— Все в порядке. Слышите? Все хорошо. Я прикрыл нас обоих. Заклинание Ангельского плаща, помните?
Я устало провела ладонями по лицу, чувствуя, как моя синтетическая блузка превращается в мокрую от пота тряпку. Конечно, Виланд накрыл нас тем заклинанием, которым защищал Киру от излишне любопытных.
Как я этого не поняла…
— Надо же, а я об этом не подумала, — призналась я.
Плакат с моей фотографией снова и снова притягивал взгляд. Я всегда хотела быть законопослушной ведьмой, но это кончилось общегосударственным розыском. И в этом была какая-то горькая ирония.
Как ты ни барахтайся — не выплывешь.
— Ничего страшного, — улыбнулся Виланд. — Невозможно держать в голове все и сразу.
— К этому надо стремиться, — вздохнула я. Над нами ожил громкоговоритель, сообщая, что на первую платформу прибыл поезд из столицы. — Спасибо, что прикрыли.
Один из охранников что-то негромко сказал коллеге, косясь в нашу сторону, и отступивший было страх снова нахлынул на меня кипящей соленой волной. Виланд бросил на них быстрый взгляд и едва заметно провел пальцем по моему запястью.
Руку стало жечь. Должно быть, так Виланд усилил заклинание. Стараясь сохранять равнодушный вид, я принялась рассматривать свой билет. Незачем бегать от того, что чувствуешь — сейчас я чувствовала только ужас и тошноту. Эти толстомордые любители сканвордов оказались не такими простаками, какими были на первый взгляд. Бывают люди с природным чутьем на ведьм: им не надо смотреть на печати, чтобы понимать, что дело нечисто.
Ничего удивительного, что такие сидят в охране. Все прекрасно понимают, что ведьмы обязательно придумают какую-то пакость — вот пусть чуткие граждане и будут на страже.
— Мы не похожи на мужа и жену, — негромко сообщил Виланд. — Они сейчас поймут, что мы притворяемся. Я усилил покрывало, но надо что-то еще. Есть идеи?
Я вздохнула. Титаническим усилием воли отогнала страх и тоску и ответила:
— Давайте подойдем к окну.
Мы поднялись со скамьи и пошли к окну — охранники пристально смотрели на нас, уже не скрывая своего интереса. Один из них задумчиво взвешивал рацию на ладони. Если так и не найдут, к чему пристать, то наверняка передадут информацию коллегам из железнодорожной полиции, а те имеют полное право задержать нас на трое суток. Хватит ли сил у Виланда прикрывать нас столько времени?
— Что нужно делать? — спросил Виланд. Мы расположились так, чтобы он стоял лицом к свету, и я поправила его галстук и вынула из кармана своего пиджака крошечный носовой платочек.
Охранники не сводили с нас глаз. Ну что ж, будет им представление.
Я сложила платок треугольником, от души послюнявила острый уголок и принялась оттирать с щеки Виланда невидимую грязь. Теперь сквозь страх и желание бежать и не оглядываться стало пробиваться привычное желание сражаться.
Я не сделала ничего плохого. Я не сдамся и не пойду в руки палачей со смиренно склоненной головой.
Несколько мгновений Виланд смотрел на меня так, словно я надела ему на голову ночной горшок. Впрочем, он почти сразу же сориентировался, подставил щеку так, чтобы мне было удобнее. Краем глаза я заметила, что охранник отложил рацию на стол, и мне сразу же стало легче.
Виланд улыбнулся и взял меня за руку. Мы вернулись на скамью — охранники потеряли к нам всякий интерес и занялись пестрой толпой кочевых рома, которые ввалились в здание вокзала разноцветным клубком, вопящим на все голоса. Какое-то время Виланд держал мою руку в своей, и я чувствовала, как уходит страх, и вместо него появляется спокойствие и уверенность.
Все будет хорошо. Инквизиторы умели манипулировать ведьмами — сейчас Виланд использовал свою силу, чтобы я окончательно пришла в себя.
— Это бывает, — по-прежнему негромко произнес он. Рома вопили так, что мне практически приходилось читать по губам. — Необъяснимый страх, паника, которыми невозможно управлять. Побочный эффект от нашего защитного покрывала.
Вот оно что! Теперь, когда я знала, что всему виной не моя подспудная робость и неумение сражаться со страхами, а влияние заклинания, мне было намного проще.
Я оценивающе посмотрела на Виланда. По остроносому лицу Тиля ван Хутена сложно было судить о чувствах Выродка Арна. Он выглядел вполне спокойным, лишь в глубине глаз плескалось что-то темное, словно рыба проплывала на глубине.
— Вы тоже все это чувствуете? — спросила я, в общем-то, не ожидая ответа. Однако Виланд кивнул и признался:
— Да. Хочется убежать, чтоб с собаками не нашли. Но ничего, сядем в поезд, и я уберу заклинание.
Я понимающе кивнула.
— В отличие от меня, вы прекрасно держитесь.
Виланд улыбнулся. Мне хотелось верить, что тепло в его улыбке было вполне искренним. Даже не знаю, почему.
Сейчас в Виланде было что-то, к чему я потянулась. Что-то очень настоящее, давным-давно скрытое во тьме мыслей и сомнений, что-то ожившее.
Мне хотелось к этому прикоснуться. Очень хотелось.
— Вы тоже молодец, — ободряюще произнес Виланд, и в этот момент диктор объявил о прибытии нашего поезда. — Идемте, мне не терпится сбросить эту дрянь.
Когда проводник проверил наши билеты и принес чай, дверь в купе закрылась, а поезд мягко качнулся и поплыл вперед, я наконец-то смогла вздохнуть с облегчением. Виланд запер дверь, и на мгновение купе погрузилось в непроницаемую тьму, пахнувшую пеплом.
Когда она развеялась, то воздух сделался настолько свежим и чистым, словно мы попали на курорт где-нибудь в горах. Несколько минут я просто дышала им и не могла надышаться. Виланд вытянулся на своей полке, небрежно сунув под голову подушку, и сообщил:
— Как же я устал, вы не представляете.
— Почему же? — я размешала сахар в стакане с чаем и сделала первый глоток. Крепкий и сладкий, он взбодрил, заставил встряхнуться. — Заклинания отнимают много сил? Или вы о другом?
Я подозревала, что именно Виланд имеет в виду. Он всю сознательную жизнь ненавидел ведьм и сражался с ними. Ему доставляло удовольствие причинять им страдания. А сейчас ему приходится действовать заодно с ведьмой, с которой он собственноручно снял печать. Да, цель оправдывает средства — но иногда эта цель слишком много весит, и под тяжестью этого груза можно согнуться и сломаться.
Виланд хорошо справлялся — пока еще. Но ему было тяжело, и эта подспудная тяжесть могла плохо кончиться и для него, и для меня.
— Обо всем, — сказал Виланд. — Постоянно думаю о Кире. Об Ульрихе, — он бросил быстрый взгляд в мою сторону и подчеркнуто равнодушно сообщил: — И о вас.
— Надеюсь, только хорошее? — с улыбкой поинтересовалась я. Виланд кивнул — и тотчас же хмыкнул, словно не мог определиться со своими мыслями.
— Я никогда так близко не общался с ведьмой, — признался он. — Знаете, это очень странное чувство. Мне неприятно, потому что вы ведьма, к тому же, незарегистрированная. Иногда меня просто переворачивает, когда вы рядом.
Я понимающе кивнула. Именно этого я и ожидала — Виланд еще долго продержался, не говоря о своем чувстве и сдерживая его. И не делая ничего такого, что могло бы навредить мне.
— Это профессиональное, — сдержанно сказала я. — Было бы странно, если бы вы сохраняли спокойствие.
Виланд улыбнулся правой стороной рта. Его лицо стало похоже на плохо слепленную трагическую маску.
— Иногда я почти хватаю себя за руку, чтобы не ударить вас, — глухо сообщил он. — Понимаю, что рядом ведьма, и уже хочу ее смять. Раздавить, надеть ошейник, чтоб не дергалась. Чтоб дышать не могла. А потом вижу, что это вы. И мне… и мне делается очень стыдно. Потому что вы помогаете мне, вы ищете Киру. Если бы не я, с вами не случилось бы всего этого.
Я снова улыбнулась, стараясь держаться непринужденно и ровно. Все правильно. Арн Виланд инквизитор, который надевал на ведьм ошейники. Он и не может чувствовать ничего другого. Я его враг.
И ему неприятно было признаваться в этом. Чувства, которые теперь в нем жили, были гораздо острее и глубже ненависти. Они терзали и мучили, они не давали ему дышать.
Все правильно. Начинать жить по-настоящему — всегда больно.
— Знаете, мне кажется, вы больше никогда не вернетесь в инквизицию, — сказала я. — Вы слишком изменились, Арн.
Птичье лицо Тиля ван Хутена обрело угрюмый вид. Я прикоснулась к открытой ране.
— Пожалуй, вы правы, — ответил он. — Боюсь, что в каждой ведьме я теперь буду видеть вас.
Это прозвучало почти как признание в любви. Я с грустью подумала, что такие, как Виланд, вряд ли кого-то полюбят по-настоящему. Это просто им не дано.
Они другие.
— По-моему, это не так уж и плохо, — сказала я. — Прежде всего для вас, Арн.
Виланд оценивающе посмотрел на меня, словно пытался понять, можно ли мне верить и в какой степени.
— Мне неприятно это признавать, — сказал он, — но вы правы. Осталось только понять, как с этим жить. Это непросто.
За окном мелькали поля и перелески. Проплыла синяя гладь величавого озера с заросшими камышом берегами. Странное это дело — дороги и вагонные разговоры. Все словно бы зависает вне времени и пространства. Ни там, ни тут.
И это позволяет быть искренним до конца. В первую очередь с самим собой.
— Сначала вы видели во мне врага, как и во всякой ведьме, — негромко сказала я, внимательно рассматривая пальцы Клары ван Хутен. — Но были вынуждены прибегнуть к моей помощи, и я стала вашим инструментом. А потом, после всего, что мы успели пережить за эти дни…
Виланд сел. Энергично провел ладонями по лицу, словно пытался прогнать дремоту и усталость. Казалось, в нем засветился и поплыл маленький, но очень яркий огонек.
— И что потом? — спросил он, испытующе глядя на меня. Должно быть, когда он так смотрел на ведьм, несчастные женщины признавались во всем, что делали и не делали.
И у меня что-то дрогнуло и зазвенело в глубине души. В той самой тьме, которая сгустилась во мне однажды солнечным днем в больнице, когда врач говорил о моем ребенке, а мужчина, которого я любила больше жизни, убегал навсегда. Темные рыбы поплыли в глубокой воде, я наконец-то почувствовала себя живой, я наконец-то была собой, а не кем-то.
Мне хотелось надеяться, что Виланд ничего не заметил. Что он не уловил тайного движения моей души. Что он…
— Потом мы увидели друг в друге людей, — негромко ответила я. — Людей, а не охотника и жертву. Я уже не раз вам об этом говорила. Но мне кажется, вы окончательно это приняли только сейчас.
Виланд кивнул. Его взгляд потеплел.
— Я рад, что мы встретились, Инга, — признался он. — И поверьте, я не хотел разрушить вашу жизнь. Не знаю, что будет потом, но я в любом случае не оставлю вас.
Это было сказано настолько уверенно, словно Виланд говорил об очень предсказуемых вещах. Я сделала еще один глоток чаю — в горле пересохло — и сказала:
— Нам еще нужно дожить до этого «потом», Арн.
Виланд протянул руку и осторожно, словно боялся сломать, сжал мои пальцы. Я замерла — так замирает зверек в клыках хищника. Сердце застучало так, словно хотело сбежать, к щекам прилил жар.
Что со мной? Мне потребовалось значительное усилие, чтобы взять себя в руки. Это Виланд так влияет на меня? Но зачем?
— Мы обязательно доживем, Инга, — уверенно произнес он, глядя мне в глаза. Этот взгляд делал меня слабой и податливой, как воск. Я смотрела на Виланда, чувствовала, как купе плывет где-то в стороне, и понимала, что сейчас не могу сопротивляться. Со мной можно делать все, что угодно.
— Меня радует ваша уверенность, — негромко ответила я. — И что же мы с вами будем делать, когда доживем?
Виланд неопределенно пожал плечами. Мне казалось, он не задумывался об этом. Просто проживал час за часом на пути к спасению сестры, просто с каждой минутой прорывался туда, где все бы закончилось, и можно было бы жить дальше.
И это было единственно верным и правильным. Не тратить силы на раздумья и метания, а просто плыть по реке жизни.
Она всегда выносит туда, куда нужно.
— Я буду воспитывать ребенка Киры, — произнес Виланд. — В финансовом плане проблем не будет, у меня есть очень грамотные инвестиции. А вы, Инга, станете работать на меня.
Он улыбнулся и с неожиданным смущением добавил:
— Думаю, с моей головой еще придется потрудиться.
В Бьюрен мы приехали ранним утром. В дороге я успела выспаться и, выйдя за Виландом на перрон, думала о том, что готова ко всему. Сражаться? Будем сражаться. Искать одного из самых опасных террористов? Найдем.
Я давно уже не чувствовала себя настолько решительной. Жизнь с печатью на ладони заставляет опускать голову как можно ниже.
Но теперь печати не было. И мне казалось, что я готова взлететь.
Бьюрен оказался небольшим туристическим городком. Раньше неподалеку добывали розовый мрамор, и теперь провалы карьеров, поросшие сосновым лесом и заполненные водой, привлекали любителей отдыха на природе. Пока мы неторопливо шли по безлюдной сонной улочке вдоль аккуратных, почти открыточного вида домиков и магазинчиков, я поинтересовалась:
— Вам не кажется, что Лука очень быстро нашел Хаммона? Террорист в международном розыске — и его почти сразу же обнаруживает какой-то… — я замялась, пытаясь подобрать слово. — Какой-то Лука!
Виланд усмехнулся. Я вдруг поймала себя на мысли о том, что начинаю скучать по его прежнему лицу.
Мне сделалось как-то не по себе. Хотя… может, это нормально? Может, я тоже стала видеть человека в Выродке Арне?
— Спецслужбы прекрасно знают, где его искать, — сообщил он. — Но пока он нужен как пугало на свободе. Знали бы вы, сколько денег выбито и сколько законов проведено за его счет?
Я только руками развела.
— И почему я не удивляюсь?
— Не знаю! — рассмеялся Виланд. — Возможно, потому, что вы уже привыкли.
Любимая женщина Керна Хаммона была хозяйкой маленькой гостиницы. Проникшись авантюрным духом опасных приключений, я подумала, что это очень удобно. Всегда есть крыша над головой и еда, всегда можно пересидеть здесь какое-то время.
Мы поднялись по лесенке, вошли в гостиницу и увидели регистратора, дремлющего за стойкой. «Милое место», — подумала я. Холл был таким чистым и аккуратным, что казался игрушечным — или декорациями для съемок. Мне почему-то снова стало не по себе.
Виланд мягко нажал на кнопку звонка: регистратор резко проснулся, едва не свалился со стула и почти перевернул на себя гроссбух. Надо же, здесь вместо компьютера здоровенная книга записей. Должно быть, туристам нравится.
— Доброе утро, — улыбнулся Виланд и протянул регистратору наши паспорта. — Тиль и Клара ван Хутен, номер на двоих.
— Доброе, доброе, самое доброе утро, — забормотал регистратор, водя пальцем по строчкам в книге. — А! Вот! Номер забронирован, все верно.
Некоторое время он старательно переписывал данные из наших паспортов, потом вернул нам документы и вручил ключи от номера.
— Добро пожаловать! Завтрак ровно в девять!
Когда мы поднялись на второй этаж, вошли в номер и закрыли за собой дверь, то Виланд подошел к окну так, чтобы его не заметили с улицы и сказал:
— Посмотри-ка. Дом напротив нас.
Я подошла так же осторожно, как и Виланд. Увидела белый домик с румяной черепичной крышей с такими же мальвами и космеями в палисаднике, которые красовались возле дома Луки. Судя по сдвинутым белым шторам с кружевами, его обитатели еще спали сладким сном.
Но вот открылась дверь, и на крыльцо, кутаясь в шаль, вышла молодая темноволосая женщина. Посмотрев на улицу и зевнув, она ушла в дом. Видно, не заметила ничего интересного.
— Дом любовницы Хаммона, — сообщил Виланд. — И его хозяйка.
— Ждет милого друга? — предположила я, сев в маленькое ротанговое кресло. Номер мне понравился: небольшой, но вполне уютный.
— Вряд ли, — Виланд занял второе кресло, поставив его так, чтобы было видно улицу. — Просто вышла посмотреть, что за погода. Просто так.
— Что будем делать? — поинтересовалась я.
— Мы супружеская пара, которая вместе проводит отпуск, — ответил Виланд. Я невольно вспомнила о том, как иногда при взгляде на меня его просто переворачивает. Вот и сейчас его лицо едва заметно дрогнуло, словно он хотел затягивать петлю на моей шее, а не изображать любящего мужа. — Позавтракаем, переоденемся и отправимся на прогулку к карьерам. Потом — обед в каком-нибудь приличном месте. И все это — пристально глядя по сторонам.