— Ты не оборотень и не человек, — произнёс он тихо. — Но кто тогда?
— Это так важно? — уточнила я шепотом, заворожённая его близостью, теплом тела.
— У тебя приятный запах.
— А говоришь, не оборотень.
— Такова часть моей особенности — иные запахи я ощущаю острее, чем оборотни. Порой это сводит с ума, — мужчина коснулся моих губ своими, осторожно, коротко.
Ещё раз. И ещё. Припомнив свои тренировки на помидорах, я приоткрыла рот, попыталась ответить, неуверенно, неловко. Мужчина отстранился, оглянулся на дверь и взял вдруг меня за руку.
— Пойдём.
Куда?
За синей занавесью на стене скрывалась вторая, неприметная почти дверь. Отодвинув складки лёгкой ткани, мужчина открыл створку, вошёл первым, включил свет и поманил меня.
Ванная комната. Довольно просторная, чистая и такая же обезличенная, как и все уже виденные мной помещения в этом доме. Чувствовалось, что Гален действительно не собирается оставаться в Тирсе надолго, а значит, нет смысла что-то переделывать или переставлять в снимаемом на короткий срок жилье.
Мужчина же закрыл дверь, приблизился к ванне на изогнутых ножках и включил воду. Слив не заткнул.
— Что ты делаешь? — удивилась я.
— Порчу кому-то вечер, — хмыкнул мужчина и повернулся ко мне. Коснулся вновь моей щеки, задев одно из перьев на маске.
При ярком освещении видно, что волосы тёмно-каштановые с едва уловимым оттенком меди. А глаза по-прежнему тёмные, переменчивые — то карие с мшистой прозеленью, то цвета грозового неба.
— Ты не пила, — не вопрос. Утверждение.
— Нет, — ответила я честно. — На нас эти снадобья практически не действует, да и я предпочитаю ясную голову.
Пальцы скользнули с моей щеки на волосы, поднялись к лентам завязки. Потянули за кончик. Я застыла, не возражая, пока мужчина аккуратно снимал с меня маску. В общем-то, без этого атрибута мне даже лучше — вдруг один из них или сразу оба посещали «Маску» и видели моё выступление? Разумеется, посетители, как правило, не в состоянии нас различить, но мало ли…
Мужчина отбросил маску, рассматривая пристально моё лицо. Я улыбнулась немного смущённо, не зная, как реагировать. К взглядам изучающим, оценивающим я привыкла и представляла, что буду делать, когда меня начнут соблазнять или если всё сложится совсем печальным образом, однако к незнакомцу с неожиданным поведением оказалась совершенно не готова. А мужчина снял внезапно и свою маску.
Действительно приятное, привлекательное лицо, без ярких черт, складывающихся в броский, запоминающийся лик, как у Галена. И мужчина передо мной выглядел чуть моложе, чем мне подумалось в спальне. Наверное, меньше тридцати на вид.
Странно складывается вечер. Я стою в обществе незнакомца в ванной комнате, под шум льющейся из крана воды, и мы друг друга рассматриваем так внимательно и сосредоточенно, словно пришли на выставку живописи. И я замечаю во взгляде мужчины непонятное пытливое ожидание.
Наконец он поднял вопросительно брови, определённо не найдя в моём лице и глазах нужного ответа.
— Что? — растерялась я.
— Ничего, — мужчина качнул головой скорее своим мыслям, нежели мне. — Вэйд.
— Ева, — представилась я машинально. — То есть Женевьева. Впрочем, ты и так уже знаешь моё имя… Разве ты не стремишься сохранить инкогнито? — спохватилась вдруг.
— Ты меня не узнала, соответственно, раньше не видела.
— А должна была?
— Шанс был, — Вэйд вновь усмехнулся.
И где я могла бы его в теории увидеть? Или он какая-то важная шишка, как Тито говорит?
— Ева, — мужчина пропустил сквозь пальцы лежащий на моей груди локон, посмотрел серьёзно в глаза, — если я предложу тебе выбор, уйти отсюда и забыть обо всём или остаться до утра, что ты выберешь?
Чем дальше, тем страннее.
— Совсем уйти? — уточнила я, не вполне понимая причин столь неожиданного предложения. — Без всяких… принуждений и дальнейшего внимания со стороны гос… Галена?
— Да.
— А как же… потребность в девственнице?
— Разберусь. В любом случае ты будешь свободна, и никто ни к чему не станет тебя принуждать.
Заманчиво. Даже чересчур.
— Почему? — не удержалась я от вопроса. — Зачем сначала приводить девицу, а потом предлагать ей выбор?
— Чтобы у неё был выбор. Чтобы он был у тебя. Тебе это кажется нелогичным?
— Не знаю. Но у меня был выбор, что бы там себе ни думал твой… братец по духу. И я пришла сюда сама, по своей воле. Потому что так решила я, а не кто-то другой, — поразмыслила и добавила: — Честно заплатила банкой огурцов. Если не веришь, спроси Галена. Может, он не все ещё съел.
Вэйд улыбнулся, обнял меня за талию, привлекая к себе.
— Значит, останешься?
— Останусь.
Правда, ещё хотелось поинтересоваться, вернёмся ли мы в спальню, где всё-таки поудобнее, чем в ванной…
Мужчина снова поцеловал меня, столь же осторожно, бережно, как и прежде, не пытаясь углубить поцелуй, сделать его более страстным. Самой проявить немного настойчивости или предоставить инициативу партнёру? Не больно-то мужчины любят, когда ими руководит женщина, тем более в постели.
Всё же я, решившись, скользнула ладонями под рубашку, коснулась груди, провела неспешно кончиками пальцев по коже. Вверх, до ключиц, затем вниз, по животу до ремня брюк и вновь вверх, стягивая мешающуюся рубашку с мужских плеч.
— Ева…
— Что, слишком смело? — растерялась я.
— Неожиданно, — Вэйд снял рубашку, бросил её на пол.
Подтолкнул меня мягко, вынуждая отступить назад. Я попятилась, пока не упёрлась спиной в ещё прохладный кафель, облицовывающий стену. Судя по тянущемуся от ванны пару, вода горячая и в помещении становилось постепенно всё жарче, всё душнее.
Прижав меня к стене возле раковины, мужчина начал покрывать моё лицо лёгкими поцелуями, одновременно медленно расстегивая корсет. Крючков немного, и корсет отправился вслед за рубашкой. Я с тайным облегчением сделала нормальный глубокий вдох полной грудью, более не стиснутой пыточным орудием под громким названием «соблазнительное нижнее белье».
— Ты красивая, — я не сдержала хмыканья, и Вэйд уточнил с усмешкой: — Что, совсем избито и неоригинально?
— Есть немного, — призналась я.
— К следующему разу выберу что-нибудь поромантичнее и менее заезженное.
А будет следующий раз?
Мужские ладони прошлись от моей талии до груди, накрыли оба полушария, сжали несильно. Новый поцелуй на моих губах и наконец-то более глубокий, более чувственный. Я ответила неловко, ощущая остро собственную неопытность — раньше я никогда не целовалась по-настоящему. По сравнению с людьми и многими другими видами, сирены созревают поздно, в шестнадцать-семнадцать лет, и когда в иных странах человеческих девушек уже можно по закону выдавать замуж, нас ещё не привлекает интимная сторона жизни и противоположный пол. И тренировка на помидорах, надо признать, не особо помогала.
О бананах, наверное, лучше пока вообще не вспоминать.
Поцелуи цепочкой опустились ниже, по подбородку, по шее. Я чуть склонила голову набок, вцепилась одной рукой в край раковины. Не знаю, как бы всё вышло с Галеном, да и не уверена уже, что хочу знать, но с Вэйдом мне хорошо. Его прикосновения приятны, нежны и есть в каждом движении что-то трепетное, благоговейное почти, отчего сжималось сладко сердце. Так, по моему представлению, касаются не случайной любовницы на одну ночь, а возлюбленной, женщины, которой отдано не только тело на несколько часов, но и душа — на всю жизнь. Конечно, это всего лишь мои наивные девичьи фантазии, однако кто мне запретит мечтать о большем в такую ночь?
Дорожка по плечу, вдоль ключицы. Язык обвёл ямку между ключицами, ладони легли на бёдра. Дышать стало тяжелее, то ли из-за пара, наполняющего ванную, то ли из-за непривычного ощущения, растекающегося по телу, словно щекочущего кожу изнутри. А губы спустились ниже, на грудь, сомкнулись вокруг напряжённого соска. Я шумно выдохнула, уткнулась затылком в стену. И пусть Гален катится в подземный мир, мне нравится здесь, сейчас и с Вэйдом!
И если бы несостоявшийся совратитель ещё и в мысли мои не влезал, то было бы всё совсем замечательно. Какого пса я вообще о нём думаю, причём в не самый подходящий момент?
Вэйд тем временем опустился на колени, целуя уже мой живот. Снял осторожно с меня трусики — наверняка на коже остался след из-за слишком тугой резинки, — и я молча выступила из поднадоевшей детали белья. Ощутила, как ладони поднялись по ногам от колен до бёдер, разведя их. Ощутила тёплое дыхание на своей и так разгорячённой коже. И всё-таки ахнула в голос, ощутив прикосновение языка к самой чувствительной точке моего тела, плавящегося неотвратимо от жара, разлившегося в воздухе и копящегося внутри меня. Не то чтобы я не знала, что Вэйд делает, но на практике и с мужчиной всё иначе, нежели в теории, на страницах новелл и наедине с собой. Сильнее, острее, яростнее до вспышек под смеженными веками, вязкого тумана в голове и стонов хриплых, застревающих в пересохшем горле. Я стиснула пальцы на раковине, подозревая смутно, что царапаю керамику уже не безвредными человеческими ногтями, а когтями, оставляя борозды. Чуть подалась бёдрами навстречу в нетерпеливой попытке добавить яркости ощущениям, приблизить желанный финал. Ожидание, жадное, поглощающее, граничило с отчаянием, собственное тело казалось тянутой до предела пружиной…
Которую отпустило вдруг, звенящим рывком, позволяя сжаться. Плюнув на потенциальных свидетелей, затерявшихся где-то в доме, я вскрикнула, сжала пальцы сильнее, чувствуя, как крошится под когтями керамика, а саму меня накрывает с головой волна пьянящего, бьющего наотмашь наслаждения. Яркого, немного сумасшедшего, охватывающего всё тело ураганом и отпускающего, оставив приятное, успокаивающее чувство мягкого покачивания на воде.
Я скорее ощутила, чем увидела, что Вэйд выпрямился, поцеловал меня. Странно чувствовать собственный вкус на своих же губах, но меня это не смутило. И когда мужчина, расстегнув брюки, подхватил меня под ягодицы, приподнял над полом, я лишь послушно обняла Вэйда и руками, и ногами.
— Ты же знаешь, как это бывает? — спросил он неожиданно, всматриваясь пристально в моё лицо.
Я смогла только кивнуть.
Мужчина опустил меня осторожно, и я поморщилась, стиснула зубы. Больно. И непривычно. После отхлынувшего удовольствия — даже несколько обидно, словно после долгого, головокружительного полёта, когда приходится возвращаться на землю и в человеческую форму, но как же не хочется покидать бескрайние небесные просторы, менять безмятежную свободу на заботы и дела обычной жизни!
Вэйд коснулся губами моего лба, переносицы, кончика носа.
— Потерпи немного, скоро всё закончится, — произнёс негромко, одним движением проникая глубже.
Не сдержавшись, я охнула, сжала руки. Почувствовала под пальцами что-то влажное, липкое и охнула повторно, на сей раз растерянно, виновато. Когти-то я и не убрала!
— Пустое, — проговорил мужчина. — До утра заживёт.
А он точно не оборотень?
Вэйд начал двигаться, медленно, определённо щадя меня. Втянув когти, я уткнулась лицом ему в плечо, отметив кровоточащие царапины и чёрную татуировку на лопатке, не очень хорошо видную с моего ракурса, пересечённую с одной стороны двумя алыми полосами. Боль отступила, оставив раздражающее ощущение дискомфорта, но уж никак не ту восторженную эйфорию и множественные оргазмы с первого раза, что описывались красочно в книгах. Я чуть повернула лицо к мужской шее, принюхалась. От кожи слабо пахло свежескошенной травой и на вкус солоноватая — из любопытства я лизнула основание шеи. Затем поцеловала. Поднялась повыше. Действительно ли уши настолько чувствительная часть тела или врут всё?
— Ева, — выдохнул Вэйд хрипло, напряжённо.
— Да-а? — я аккуратно, несильно — я же не собираюсь калечить своего нежданного партнёра, тем более ночь только началась, и я рассчитываю на продолжение, — укусила мужчину за мочку уха.
Сжала ноги, услышав, как Вэйд прошипел что-то неразборчивое. Каждый толчок отзывался новой вспышкой жара, огня под кожей, нетерпения. Неприятные ощущения где-то потерялись, я откинула голову на скользкий кафель, не обращая внимания на гладкую влажную стену под спиной, к которой Вэйд притискивал меня всё сильнее. И мне даже стало казаться, что накроет снова, что ещё чуть-чуть, совсем немного балансировки на канате над пропастью, и я достигну края, растворюсь вновь в наслаждении, но…
Но, как водится порой, мужчина меня опередил.
Замер, тяжело дыша, провёл губами по моей шее, царапнув кожу чем-то острым. Определённо не зубами.
Минуты две-три мы просто пытались отдышаться, жадно глотая горячий, пропитанный паром воздух. Наконец Вэйд поставил меня на ноги, отступил, всматриваясь обеспокоенно в моё лицо. Я улыбнулась вяло в ответ. В ногах слабость, между бёдрами жжёт, и спина притомилась опираться на твёрдое. Поправив брюки, мужчина обнял меня за плечи, отвёл к душевой кабинке, по пути выключив воду в ванне. Помог мне забраться в кабинку. Воду здесь я включила сама, подставила лицо под тугие тёплые струи, смывая косметику и лёгкую усталость. Судя по шороху одежды, Вэйд снял брюки, встал позади меня, закрыв дверцу. Повозился и провёл по моим плечам и спине мягкой губкой. Я позволила себя намылить, воспринимая бережные прикосновения как ещё одну ласку, спокойную, нежную.
— Ты простишь меня? — спросил негромко.
— За что? — повинуясь движению мужской руки, я повернулась лицом к Вэйду.
— За отсутствие шёлковых простыней и ложа, усыпанного лепестками роз. Стена в ванной комнате — это не слишком романтично, я понимаю. Да и не особенно удобно.
— По древним обычаям моего народа наш первый раз должен проходить на пляже или на скале, пред лицом моря и неба, которые благословляют свою дочь. Проливается девственная кровь как дар богам, и мы становимся взрослыми.
— Прямо на голой скале? — уточнил Вэйд, скользя губкой по внутренней стороне бёдер, стирая следы «божественного приношения».
— Да, чтобы ничто не мешало не только соединению двоих, но и их слиянию со стихией. Таковы были обычаи. И в те давние времена смертные мужи почитали за великую честь быть выбранным одной из нас, дабы стать её первым партнёром.
— Интересно. Надеюсь, после этот бедолага не съедался?
— Нет, к сожалению. Он целым и невредимым возвращался домой и хвалился, кого он круто поимел, — я протянула руку. — Моя очередь.
Вэйд отдал мне губку. Я взяла с полочки открытую бутылочку с мылом — кажется, это был единственный пузырёк, замеченный мной в ванной, — налила на губку густой белой жидкости.
— Не так уж и важно, где. Главное — с кем, — добавила я. — Повернись, я посмотрю царапины.
— Не стоит беспокоиться, — возразил мужчина, не глядя на меня. — На мне быстро заживает.
— Я тебя не ногтями оцарапала, — напомнила я. Вот упрямый! — А моими коготками при желании можно горло человеку разорвать.
— Ева, действительно не нужно, — в голосе появилась странная интонация, какая бывает иногда, когда не желают в чём-то признаваться. И это не великий и ужасный секрет, не серьёзный проступок, просто мелкая, но оттого не менее неприятная правда.
— Вэйд, — я тоже могу быть упрямой.
Вздох тяжелый, недовольный, и мужчина неохотно повернулся спиной ко мне. Царапины не кровоточили, и впрямь уже затягиваясь. Я перевела взгляд на татуировку на правой лопатке и застыла.
Как и большинству нелюдей, да и многим людям, мне знаком этот чёрный узор, переплетение двенадцати лучей-щупалец, похожий на стилизованное изображение солнца.
Знак братства Двенадцати.
Шумела вкрадчиво вода, наполняя небольшое пространство кабинки новой порцией пара. Душистое мыло впитывалось в губку, которую я сжимала в растерянности.
Вэйд. Вэйдалл, один из ордена Двенадцати.
Неудивительно, что он так внимательно смотрел на меня, когда снял свою маску. Ждал, узнаю ли я его в лицо — Вэйдалл появлялся на общественных мероприятиях Тирса, и многие жители города видели его, как, например, та же Беатрис на открытие театра и праздничном вечере в городской ратуше. Да она даже танцевала с ним!