Он никогда не судил, никогда не вел себя так, будто я была кем-то другим, не той, кого он хотел. Он был мил и спокоен рядом с папой и Тайрой, Райдером и Каттом, Рашем, Дагом, большим Пити – всеми, кто был связан с моей семьей или «Хаосом».
Джейсон не заставлял меня быть не собой. Это я отрицала свой мир, свою жизнь, чтобы жить в мире Джейсона, и я задавалась вопросом, знал ли он это где-то внутри себя.
Папа знал об этом и беспокоился. Перед смертью Джейсон говорил со мной об этом, говорил, что нелегко выйти из знакомого мира и жить в другом.
Но тогда у меня был Джейсон, и он был единственным для меня. Я знала это. У меня не было ни вопросов, ни сомнений, ничего из этого. Поэтому я не стала пересматривать свое решение, потому что знала, что оно правильное.
Теперь меня интересовало все это и раздражало – эти вопросы и эти сомнения, всплывающие, когда он ушел.
По дороге домой, просеивая мысли о последних двух месяцах, я не задерживалась на счастливых мыслях о Шае и обо мне, но и не думала о мрачных мыслях и сомнениях относительно Джейсона.
Я думала о работе, и это меня раздражало.
Жизнь есть жизнь, и она продолжается даже тогда, когда ты изо всех сил пытаешься справиться с тем дерьмом, которым она тебя одаривает, а иногда она одаривает тебя еще большим дерьмом прежде, чем ты будешь к этому готов.
А в настоящее время жизнь одаривала меня большим количеством дерьма.
И оно было в виде доктора Придурка.
У нас в больнице есть один врач, еще больший придурок, чем обычный придурок. Настолько, что он выиграл бы титул «Придурок года», если бы было такое соревнование. И в тот день у меня была с ним стычка.
Когда Шай появился в моем доме, я все еще была зла, звенела посудой на кухне, из стерео громко звучала рок-музыка.
Он воспользовался своим ключом. Я не давала ему ключ – он сам конфисковал один, чтобы запереть дверь в первую же ночь, когда отнес меня в постель после плача.
Я также не попросила вернуть его мне.
Его взгляд остановился на мне. Я впилась в него взглядом, а затем мудро проигнорировала его изогнутые губы, когда он опустил глаза в пол, безуспешно скрывая от меня улыбку.
Он думал, что это забавно, когда я злилась.
Я не находила в этом ничего смешного.
Его долговязая фигура с длинными ногами оказалась возле стереосистемы, Шай уменьшил громкость с десяти до трех, что было настолько по-байкерски не круто, что узнай об этом его братья из «Хаоса», они, вероятно, выбросили бы его из клуба.
Сделав это, Шай подошел к холодильнику, достал два холодных пива, открыл их и поставил одну бутылку рядом со мной. Потом он неторопливо обошел бар, уселся на табурет и уставился на меня прекрасными зелеными глазами, обрамленными темными густыми ресницами.
– Мы едим гамбургеры, потому что никто не может испортить гамбургеры, даже я.
Я схватила принесенное им пиво и сделала большой глоток.
Когда поставила бутылку и посмотрела Шаю в лицо, то поняла, что он не согласен. В его глазах вспыхнули веселье, и он сжал губы. Он ел мою стряпню. Шай знал, что я могу испортить все. Настала его очередь действовать мудро. По глазам было видно, что он не согласен со мной, но держал рот закрытым.
Затем он раскрыл его и предложил.
– Рассказывай.
Я схватила соль, начала вытряхивать ее на горку говяжьего фарша в миске.
– Доктор Придурок написал в карте неправильную дозировку лекарств, а значит, я ввела большую дозу лекарства, чем было нужно, – закричала я, приняв его предложение. – Потом, когда все пошло наперекосяк, я услышала, как он сказал администратору больницы, что, хотя доза в карте была записана неправильно, он устно дал мне указание правильной дозировки, а я ввела неправильную, чего, Шай, он... не делал... нет.
Я швырнул соль на стол.
На челюсти Шая заходили желваки, как это обычно бывало, когда он злился, что случалось часто, когда я разглагольствовала о докторе Придурке.
Я схватила перец и начала трясти, продолжая высказываться.
– К счастью, ошибка была не так уж плоха, все закончится максимум травмой, слезами, судебными исками, потерей работы и просто неудобными объяснениями. Я подавила свое желание совершить убийство врача, но все же!
Я сказала последнее слово на высокой ноте, бросила перец, схватила измельченный сушеный чеснок и продолжила трясти и болтать.
– Администратор больницы знает, что он придурок. Она говорила со мной секунд пять, потом кивнула и ушла. Тем не менее, это было занозой в заднице.
– Таб... – начал Шай, но я продолжала болтать.
– Не волнуйся. Все хорошо. Мало того, что администратор знает, что он придурок, все знают, что он придурок. Даже другие врачи считают его придурком, хотя и не говорят этого вслух. Вот какой он большой придурок. И неважно, что он говорит, если уж на то пошло. Важно то, что написано в карте. Тем не менее, мне не нравится мысль о том, насколько все могло пойти плохо. Ладно, конечно, если доза была бы сумасшедшей, я бы заметила это и задала вопрос прежде, чем вводить лекарство, чтобы не причинить вреда пациенту. Тем не менее, даже так неплохо, как сегодня, не было хорошо.
– Сладкая... – снова попытался Шай, не отрывая глаз от миски, но я продолжала бормотать.
– Он просто врет обо мне. Это меня бесит. Ладно, меня все в нем раздражает, но сегодня это на первом месте в списке ста семи тысяч вещей, которые меня раздражают.
Шай посмотрел мне в глаза.
– Детка, я хочу, чтобы ты рассказывала, вытащила это дерьмо, переварила, чтобы двигаться дальше и хорошо провести ночь, но ты перевариваешь это, портя наш ужин, – сказал он. – Должен сказать, я предпочитаю, когда ты портишь наш ужин смеясь и улыбаясь, а не разглагольствуя и злясь.
Мой взгляд упал на миску, и я заметила немаленькую горку чеснока на говядине.
Черт.
Я почувствовала, как чеснок вынули из моей руки, и обернулась, чтобы найти Шая рядом.
– Иди. Сядь на табурет, выпей пива и разглагольствуй дальше. Я разберусь с этим, – мягко приказал он.
Я покачала головой и слегка улыбнулась ему.
– Все в порядке, Шай. Я все исправлю.
Он подошел ближе, его голос стал мягче, когда он повторил.
– Иди.
Я похоронила нежность в его голоса в яме отрицания вместе с тем, что она заставила меня чувствовать. Схватив пиво, я обошла Шая и бар, и приземлила зад на табурет. Отхлебнула пива, пока Шай изо всех сил стряхивал чеснок в раковину.
– Что ты собираешься делать с этим ублюдком? – спросил он.
– Смириться, – ответила я.
Он резко повернул голову, чтобы посмотреть на меня через плечо прищуренными глазами.
Я понимала его реакцию. Мы оба были из «Хаоса». От меня не ускользнуло, что любой член «Хаоса» будет мириться с доктором Придурком не более трех секунд.
Я улыбнулась ему, прежде чем ответить.
– Я не могу заложить бомбу в его машину.
Шай посмотрел на мясо, желваки заходили по его лицу, и я поняла, что он копается в памяти, чтобы точно выяснить, как заложить бомбу в машину доктора Придурка.
Я и это похоронила в своей яме отрицания.
– Шай, – тихо сказала я, и он отвернулся от раковины. Мужчина вернулся к стойке передо мной, когда я объяснила. – Я знала, что это был концерт, когда столкнулась с этим. Это не секрет, что врачи могут быть придурками. В учебниках в школе медсестер тебя не предупреждают, но слухи ходят. Мне повезло, все другие врачи, с которыми я работаю – замечательные и всегда были такими, даже в школе медсестер. Это всего лишь он. Всегда есть один.
– Ты не должна мириться с этим дерьмом, детка, – сказал он мне.
Я облизнула губы, и он опустил на них взгляд. Желваки снова заиграли на его лице, и я мгновенно похоронила это в своей яме отрицания.
– Жизнь может быть дерьмовой, Шай, так что, к сожалению, иногда приходится с этим мириться, – сказала я ему.
– Хорошо, поправка, – ответил он. – Ты ешь дерьмо, пока не можешь сделать что-то, чтобы перестать есть дерьмо, а потом ищешь способ больше не есть дерьмо.
Я усмехнулась.
– Ладно, как это? – начала я. – Я ем дерьмо, пока не закончу есть дерьмо, затем иду к администратору больницы, делюсь проблемами официальным способом и надеюсь.
Шай лепил котлеты, не отрывая от меня взгляда, и я снова знала, что он не согласен с моим решением.
Когда он ничего не сказал, и я продолжила.
– Тогда, если произойдет чудо, его уволят, жизнь станет легкой, и я буду улыбаться и смеяться, портя ужин, а не разглагольствовать и злиться. Тебя устраивает?
– Да сладкая, устраивает, – пробормотал он, и я не стала отрицать, как мне понравилось, что он назвал меня «сладкая». Главным образом потому, что это было слишком большим, чтобы поместиться в моей яме. И эта яма была вырыта глубоко не потому, что я хоронила вещи глубоко, а потому что Шай дал мне слишком много, чтобы все похоронить.
Он дернул подбородком в сторону холла и приказал.
– Иди, переоденься. Я разберусь с этим.
– Так точно, босс-байкер, – пробормотала я, ухмыляясь, хватая пиво и спрыгивая со стула.
Я была уже почти у входа в зал, когда он крикнул.
– Что мы будем есть вместо этого?
Я остановилась и посмотрела на него.
– Купленный в магазине картофельный салат и чипсы.
– Чипсы? – спросил он.
– Чипсы, – подтвердила я.
– У тебя есть картошка? – спросил Шай, и моя усмешка превратилась в улыбку.
– Только потому, что ты купил ее мне на днях, – ответила я.
– У тебя есть масло? – продолжал он, и моя улыбка стала шире.
– Только потому, что ты купил его мне на днях.
– Тогда у нас будет картошка фри, – пробормотал он котлетам.
– Картофель фри? – спросила я, и Шай снова посмотрел на меня.
– Картофель фри, – ответил он.
– Домашняя картошка фри? – я искала дополнительную информацию.
– У тебя есть картошка, масло и нож. Все, что нам нужно сделать – это разрезать ее, поджарить и, если ты злишься, приправить ее.
– К твоему сведению, босс-байкер, я чувствую себя дерзкой, – бросила я свой тонко завуалированный приказ.
Шай усмехнулся, когда положил котлету на сковороду и повернулся к раковине, бормоча.
– Если моя девочка злится, она получит приправу.
Я похоронила то, как это заставило меня себя чувствовать. Тем не менее, я все еще шла в свою спальню, улыбаясь.
Я переоделась в старую футболку «Мотли Крю12» и обрезанные джинсы и все еще улыбалась, когда вернулась на кухню.
Шай был здесь, чтобы вернуть мне саму себя. Он вел меня к исцелению. Он составлял мне компанию так, как мне нравилось. Он обращался со мной, как со мной, когда я нуждалась в этом, и он обращался со мной, как с хрупкой, когда я нуждалась в этом. Он слушал мои жалобы о работе. Заполнил мои кухонные шкафчики. И он сделал мне домашнюю картошку фри.
Серьезно, я могла бы полюбить этого парня.
Я зашла на кухню. Шай поставил масло и небольшую гору нарезанного картофеля на разделочную доску. Я подошла к холодильнику, взяла два холодных пива и поставила одну бутылку на стойку рядом с ним. Затем обошла бар и забралась на табурет.
– Спасибо, что привел меня сюда.
Да, именно это и вырвалось у меня, и я знала, что слова не были плодом моего воображения (к сожалению), когда он взглянул на меня.
– Повтори еще раз, милая, – попросил он.
Это было там, и я должна была пойти на это. И вообще, это ведь был Шай. За последние два месяца он доказал, что может выслушать все, что угодно, и обращаться с этим осторожно.
– Я возвращаюсь к себе, – сказала я ему. – И ты мне помогаешь. Прошло много времени с тех пор, как я была собой, только собой. Я подумала и поняла, что еще до смерти Джейсона я хоронила часть себя.
Шай удерживал мой взгляд, что-то мелькало в его глазах. Я не совсем поняла, что, но он молчал, так что я поспешила на случай, если он неправильно понял.
– Джейсон не хотел, чтобы я это хоронила, просто чтобы ты знал. Он не был таким парнем. Это я похоронила. Сама. Сейчас, оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, всплыло ли это когда-нибудь. Интересно, беспокоился ли он об этом. Мне интересно, могли бы мы...
– Остановись здесь, детка, – тихо приказал Шай, и я моргнула.
– Прошу прощения?
– Ты говоришь, что тебе нравился этот парень, а ему нравилась ты. Не задавай вопросов, на которые никогда не будет ответов. Ты сведешь себя с ума этим дерьмом. Просто помни, что ты была влюблена в него, он был влюблен в тебя, все было хорошо и не порть хорошие воспоминания вопросами, на которые нет ответов и никогда не будет.
Он был прав. Полностью.
– Когда ты стал таким мудрым? – спросила я, склонив на бок голову и мягко посмотрев на него.
– У меня был хороший учитель, – ответил он.
– Твой отец перед смертью?
– Мой отец перед смертью и твой отец, когда я нашел его.
Я резко втянула воздух.
От меня не ускользнуло, что Шай любил моего отца, он уважал его, и мне это нравилось, потому что именно так я сама относилась к своему отцу. Конечно больше, так как он был моим отцом, но мне все еще нравилось, что Шай чувствовал то же самое.
Да, я могла бы полюбить этого парня.
– Ты закончила разглагольствовать и тебе больше нечего делать, кроме как сидеть и пялиться на меня? – начал Шай. – Подними свою задницу со стула, подойди и помоги мне с жареной картошкой.
Я закончила разглагольствовать, и, вероятно, моя сетчатка сгорит, если я буду смотреть на него слишком долго. Поэтому я ухмыльнулась ему, стащила задницу с табурета, обошла бар и помогла ему с жареной картошкой.
***
– Сладкая, ты не спишь?
Я открыла глаза и уставилась на выключенный телевизор.
Я не знала, который час, но было уже поздно. Но я точно знала, что заснула, положив голову на грудь Шая. Мои ноги были закинуты на подлокотник дивана, рука покоилась на его животе. Он обнимал меня.
Последнее, что я помнила, это как меня засосало в марафон «Американского чоппера» 13.
Я запрокинула голову и посмотрела на него.
– Эй, уже поздно? – спросила я.
– Да, тебе завтра на работу? – спросил он в ответ.
– Да, – ответила я.
Он кивнул, сжал меня и двинулся вперед, но я сжала его сильнее, и он замер.
– Почему? – спросила я.
– Что почему? – переспросил Шай.
– Почему ты спросил надо ли мне завтра на работу?
– Еду кататься, думал, если тебе не надо работать, то, может, ты захочешь поехать со мной.
Он собирался прокатиться.
Я хотела поехать с ним.
Я хотела поехать с ним, потому что мне нравилось ездить на мотоцикле. Я хотела поехать с ним, потому что это Шай, а я была собой, и это было то, что мы иногда делали. Это не было редкостью, это было не часто, но ему нравилось ездить на мотоцикле, и он без колебаний предложил взять меня с собой. А я без колебаний согласилась.
Это я тоже отрицала, то, насколько мне понравилось то, что он спросил. Как мне нравилось быть позади него на заднем сиденье его байка.
– Я только переобуюсь, – сказала я.
Он обнял меня, его кулак оказался под моим подбородком, он мягко приподнял мою голову, чтобы я на него посмотрела.
– Табби, детка, тебе нужно на работу. В другой раз.
Я выдержала его взгляд и спокойно ответила.
– Я жива. Я должна работать, чтобы жить, поэтому я делаю это, и мне придется делать это в течение длительного времени. Но когда я не работаю, я тоже живу. Так что поехали.
Шай скользнул взглядом по моему лицу, а затем на его лице появилась медленная, ленивая, красивая и сексуальная, как ад, улыбка примерно за миллисекунду до того, как он поднялся с дивана со мной на руках и поставил меня на ноги.
– Поехали! – прошептал он, глядя на меня и все еще улыбаясь своей невероятной улыбкой.
Я улыбнулась в ответ, переобуваясь. Шай держал меня за руку по дороге до самого мотоцикла, и мы уехали.
Надолго.
Это.
Было.
Шикарно.
Глава 5