Последнюю фразу он сказал отрывисто и сухо. Я раздражала его — просто потому, что была ведьмой. Виланд боролся с этим чувством, но это было трудно.
Попробуй одолей то, что копилось в тебе много лет. Вряд ли это получится вот так сразу.
— До завтрака еще полтора часа, — сказала я, посмотрев на круглые часы на стене. — Я переоденусь и немного прогуляюсь, если вы не против.
Сейчас это было правильным: подняться и уйти, чтобы лишний раз не злить инквизитора. Он успокоится, гнев, который копился и почти прорвался, уляжется, и я вернусь. Будем дальше делать общее дело.
Виланд нахмурился.
— Против, вообще-то. Сейчас нам лучше не разделяться. Что, если кто-то поймет, что вы ведьма? И вызовет инквизицию?
Он был прав, конечно. Я так и сказала:
— Вы правы, Арн. Но я чувствую, что вам не по себе в моем обществе. И не хочу, чтобы вы хотели меня раздавить.
Виланд поднялся с кресла, и я растерянно умолкла. От него сейчас шла настолько тяжелая волна, что хотелось упасть на колени и беспомощно закрыть голову ладонями. Мелькнула мысль, что он еще долго держался. Что он сейчас по старой привычке швырнет мне на шею зеленую петлю и будет смотреть, как я хриплю, захлебываясь слезами и мольбами, и царапаю горло, стараясь освободиться.
Это было настолько жутко, что у меня пальцы онемели.
— Ох, доктор Рихтер, — вздохнул Виланд. Приблизился ко мне вплотную — но вместо того, чтобы бросать петлю, осторожно заправил прядку волос за мое правое ухо.
От его пальцев веяло теплом. Это было далекое, почти потерянное воспоминание: вот я, совсем еще юная, стою у окна в университете, и Курт подходит ко мне и точно так же убирает прядку волос мне за ухо.
Господи, как же давно это было! Я была уверена, что забыла и свои чувства, и память, и боль, что ушли пятна солнечного света на стене, и мое простое и немодное светлое платье, и ту легкость, которая тогда наполняла мое тело и душу.
Все забылось — и все вернулось. Нахлынуло и смяло, сделав меня маленькой и слабой.
— Дело не в этом, Инга, — негромко произнес Виланд — так, словно хотел признаться в чем-то, и необходимость этого признания причиняла ему невыразимую боль. Мне захотелось закрыть ему рот ладонью, чтобы он молчал — да только руки не слушались.
Но он ничего не успел сказать. Гостиницу сотряс грохот, и дверь в наш номер сорвало с петель.
Глава 6
— Инга!
Мир наполняло негромкое шуршание морских волн и прохладный запах соли и водорослей. Волны набегали на берег и отступали, чтобы вскоре вернуться. Здесь было настолько спокойно, что я хотела остаться тут навсегда. Пусть будет море, и волны, и берег, и ни капли горя…
— Инга! Инга, очнись!
Это был не голос — это чужая тревожная мысль откуда-то проникла в мою голову. Заскулив от боли, я содрогнулась всем телом, и меня выбросило в гостиничный номер, на новенький ковер. Но если несколько мгновений назад здесь царило солнечное утро, то теперь в номере была непроницаемая тьма.
Рука Виланда стиснула мое запястье, и я услышала его голос:
— Инга, очнись. Инга!
— Почему… — рот наполнило отвратительной горечью, горло пересохло, и каждый звук приносил боль. — Почему здесь так темно?
— Это Сумеречник, — услышала я, и в ту же минуту Виланд подхватил меня и прижал к себе так крепко, что какое-то время я улавливала гулкое биение его сердца.
Тьма вокруг нас постепенно обретала форму. Теперь в ней ворочалось что-то тяжелое — я чувствовала его злобу. Мы были живыми — а оно ненавидело все живое и стремилось только к одному: жрать. Из мрака вынырнуло что-то похожее на сморщенные щупальца, усеянные десятками блестящих черных глаз, и я почувствовала, как что-то хлестнуло меня по боку.
Ткань пиджака с треском разорвалась, и кожу опалило болью. Мне почудилось, что злобная тьма рассыпалась язвительным смехом.
— Держись, — шепнул Виланд, и во тьме вспыхнул свет.
Сумеречник был похож на огромного осьминога — конечно, если бывают осьминоги с раздвоенной головой и чуть ли не сотней клубящихся щупалец. Свет не пришелся ему по нраву: Сумеречник разразился пронзительным тонким воплем, вскинул все свои щупальца, и я увидела, как в них открылось множество ртов, в которых теснились кривые иззубренные зубы.
Я бы заорала от ужаса, да голос куда-то пропал. Так я и смотрела на раззявленные пасти и извивающиеся щупальца Сумеречника, пока Виланд вдруг не развернул меня к нему лицом и не выдохнул:
— Держись. Все будет хорошо.
Хорошо? Да неужели! Пока было похоже на то, что Виланд собирался скормить меня этой дряни.
Еще одно щупальце выстрелило от Сумеречника в мою сторону, и в тот же миг я почувствовала, как что-то обжигающее наполняет меня и рвется вперед, к чудовищу. Энергия, которую выпустил Виланд, была такой, что на мгновение я ослепла и оглохла.
Все охватило ревущей зеленью огня. Сумеречник заверещал, отбиваясь от языков пламени, и комнату наполнило омерзительной вонью. Еще мгновение — и осьминог надулся и с грохотом разлетелся во все стороны горелыми клочьями плоти.
Я обмякла в руках Виланда, и он осторожно опустил меня на ковер и почти рухнул рядом.
— Живы? — услышала я и откликнулась:
— Жива…
Гостиничный номер снова наполнял яркий свет летнего утра. Я устало посмотрела по сторонам: весь номер был покрыт вонючими плевками черной жижи — вот и все, что осталось от Сумеречника.
— Откуда он тут взялся? — спросила я. Перед глазами до сих пор стояли бесчисленные щупальца, глаза, рты. Я и предположить не могла, что в мире может существовать что-то подобное. А Виланд, похоже, встречался с этой пакостью не раз и не два.
— Понятия не имею, — ответил Виланд, устало смахивая со лба прилипшую черную жижу. — Но мне это не нравится. И вы правы, нам лучше отсюда уйти.
Но уйти мы не успели. Едва только Виланд помог мне подняться на ноги, как в номер ввалилась целая компания. Возглавлял ее наш знакомец, регистратор, только теперь в нем не было ни капли давешней угодливости, лишь нетерпение.
— Ну как я и говорил! — воскликнул он. — Этот носатый — инквизитор. Баба — ведьма. Уровень Гаус, не меньше! И работают в связке.
Я почувствовала глубокое, почти детское разочарование. Откуда этот невзрачный тип так хорошо во всем разобрался? Откуда он так хорошо знает уровни ведьм? Один из его спутников протянул было ко мне руку, но Виланд негромко произнес:
— Только тронь. Сломаю.
Руку тотчас же убрали. Виланд говорил так, что было ясно: он слов на ветер не бросает и готов бороться до конца. Все четверо спутников регистратора дружно сделали шаг назад.
Разумно. С человеком, который размазал Сумеречника по стенам тонким слоем, надо держаться именно так: осторожно и уважительно. Регистратор это прекрасно понимал, потому что прошел в комнату, плюхнулся в кресло и произнес:
— Ты зачем Сумеречника-то разорвал? Ну выдрал бы ему пару щупалец, и хватит. Отросли бы… Где теперь нового брать?
Виланд развел руками. Встал так, чтобы закрыть меня от незваных гостей.
— Ну извини. Не знал, что это твой питомец.
— Пито-омец! — передразнил регистратор. — Он хренову тучу денег стоит!
— Так какого хрена ты его на нас напустил?
Регистратор фыркнул.
— А надо было проверить, откуда вы такие красивые к нам нарисовались! Она — та ведьма, которую все ищут. А ты кто такой, родное сердце?
Я невольно дотронулась до лица. Оно все еще принадлежало Кларе ван Хутен. Как, дьявол его побери, администратор понял, что дело нечисто?
— Крокодил тебе родное сердце, — презрительно произнес Виланд и дернул головой. В ту же минуту меня качнуло так, что я с трудом устояла на ногах, а опомнившись, увидела, что Виланд вернул нам собственный вид.
— Чего сразу крокодил-то? — поинтересовался регистратор и, всмотревшись в Виланда, вдруг осклабился и произнес: — А, ну точно. Инквизитор, — он пощелкал пальцами и добавил: — Ты этот, Выродок Виланд. А ты… — он оценивающе посмотрел в мою сторону и сказал: — Да, уровень Каппа. Без печати. Ну не зря тебя все так ищут.
— И ты решил нам устроить проверку, — процедил Арн. Регистратор кивнул.
- Конечно. Молодцы, показали себя во всей красе и силе, — одобрительно произнес он.
Я неожиданно подумала, что следующим номером программы будет наш вывод на задний двор и пули в голову. Почему-то эта отстраненная мысль меня совсем не напугала. Регистратор посмотрел на меня так, словно понял, о чем я думаю, и снова осклабился:
— Успокойся, цыпа, пока вас никто не тронет. Посидите немного за железной дверью, чтобы дел не наделали.
— А потом? — угрюмо поинтересовался Арн. Регистратор только руками развел.
— Посмотрим, ребята. Это уже как начальство решит.
— А если бы на нашем месте были обычные люди? — поинтересовалась я.
Нас с Виландом отвели в подвал. По пути регистратор бубнил о том, что теперь придется номер отмывать и новые двери ставить. Его спутники хранили молчание, бросая в сторону Виланда тревожные взгляды.
Боялись — и это было правильно. Человека, который способен разорвать Сумеречника на клочки, и следует бояться.
— И вот чего ты ему просто щупальце не отстрелил? — в очередной раз вопрошал регистратор, глядя на Виланда. В его глазах страха не было, только обида. — Одно! Он бы и уполз, на том и закончили бы. Знаешь, каких он деньжищ стоит?
— Представляю, — хмуро ответил Виланд. Выглядел он очень мрачным, и я понимала, о чем он думает.
Нас предали. Лука передал информацию о нашем прибытии вместе с фотографиями супругов ван Хутен. На всякий случай нас решили проверить, и проверка удалась. Потому-то Лука и обнаружил логово Хаммона так быстро — знал, где искать.
— Ну и вот, — проворчал регистратор, отпирая дверь подвала. — Где теперь такого возьмешь?
— Вы не ответили на мой вопрос, — сказала я, задержавшись на пороге. В подвал, едва освещенный тусклой лампочкой, уходила деревянная лестница с узкими ступеньками, и мне совсем не хотелось туда спускаться. Регистратор ухмыльнулся, и я заметила, что один из его спутников медленно запустил руку во внутренний карман потертого пиджака, не сводя с меня глаз.
Решил, что я заговариваю зубы, и приготовился стрелять. Именно этого и ждут от ведьм с начала времен. Тем более, если это ведьма уровня Каппа, у которой сняли печать.
— Да ничего бы им не было, — ответил регистратор. — Заснули бы, потом поднялись бы с головной болью. Видели бы во сне море. Нам проблемы не нужны, сами понимаете. Чем тише, тем лучше. Это с вами можно пошуметь.
Я обменялась с Арном выразительными взглядами. Значит, нам надо было просто упасть на ковер и заснуть. Тогда бы нас оставили в покое, решив, что мы простые туристы, а Лука что-то перепутал или соврал.
Регистратор мягко толкнул меня между лопаток, и я принялась спускаться по лестнице за Виландом. Подвал был абсолютно пуст. Серые бетонные стены и такой же бетонный пол — больше ничего. Гостиничные запасы хранились в другом месте, а здесь…
Я посмотрела по сторонам и на одной из стен увидела едва заметный красноватый потек. Да, похоже, здесь хозяйка гостиницы и ее приятель террорист расправлялись с недругами. Вот тебе и милое местечко.
Мне вдруг стало отчетливо ясно, что мы не выйдем отсюда живыми.
Хлопнула дверь, и мы с Виландом остались одни. Я поежилась, зябко кутаясь в пиджак, разорванный щупальцем. Холодно.
Виланд сбросил свой пиджак на пол, опустился на него и произнес:
— Идите сюда, доктор Рихтер.
Я послушно приблизилась к нему, села на пол. Виланд обнял меня, прижал к себе так осторожно, словно боялся сломать. От него веяло живым теплом, и мне стало легче. Озноб отступил, забрав с собой страхи.
Я никогда не думала, что буду сидеть вот так, в обнимку с инквизитором. Но мы замерли рядом, согревая друг друга, и я слышала, как где-то далеко-далеко ритмично бьется сердце Виланда.
Судя по тому, как ровно оно стучало, Виланд был совершенно спокоен. Его ничто не пугало.
— Хоть бы они не выключили свет, — вздохнула я. Виланд улыбнулся.
— Боитесь остаться со мной в темноте, доктор Рихтер? — весело поинтересовался он. Я снова вспомнила, как Виланд рассказывал о своих отношениях с женщинами. Непроницаемо холодный и равнодушный. Снежный рыцарь из сказки — и нет той солнечной любви, которая растопила бы его.
— А мне есть, чего бояться? — ответила я вопросом на вопрос. Виланд пожал плечами. Задумчиво погладил меня по руке от локтя к кисти, и это плавное, почти невинное прикосновение отдалось по всему телу обжигающей волной.
— Наверно, уже нет, — произнес он и признался: — Когда Сумеречник вас ударил, и вы упали… в общем, я давно так не пугался. Даже самому странно. Я в тот момент даже не видел в вас ведьму.
Я удивленно посмотрела на него.
— Не помню, чтобы я падала.
— Вы падали, да, — заявил Виланд. Мягко сжал мои пальцы. Я подумала, что могла бы сидеть с ним вот так долго-долго, купаясь в его тепле. — Я вас поймал, а потом ударил в первый раз. Мне стало страшно, что вы умрете.
— Что это за дрянь была? — поинтересовалась я. Любая другая женщина на моем месте сейчас бы не тратила время на разговоры о Сумеречниках. Мы совершенно одни и, возможно, скоро нас убьют. Зачем терять драгоценные минуты на болтовню?
— Питомец, — вздохнул Виланд. — Магическая дрянь. Они очень редкие, понятия не имею, где этот умник его выкопал…
Он помолчал и вдруг добавил настолько язвительно, словно испытывал стыд за свои слова и чувства:
— Я вас не люблю, доктор Рихтер. Но мне за вас страшно. Правда.
Ощущение было таким, словно во мне что-то лопнуло. Я почти услышала тонкий звук натянутой струны — а потом мне сделалось жарко, словно мы упали в огонь.
Люди говорят «Я тебя люблю» самыми разными способами. Иногда — не произнося ни слова. Я торопливо пробовала себя убедить в том, что сказанное Виландом не имеет никакого значения.
Что он просто пытается отвлечься от мыслей о том, что с нами будет, когда подвальная дверь откроется.
Что все это просто слова — как листья, которые подхватит и унесет ветер, и если мы выберемся отсюда живыми, то он ни о чем и не вспомнит. Тем более, о том, что говорил ведьме. Зарегистрирует меня по новой, и на этом все закончится.
И у меня не получалось. Я вдруг отчаянно и горько подумала, что устала жить без любви. Что страстно хотела ее найти — и так же глубоко боялась в очередной раз обжечься и все потерять. Что мне было так больно, что я не хотела жить.
Все эти годы я жила без воздуха. И осознала это только теперь.
— Инга? — негромко окликнул меня Виланд. Свет лампочки стал тускнеть и мигать, по подвалу потекли тени. — Инга, все в порядке?
— Да, — негромко ответила я. — Кроме того, что мы, возможно, скоро…
Он не дал мне договорить. Прикосновение его губ к моим губам было осторожным, почти невинным, но у меня сразу же поплыла голова, как во хмелю, а тело наполнило слабостью.
Сколько лет назад я целовалась? Много. Считай, в другой жизни. Да, скоро для нас все кончится — но оно даже и к лучшему. Можно позволить себе расслабиться, можно откликнуться на этот поцелуй, который из мягкого и осторожного стал настойчивым и властным, можно…
Свет вспыхнул ярче, и открылась дверь.
— Значит, ведьма уровня Каппа.
Хаммон взял меня за руку, перевернул ладонью вверх и довольно улыбнулся. Сейчас у него был вполне цивилизованный вид — легкий запах простенького одеколона, белая рубашка, бледно-голубые джинсы и мягкие светлые туфли делали его похожим на клерка, который приехал в отпуск.
Да и вся обстановка теперь была очень мирной и спокойной. Нас извлекли из подвала — ухмыляющийся регистратор не скрывал, что выключил свет для того, чтобы лишний раз нас пугнуть — и привели в кабинет хозяйки гостиницы. Странное дело: сидя в мягком кресле, я слышала, как за стеной весело переговариваются туристы, а в открытое окно веет запахом шашлыка, который жарили в открытой кухне — и мне все это казалось ненастоящим.