Полотенце было холодным и поразительно жёстким. На контрасте с ним руки оказались не просто тёплыми, а горячими, и Рендаллу хотелось оттолкнуть их от себя, но он продолжал стоять неподвижно, понимая, что долго это не продлится. Вскоре Терренсу надоест играть, и он сам отойдёт в сторону, поняв, что не представляет интереса.
– Ходят слухи, что ты собираешься в дальнейшем податься в юриспруденцию, – вновь решил оживить диалог Терренс.
– Это не слухи, а вполне обоснованные заявления. По-моему, я никогда особо не скрывал своих планов на будущее. Просто с тобой их не обсуждал.
– Не до того было, – хмыкнул Терренс.
– Просто не видел смысла.
– Конечно.
– Однако я склонен думать, что ты узнал о моих планах не от местных сплетников и не от родственников, – спокойно произнёс Рендалл. – Достаточно было вскрыть всего одно письмо, чтобы посмотреть название факультета, а потом вновь послание запечатать и сделать вид, будто ничего не трогал.
– У тебя довольно большой выбор, – продолжил Терренс, намеренно пропустив мимо ушей обвинение. – Какое из учебных заведений в итоге удостоится чести увидеть в своих стенах такого студента?
– Не знаю. Вероятнее всего, остановлю выбор на Кингс-колледже.
– Неужели? Мне всегда казалось, что твоих амбиций хватит с лихвой для Оксфорда. А ведь, судя по письмам, они будут тебе рады. Готов отказаться от их предложения, чтобы остаться здесь?
– Я хочу наслаждаться своим браком в полной мере. А жизнь на расстоянии друг от друга этому не способствует.
Рендалл чувствовал, что замечание о семейной жизни Терренс не проигнорирует, в отличие от того, которое касалось обвинения в нарушении тайн чужой переписки. И оказался прав. Ладонь, скользившая по предплечью, замерла, пальцы сжали его через полотенце, грозясь оставить памятные синяки.
Рендалл прикусил губу, но ничего не сказал. Вытерпел. Это было не больнее, чем разбить коленку, на чисто физическом уровне. Глубоко в душе он испытывал иные чувства, но обнажать их не имел права.
Он любит Кейт.
Только Кейт. И никого, кроме неё.
Да будет так до тех пор, пока смерть не разлучит их на веки вечные.
Терренс застыл в одной позе. Пальцы продолжали сдавливать, хватка не становилась слабее.
– Уилзи, – произнёс Рендалл. – Отпусти.
Только в тот момент, когда эти слова прозвучали, он понял, насколько двусмысленным оказалось высказывание. Подразумевал одно, а трактовать в их ситуации можно было совершенно по-разному.
И Терренс, скорее всего, понял всё по-своему.
– Я не хочу отпускать, – процедил упрямо. – Понимаешь?
– Ты напоминаешь ребёнка, у которого отнимают желанную игрушку, только и всего. Мог бы порадоваться за некогда близких людей. Вместе они обретут счастье.
– За тебя и твою эпатажную подружку, которой даже в момент смерти нужны будут наблюдатели? Не смеши меня.
– Чем плох мой выбор?
– Она тебе не пара.
– А кто – пара? Ты, что ли?
– Кто угодно, но только не Кейт. Я не верю в твою внезапно вспыхнувшую любовь к ней. Не верю, что она сделает тебя счастливым.
– Придётся поверить. – Рендалл дёрнул край полотенца, заставив Терренса разжать пальцы. – Ведь я действительно люблю её.
Повернулся к Терренсу лицом, чтобы не говорить одно и то же несколько раз, а в том, что от него потребуют повторного признания, сомневаться не приходилось. Терренс наивно полагал, что в глазах всегда отражаются истинные чувства. Что бы человек не произносил, а вся правда будет прочитываться исключительно во взгляде.
– Тогда почему раз за разом повторяешь одни и те же слова, пересказывая историю вашего знакомства с продолжением? Почему они звучат, как набросок сценария с чужими ремарками, а не как твои собственные переживания? Ты говоришь, что Кейт тебе дороже жизни, но сам в это не веришь. Пытаешься, да, несомненно, но не веришь. Докажи мне, что она тебе дорога.
– Я никому и ничего не собираюсь доказывать, – покачал головой Рендалл. – Личная жизнь – это не чувства напоказ. Разве я ошибаюсь? Просто прими, как данность, и смирись с полученными знаниями. Я женюсь на ней, а ты остался для меня приятным воспоминанием, не более того. Конечно, я говорил неоднократно, что готов предложить дружбу взамен того, чего жаждешь ты, но она ведь тебе не нужна. Верно?
– Дружбу? – Терренс повторил это таким тоном, словно произносил самое грязное на свете ругательство, а не достаточно милое слово. – Хочешь сказать, что после всего, что между нами было, видишь во мне только друга?
– Да. Но если ты не согласен с моим предложением, не стану настаивать. Отсутствие твоего имени в списке дружеских контактов реально пережить.
Рендалл улыбнулся, чем только сильнее вывел Терренса из состояния равновесия. Но он именно такого результата и добивался, нарочно поддевая словами и поступками. Отчаянно борясь не за возрождение хороших отношений, а за победу тотальной ненависти. Что угодно и как угодно, только бы Терренс не узнал правды и не полез вершить правосудие на своё усмотрение, тем самым усугубив ситуацию.
Терренс был прав.
Рендалл не верил словам, срывающимся с губ. Не верил и своим поступкам. Не верил уже вообще ничему, кроме внутреннего голоса, который настойчиво умолял, угрожал, а потом, когда сил на это не осталось, выл от отчаяния.
Ничего бы не изменилось, скажи Рендалл правду.
Набралось слишком много отягчающих обстоятельств, мешающих ему разорвать цепи, сковывающие по рукам и ногам. И он намеренно причинял боль Терренсу, ожидая достойного ответа.
Боль, причинённая в обратную, не заставила себя ждать.
Вопреки ожиданиям, Терренс не бросился на него с кулаками, он просто поднял с пола брошенный стебель, увенчанный жалкими остатками лепестков, которые не были оборваны прежде, размахнулся и ударил по лицу, резко и без предупреждения.
Острые шипы вспороли кожу в нескольких местах, оставляя на память о себе царапины. Выступила кровь.
Рендалл не увернулся, не прикрыл глаза и не закричал, когда его приласкали колючим стеблем.
Он не поднял руки и не провёл пальцами по щеке; позволил капелькам крови сбегать вниз. Он продолжал смотреть на Терренса своими невозможными глазами и молчал, упрямо пытался доказать, что никогда не испытывал серьёзных чувств, только развлекался, зато появление Кейт помогло ему почувствовать, что такое истинная любовь.
Попробовать её на вкус.
Вдохнуть её аромат.
Ощутить трепет от прикосновения к коже любимого человека.
С головой погрузиться в омут любовных переживаний. И его персональным омутом оказалась юная леди Бартон, а не такой же юный мистер Уилзи.
Терренс сжал руку на стебле, позволяя колючкам вонзиться в ладонь. Теперь Рендалл не был единственным, кто истекал кровью. Здесь не обошлось без преувеличения, однако приходилось признавать, что хотя бы минимально, но пострадали оба.
– Больно, Рен? – спросил Терренс, безучастно наблюдая за тем, как по щеке расползается кровавая сеточка. – Вот и мне тоже больно.
Стебель выскользнул из рук, мягко соприкоснувшись с полом, а Терренс подался вперёд и столкнул Рендалла обратно в бассейн, вымещая этим жестом бессильную ярость, что горела в нём и требовала мести, но ничего более достойного придумать не получилось. Своими действиями он говорил, что хочет навсегда избавиться от Рендалла. Пусть он исчезнет и не напоминает о своём существовании. Пусть останется под водой или растворится в ней.
Жест был детским – всё равно, что стукнуть противника в песочнице лопаткой по голове и потом скрыться с места преступления, пока на вой не прибежали взрослые и не заставили просить прощения у пострадавшего.
В конце концов, Терренс знал, что Рендалл с данной стихией на «ты». От этого падения он не захлебнётся, не начнёт бестолково бить руками по водной глади и не пойдёт на дно. Просто нырнёт на пару секунд и вскоре вновь поплывёт.
Потому-то Терренс наклонился, чтобы подхватить брошенный пиджак, и направился к выходу из бассейна, желая поскорее отсюда убраться. Лишь у двери притормозил и обернулся.
Рендалла не было, зато на кипенно-белом бортике бассейна отчётливо выделялось небольшое, ещё не успевшее потемнеть пятно.
Рендалл не выплыл. Он потерял сознание, наглотался воды и… тонул.
*
Пробуждение было не самым приятным.
Голова раскалывалась, а в носу поселился плотный запах лекарств.
Рендалл попытался вспомнить, что происходило с ним накануне, и память услужливо подсунула одно событие за другим, без заминок – по первому требованию.
Разговор, обжигающая боль от прикосновения шипов, полёт, растерянность и крайне неудачное приземление. Ещё одна вспышка боли, щекотка в области переносицы, когда в нос пошла вода, и темнота, сквозь которую до него донёсся испуганный крик Терренса.
Да, точно.
Они были в бассейне, снова вернулись к своей любимой теме, обсуждая её в сотый, а то и тысячный раз, а потом Терренс столкнул его в воду.
План оказался провальным. Вместо того чтобы охладиться и снова подняться на поверхность, Рендалл приложился головой и не смог сопротивляться той силе, что тянула его на дно бассейна.
В том, что выбраться удалось не без посторонней помощи, он не сомневался. Тут и к гадалке ходить не нужно.
Терренс понял, что натворил и бросился его спасать.
Странно, что не оставил всё, как есть. Ведь, если верить его словам, спал и видел нечто подобное.
И вполне закономерно, если принять во внимание собственную причастность к случившемуся.
Никто не захочет становиться преступником и пускать всё под откос. Особенно, если впереди ждут блестящее образование и счастливая жизнь, в которой нет места указкам со стороны родителей.
Повернув голову, Рендалл увидел человека, стоявшего рядом с окном. Из-за полуопущенных ресниц изображение было нечётким, немного размытым. Рендалл постарался сфокусировать взгляд и разглядеть посетителя в мельчайших деталях.
Тёмные волосы, школьная форма…
Сначала показалось, что это Терренс, но, спустя несколько секунд наблюдения, стало понятно, что своим вниманием его удостоил Мартин.
Он был ниже ростом и немного горбился, в то время, как Терренс всегда расправлял плечи и преподносил себя с таким видом, словно одним фактом своего существования делал миру одолжение.
С точки зрения Рендалла, решение приставить к нему младшего из братьев, шло на пользу ситуации. Он не знал, что сказать Терренсу, как отреагировать на его появление рядом. То ли оскорбить и послать ко всем чертям, то ли поблагодарить за последующее спасение, закрыв глаза на не слишком аппетитный факт.
Сам ударил. Сам залечил раны.
Хотя, к ним эта схема была неприменима. Представить Терренса в роли лечащего врача не получалось. Скорее всего, он вытащил Рендалла из бассейна и позвал на помощь. Этим его вклад в спасение ограничился.
Мартин чуть приоткрыл занавеску, смяв плотную ткань в пальцах, и наблюдал за происходящим на улице. Рендалл попытался понять, что или кого там старается высмотреть младший представитель семейства Уилзи, прикинул план академии, сопоставил одно с другим.
Отсюда можно было проследить за центральным входом, частично заглянув в окна директорского кабинета. Мартин смотрел туда, а Рендалл – ему в затылок.
Мартин почувствовал и обернулся. На губах не было даже дежурной, чуточку отстранённой улыбки, что принято демонстрировать каждому встречному, независимо от степени симпатии к его личности. Раздаривать направо и налево, приберегая искренние улыбки для других случаев и других людей.
Мартин выглядел встревоженным и не предпринимал попыток замаскировать нервозность. Он стремился отвлечься на рукав пиджака – выдернул пару ниток и теребил их с завидным рвением. Перехватив взгляд, направленный прямо на него, Мартин постарался успокоиться и сложил руки на груди.
Рендалл присел на кровати, слегка поморщившись. Разгладил край одеяла. Он тоже не знал, с чего начать разговор и с радостью отдал бы право первенства Мартину, но… Да, само собой, Мартин внешне слегка походил на старшего брата, но внутренне на порядок от него отличался. Там, где Терренс мог сходу найти сотни поводов для общения, Мартин тушевался.
Многие ошибочно полагали, что он заносчивый, потому не торопится заводить разговор. Рендалл знал, что это не заносчивость, а проявление стеснительности.
Потому или он сам начинает разговор, или они хранят молчание до самого вечера, а то и до следующего утра.
Оригинальностью слова его не блистали. Стандартно так, без выдумки.
– Привет.
Мартин кивнул в ответ, попытался улыбнуться, потерпел поражение в столь нелёгком деле и не стал дальше ломать комедию.
Рендаллу на ум с небольшим опозданием пришли слова Терренса, указывающие на степень родства с директором.
Сейчас было самое время подумать над тем, какой оборот приобретёт случай вопиющей безнравственности: получит широкую огласку или же, напротив, всё будет замято и останется в воспоминаниях, как несчастный случай с последующим героическим поступком старшего сына директора.
Что, если Мартин пришёл сюда просить о молчании? А потом, если фокус не пройдёт, появится Терренс и начнёт угрожать?
Так или нет?
– Помнишь, что вчера произошло? – спросил Мартин.
Рядом с кроватью стоял стул, но Мартин продолжал топтаться в отдалении, не решаясь подойти и сесть.
То ли совесть за проступок родственника грызла, то ли он, по своей глупой традиции, во всём винил себя. Не остановил, не удержал, не схватил за руку, когда Терренс покидал комнату. Вспоминая исповедь Мартина, логично было предположить, что старшее поколение вновь нашло способ сделать виновным его, обелив Терренса.
– В общих чертах, – уклончиво отозвался Рендалл.
– Расскажешь?
– Ты не знаешь?
– Знаю. Но мне интересно послушать твою версию. Всем интересно.
– Всем – это кому?
– Мне и отцу. Он говорил, что заглянет сюда попозже.
– Ты, наверное, должен был сказать ему, когда я приду в сознание? – предположил Рендалл.
И оказался прав. Пусть Мартин пока не ответил на поставленный вопрос, но по его лицу всё можно было читать, как в открытой книге. Минимум хитрости и изворотливости. Максимум откровенности и открытости.
Интересно, готов ли он вечно покрывать выходки брата? Или сам понимает, что тот иногда переходит границы, ослеплённый желаниями наказать тех, кто сделал ему больно?
Понимает, наверное. Не может не понимать. Но всё равно поддерживает, затыкая рот здравому смыслу.
– Мартин?
– Да?
– Расскажешь, что было после того, как я оказался в бассейне?
– Если ты хочешь это услышать.
– В противном случае, не стал бы спрашивать.
Рендалл поправил подушку и снова прилёг. В сидячем положении ему было не слишком комфортно находиться. Голова не кружилась, предметы и люди в глазах не двоились, не тошнило, но отголоски тупой боли напоминали о себе с завидным постоянством. Сотрясение мозга обошло его стороной, но постельный режим пока никто не отменял. Следовало отлежаться первое время и не рисковать лишний раз.
– Присаживайся, не стесняйся.
– Спасибо.
Мартин от предложения отказываться не стал и опустился на сидение.
Рендалл его не торопил, покорно дожидаясь, когда Мартин подберёт нужные слова и перескажет всё произошедшее после того, как один из участников событий, отключился.
Рендалл перевёл взгляд в сторону двери, прислушался.
В коридоре стояла звенящая тишина. В больничное крыло никто не совался. Не было ни шагов, ни приглушённых голосов.
Только дыхание Мартина, находившегося рядом.
Рендалл закрыл глаза, вновь вспоминая момент с окровавленным розовым стеблем, падающим на пол, и собственным полётом в бездну.
Всего лишь год назад Терренс дарил ему улыбки, а не убийственные взгляды.
Всего лишь год назад он, находясь в руках Терренса, захлёбывался собственным криком от наслаждения, а не от боли.
Всего лишь год назад они думали, что смогут быть вместе, несмотря ни на что.