- Глупая девчонка! Я буду твоей компаньонкой на тот случай, если ты вдруг задумаешь убежать с охотником за приданым.
Они обе рассмеялись от такой маловероятной перспективы.
Немного помедлив, мисс Клэверли спросила:
- А почему ты всё же согласилась принять участие в этом сезоне? Смею ли я надеяться, что ты всерьёз рассматриваешь идею супружества?
- Для кого?
Мисс Клэверли откинулась назад и ответила на вопрос Евы:
- Для себя, конечно.
- Какой в этом смысл? Ты бы только поймала в сети своего очарования всех моих ухажёров. Какой мужчина посмотрит на меня, если моя компаньонка гораздо решительнее?
- Такой, который любит тихую жизнь, - возразила Миллисента. – Бедняга, одним кошмарным утром он проснётся и поймёт, что его одурачили. А всё потому, что внутри ты решительна, Ева, и мы обе это знаем. Впрочем, ладно. Вопрос замужества отложим пока в сторону. Но если тебя не интересуют поиски мужа, то зачем ехать в Лондон?
Серые глаза Евы потемнели, став почти фиолетовыми, – верный признак того, что она чем-то взволнована.
- События моего следующего романа будут разворачиваться в Лондоне, прямо в разгар сезона. И мне нужно побыть частью этого действа. Я хочу увидеть, чем живёт светское общество. Мне необходимо узнать, что чувствует молодая девушка на первом балу, на что надеется, о чём мечтает. То же самое касается её родителей и юношей, за ней ухаживающих. Ты же знаешь меня: я не могу писать книгу, пока не разузнаю всё в деталях.
Её тётя нахмурилась и какое-то время сидела молча. А затем сказала:
- Будь осторожна, Ева. Люди из высшего света пойдут на всё, чтобы защитить свою личную жизнь. И если они узнают себя в одной из твоих книг, то сложно сказать, что они предпримут в ответ.
- Я прекрасно это понимаю, - заверила тётю Ева. – Мои герои рождаются в моём воображении. Любое сходство с живым человеком – всего лишь случайность.
- Всё равно будь осторожна, Ева.
- Буду. Я обещаю.
В столовой снова воцарилась тишина, затем мрачное лицо мисс Клэверли прояснилось, и она произнесла:
- Так, расскажи-ка мне о письме твоего издателя, и прежде чем ты сделаешь какое-нибудь игривое замечание на мой счёт, я признаюсь, что узнала почерк, которым написан адрес на конверте. Полагаю, он устраивает ежегодный приём в «Клэрендоне»?
Ева кивнула:
- Для писателей и их друзей, так что я рассчитываю на тебя и твою поддержку.
Мисс Клэверли просияла:
- Я не пропустила бы его ни за что на свете.
Они доели свой скудный завтрак, состоящий из тостов с чаем, в дружелюбной тишине. Миллисента размышляла о том, что Ева так похожа на свою мать, Антонию, что прямо сердце обмирало – эти живые серо-фиолетовые глаза, тёмные ресницы и брови, буйная грива тёмных волос, которую племянница редко укрощала шпильками и бантами – только когда выходила в свет. Но сходство было не только внешним. Тётушка знала, что в один прекрасный день Ева осознает наследие своей матери. И этот день приближался, о чём свидетельствовали многочисленные знаки. Мисс Клэверли боялась, но даже она не могла назвать причину своего страха.
Внезапно осознав, что Ева на неё смотрит, Миллисента сказала первое, что пришло в голову:
- Если мы собираемся поучаствлвать в Сезоне, нам понадобится соответствующая одежда. Как думаешь, нам успеют сшить несколько платьев до отъезда?
Ева допила чай и ответила:
- Леди Сэйерс пишет, что лучше подождать, пока мы не приедем в город, прежде чем что-либо шить. Её портниха знает, что сейчас в моде.
- Но подумай о цене! В Лондоне она заоблачная.
Ева поставила локтина стол, положила подбородок на руки и улыбнулась тёте:
- Какая нам разница? Счета оплатит миссис Бэрримор.
- Миссис Бэрримор?
- Тётя! Это же я! Ева Диаринг! Надеюсь, ты не забыла, что миссис Бэрримор – это знаменитая писательница, которая время от времени оплачивает наши с тобой небольшие излишества?
Мисс Клэверли с большим достоинством ответила:
- Конечно, я знаю, кто такая миссис Бэрримор. Только не догадывалась, что у неё полно лишних денег.
- У неё их целые мешки, - сказала Ева, ухмыляясь.
- Ммм… Может, мне тоже стоит написать книгу?
- Может, и стоит.
***
Когда Ева после завтрака вышла из столовой, Декстер, щенок её любимицы Шебы, повсюду следовавший тенью за своей хозяйкой, оставил пост у входных дверей и поспешил за ней. Войдя в спальню, Ева направилась прямо к секретеру и первым делом написала письмо своему издателю, затем пару минут посидела, покусывая конец перьевой ручки и обдумывая намеченную поездку в город.
- Знаешь, Декстер, - наконец сказала Ева, – что-то меня удерживает от этой поездки. Я знаю, что хочу принять приглашение леди Сэйерс, но никак не могу написать на бумаге ни слова.
Перед её мысленным взором появился бальный зал, ярко освещённый сверкающими люстрами. Прекрасные юные дебютантки и их статные партнёры кружились по паркету. Позади них, за стеклянными дверями, выходящими на террасу, виднелся сад, залитый лунным светом.
Место было очень знакомым. Ева годами видела его во сне. Именно так, во сне, к ней и приходили сюжеты романов, но только этот сон заставлял ее дрожать от страха.
Ева мысленно поправила себя: события её романов происходили в обстановке, которую она брала из своих воспоминаний, то есть описывала знаменитые сады, в которых побывала в детстве. Но она точно знала, что никогда не видела бального зала с дебютантками. Так почему же она постоянно видит это место? Ева чувствовала, что разгадка совсем близко.
Она смущённо рассмеялась:
- Ты только посмотри на меня! Я начинаю рассуждать, как мои ненормальные кузины Клэверли.
Декстер не сводил чутких тёмных глаз со своей хозяйки, сидевшей, уставившись в одну точку.
А Ева вдруг вспомнила родителей, особенно маму. В детствеЕва никогда не задавала вопросов. Отец всегда был занят, упрочивая свою репутацию садового архитектора. В результате большую часть времени он проводил, путешествуя по Англии. Когда появлялась возможность, Ева с матерью собирались и ехали к нему. Эта беззаботная жизнь закончилась, когда Антония умерла, а отец Евы снова женился, едва минул год со дня смерти её мамы. Малышка не хотела мириться с появлением «новой мамы» и с детским упорством отказывалась расставаться с тётей Миллисентой.
Это послужило началом долгого отчуждения между отцом и дочерью, которое продолжалось до сих пор; они никогда не ссорились и не спорили, а просто прохладно относились друг к другу, и такое отношение никогда не согревало сердце.
«Это неизбежно», - говорила себе Ева. Она слишком сильно любила маму и не могла смотреть, как другая женщина занимает её место. Марта, вторая жена отца, была полной противоположностью матери Евы, и это также мучило девочку. В то время как Антония была искусна во многих сферах – сочинительстве, рисовании, игре на музыкальных инструментах, – Марта чувствовала себя счастливее в кладовой, пересчитывая банки с вареньем и маринадами. Жизнь с Антонией была приключением. Марта же твёрдо стояла ногами на земле.
Может, потому отец Евы и выбрал в качестве второй жены кого-то настолько непохожего на маму. Наверняка жизнь с Антонией была для негослишком тревожной. Возможно, её дар понимать, о чём думает и что чувствует муж, был для него слишком тяжкой ношей. И, вполне вероятно, то же самое он думал и о своей дочери.
Ева вздохнула. Ей давным-давно следовало попытаться положить конец их долгой ссоре. Отец с женой жили в Брайтоне, так что у неё было полно возможностей наладить с ними отношения. И она пыталась. Но проблема заключалась не столько в отце, сколько в Марте. Вторая миссис Диаринг дала ясно понять, что чувствует себя не в своей тарелке в присутствии странной падчерицы.
А сейчас всё зашло слишком далеко. И хотя отец был ещё не стар, здоровье его уже подводило. Он становился забывчивым, а Ева хотела кое о чём его расспросить, и только отец мог ей об этом рассказать. Она хотела найти ту каменоломню в Кенте, где с её мамой произошёл трагический случай.
Это не было секретом. Никто не пытался ничего от неё скрыть. Просто со временем подробности той ночи стали стираться из памяти. Тётушка Миллисента думала, что Антония гуляла ночью по саду возле дома, расположенного на скале, и сорвалась вниз. Ева помнила, что это произошло в каменоломне. Единственное, в чём они обе были согласны, – так это в том, что трагедия произошла в Кенте, всего в часе езды от Лондона.
Почему же Ева не могла вспомнить всё? Она помнила, как нашла тело матери. Помнила, как слуги увели её с собой. А лучше всего ей запомнился глубокий колодец со смесью горя и вины, который засасывал её в бесконечный омут отчаяния.
Она научилась справляться с горем, но чувство вины – это совсем другое. Оно ощущалось, как льдинка, застрявшая в сердце, и никто и ничто не могло заставить её растаять.
Ева щёлкнула языком. Обычно она не была такой сентиментальной. Что с ней происходит, чёрт возьми? Ей просто хотелось увидеть место, где с матерью произошёл несчастный случай. И больше ничего.
В этот момент она почувствовала, как тёплый язык лижет её руку. Когда Ева улыбнулась, Декстер принялся размахивать хвостом и лаять.
- Ещё один умелец читать чужие мысли в нашей семье, - сказала Ева своему любимцу. – Для меня это уж слишком. Да нет же, я не печалюсь. Я счастлива. Взгляни на меня! Я улыбаюсь. Почему бы и нет? У меня есть моё писательское дело, есть небольшой кружок друзей в Хенли, а скоро мне предстоит захватывающая поездка в Лондон. Кто был бы несчастен на моём месте?
Декстер, добросердечный щенок-переросток, любил всех без исключения. Если бы в дом залез вор, то пёс не поднял бы тревогу. Он бы захотел, чтобы его приласкали. Если бы кролик ударил его лапой по носу, то Декстер не погнался бы за ним, если бы не решил, что это игра. Возможно, когда он повзрослеет, его собачьи инстинкты наконец заработают.
- Ты поедешь к леди Сэйерс на каникулы, - обратилась Ева к щенку. – Что ты об этом думаешь?
Она знала, что Декстера тепло примут в Лондоне, ведь леди Сэйерс была заядлой собачницей.
Декстер завилял хвостом.
- Хочешь погулять?
Щенок ринулся к двери и оглянулся посмотреть, идёт ли следом хозяйка.
Смеясь, Ева поднялась:
- Видишь, я тоже могу читать мысли. Это совсем не сложно.
Она открыла дверь и спустилась с Декстером вниз по лестнице.
Глава 2
Лондон, апрель 1818 г.
У Эша Денисона до встречи с портным оставалось немного свободного времени, так что он решил заглянуть в свой любимый клуб «Ватьез»[2], в котором подавали самые изысканные, по его мнению, блюда французской кухни во всём Лондоне. Впрочем, Эш прекрасно разбирался не только в хорошей еде: он следил за модой, был знатоком вин и, само собой разумеется, ценителем женской красоты.
Это был высокий, атлетически сложенный молодой человек с тёмными волосами до плеч, обрамлявшими лицо, которое нельзя было назвать эталоном красоты лишь из-за тяжёлой квадратной челюсти. Эш, хоть и считался франтом, носил консервативную одежду – тёмный сюртук, идеально подогнанный портным под его широкие плечи, и панталоны, плотно облегавшие длинные мускулистые ноги. От своих друзей, одетых столь же консервативно, Эш отличался лишь тщательно повязанным шейным платком и висящим на шее моноклем на чёрной ленте. А вот что делало его особенно популярным, так это доброжелательные манеры и безграничное великодушие к любому, кто нуждается в помощи.
Сегодня он обедал в одиночестве, хотя имел предостаточно знакомых, которые были бы счастливы составить ему компанию, получи они хоть малейший намёк. Однако Эш поставил стул так, чтобы сидеть спиной к остальным посетителям клуба. Он пребывал в задумчивом настроении после весьма неожиданной встречи с бывшим деканом своего колледжа, который довольно прямолинейно заявил, что Эшу не хватает цели в жизни и что Денисон его разочаровал, не сумев до настоящего времени добиться хоть каких-то успехов в жизни. Эш был склонен с ним согласиться, но это совсем не означало, что он несчастен или хочет изменить образ жизни. На самом деле у Эша Денисона не было никаких амбиций: ему нравилось просто наслаждаться жизнью, каждым её драгоценным мгновением, и будь он проклят, если понимает, что в этом плохого.
Ему принесли обед – устрицы на шампурах[3]со спаржей в масле и картофельным пюре. Но в этот раз даже прекрасная кухня не смогла надолго отвлечь Эша от неприятных мыслей. Начинался новый сезон, и честолюбивые мамаши привозили своих прелестных дочерей в город в надежде соблазнить какого-нибудь подходящего холостяка на брак. До настоящего времени Денисону удавалось избегать участия в конкурсе женихов благодаря заявлениям об отсутствии состояния, но теперьон не был уверен, что этот обман не раскроется. В город неожиданно приехала его бабушка, выразив намерение принять участие в светском сезоне. Одно ее слово – и он окажется в лагере подходящих для брака холостяков, и тогда на него тоже начнётся охота.
Его друзья будут с ликованием потирать руки. Большинство из них выбыли из строя холостяков, попав в сети очаровательных молодых девушек, которые повели их прямо к алтарю. Эш не думал, что когда-нибудь будет готов пройти по этой длинной-предлинной дорожке. Брак его родителей, определённо, не мог служить примером семейного счастья. Отец и мать Эша уже умерли, как и его брат Гарри, и теперь именно на нём лежала обязанность продолжения рода Денисонов.
Но в жизни должно быть что-то и помимо этого.
- Не возражаете, если я сяду с вами, Денисон?
Пожилой джентльмен, нависший над Эшем, не стал дожидаться ответа, а выдвинул стул и уселся. Лорд Денисон ухитрился улыбнуться. Полковник Ширер внушал уважение не только своим преклонным возрастом, но и участием в Испанской кампании[4] и недавней битве при Ватерлоо[5]. Военная служба была его жизнью. А также единственной темой разговоров. Ничего полковник не любил сильнее, чем загнать в угол бывшего товарища по оружию и заговорить до изнеможения, вспоминая каждую мелочь о ходе сражений. Будучи ветераном Испанской кампании, Эш идеально подходил на роль слушателя военных баек полковника.
- Бокал вина, полковник? – спросил Эш и поднял руку, чтобы привлечь внимание официанта.
- Спасибо, не нужно. Я уже пообедал. Если в середине дня я выпиваю слишком много вина, то меня клонит в сон.
Эш вздрогнул, когда полковник вынул из-под мышки сложенную газету и со шлепком бросил её на стол между ними.
- Что думаете об этом, Денисон, а?
Эш обратил внимание на потрёпанные края газеты и задался вопросом, как долго полковник носит её с собой. Дата вверху над последней полосой издания сообщила ему, что газета недельной давности. Сбитый с толку, он начал её просматривать.
- Вы про короткий рассказ? - произнёс Эш, пролистав газету. – Обычное явление для «Геральда». Я никогда не читаю эту чепуху. На мой вкус, всё слишком фантастично. Но моя бабушка просто обожает подобные готические сказки.
- Как и моя Миртл, - отозвался полковник, покачивая головой. – Что ж, это годится только для женщин, не так ли? Но на этот раз «Геральд» зашла слишком далеко. Я не против, если Анджело – так зовут автора, кстати – выбирает местом действия поместья сильных мира сего, – кто ж не бывал в Бленхейме[6] и Чатсуорте[7]? Но когда чьё-то частное владение используется как декорации в романе, это уже переходит все границы. Фэрфилд закрыт для посещений. Как же этому Анджело удалось так много узнать о моей собственности? Он, конечно, не пишет, что это именно моё поместье. Нет, он назвал его Лонгфилдом или что-то вроде того. – Полковник Ширер ткнул в газету указательным пальцем. – Наглый мошенник! Я-то знаю, что он пишет о моём доме.