, как она уехала.
И последнее, плохое настроение было связано с тем, что ни папа, ни Тайра не отвечали на мои звонки, звонки, которые я делала неоднократно, и это выводило меня из себя.