От жутких шрамов на плече не осталось и следа. Но они не исчезли. Они внутри нее — на душе, на сердце, некрасивыми рубцами отпечатались, как напоминание о том, каким жестоким бывает зверь.
Смотрел на тонкую ладную фигурку, и желание само собой в крови разгоралось. Не понимая, что делаю, к ней шагнул, подходя вплотную, чувствуя тепло, слыша, как сердце ее ускорилось, как надсадно втягивала воздух, выдавая себя с головой. Ее взгляд потемнел и намертво прилип к моим губам, а в воздухе сладкий аромат влечения разлился. Ей хотелось, чтобы я прикоснулся! Чтобы поцеловал!
Склонившись к ней, легко коснулся ее губ, хмелея от от желанного вкуса. Руками талию обвил, к себе притягивая. Таня задрожала, завибрировала в моих руках, чуть подалась навстречу, но потом замерла.
— Не надо, пожалуйста, — ее шепот прозвучал громче пушечного выстрела.
— Почему? — легко удерживал ее, по-прежнему к себе прижимая, наслаждаясь теплом, которого так не хватало.
Одурманивающий аромат ее желания щекотал ноздри, доводя до исступления.
— Руслан, пожалуйста, не надо, — произнесла сдавленно, и я отпустил. Не хотя, через силу. Ощущение — будто в пустоту окунулся.
Она отступила на пару шагов, обхватила себя руками, словно путник в зимнюю ночь, а потом взгляд кристальных глаз на меня подняла. Такой пронзительный, что дыхание перехватило.
— Не мучай ее, — в дрожащем голосе мольба неприкрытая, — ей плохо.
— Плохо? — поинтересовался с неприкрытым недоумением.
Грифельная волчица сегодня от души нервы всем нам потрепала. Уж кому плохо, так это Тане!
— Сегодня, когда с Виктором ушла, — от этого имени в комнате тесно стало, будто он третьим к нам ворвался, бесцеремонно расталкивая локтями.
Поморщился недовольно, но Таня твердо продолжала:
— Они нежности были полны, их тянуло друг к другу, и напряжение сексуальное такое было, что лес мог вспыхнуть от их огня.
Бл****, зачем она мне это говорит?
— А я чуть с ума не сошла! Меня тошнило от этих прикосновений. Это отвратительно, когда ласкает кто-то чужой! Больно! И от беспомощности сдохнуть хочется.
— К чему ты это говоришь?
— Она сейчас испытывает то же самое. Я тянусь к себе, а она трясется от мысли, чем все это может закончится, — Таня сникла, опустив взгляд вниз. Безжалостное признание душу терзало, моментально охладив чувственный запал.
В жизни так хреново не было. Таня верно сказала — сдохнуть хочется.
— Ты права. Не стоит, — хрипло выдохнул и отступил, — я, пожалуй, пойду.
Таня растерянно кивнула и проводила меня тоскливым взглядом.
В комнату свою ворвался, будто за мной демоны гнались. Завалился в кровать, не надеясь, что заснуть удастся, руки за голову закинул и взгляд в потолок вперил, будто там ответы мог найти.
Утро принесло с собой хмурое небо за окном, головную боль и подавленное настроение. Полночи думал, ища выход из поганой ситуации. Вариант был, только один, и я не уверен, что Таня его примет.
Пока она спала, я спустился вниз за кружкой черного отвратительно крепкого кофе, зашел в свой кабинет, а потом вернулся обратно. Зашел к ней, стараясь ее не разбудить, встал у окна, задумчиво рассматривая подступающий лес и морщась, когда горький напиток обжигал небо.
Когда послышался легкий шорох с кровати, обернулся через плечо: Таня сидела, оглядываясь по сторонам, а потом, заметив меня, улыбнулась. Так сонно, трогательно, что под ложечкой засосало. Захотелось обнять, ее прижать к себе и никогда не отпускать.
Оставив кружку на подоконнике, подошел к ней, присел рядом, еле сдерживаясь чтобы не прикоснуться. Такая красивая, родная, моя.
— Как спалось? — поинтересовался не скрывая иронии, в ответ она лишь тихо усмехнулась:
— Бывало и получше.
Смысла юлить и оттягивать неприятный разговор не было. Надо решать проблему, ведь в любой миг все снова могло измениться. Волчица могла придти в себя, вырваться на волю и отправиться за своей…парой. Этого нельзя допустить.
Достал из кармана заранее приготовленный кулон. На тонкой золотой цепочке, в форме слезы. Полупрозрачный камень — кроваво красный в центре и зеленый с золотистыми крапинками ближе к краям. Волчья погибель. Так его раньше называли, не ради красивого словца, а потому что мог волка силы лишить.
Таня сразу поняла, что я ей предлагаю. Молча взяла амулет в руки и долго крутила его, рассматривая со всех сторон, наконец монотонно произнесла:
— Красивый.
Я кивнул. Волчья погибель прекрасна, как сама смерть. Эти блики завораживали, пленяли своим таинственным мерцанием. Волк внутри ворчал, недовольно сжимаясь. Он не видел ничего красивого в камне, способном его пленить. Мне, если честно, даже в руках было неприятно его держать, в груди сразу гудеть начинало, звериные инстинкты об опасности вопили, требовали выкинуть эту штуку, избавиться от нее.
Таня положила амулет на раскрытую ладонь и сидела, прислушиваясь к себе.
— Так странно, — наконец, поделилась своими ощущениями, — будто холодные щупальца по руке ползут.
Очень точное сравнение. Холодные, мерзкие, отвратительно трепещущие щупальца, пытающиеся пробраться под кожу.
— Ты хочешь, чтобы я его надела, — констатировала очевидный факт.
— Хочу. Он поможет держать твою волчицу под контролем, — озвучил свое предложение, в котором сам сомневался.
— Поможет? — растерянно, но с надеждой уточнила девушка, снова переводя взгляд на амулет.
— Должно. В любом случае хуже уже не будет, и если станет совсем невмоготу — мы его снимем.
Она закусила губу, как маленькая, вздохнула сдавленно, и после этого кивнула, соглашаясь. Моя маленькая, смелая девочка! Как же она устала бороться сама с собой, если согласилась даже на такое, лишь получить хоть немного облегчения.
Я забрал у нее коварный камень и расстегнув замочек на цепочке, приложил к ее шее. Не знаю, как у Тани, а у меня колючие искры по коже бежали оттого, что прикасаюсь к прохладному камню.
— Давай, — прошептала она, подбадривая, когда я замер, не миг засомневавшись.
Глаза в глаза, скованно улыбкой.
И я сделал это. Защелкнул замочек и руки убрал, глядя как хищный камень у нее на груди укладывался, как мерцал в утреннем сумраке.
Девушка замерла, непроизвольно сжав его пальцами, снова прислушалась к самой себе и задумчиво произнесла:
— Знаешь, мне легче становится. Будто кто-то ручку приемника на минимум поставил.
Глава 14
Таня
Это было спокойное время. Амулет действительно помогал: непокорная волчица притихла, спряталась, лишь обиженно глядя в мою сторону. Попытки вырваться на свободу становились все реже. Она не могла противостоять силе камня и бесилась из-за этого, а я наслаждалась передышкой, временным спокойствием и возможностью побыть с собой наедине.
Не хотелось признаваться даже себе, но теперь, когда каждая из нас жила своей жизнью, своими интересами, мне стало проще без нее. Так моя боль — только моя, мое решение — только мое, и мои желания не омрачались горечью чужого отвращения,
Грустно, конечно, это осознавать, но проще быть совсем одной, зато в ладу с самой собой, чем в компании, где интересы не совпадают.
Мы с Русланом остались в Синеборье, даже не думая о возвращении в Черные Тополя. Здесь, в усадьбе, тихо, спокойно и практически нет посторонних, а именно так я теперь воспринимала его стаю. Это единственный вопрос, в котором мы с волчицей были солидарны: они чужие, на них нельзя полагаться, и приняв в свои объятия приблудную замарашку, они при первой же ошибке не замедлят пребольно ткнуть носом в этот факт.
Чужие и этим все сказано.
Отношения с самим Бекетовым стали проще, когда не приходилось каждые пять минут себя останавливать, чтобы не вцепиться, не попытаться его укусить. У нас с ним установился сдержанный нейтралитет. Руслан больше не пытался ко мне прикоснуться, не нарушал моих границ, но и не отпускал, постоянно находясь рядом, заново приучая к себе, к своему присутствию. И я привыкала, медленно, но верно, переставая вздрагивать от его появления, голоса, не начиная трястись, не отскакивая в сторону, стоило ему нахмуриться. Осознано шла ему на встречу, потому что устала жить в страхе. Мне нужно было переселить его, в первую очередь для себя самой. Нужно было снова научиться жить полной жизнью, как прежде. Я упрямо заставляла себя излечиваться, и для этого, как бы ни абсурдно это звучало, мне нужен был Бекетов.
Именно поэтому и осталась в Синеборье, не ушла… пока.
Бывший муж вроде был доволен, что я перестала от него шарахаться, но то и дело ловила тоску в янтарных глазах, когда смотрел исподтишка.
Волку не хватало волчицы.
Вот этого ему не исправить никогда. Никогда!
Потому что грифельная волчица окончательно отвернулась, поставила крест на прежней любви и теперь сосредоточенно страдала по другому. Если бы не амулет, я бы целыми днями сидела в углу и рыдала, выплескивая ее боль.
Тошно.
И все чаще в его взгляде беспомощность проскакивала. Большой страшный волк не знал, что делать. Ему, привыкшему держать все под контролем, было сложно чувствовать себя слабым, неспособным решить проблему.
Ничто не восстановит между нами связь, не сделает ее цельной, как прежде. Мы оба это понимали.
Что имеем не храним, а потерявши плачем. И пенять тут не на кого…
Не давала покоя одна мысль, комаром звенящая на заднем плане. Что будет, если Руслану все это надоест? Что если он захочет иметь рядом с собой нормальную волчицу? Ласковую, приветливую, открытую? А не грифельное нечто, ненавидящее его до дрожи. На чувстве вины далеко не уедешь. Рано или поздно ему надоест извиняться, ждать, когда я к нему приду. Что тогда?
Есть ли смысл продолжать все это, пытаясь стянуть разорванные края, в тщетных попытках прикрыть разрывы?
Иногда посещали странные мысли, тревожные. Мне все чаще хотелось простить, перестать оглядываться в прошлое, отпустить свою боль… и уйти. Не мучить ни себя, ни его. И он бы отпустил, я знаю это наверняка. Через силу, стиснув зубы, но отпустил бы, оставшись тенью за моими плечами,
Наверное, я — слабачка, обреченная до конца своих дней тянуть ярмо жертвы, раз любила его до сих пор и думала о прощении. С другой стороны, страх, обиды и ненависть делали меня несчастной, черными призраками, неотступно следуя по пятам.
Призраки мне не нужны. Я хочу обратно свою жизнь. Я хочу снова с улыбкой встречать новый день.
— Я спать, — книгу в сторону отложила и взглянула на Руслана..
— Угу, — буркнул, от экрана телевизора не отрываясь.
Оборотень не оборотень, прайм не прайм, а футбол — это святое. Просидит еще час, не меньше, заворожено наблюдая за тем, как двадцать два бугая мяч по полю гоняют.
Я лишь головой покачала и отправилась в спальню, мечтая поскорее юркнуть под одеяло.
Окно распахнула, с удовольствием вдыхая запах ночного леса, и в кровать забралась, подушку взбила, устроившись поудобнее, зевнула, а рука сама к амулету потянулась. По привычке его погладила, прислушиваясь к своим ощущениям: волчица на месте, спит, свернувшись на задворках. Так странно смотреть на нее со стороны, даже не верилось, что когда-то мы были единым целым.
Зачем-то пожелала ей спокойной ночи и прикрыла глаза, тут же погружаясь в сон. Сначала легкий, невесомый, больше похожий на полудрему, а потом все глубже, глубже, увязая в лабиринтах и образах подсознания.
И в какой-то момент в мой сон ворвался посторонний образ: чужой, темно-серый волк, со светлыми, голубыми глазами.
Его присутствие ощущается так натурально, запах, теплое дыхание на коже. Сонно заворочалась, пытаясь отогнать от себя наваждение, но вместо этого почувствовала, как крепкая рука сжимает плечо. И тут, будто щелчок в голове: не сон! Это не сон! Я действительно чую его.
Сердце оборвалось от волнения, во рту пересохло, и по венам страх заструился, смешанный с диким восторгом. Волчица бесновалась, пытаясь перекинуться, но камень ее сдерживал.
— Тань! — в темноте голос послышался, чужой, напряженный, от которого мороз по коже побежал.
Чудь дыша, зажмурилась еще сильнее, мечтая провалиться сквозь землю.
Откуда он здесь???
— Пойдем, уходить надо.
Уходить??? Я не хочу никуда с ним идти. Не хочу!
Распахнув глаза, увидела его прямо перед собой. Так близко, что дыхание одно на двоих.
Замерла, будто парализованная, не в силах ни пошевелиться, ни взгляда от него отвести. Паника сковала каждую мышцу, просочилась в каждую клеточку.
Он схватил меня за руку и потянул за собой.
— Идем, — прошептал требовательно, блеснув голубыми глазами.
Выныривая из оцепенения, попыталась высвободиться, выдернуть свою руку из его лапищи. Только не выходило ни фига. Тащил за собой, уверенный в том, что все идет, как надо.
А я перепугалась не на шутку. Внизу телевизор грохотал — Бекетов всегда матчи чуть ли на полной громкости смотрел, и сейчас не слышал, что творилось наверху.
Виктор тем временем, практически вытащил меня из постели, и тут его взгляд упал на Волчью погибель:
— Какого хрена??? — прошипел и решительно за амулетом потянулся, намереваясь сорвать его с моей шеи, и волчица внутри от нетерпения аж крутится начала… она с радостью с ним сбежит!
Этого я допустить не могла, поэтому просто завизжала. Отчаянно, громко, во весь голос
— Ты чего? — оторопело глазами захлопал, и попытался мне рот зажать. Я мычала, вырывалась, даже прикусила его за руку.
Телевизор замолк, и послышались торопливые шаги.
— Проклятье! — Вик, не понимал, что происходило, бросил в мою сторону недоуменный взгляд и выскочил в окно, понимая, что удача в этот раз не на его стороне.
Он исчез, а я сидела, прижимая руки к груди, в которой сердце безумно грохотало. В этой позе меня и обнаружил Руслан, ворвавшийся в комнату.
— Что… — голос оборвался, едва учуял запах чужой. Глаза хищно сузились, когда на меня вопросительно посмотрел.
Я лишь перепугано указала пальцем на распахнутое окно и одними губами, беззвучно произнесла:
— Вик.
На этом терпение Бекетова закончилось, на ходу перекинулся волком и в зловещей тишине бросился в погоню.
Гамме чужого клана не уйти, он перешел все мыслимые и немыслимые границы, забравшись в дом Руслана. В прошлый раз Загорскому удалось договориться с Русланом, пообещав, что молодой волк больше не сунется к нам. Но теперь, все обещания и договоренности были забыты.
Виктору конец.
От мысли этой дернулась, едва не свалившись с кровати — волчица рвалась наружу, заходясь от дурных предчувствий, от страха за свою пару. Она была готова ринуться ему на помощь.
Сжала Волчью погибель, надеясь только на нее. Самой мне не сдержать свою вторую половину.