Однако Энтони на горизонте не было, его место занимал Рендалл, медленно бредущий по дорожке в сторону общежития. Приехал он налегке, никаких чемоданов или дорожных сумок, только небольшая школьная, заполнить которую можно было чем угодно, а можно и пустой таскать.
Терренс, впрочем, сделал ставку на то, что там хранятся средства гигиены. Прикинул поэтапно, как Рендалл появился в доме невесты, помахал всем приветливо во время церемонии объявления помолвки, переночевал и уже оттуда подался в академию. Это был один из наиболее жизнеспособных вариантов.
Наверное, именно помолвка поспособствовала тому, что сейчас Рендалл витал в облаках, рассеянно смотрел по сторонам и себе под ноги, ничего и никого вокруг не замечая. Засунул руки в карманы и шагал к намеченной цели.
Терренс наблюдал за ним из окна холла, опершись обеими руками на подоконник. Во дворе туда-сюда шныряли школьники, но Терренс не придавал их появлению значения. Его внимание целиком сосредоточилось на личности одноклассника.
Хотелось о многом спросить, ещё больше сказать, но Терренс прикусывал язык, чтобы не сболтнуть лишнего.
Он пристроился на подоконнике, потянул за ручку, открывая створку, и всё-таки закурил, высунувшись из окна так, словно жаждал спланировать оттуда прямиком на землю. Время рассчитал более или менее правильно. Рендаллу оставалось не так мало, чтобы пройти мимо этого окна, но и не так много, чтобы он посмотрел и подумал, будто его кто-то поджидает, желая развести на разговор. В противном случае, он мог изменить маршрут, а это ломало Терренсу все планы.
Рендалл не заметил его и продолжал движение.
Создавалось впечатление, что это просто случайность. Одному нужно попасть в здание, другому выкурить сигаретку ради получения своей ежевечерней никотиновой дозы.
Терренс подпалил кончик сигареты и затянулся едким дымом, сжал её в пальцах, поджидая подходящего момента.
Бумага тлела, Рендалл приближался.
Стоило только ему оказаться напротив окна, как Терренс высунул руку и приложил кончик сигареты к воротнику пиджака, словно случайно, а, на самом деле, вполне продуманно.
План оказался реализован с блеском. Жаль, что на чёрно-белой ткани эта дыра была не так уж заметна. Терренсу хотелось сделать такую гадость, которая запоминается на всю жизнь, а не остаётся сиюминутной проблемой, на которую легко махнуть рукой.
Он хотел приложить ту же тлеющую сигарету к шее, помеченной парой едва заметных родинок, или к щеке, а лучше сразу к сердцу, чтобы прожечь в нём дыру и потом ещё немного иглой потыкать, но эти мысли отогнал стремительно.
Ещё не хватало практиковать жестокость в отношении ничтожества. Оно и меньшего количества внимания не заслужило.
Что уж о сильных чувствах говорить?
Много чести, детка. Ты того не стоишь.
В любом случае, манипуляция не осталась незамеченной, потому что Рендалл выпал из состояния коматоза и посмотрел на человека, поприветствовавшего его столь милым способом. Не сомневался, что стоит только перевести взгляд немного в сторону, и его глаза встретятся с насмешливым взглядом, похожим на сотни других, таких же, что имели место в их жизни.
Не ошибся.
– Прости, – усмехнулся Терренс, стряхивая пепел.
Тот упал прямо на ботинок Рендалла. Кажется, к концу разговора Терренс планировал превратить собеседника в живую пепельницу, оттого так старательно отыгрывал представление.
Поверить в совпадения не получалось при всём желании.
– Ничего страшного, – отозвался Рендалл равнодушно и попробовал пройти мимо.
Терренс вновь выставил руку в проход, преграждая путь. Тем самым давая понять, что их общение не закончилось, и он желает обменяться ещё, как минимум, парой фраз. В зависимости от того, как воспримет ответы, решит: казнить или миловать. Второй вариант представлялся чем-то нереальным.
– Постой. Мы ещё не поговорили.
– А нам есть, о чём разговаривать?
– Ну как же. – Терренс изобразил уродливую ухмылку. – Разумеется. Такие события в жизни не каждый день случаются. Я хотел извиниться перед тобой за то, что мы с Мартином не смогли присутствовать вчера на торжественной церемонии. Надеюсь, ты захватил для будущих родственников хотя бы маленький кусок праздничного торта?
– Это была помолвка, а не свадьба. Мы пили шампанское и обсуждали планы на будущее в узком кругу, потому не думаю, что ты, в принципе, имел возможность туда попасть. Торт нам не подавали. Если это всё, то я пойду. Пропусти.
– Ни в коем случае.
– Что тебе ещё от меня нужно?
– Что-нибудь.
– Совсем нечем заняться?
– Почему же? Всегда есть. Буквально пару минут назад был поглощён процессом развития образного мышления. Представлял себя в вашей постели, и – не поверишь – даже понравилось. Интересно, а мне позволят воспользоваться правом первой ночи? Или Кейт будет протестовать против моего присутствия? Хотя… Кейт? И против? Сомневаюсь в этом. Думаю, она только «за».
Рендалл промолчал, но видно было, как заходили желваки, а ладонь сжалась в кулак. Терренс откровенно его провоцировал и почти достиг заветной цели.
Рендалл балансировал на той тонкой грани, когда желания смешать противника с грязью необычайно ярки, но остатки самоконтроля ещё не сгорели окончательно и удерживают от поступков, о последствиях которых можно глубоко пожалеть.
– Если хотел удивить, а лучше – сразу шокировать меня сообщением об отношениях, которые связывали вас прежде, то, вынужден огорчить: ты опоздал. Мне об этом уже рассказали.
Рендалл сумел ответить, не повышая тона. Его истинное настроение выдавали разве что глаза, потемневшие от гнева и ненависти.
Терренс презирал и эти глаза.
Он сожалел, что Рендалл всё-таки контролирует себя, не поддаваясь порывам слепого гнева.
Так было бы проще. Вероятно.
Нанося удары, купаясь в крови, хлещущей из рассечённой брови или губы, он упивался бы своими ощущениями. Однако стоило признать, что слова об освобождении от неприятных мыслей, были всего лишь отговоркой. Терренс знал, что лучше ему не станет ещё долгое время.
Потому-то с вызовом смотрел Рендаллу в глаза.
Они были единственным, что во внешности Рендалла подходило под определение примечательных, ну или отличительных, черт. Не зелёные, не голубые, не серые, а какие-то светло-бирюзовые, что ли. Чтобы охарактеризовать их цвет, приходилось потрудиться и перебрать в памяти немалое количество оттенков. Нужного определения пока подобрать не получилось, потому Терренс остановился на определении: «цвет морской волны».
Художникам, в этом плане, наверное, было проще, но Терренс к их братии не имел никакого отношения, а кисть в руках держал последний раз ещё в начальной школе, когда им преподавали основы изобразительного искусства. Получалось не то, чтобы очень, вот он и не проникся.
– Неужели?
– Представь себе.
– Жаль. Очень жаль.
– На этом всё?
– Пожалуй. – Терренс усмехнулся и бросил окурок прямиком на ботинок. – Приятно было поболтать, Рен.
Отряхнув руки, Терренс поднялся с места и направился в сторону лестницы, не останавливаясь и не оборачиваясь. Рендаллу, продолжавшему стоять на месте, казалось, что Терренс растворяется в потоке людей, и совсем скоро от него ничего не останется, даже напоминания. Чёрно-белые униформы сливались в единый поток, окурок продолжал дотлевать, постепенно прожигая кожу ботинка.
Рендалл наклонился, поднял окурок и повертел его в руках. Хотелось прикоснуться к фильтру и затянуться, почувствовав горький привкус на языке, и дым, заполняющий лёгкие. Но красиво провернуть этот жест не получилось бы по ряду причин. Во-первых, мерзко было прикасаться к вещи, которая только что валялась на земле. Во-вторых, он не умел курить и не планировал учиться.
Желания, подобные тому, которое нанесло визит сегодня, посещали его не чаще раза в год. И только в моменты, когда всё было плохо, обещая со временем не входить в норму, а ухудшаться.
Сейчас в жизни Рендалла наступал как раз такой период.
Рендалл швырнул окурок обратно на асфальт, прижал каблуком начищенных туфель и раздавил, вложив всю ненависть.
– Почему он не оставит тебя в покое?
Голос, раздавшийся за спиной, был Рендаллу знаком. Очень хорошо знаком, вплоть до каждой нотки, в нём звучавшей, поскольку именно с обладателем данного голоса Рендалл делил комнату в общежитии.
Рендалл обернулся.
Трой снял солнцезащитные очки и улыбнулся.
– Не рад перспективе породниться со мной, – ответил Рендалл, в последний раз пройдясь подошвой по окурку – ощутить облегчение так и не удалось. – Кажется, эта новость никогда не найдёт отклика в душе Терренса, но пусть всё останется на его совести.
– Ах да, твоя помолвка. Я слышал. Поздравляю.
– Спасибо, – отозвался Рендалл, изобразив прилив истинного восторга, что вовсе не отражало его настроения.
Ничего отдалённо похожего на счастье он не испытывал с тех самых пор, как услышал о необходимости взять в жёны девушку с таинственной болезнью, о которой ему до сих пор ничего не рассказали.
Он пытался провести собственное расследование, просматривал таблетки, которые Кейт пила время от времени. Ничего необычного там не обнаружил. Все её медикаменты были разложены по баночкам, в которых обычно продавались обычные витамины. Рендаллу почему-то казалось, что Кейт принимает не банальную аскорбиновую кислоту, а нечто… Нечто такое, что назначают пациентам с тяжёлыми недугами.
Он даже в мусорное ведро не поленился заглянуть. Там тоже не было посторонних упаковок.
Окружающие настойчиво убеждали его в том, что ничего странного вокруг не происходит. Он напрасно накручивает себя.
Никаких тайн и в помине нет. И с Кейт всё нормально.
Она – просто девочка со слабым здоровьем. Просто хрупкое, почти тепличное растение.
– Не обращай внимания, – посоветовал Трой.
Как будто Рендаллу предлагали широкий ассортимент вариантов поведения и массу стратегий.
Пожалуй, он и сам жаждал остаться в тени, никак не привлекая к себе пристальное внимание посторонних людей, но эта помолвка окончательно вытолкала его в круг света, вспыхнула ослепляющим светом прожектора, заставив зажмуриться и прослезиться.
Объявление, данное в газете, сделало его героем этого дня и, как вариант, нескольких последующих. Теперь каждая собака знала, что он вскоре женится, и каждая собака его осуждала.
Хорошо, если не плевала в его сторону.
– Тем и занимаюсь, – произнёс Рендалл, запрокинув голову и посмотрев вверх.
Что-то ему подсказывало: напрасно он замер на одном месте.
Действительно.
Интуиция дала знать о себе слишком поздно, когда исправить положение было уже нереально.
Стакан воды, набранной, скорее всего, в туалете и откровенно воняющей хлоркой, был вылит на Рендалла сверху.
И Рендалл знал, чьих рук это дело.
Как знал и Трой.
Знали абсолютно все, кто в этот момент находился во дворе и имел возможность посмотреть в окно второго этажа.
Рендалл зажмурился, позволяя каплям стекать по лицу, забираться под воротник рубашки.
– Извини, Рен. Я не думал, что ты там. Просто хотел затушить окурок, – донёсся сверху елейный голос.
Терренс стоял у распахнутого настежь окна и прижимал к груди пустую посуду.
Только что глазами невинно не хлопал.
Да, конечно, просто окурок. Просто затушить. Так я тебе и поверил. Да ты бы его о моё запястье с радостью затушил.
Терренс Уилзи, затаив обиду, не собирался оставлять своего заклятого врага в покое. Терренс Уилзи собирался превратить его жизнь в ад на земле.
Просто потому, что ему этого хотелось.
Просто потому, что он считал это своим долгом.
*
Энтони Кларк терпеть не мог людей, которые опаздывают.
И ненавидел опаздывать сам, предпочитая появляться на месте встречи раньше условленного часа, иногда – гораздо раньше. Потому-то сегодняшняя задержка заставляла его чувствовать себя необязательным ублюдком и беситься, беситься, ещё раз беситься.
Отец был раздражён не меньше.
Постоянно переругивался с кем-то по телефону, повышая голос так сильно, словно собирался рано или поздно сорваться на фальцет и завизжать.
Энтони презрительно скривился и поспешил отвернуться к окну, предварительно заткнув уши наушниками, чтобы не вздрагивать от чужих воплей.
Каникулы, совпавшие с отпуском старшего поколения, Кларки провели за пределами Великобритании, а обратный вылет назначили на самый последний день.
Предполагалось, что частный самолёт поднимется в небо ещё ранним утром, но что-то пошло не так, пришлось задержаться ещё на несколько часов. За это время Энтони возненавидел всё и всех.
Единственное, что его более или менее отвлекало – это переписка в скайпе с Терренсом. Он скидывал другу фотографии, Терренс их комментировал, умудряясь язвить относительно того, что в кои-то веки Энтони потянуло к высокому искусству, а не к развлечениям.
«Прогрессируешь, Тони».
«Да пошёл ты».
От разговоров о возвышенных материях перешли к более приземлённым темам, а именно к родственникам, визиты которым наносил Энтони.
«Её видел?»
«Разумеется».
«И как она поживает?»
«Знаешь, неплохо. Очень неплохо. Спрашивала про… Ну, ты понял».
«Понял, да».
«Хотел бы что-нибудь ей передать?».
«Да, но тебе я этого не напишу. Всё-таки ты её брат».
«Двоюродный».
«Не принципиально».
«Как хочешь».
«Хочу вот так. И вот так. И тебя тоже хочу. Увидеть».
«Больной ублюдок».
«Сам такой».
Мишель, торчавшая всё это время поблизости, попыталась заглянуть Энтони через плечо, но он прижал смартфон к груди, закрывая обзор и показал кузине неприличный жест. Она отвесила ему подзатыльник, телефон из рук Энтони выпал и приложился со всей силы об асфальт. Экран пошёл трещинами, связь прервалась. Включаться телефон после падения и повторной сборки напрочь отказался.
Энтони пригвоздил кузину к месту горящим от негодования взглядом и, поняв, что единственное развлечение приказало долго жить, устроился в самолёте, прихватив с собой парочку журналов, ориентированных преимущественно на представителей элиты бизнеса. Энтони особо в смысл статей не вникал, лишь перелистывал страницы, прислушиваясь к их шороху и с отвращением наблюдая за тем, как часть краски остаётся на пальцах. Дешёвая печать, мерзкое издание.
И какой деловой человек захочет читать такой журнал, если владельцы издательского дома даже свой бизнес не могут по всем правилам организовать? Много ли полезных идей можно почерпнуть из их макулатуры?
Поскольку перелёт всё ещё откладывался, Энтони решил со статьями ознакомиться, а не просто пролистать. От нечего делать прочитал весь журнал, теперь уж точно изучив всё вдоль и поперёк.
Когда отец, наконец, успокоился и заявил, что они вскоре отправятся домой, Энтони позволил себе лишь мимолётную улыбку, после чего вновь вернулся к образу воплощённой сдержанности. Аристократия, как пример наименее эмоционального класса людей. Энтони Кларк – достойнейший представитель.
Перелёт окончательно высосал из него все соки.
После приземления самолёта неимоверно хотелось спать, но Энтони понимал, что реализовать желаемое у него получится далеко не сразу. Как только он переступит порог общежития, на него сразу же обрушится лавина вопросов, связанных с причиной молчания, жизнью Мишель и прочими вещами, которые ему сейчас виделись незначительной мелочью.
Отец, оказавшись в машине, сразу же потянулся к английской периодике. Несмотря на то, что во время полёта практически не выпускал из рук ноутбук и мог отслеживать все новости в режиме реального времени, он питал необъяснимую тягу к бумажным изданиям.
Энтони с удовольствием отдал бы на время полёта все журналы отцу, попросив взамен ноутбук, но понимал, что тот вряд ли ответит согласием. Кроме того, не хотелось светить собственными данными в чужом компьютере. Случаи могли быть разными, и Энтони сомневался, что на фоне своей усталости не забудет разлогиниться в скайпе. В результате Дин прочитает всю его переписку, а её сложно назвать хоть сколько-нибудь сдержанной. И предназначена она не совсем «для всех».