— Значит, глаза разувать надо и смотреть, куда прешь. В следующий раз вместо нестись, как сумасшедшая, будешь думать своей головой, — зло ответила Дана. — И сколько раз я тебе говорила, перестань дергать меня за юбку!
Она даже не удосужилась склониться к ребенку, чтобы отцепить детские пальчики, плотно державшиеся за ткань, а уверенно прошла мимо, тряхнув головой и рассыпав в стороны мелкие капельки воды. Яна пробежала вслед за матерью несколько метров, но наконец-то не выдержала темпа и вновь упала, зацепившись за край ковра.
Богдана не удосужилась даже оглянуться. Она взлетела вверх по ступенькам, чуть не сбила с ног спускавшуюся вниз Витасю и спустя минуту или две громыхнула где-то наверху дверью, должно быть, скрылась в своей комнате.
Яночка так и осталась лежать на полу, только теперь вместо спокойного "мама, я ушиблась" рыдала навзрыд".
Я бросилась к ней, уже даже не задумываясь о том, что обо мне подумает Даниил или его родители, поймут ли, что стояла у двери и слышала почти каждое произносимое Богданой слово. Витася, тоже заметив ушибленного ребенка, помчалась вниз со ступенек, громко стуча каблуками по дереву, и растерянно застыла рядом с ребенком, будто не зная, как правильно поднять Яну, чтобы это было одновременно и по-матерински ласково, и красиво для посторонних наблюдателей.
О красоте задумываться было некогда. Я даже не подумала, что платье может элементарно порваться, если слишком низко наклониться, а просто опустилась на колени рядом с ребенком и потянула Яну к себе. Никакого опыта общения с маленькими детьми у меня не было, и приходилось действовать интуитивно.
— Где болит? — ласково спросила я, притягивая девочку поближе и вытирая слёзы. — А, солнышко?
Яна ткнула пальчиком себе в лоб, где уже появлялась внушительного размера шишка, и ещё раз громко всхлипнула.
— Тише. Тш-ш… Сейчас приложим холодное, и будет легче! — успокаивающе произнесла я. — Даня! — позвала Котовского скорее по наитию. — Даня, принеси льда! Или чего-нибудь прохладного! Ну, чш-ш-ш, — опять склонилась к Яне. — Больше нигде не болит?
Девочка отрицательно замотала головой, но надо быть слепой, чтобы не заметить расшибленную коленку и сбитые ладони. Видать, серьёзно упала. Да и всё это, за исключением разве что шишки, было последствием именно второго падения, случившегося в погоне за матерью.
Какая мерзость!
Нет, конечно, сорваться может каждый, я сама не исключение, но почему-то от того, как отнеслась к своей дочери Богдана, мне становилось жутко.
— И рану чем-то промыть! — окликнула во второй раз, не обращая внимания на кудахтающую Витасю, пытавшуюся дотянуться до Яночки.
На кухне что-то загремело, послышались несколько тяжеловатые шаги Елены Владимировны, но я полностью сконцентрировала свое внимание на ребенке, невольно абстрагировавшись от посторонних звуков.
— Тётя Оля, — всё ещё сквозь слёзы поинтересовалась Яна, — а ты правда выходишь замуж за дядю Даню?
— Правда, солнышко, — солгала я, почему-то в этот момент почувствовав себя последней сволочью. — Правда.
— Значит, ты принцесса?
— С чего ты взяла? — улыбнулась я.
— Ну бабушка рассказывала мне сказки, — едва слышно картавя, заявила Яночка, уже почти забыв о своём ушибе. — И прекрасные принцы всегда женятся на принцессах! А когда я спросила, как выглядит прекрасный принц, то бабушка сказала, что он такой, как дядя Даня! Красивый, добрый и богатый!
О, какие глубокие у ребенка признания.
— А не как папа, глупый и ни на что не способный, — тут же бодро добавила Яна.
— И кто тебе такое сказал? — тут же наклонилась к ребенку Витася. — Тоже бабушка?!
— Нет, мама, — невинно захлопав глазами, ответила Яна, явно не понимая, в чем подвох. — А ещё она сказала, что такая, как ты, тоже никогда не выйдет замуж за прекрасного принца. Потому что ему баба с прицепом не нужна! Тётя Оля, — она повернулась ко мне, — а почему баба? Я думала, что баба — это когда женщина уже ста-а-аренькая! А что такое прицеп?
Я кашлянула.
Что такое прицеп, я, конечно, знала, но что-то мне подсказывало, что в этом случае подразумевался Алеша.
— Яночка, в современном мире принцев и принцесс осталось совсем мало, и не в нашей стране, — мягко промолвила я. — Бабушка, скорее всего, хотела сказать, что такому достойному мужчине, как твой дядя, просто необходима достойная женщина.
Судя по тому, как фыркнула Витася, достойной она считала не меня, а себя саму. Ну, кто б сомневался! Одна беда, почему-то с её авторитетным мнением не особенно кто считается.
- И он такую нашел, — Елена Владимировна тоже опустилась на колени рядом с ребенком. — Видишь, солнышко, какая у твоего дяди заботливая невеста?
Яна, наконец-то узрев бабушку, перебралась в её объятия, наконец-то давая мне возможность встать. Я поднялась на ноги, впрочем, без особой охоты, почему-то испытывая желание вновь вернуться к Яночке, подарить ей хотя бы капельку материнского тепла. Всё-таки, Дана слишком грубо обращалась со своим ребенком и будто даже не задумывалась о том, какой вред может нанести нежной детской психике.
Я почувствовала, как кто-то обнимает меня за талию, притягивая к себе, и с облегчением обнаружила, что оказалась в руках Даниила. Уткнуться лбом ему в плечо и дать себе возможность расслабиться было именно тем, в чем я нуждалась в эту секунду.
— Ты всё слышала? — тихо спросил Котовский, поглаживая меня по спине, словно я, как маленький ребенок, собиралась разрыдаться.
— Слышала, — шепотом отозвалась я. — Прости.
— За что?
— За то, что ты вынужден был всё это выслушать, — мне хотелось добавить, что эта глупая выдумка может стоить семье Котовского слишком дорого, но присутствие Витаси не позволяло даже заикнуться об этом. Я затихла, наслаждаясь объятиями Котовского, и упрямо кусала губы, не позволяя себе даже подумать о побеге. Или о просьбах освободить меня от этой неприятной повинности терпеть его родственников.
Елена Владимировна подхватила Яночку на руки и, прижав к своей груди, унесла прочь куда-то в гостиную. Судя по топоту детских ног, туда же помчалась и Аня.
— На кухне убрать бы, — протянула Витася, пытаясь привлечь к себе внимание. — Я сейчас всё сделаю…
— Не надо, — не удержалась я, — отдыхай, Виталина. Ты ведь здесь гостья. Я сама всё сделаю.
Витася дёрнулась. Вряд ли она так сильно хотела помыть посуду и убрать со стола, скорее всего, просто удивилась тому, с какой легкостью я, посторонняя женщина, которая в этом доме никогда прежде не бывала, обозвала её гостьей, а на себя взяла обязанности хоть временной, но всё-таки хозяйки.
Я нехотя вывернулась из тёплых объятий Котовского и кивнула в направлении гостиной, где скрылась её мать.
— Ей, наверное, может понадобится помощь?
— Да, ты права, — согласился он, разжимая руки явно не с огромным желанием. — Я скоро вернусь.
— Да, спасибо, — кивнула я. — Ты в порядке?
Котовский мягко улыбнулся и наконец-то отстранился, чтобы бодрым шагом проследовать в гостиную. Оттуда уже доносился его голос: мужчина говорил что-то то ли племянницам, то ли матери, но я не смогла разобрать слова.
Удивительно, но эти несколько фраз, которыми мы, почувствовав потребность в человеческом тепле, перекинулись, забыв на время о притворстве, заставили меня почувствовать реально близким для Котовского человеком. Возможно, это была досадная иллюзия, от которой совсем скоро придется спешно избавляться, но теперь с Даниила слетела маска идеального и одновременно несуществующего человека, и я чувствовала себя гораздо более расслабленно и свободно.
Всё же, у него были свои переживания, свои семейные неурядицы, свои проблемы. Сестра вот, которая, кажется, плевать хотела на потребности детей и на то, какой вред она могла своими поступками нанести Яночке… Нет, определенно, я впервые в жизни испытала по отношению к мужчине желание просто быть рядом и помочь.
Могло ли это нас сблизить? Было бы странно, если бы я сказала, что нет.
— И всё-таки, я помогу! — появилась будто из неоткуда Витася. Её бодрый, немного неприятный голос буквально выдрал меня из пелены собственной задумчивости. Я дернулась, вскинула голову, быстро заморгала, пытаясь сфокусировать на ней свой взгляд, и попыталась ответить как можно спокойнее.
— Я же сказала, не стоит.
— Ну что ты! — Витася бодро улыбнулась. — Мы ведь обе здесь свидетельницы чужого скандала… Две жертвы, так сказать.
Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Жертва она, как же! Тем не менее, пришлось последовать за Витасей, слишком уж бодро она зашагала в направлении кухни. Сергей Петрович, всё ещё находившийся там, едва не поперхнулся наспех сооруженным бутербродом при виде женщины, и Виталина мигом забыла о том, что собиралась мыть посуду.
— Дядя Серёжа! — решила она тут же продемонстрировать, насколько близко знакома с родителями Даниила. — Может быть, вам чего-нибудь сделать? Чаечку, кофейку? О! После такого вам, несомненно, надо что-нибудь покрепче…
Молящий взгляд "свекра" заставил меня виновато улыбнуться. Сергей Петрович — об этом знала даже я, потому что Елена Владимировна едва ли не с порога сообщала об этом всем женщинам, имеющим право распоряжаться на кухне, — никогда не пил алкоголь, а из-за проблем с давлением чаю и кофе предпочитал обыкновенную воду, сок или компот. И из-за своего характера, мягкого, когда дело касалось бытовых вопросов, никогда не умел отказывать желающим его угостить.
— Не надо, — вмешалась я, прекрасно зная, что Витасино самоуправство может дурно закончиться. — Сергей Петрович, вам воды?
— Спасибо, Оленька, — мягко улыбнулся он. — Водички хорошо будет. Минеральной, пожалуйста.
Получив свой стакан и вцепившись в бутерброд так, словно боялся, что отберут, мужчина боком двинулся к выходу их кухни. Удивительно, куда только подевалась та твердость и уверенность, чувствовавшиеся в каждом его движении ещё несколько минут назад, до того, как ссора переросла в семейный скандал.
К моему удивлению, искусственная доброжелательность Виталины не исчезла даже после ухода Сергея Петровича. Она совершила две или три попытки отобрать у меня тарелки, чтобы помыть их самостоятельно, попробовала занять место у рукомойника и даже собиралась приступить к делу без передника, когда не смогла его найти, но, к её огромному сожалению, потерпела неудачу и теперь наблюдала за тем, как я терла очередную тарелку найденной на поверхности чистой губкой.
— Не понимаю, — ахнула Витася, — почему Елена Владимировна не купит себе щетку для посуды! Это же гораздо удобнее! — она изобразила руками, очевидно, то самое приспособление, о котором говорила. — А то с длинными ногтями с губкой так намучаешься… Но тебе проще, наверное. Кстати, тебе бы сходить к мастеру! Хочешь, порекомендую своего? — и она забарабанила ногтями по кухонной поверхности, привлекая внимание к своему маникюру.
Захотелось надеть миску Виталине на голову. Если б я вдруг вздумала посещать салоны, то всё равно смогла бы там просто подровнять форму ногтей и кутикулы. Гель-лак, столь популярный нынче, был мне строго противопоказан, попытка, совершенная три года назад, доказала, что аллергия на него — мой вечный сопроводитель по жизни, и лучше не рисковать. К тому же, ощущение чего-либо на ногтях, если честно, было для меня жутко неприятным.
Вот только рассказывать Виталине об аллергии — точно не вариант! Чтобы подняла на смех, поиздевалась, а потом с довольным видом прошла мимо? Ну уж нет!
— Увы, — улыбнулась я, покосившись на её ярко-красные ногти, — но Даня терпеть не может все эти лаки, дизайны… Он предпочитает натуральность.
— Вот как, — Виталина закусила губу. — Так он тебя ограничивает? Не лучшее качество для мужчины.
Я понятия не имела, как Котовский относился к маникюру, но раз лгать, так лгать уверенно и с улыбкой!
— Ну что ты, — проворковала я. — Если бы мне вдруг захотелось чего-нибудь чудовищно красного под новый год, он и слова бы мне не сказал. Но ведь у любящих друг друга людей должны совпадать вкусы! Мне тоже больше всего нравится естественность во внешнем виде.
— Да? — хмыкнула Виталина. — А как же волосы?
— А что волосы? — изогнула брови я. — Это мой натуральный цвет.
— Да ну, — скривилась Витася. — Блондинка с тёмными ресницами?
— Повезло, — только и хмыкнула я, возвращаясь обратно к посуде.
На несколько минут воцарилась тишина, и я уж было понадеялась, что Витася смирилась со своим поражением и больше не будет морочить ни мне, ни Котовскому голову. Надеялась, судя по всему, очень зря, потому что спустя две минуты женщина доверительным шепотом сообщила:
— У Данечки на самом деле великолепный вкус… И на женщин в том числе.
Комплимент мне? Ни в жизнь не поверю!
— Возможно, он не рассказывал тебе, — продолжила Витася, — но в детстве и в юности Даня просто с ума по мне сходил. Когда ему было семнадцать лет, он просто-таки проходу мне не давал… А я, дурочка, думала, что у нас разница в возрасте, то да се… А вот сейчас бы… Уверена, первые чувства просто так не проходят.
Должно быть, настоящая невеста на этих словах обязана была посереть, помрачнеть, позеленеть и пожелать Виталине скорейшей смерти, но моя милая ласковая улыбка получилась очень искренней.
— Да? Очень странно. Даня мне о тебе немного рассказывал…
Виталина сделала грудь колесом.
— Но я бы не сказала, что это были положительные воспоминания.
— Мужчина, которым пренебрегли… — начала было Витася, но я уверенно перебила её.
— Нет, он в основном вспоминал детство и подружку его сестры, которая постоянно крутилась рядом.
Женщина кашлянула и поджала губы.
— Детство… — начала она. — Это такая чудесная пора… Знаешь, о чем мечтают все маленькие девочки?
— Не знаю, — не удержавшись, отозвалась я. — Все-таки, я была маленькой девочкой лет на двенадцать позже тебя, Виталина. Запросы изменились.
Витасю откровенно перекосило. Она аж дернулась ко мне, собираясь, очевидно, уцепиться в волосы, но в последнее мгновение остановилась.
— Ты об этом ещё пожалеешь, — прошипела она. — Оставь Даниила в покое, Оленька, не то…
— Боюсь, угрозы — это не ко мне, — пожала плечами я. — И, да. Я в курсе, что Даня терпеть тебя не мог. И никакой большой любовью не воспылал в свои семнадцать. Ложь, она такая штука, поддается проверке.
И я ушла, оставив Витасю наедине с её желанием меня убить.
Глава четырнадцатая
Дом будто застыл — и затих. Это, если честно, пугало. Иногда шум доносился из детской, всё-таки, просто так четыре ребенка молчать не будут, иногда слышались возмущения Даны, ругавшейся с кем-то по телефону, порой прокрадывалась мимо Елена Владимировна, поливавшая цветы, но в целом никто, даже прежде очень назойливая Витася, старался не попадаться на глаза.
Наверное, именно благодаря ссоре и нежеланию родственников видеться друг с другом мы с Даниилом и сели наконец-то за тот самый проект, ради которого, по его словам, я здесь и оказалась. Признаться, в честность Котовского я верила слабо, но, судя по увиденному, он не солгал. Работы было много, и, что самое главное, работы очень интересной.
Весь вчерашний день, после ссоры с Даной, мы так и просидели в спальне за столом, усыпали бумажками весь пол, ещё большую гору разложили на кровати. Даниил притащил откуда-то из глубин дома принтер и долго, с трудом сдерживая желание высказать чуду техники все, что он о нем думает, присоединял его к ноутбуку, а потом ещё дольше пытался поставить на место выскочивший картридж. Получилось раза с шестого, после сильного удара кулаком, и оказалось, что то ли принтер неформатный, то ли Котовский притащил картридж от какого-то другого. Печатал он с трудом, скрипел ужасно, но — работал, хотя я лично не верила в успех этого предприятия.
Спалось, если честно, плохо. Полночи мне снились циферки из расчета по проекту, и я все бегала за ними с каким-то сачком для бабочек, пытаясь все собрать в огромную корзину с надписью "финансирование". Потом, когда цветастый бредовый сон подошел к концу, почему-то плелось что-то про Котовского и Витасю, только молодых. Семнадцатилетний Даниил представлялся мне довольно живо благодаря фотографиям, замеченным на полке у Елены Владимировны, и он, худощавый, кажется, немного неуверенный в себе, почему-то виделся мне с огромным букетом полевых ромашек, от которых досадливо отмахивалась Витася.