— Когда я, в конце концов, нашла ее, она была в воде. Если б была приливная или большая волна, которая бы сбила ее под воду, то она бы утонула в мгновение ока. Прошло всего лишь несколько секунд с момента, как она покинула покрывало и до момента, как я нашла ее в воде. Но казалось, что это длилось целую вечность, и я не хотела бы испытать это снова.
— Ты, должно быть, была напугана до смерти, — сказал Оуэн.
— Это длится только пару секунд, но за это время твое сердце выпрыгивает и ты стараешься не паниковать, и затем, когда ты находишь их, ты хочешь только кричать и вопить. Затем ты чувствуешь себя больным, потому что начинаешь думать, а что если.
Оуэн держал свой бокал за ободок между коленями, наблюдая за тем, как закручивается вино вихрем в бокале.
— К сожалению, мое «что если» это как раз «что произошло», с которым я должен жить каждый день.
Боль поселилась в моем горле.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, — напряженно прошептала я, не убирая свой взгляд от огня.
— Правда? — нотка удивления присутствовала в его голосе.
Мои веки закрылись, и я сглотнула, неспособная вытеснить ком. Я чувствовала его взгляд на себе.
— Ну, — тяжело вздохнул он. — Я не ожидал, что наш разговор пойдет в этом направлении. Ты первый человек, которому я рассказал, с тех пор как вернулся из Мексики. — Он поднял лицо к потолку и часто заморгал, как будто у него защипало глаза. — Уже… ох, девять или десять лет прошло. Мои родители даже не знают, что произошло.
— Спасибо за то, что поделился со мною этим, — искренне произнесла я.
— Ты была единственным человеком, которому я когда-либо открывался. Думаю, до сих пор так. — Уголок его рта приподнялся. — Что ты имела в виду, когда сказала, что понимаешь, что я чувствую?
Беспокойный трепет сместился в моем желудке. Я спрятала свой нос в бокале.
— Это ничего не значило. Я просто посочувствовала. — Я проглотила вино.
Я чувствовала, что он смотрел на меня некоторое время до того, как встретила его взгляд. Он зарычал.
— Что ты мне не говоришь?
— Ничего. — Я поднялась на ноги, уходя в кухню, где я поставила свой пустой бокал на столешницу. Еда бабули ждала. В животе заурчало. Я вернулась в гостиную. Оуэн все еще сидел там же, где я его оставила.
— Давай поедим, — предложила я. — Я хочу вернуться назад в дом к бабуле. — Я хотела уложить Кэсси в постель.
— Я думал о том, что ты сказала вчера. — Оуэн встал, повернувшись спиной к камину и лицом ко мне. — Как ты сделала что-то гнусное. И прошлой ночью. Ты сказала, что не думаешь, что я в безопасности рядом с тобой. — Его взгляд встретился с моим через комнату. — Теперь сейчас, после того, как я признался в том, о чем никому не рассказывал, что я чувствую ответственность за смерть маленького мальчика, ты говоришь мне, что понимаешь, что я чувствую. — Его рука разрезала воздух перед ним. — Ты понимаешь, что я чувствую, только если и сама была в подобной ситуации.
Я трясла головой, пока он говорил.
— Я не хочу говорить об этом. — Я подняла обе руки, ладонями вперед.
— Почему, Молли? Пожалуйста, я просто пытаюсь понять, что произошло между нами. — Он подошел ко мне.
— Пожалуйста. Остановись.
Он поднял дрожащую руку, словно хотел погладить меня по щеке. Я отвернулась.
— Молли. — Он опустил руку.
Мое имя прозвучало так, как будто было вырвано из его горла. Оно ударило меня прямо в грудь. Подобно дамбе, разрушенной во время сильного дождя, слезы беспрепятственно стекали по моим щекам.
— Молли, дорогая, почему мне небезопасно находиться рядом с тобой? Что ты сделала такое, что считаешь таким мерзким?
Я тряхнула головой. Он сделал шаг ко мне, и я отступила назад.
— Молли. — Еще один шаг.
Я трясла головой, отступая. Мои лопатки уперлись в стену.
Наши взгляды встретились, застыв в битве сил воли. Боль и неприятие кружились в глубине его глаз, смешиваясь с сильным желанием помочь мне побороть собственную боль. Боль, которую я хранила закрытой и погребенной двенадцать лет, выкинув ключ.
Старый добрый Оуэн, с его огромными объемами сострадания и доверия ко мне, только что нашел ключ. Он поделился самым глубоким и темным секретом со мной. И это стало моей погибелью. Он отпер дверь, и то, чего я болше всего стыдилась, и чувствовала себя виноватой — хотело выйти.
Я часто заморгала, быстро смещая взгляд, прежде чем резко втянула воздух, подняв плечи.
— Я убила своего отца.
Глава 19
Двенадцать лет назад.
Мама умерла в понедельник ближе к вечеру, за две недели до моего выпуска из средней школы. Предыдущий день я провела у Оуэна, занимаясь в его кровати, там же, где мы провели и наш субботний вечер. Его родители ушли на ужин и в кино. Как только они ушли, Оуэн схватил меня за руку: «Смена планов». Наше свидание, на котором мы должны были куда-то пойти, вдруг перенеслось в дом.
Дом не часто был в нашем распоряжении. Мы бросились в его комнату, где целовались и любили друг друга, пока не сбивалось дыхание. Затем мы разговаривали о наших планах после окончания школы. В этом месяце он бы окончил второй курс в местном колледже и уехал бы в Мексику в конце лета.
— Два года, Оуэн. Это долгое время.
Он оставил поцелуй на моем голом плече.
— Ты будешь занята учебой и даже не заметишь, что я уехал. — Он оставил дорожку из поцелуев на моей шее и прикусил меня за подбородок. Пока бы он потратил эти два года строя дома в благотворительной организации от его церкви, я бы была в колледже Ювелирного Искусства и Дизайна в Лос-Анджелесе.
— Когда я закончу, то перееду в Лос-Анджелес с тобой. — Он поцеловал мои губы. — Время пролетит незаметно. Вот увидишь.
Мы закончим наши два года колледжа в одно и тоже время, он будет изучать управление строительством в Лонг Бич, а я получу степень бакалавра в ювелирном искусстве.
— Два года не пройдут достаточно быстро, — пробормотала я, наклоняя шею, когда он снова спускался вниз. Возбуждение прошло сквозь меня, оставляя горящую дорожку к моему центру.
Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. Страсть и обожание крутились в их глубинах.
— Что? — спросила я, пристально глядя на него.
— Я планирую жениться на тебе, Молли. — Он облизнул губы.
Мое сердцебиение ускорилось. Я обхватила его лицо руками.
— Правда? — спросила я, задыхаясь.
— Правда, — заулыбался он. — Ты моя девушка. Я люблю тебя.
И я любила его. Он был мальчиком, с которым я выросла, и мужчиной, которого я обожала. Восемнадцатью часами позже, прислонившись к его подушкам, покрытая испариной, я все еще купалась в воспоминаниях его заявления. Было почти невозможно сконцентрироваться на химии. Химия между мной и Оуэном была более удивительной, нежели периодическая таблица, уставившаяся на меня с открытой книги, лежащей на моих коленях.
Кармел, чесапикский ретривер Оуэна, лежала на моих ногах в конце кровати, и в доме было тихо. Оуэн работал на лесопилке, а его родители ушли по делам. Я пряталась в комнате Оуэна не только из-за того, что мне нравится его запах на простынях, а потому что мой отец был дома. Он смотрел бейсбол и, наверное, начинал уже свою вторую упаковку, состоящую из шести банок пива.
Бабуля работала по воскресеньям в больнице на стойке регистрации отделения скорой помощи, и за последние недели она запросила смены подлиннее. Мой отец потерял еще одну работу, и мамин неполный день в стоматологическом офисе едва приносил достаточно денег для того, чтобы одежда на мне оставалась приличной. Она не хотела, чтобы я работала, пока учусь в школе. Предпочтительней, чтобы я проводила свое время за учебой. Она хотела, чтобы я пошла в колледж, и чтобы он был подальше, и мне не пришлось жить дома. Она знала, что я пыталась избегать пребывания дома насколько это возможно. Но я также верила, что без меня здесь, маме не нужно будет блокировать свои мысли от меня. Она пыталась отгородиться от меня щитом, стыдясь того, как она позволяет папе обращаться с собой. Это не всегда работало. Я слышала каждый день обвинения, унижающие комментарии и осуждение.
Солнце опустилось ниже, удлиняя тени в комнате. Я взглянула на часы. Пять сорок пять. Мама, должно быть, готовит ужин.
Я захлопнула книгу, намереваясь пойти домой и посмотреть, нужна ли ей помощь. Кармел заворчала, поднимая голову, когда я вытащила из-под нее ноги. Вырвав лист линованной бумаги из блокнота, я черкнула короткую записку Оуэну:
«О. Надеюсь, ты хорошо провел день на работе. Понравилась прошлая ночь. Люблю тебя. Увидимся утром. Я встречу тебя у машины в 7:30.
Люблю, М. хо (твоя девушка)».
Я сложила бумагу и оставила подобно натянутой палатке на его подушке.
— Увидимся завтра, большой медведь. — Я почесала Кармел за ухом и поцеловала ее в макушку.
Дома папа устроился в гостиной и смотрел игру. Несколько пустых пивных бутылок и пятая часть Джека Дэниэлса засорили кофейный столик. Здорово. Он перешел к более крепким вещам.
Я тихо закрыла дверь, решив незаметно пробраться на кухню. Я почувствовала запах ужина. Запеченный мясной рулет, жареные грибы и лук заполнили застоявшийся воздух. Мой отец предпочитал смотреть телевизор с закрытыми окнами и задернутыми шторами.
Пять шагов, и мой каблук зацепился за край той проклятой скрипучей доски. Я съежилась.
— Молли, — сказал отец, не отрывая глаз от телевизора, — скажи своей матери поспешить с ужином.
Сам скажи ей, пьяный придурок.
— Да, конечно, — пробормотала я.
Он наклонился вперед, положив локоть на колено и постучал по кофейному столику.
— Скажи ей, чтобы принесла еду сюда. — Он бросил на меня взгляд через плечо. — Игра еще не закончилась. — Он допил бурбон в стакане и затем налил себе еще на три пальца.
— Да, хорошо.
Как бы не так.
Я не собиралась говорить маме. Я сама наполню ему тарелку. Она уже достаточно сделала по дому, пытаясь успокоить его.
Ворвавшись в кухню, я, вскрикнув, затормозила, почти врезаясь в маму. Присев на корточки, она собирала маленькие кусочки стекла. Пивоваренный хмель и ячмень врезались мне в нос.
— Что случилось? — спросила я, мои мысли сразу помчались к отцу.
Мама подняла взгляд.
— Привет, солнышко. Как проходит учеба? — Морщинки под ее глазами углубились, губы изогнулись в усталой улыбке.
— Все хорошо. Что здесь произошло?
Резкий запах пива заполнил комнату. Янтарная жидкость впиталась в ее штаны, там, где она работала на полу.
— Полка с пивом твоего отца была слишком заполнена. Целая упаковка из шести бутылок упала и разбилась, когда он открыл холодильник.
Конечно же, он не соизволил убрать за собой, подумала я. Это объясняло, почему он перешел на бурбон. Разбитые бутылки, должно быть, были его последним запасом пива.
— Я возьму метлу и помогу прибраться.
— Здесь слишком мокро, чтобы подметать. — Мама выбросила кусочки стекла с ладони в мусорное ведро.
— Тогда давай сначала промокнем пиво. Я принесу несколько тряпок.
— Стекла застрянут в полотенцах, — ответила мама, останавливая меня на моем пути в прачечную комнату. — Это испортит стиральную машинку.
Я смотрела, как она методично собирала стекло. Ее доводы не имели смысла. Метлу можно прополоскать и стекло вытряхнуть из полотенец перед стиркой.
Мой желудок сжался, когда я поняла, что, должно быть, отец приказал ей убрать таким образом. Это было утомительно и заняло бы больше времени. Надлежащее наказание за порчу его пива.
— Шейла, — крикнул отец с другой комнаты. — Где мой ужин?
Мама кинула большой кусок стекла в мусорку около себя. Стекло зазвенело внутри.
— Минутку, Брэд. Я почти закончила. — Она вытерла свой лоб тыльной стороной запястья.
Нет, это не так. Стекло блестело повсюду на кафельном полу, с каждого уголка кухни. Выглядело, как будто бутылки взорвались при столкновении с полом.
Ужин остывал на плите. Я аккуратно на носочках обошла беспорядок и достала тарелку со шкафа.
— Я принесу ему ужин.
— Нет. — Мама выпрямилась на коленях. Она вздохнула, на мгновенье прикрыв глаза. — Нет, Молли, пожалуйста. Не утруждайся. Я позабочусь об этом.
Потому что она должна была быть единственной, кто обслуживал его. Я крепче сжала тарелку.
— Тогда позволь мне помочь тебе прибраться. — Я поставила тарелку на стол и опустилась на колени.
— Молли, пожалуйста, встань.
— Шейла, — рявкнул отец. Послышались шаги по древесине, и мое сердце ускорилось.
Я быстро зачерпнула стекло с пивом, не беспокоясь, что осколки впивались в мои ладони подобно занозам. Я отряхнула руку над мусорным ведром, желая, чтобы кухня была вычищена, и чтобы мама могла набрать ему тарелку, и отец бы заткнулся и ушел обратно смотреть игру.
— Шейла, я устал просить.
— Молли, встань, — молила мама.
— Нет, — сказала я твердо. Это должно прекратиться. Неуважение отца к маме и собственное пренебрежение матерью своей ценности озлобили меня.
— Черт возьми, Шейла, — отец зашел в кухню, — самое время… Молли, встань с пола.
Мама подняла свою голову, кидая мне «я-тебя-предупреждала» взгляд.
— Нет, — возразила я. — Маме нужна моя помощь. — Я зачерпнула больше смеси осколков стекла и пива.
— Поднимайся. Твоя мать неправильно уложила холодильник. Это ее беспорядок, чтобы убирать.
— Нет.
— Я. Сказал. Встань. — Он схватил меня за плечо, его пальцы впились в мои подмышки, и дернул меня вверх.
Мои колени оторвались от пола.
— Не трогай меня. — Я повернула руку, вырываясь с его хватки.
— Я буду трогать тебя, если захочу.
Он снова схватил меня, и я оттолкнула его.
— Оставь меня в покое.
Отец наткнулся спиной на холодильник. Его глаза расширились от шока, а затем его лицо окаменело, пьяный румянец стал фиолетовым. Он поднял свои кулаки.
— Будь ты проклята, девчонка. — Он ринулся на меня.
Я ахнула, отскакивая от него. Жар пронесся по моему позвоночнику. Слова вертелись у меня во рту: — Уходи! УБИРАЙСЯ!
Что он и сделал. Он повернулся на пятках, промаршировал по коридору и вышел через парадную дверь. Я пополза по полу кухни, выглянув в коридор и убедившись, что он ушел. Он оставил за собой широко распахнутую дверь.
— Давай поторопимся. — Я поползла назад к маме. — Он не будет раздражен нами, если на полу не будет беспорядка.
— Он вернется, — сказала мама как само собой разумеющееся.
— Я знаю, — встав, я схватила рулон бумажных полотенец с кухонного островка и оторвала несколько кусков, скомкав их в комок.
— Он будет чертовски зол, когда вернется, — заметила мама. Она продолжила собирать голыми пальцами осколки стекла среди пузырьков пива.
Я тоже это знала, но все равно, я чувствовала облегчение от того, что его не было в доме. Папа никогда до этого не прикасался ко мне в гневе, и это потрясло меня. Я запаниковала, когда он бросился на меня, и принуждение выстрелило.
Мы с мамой работали молча. Я быстро проложила себе путь с помощью рулона бумажных полотенец и промокала пиво, которое затекло под холодильник, когда вернулся отец.
Тяжелые шаги послышались в коридоре. Мое сердце подпрыгнуло к горлу, тяжело стуча. Поднимаясь на колени, я быстро собрала полотенца и повернулась, чтобы выкинуть их в мусорку.
Рука схватила меня за хвост и дернула. Моя голова откинулась назад, и я шлепнулась на спину.
— Ауч, — ахнула я. Кожу головы жгло, и копчик болел.
— Я говорил тебе встать. — Отец поставил меня на ноги, потянув за хвост.
— Папа! — закричала я от боли. — Что за черт? — Мои руки взлетели к голове, хватаясь за резинку для волос. Я держала ее, нейтрализуя жгучее натяжение, в то время как отец вытаскивал меня из кухни.
— Брэд, отпусти ее, — умоляла мама, следуя за нами.
— Она мешает твоей работе. И она использовала свои мысленные трюки. Ей нужно преподать урок. — Он рывком распахнул дверцу шкафа и движением его запястья я была зашвырнута внутрь, падая лицом на пальто. Я пыталась повернуться, тяжело дыша.
— Больше никогда, никогда не используй свои трюки на мне. — Отец погрозил мне пальцем.