Там была злость, ревность, сносящая крышу, и желание делать больно.
Да именно так. Желание причинить боль.
Я смотрела на него, умирая от тоски, от безысходности, от невозможности что-то исправить. Что бы я сейчас не сказала — он не услышит, и не даст мне уйти, а я не хочу возвращаться в Черные Тополя. Замкнутый круг.
— Вот и я думаю, что все, — Бекетов согласился, глядя исподлобья, чуть склонив голову на бок.
Впервые рядом с ним мне холодно, потому что закрыт от меня полностью. Непробиваемая ледяная стена, которую мне не преодолеть.
А, может, того Руслана, которого любила и нет вовсе? Вдруг на его месте остался только этот свирепый незнакомец?
Переступаю с ноги на нону, и янтарный взгляд тут же хищно прищуривается, выдавая желание наброситься.
Я не верила, что он на это способен. Просто не могла поверить.
— Скажи мне что-нибудь, — с насмешкой протянул муж, — хоть что-то, чтобы я понял твои мотивы. Или их и нет вовсе? Просто жила в свое удовольствие?
Я все-таки решила попытаться, донести до него, что не все так гладко и очевидно:
— Я никогда тебе не изменяла, — попробовала придать голосу твердость, но ни черта не вышло — предательски дрожал и срывался.
Он предупреждающе рыкнул, и глаза опасно блеснули.
На грани. Боже, как страшно!
— Да, именно так. На той квартире я оказалась потому, что старушке помочь должна была.
— Это теперь так называется, — злой сарказм хлестанул наотмашь.
— Я ее туда привела, и ничто не выдавало присутствия других оборотней. Я бы поняла, почувствовала, унюхала. Но там ничего не было! Вообще! Чистая квартира, простая бабка! Мы выпели чаю, а потом, — под убийственно холодным взглядом смялась, стушевалась, — потом ты пришел. И все что происходило — было с тобой.
Бред! Все это звучит как бред!
— Ты за идиота меня держишь? — поревел он.
— Это правда…
— Я должен поверить, что ты меня с кем-то спутала? Очнись милая, ты не в сериале! У меня нет брата близнеца, как и раздвоения личности.
— Я говорю правду!
— Это ересь зарвавшейся сучки, которую поймали с поличным и которая теперь всеми силами пытается оправдаться. Придумывает небылицы, в надежде, что все вокруг дебилы, — Руслан непреклонен.
Мои сбивчивые пояснения еще больше разозлили его.
— Может, меня отравили чем-то, — еще одна жалкая попытка найти объяснение, — еда горькая была.
— Не разочаровывай меня еще больше, милая. Ты забыла с кем имеешь дело? Видать забыла, раз пытаешься чушь такую нести. Я бы учуял, если бы тебя чем-нибудь накачали. Даже крохи уловил бы. Но их не было. Ты была чистая! В трезвом уме и здравой памяти!
Я не знала что говорить, потому что сама тогда ничего не почувствовала, все было как обычно. Ни головокружений, ни расплывчатых мыслей, ни провалов в памяти. Все четко, кристально ясно, и до отвратительного неправильно.
Так что все это лишь мои домыслы, предположения, не имеющие доказательств.
— Все объяснения закончились? — ухмыльнулся он, зло, надменно, а мне так обидно, так одиноко стало, что слезы на глаза навернулись.
Всхлипнула, по щекам растирая.
— Вот только не надо это, — Руслан раздраженно нахмурился, — не верю. Убрала, живо!
А как их уберешь, когда текут сами по себе?
— Что будем делать, любимая? — руки на груди сложив, наблюдал за мной снисходительно.
— Отпусти меня? — попросила тихо.
— Нет.
— Пожалуйста. Ты же не простишь меня, никогда. Только мучить будешь обоих.
— Нет, Танюш, не нас, только тебя, — так ласково и так беспощадно, что сердце зашлось.
— Зачем? — обессилено руки вдоль тела опустила, мне нечего ему противопоставить. Он сильнее.
— Зачем? — почти искренне удивился, — Ты предала, а предательства я не прощаю. Никому. Никогда.
Никогда. Такое страшное слово, когда речь идет о ненависти.
— Я не предавала! — воскликнула, сжимая кулаки.
Я знаю это! Знаю! И с каждой секундой уверенность в этом росла. Чувствую. Сердцем! И он должен чувствовать!
Только демон, стоящий напротив меня, так не считал, с холодной иронией бровь вскинул:
— Провоцируешь?
— Нет, пытаюсь достучаться!
— Успехов, — он злился. Не смотря на показную сдержанность, он злился. Теперь я четко видела, что скрывается под маской: зверь, которому плевать на мои слова, на мой страх, мою боль.
— Руслан, я все равно не останусь, как бы не держал меня, — хоть и тоскливо, больно, но в вечно скулящую перед ним дворнягу превращаться не стану. Я его пара, а не собственность, которую можно насильно удерживать. — Раз не веришь мне, не готов простить — тогда просто отпусти!
Наивная! Я все еще верила, что он меня услышит, что тот Руслан, который меня любил, победит, что здравый смысл перевесит звериное безумие.
Ошиблась, потому что в ответ прозвучало жестокое:
— Думаешь так легко отделаться? — волком обернулся и на меня пошел, не скрывая своей ярости.
И тут я совершила самую большую ошибку в своей жизни, действительно позабыв с кем имею дело. С хищником, чьи охотничьи инстинкты развиты до совершенства, с альфой большого клана, которым стал не за красивые глаза, а за силу, превосходящую остальных.
Я все забыла. Со страху, от расстройства или из-за излишней доверчивости. Наверное, все-таки слишком сильна была моя вера его «хорошую» сторону, именно из-за нее я сделала то, что не при каких условиях нельзя было делать.
Я повернулась к нему спиной…и побежала.
В полной тишине налетел на меня сзади, чудовищным ударом на землю сшибая, так что в глазах потемнело на миг. Все еще не веря в происходящее, попыталась встать, и тут он в меня вцепился. По настоящему.
Страшными зубами за плечо ухватил, впиваясь в плоть, и силой назад швырнул, а я завизжала истошно, от боли, от неожиданности, от панического ужаса, что обрушился на меня.
Кровь из раны тут одежду пропитала, и в воздухе ее сладковатый дурманящий аромат разлился, доводя зверя до безумия.
Пятилась от него, спиной назад ползла, отталкиваясь пятками от земли.
— Руслан, не надо, остановись!
Он снова набросился — в бедро впился и потащил обратно, из стороны в сторону головой мотая, а я за ним как пушинка летала.
В какой-то миг отскочил в сторону, к земле припал, лютым взглядом прожигая. Окровавленную пасть оскалил.
Он ведь убить может, запросто! Только тут до меня это дошло. Жуткая правда обрушилась, не оставляя места для розовых иллюзий.
Не было тут Руслана, только волк, расправляющийся с неугодной волчицей, посмевшей предать.
Уже в голос всхлипывая, от него ползти начала, мечтая провалиться сквозь землю, перенестись в другой мир, исчезнуть. Только бы сбежать от него! Выжить! Потому что не смотря ни на что хотела жить дальше.
Перекинуться хотела, но не успела, снова налетел, лапами на спину обрушиваясь, когтями распарывая кожу по ребрам, зубами впиваясь в бок.
А дальше просто трепал, как мягкую игрушку, вымещая на мне свой гнев, боль, ревность. Сопротивляться бесполезно было, силы не равны.
В какой-то миг пеленой все перед глазами подернулось, и проваливаться начала в беспамятство. Я даже обрадовалась этому малодушно, потому что боль невыносимая, голос сорвала от крика, от мольбы о пощаде.
Откуда-то с боку тень черная метнулась, сбивая Бекетова с ног, отшвыривая от меня в сторону. Крупный черный волк между мной и Русланом встал, ощетинившись, зубы обнажая, рыча тихо.
Нечаев.
Лежа на траве, липкой от моей собственной крови, не могла пошевелиться, сил не было, истерзанное тело не слушалось, и где-то в животе рос ледяной ком.
Скосила мутный взгляд в их сторону, с ускользающим равнодушием наблюдала, как кружат по поляне, как черный волк не подпускает ко мне, всегда находясь между палачом и жертвой.
Он защищает меня? Не верю. Хотя все рано. Плевать. Уже на все плевать. То и дело картинка перед глазами темнела, и черный лес кружиться начинал. Меня уносило во тьму, а я силой воли возвращалась, удерживала себя в сознании.
Улучив момент, Кирилл обернулся. Встал перед альфой, руки разведя в стороны:
— Руслан, уймись, что ты делаешь???
Бекетов тоже перекинулся и к приятелю своему шагнул, грозно сжимая кулаки, в глазах такой ад полыхал, что чертям страшно стало бы, окажись они поблизости:
— Защищаешь? — не голос, а звериное рычание.
— Ты убьешь ее!
В ответ лишь дикая улыбка.
— Рус, очнись! Чтобы не произошло, вы пара! Убьешь ее и тебе п***ец! Ну, же включай мозги! Вспоминай! Правила для всех одни! И ты не исключение! Нет хуже участи, чем волчицу свою убить! Сам себя сломаешь, до конца дней гореть будешь! Ты же знаешь!
Янтарный взгляд стал чуть более осмысленным, скользнул по мне пренебрежительно, без тени сожаления.
На шаг отступил, шумно выдохнул, виски сжимая, пытаясь себя успокоить, пересилить хищное безумие, кипящее в крови.
— Отпусти ее, — давил Кирилл, — пусть проваливает! Потому что если останется, рано или поздно разорвешь ее. Сколько бы ты не держался! Финал будет один! Сам знаешь!
Пусть проваливает? Смешно. Я даже шевельнуться не могла. Смешно и жестоко. Не меня Кирилл защищал, просто пытался альфу удержать от рокового шага. Преданный сукин сын! До меня ему нет никакого дела. Если бы не парность, что нас с Русланом связывала, Нечаев бы не стал вмешиваться, стоял бы в стороне и смотрел, потому что слово вожака — закон.
Наконец Бекетов выдохнул резко и ко мне направился:
— Рус! — крикнул Кир, дорогу преграждая.
— Отвали, — альфа отмахнулся от него хладнокровно, — не убью.
Вот и все. Не убью. Коротко, словно про муху говорил.
Присел рядом со мной на корточки, локтями на колени опираясь, и рассматривал долго, без единого выражения на лице. Так смотрят на песок, на землю, на кучу ненужного хлама. И я смотрела в ответ, медленно мигая, и казалось, веки свинцовой тяжестью налились. Хотелось прикрыть глаза и поспать, хоть немного, хоть пять минуточек.
Бекетов схватил за подбородок, разворачивая лицом к себе, глаза в глаза. Янтарные омуты в полумраке светились, отливая золотом.
— Значит так, любимая, — это слово он теперь использовал вместо ругательств, — Кирилл прав. Не хочу из-за тебя подыхать, землю грызть от бессилия. А если ты останешься поблизости, то рано или поздно этим все и закончится. Так что, проваливай. Вали в какую-нибудь глухомань, чтоб духу твоего не было поблизости. Уяснила? — сжал сильнее, чуть приподняв мою голову от земли. Он снова смотрел пронзительно, будто в душе измученной ковырялся, — меня тошнит от нашей связи! Если бы мог, разорвал на хер, чтобы избавиться от больной зависимости.
Сердце в груди от его слов споткнулось и заметалось судорожно, а потом замерло, прося пощады.
Но ее нет и не будет. Палач вынес приговор.
— Проваливай и не смей возвращаться! — в душу смотрел, рвал ее на части, — учую поблизости — пожалеешь. Забейся в какую-нибудь нору и носа не показывай. Отныне ты для меня никто, и звать тебя никак.
Он меня все-таки убил. Словами, лишая последней надежды.
Снова повело куда-то в бок, не смотря на то, что лежала, и темная воронка внутри меня расширялась, засасывала внутрь, укрывая мир черной пеленой.
Глава 6
В полубессознательном состоянии, еле балансируя на краю пропасти, слышала холодный голос Руслана, вспарывающий на живую, убивающий:
— Кирилл, увези ее.
— Куда? — без единой эмоции спросил бета.
— Мне плевать куда, подальше отсюда.
Любимый, что ты делаешь? Зачем?
Они стояли надо мной и говорили, как о вещи, ненужной сломанной, бесполезной.
— Сдай ее куда-нибудь, скажи, в лесу нашел.
— А дальше?
— Дальше не мои проблемы.
Мне хотелось кричать, но голос больше не слушался, тело не подчинялось. Нет сил. Даже боли не чувствовала, только холод колючий.
— Пусть скажет спасибо, что отпускаю…живой.
Я не узнавала его. Вместо Бекетова своего, родного, любимого, надо мной нависал яростный, и одновременно страшный в своем равнодушии зверь, которому плевать на мои мучения.
Ни сомнений, ни сожалений. Хладнокровный палач.
— Все, увози! Что бы духу ее поганого здесь не было, — и, перешагнув через безвольно раскинувшуюся руку, пошел прочь. Не оглядываясь, неторопливо, заправив руки в карманы джинсов и меланхолично пиная перед собой камень, а я смотрела вслед. Все вокруг в темном тумане, а в центе его удаляющаяся широкоплечая фигура.
По щеке слезы горячей дорожкой, губы дрожали, но с них ни звука не сорвалось, а внутри ядовитая пустота крылья расправляла.
За что он так со мной?
Хотелось умереть, но и этого мне не позволили.
Кирилл бесцеремонно подхватил на руки, не жалея, резко, рывком, причиняя адскую боль. Застонала не сдержавшись, но ему плевать было, смерил взглядом, полным холодного презрения и все.
Сердце измученное зашлось еще сильнее. Мне неоткуда ждать помощи. Они стая, они все за него, и я в глазах каждого из них — тварь, посмевшая предать их альфу. Обстоятельства роли не играют, объяснения не нужны, пощады не будет.
Безвольной куклой в его руках висела, то и дело проваливаясь в темный туман, пока Кирилл выносил меня из леса. Быстрым шагом, не разбирая дороги, то перескакивая через овраги, то продираясь сквозь кусты. Каждое его движение — пытка, усиливающая агонию.
Сколько длился этот переход, я не знала. Может 5 минут, может час, может целую вечность, но мы вышли из леса на проселочную дорогу, ровно в том месте, где стоял его пикап. Закинул в багажник и недовольно на руки свои посмотрел — все в моей крови:
— Черт, — ругнулся и, обойдя машину, сел за руль.
Пикап дернулся, когда Нечаев двигатель завел и до упора педаль газа вдавил. Меня тряхнуло, откинуло к бортику, так что ударилась сильно изодранной спиной. Горячая волна накрыла с головой, и сопротивляться уже не было сил.
Провалилась в забытье, а когда в себя приходила, машина все вперед ехала, петляя по темной дороге, а сверху глядели равнодушные далекие звезды.
Мне было холодно, трясло, зуб на зуб не попадал. Попробовала в комочек сжаться, но не получалось, руки ноги не слушались. Больно. И боль в исковерканном теле — ничто по сравнению с той катастрофой, что разыгралась внутри меня. Что-то не так, что-то неправильно, но нет сил разбираться, что именно.
Я умирала. Физически, морально. Мне не за что было ухватиться, что бы выкарабкаться. Никто не собирался мне помогать.
На востоке рассвет забрезжил, когда мы въехали в какой-то захудалый городишка, покружились по узким, раздолбанным улицам и, наконец, к больнице вывернули.