Петр был простым механиком на торговом судне. Он уходил в рейс на полгода, а то и на год, что очень устраивало Маргариту, так как раньше учеба, а потом бизнес занимали все ее свободное и несвободное время. А может быть, в том, что Петр посещал страны и континенты, привозя из рейсов массу впечатлений, потрясающих фотографий и заморских штучек, Маргарита мысленно воплощала собственную мечту о путешествиях, ощущая свою причастность к его странствиям по морям и океанам. Мужского внимания и флирта ей хватало сполна, а нежные встречи и расставания с красивым, молодым моряком были приятным дополнением к ее бешеному, рабочему ритму жизни.
Петр любил Маргариту искренне, глубоко, живя и дыша ею, не требуя ничего взамен. Он понимал, что никогда не будет для нее той любовью, какой была для него она. Он не осуждал Маргариту за нелюбовь, потому что любящий человек никогда не причинит боли любимому. Он жил для своей Марго, он работал для нее, он брал на себя ответствененость за чувства, которые испытывал к ней.
Петр вложил всю свою любовь и все лучшее, что было в нем, в зачатие ребенка. Он знал, что жена мечтает родить девочку, – именно девочку, потому что страстно желала воплотить в своей дочери ту женщину, какой стремилась стать сама.
С рождением Любочки, так назвали малышку, жизнь Маргариты и Петра приняла более контрастные формы. Безумная любовь Петра удвоилась. Он любил жену и дочь до самозабвения и отдавал им все свои силы и заботу! Если бы у него была грудь, он кормил бы их обеих, как Маргарита кормила Любочку.
Марго, которая всегда держала свою фигуру «в узде», под строгим контролем, решила кормить дочь грудью, жертвуя и талией, и бюстом ради крошки.
С рождением дочери она отдалилась от мужа окончательно: получив то, чего так страстно желала, в муже она совсем перестала нуждаться. Всю нерастраченную любовь и нежность Маргарита целиком отдавала своей маленькой доченьке, которой она не могла надышаться.
Колыбельку из натурального розового дерева, похожую скорее на дорогой сувенир, она привезла из Грузии, где отдыхала месяц перед родами. Говорили, что если последние месяцы перед рождением ребенка мать отдыхает в экзотическом месте, плавает, загорает и пьет натуральные соки, то ребенок родится не только абсолютно здоровым, но и сказочно красивым. Веря в это, Маргарита «отрывалась» на лучшем черноморском курорте, как говорится, по полной программе.
А коляска у Любочки была просто чудом техники и произведением искусства! Мама не жалела денег, покупая вороха великолепных импортных одежек для крохи! А когда гуляла с дочерью, не скрывала своего удовлетворения, ловя восхищенные взгляды окружающих. Гордость за сотворенное «чудо» просто распирала ее!
Маргарита была любящей и заботливой матерью. Несмотря на постоянную занятость, она всегда находила время для дочери и уделяла ей внимание, так необходимое каждому ребенку. Она старалась уберечь и защитить дочь от всего негативного и мерзкого, что, к сожалению, на каждом шагу обрушивается на нас и наших детей.
Любочка училась в лучшей школе, – одной из первых частных школ города. Мама с азартом игрока оплачивала то лингвистический кабинет, то балетную студию, то теннисный корт. Любочка особенно не блистала в учебе, но и в отстающих никогда не была. Маргарите очень хотелось, чтобы ее дочь, была самой лучшей во всем, и за золотую медаль для дочери она раскошелилась на кругленькую сумму, чем снискала непомерную любовь директрисы школы.
Любочка взрослела стремительно, вырастая из дорогих детских шубок и облачаясь в еще более дорогие меха, кожи и коттон.
Любочку причисляли к «золотой молодежи», хотя она сама себя таковой не считала. Ей всегда было всего мало! Выросшая в абсолютной любви, не знающая нужды и отказов ни в чем, она привыкла получать и брать, произнося только одно волшебное слово: «мусик». Она никогда не называла Маргариту мамой, считая это слово плебейским и каким-то обыденным. Ласковое «мусик» казалось ей родней и ближе. Любочка очень гордилась своим «мусиком» и всех своих друзей водила к ней в офис, расположенный в центре города, в одном из красивейших немецких особняков. И там гордо представляла почему-то не друзей Маргарите, а ее друзьям: «Знакомьтесь, это мой мусик!», – и счастливая уходила вся в друзьях и со всех сторон обласканная вниманием.
Каждый раз после таких визитов, вес ее в кругу молодежи заметно возрастал. Ее уважали и с ней считались. Дети уважают успешных родителей и их заслуги приписывают себе.
С отцом у Любочки отношения как-то не складывались: то ли потому что он подолгу отсутствовал, пока она росла, то ли потому что ей хотелось, чтобы отец был капитаном, как у прыщавой подружки Нади, а не простым механиком, но скорее – потому что главной в семье всегда была мама и от отца ничего не зависело. Только однажды произошло то, о чем она будет жалеть всю жизнь…
…Время летело стремительно, – разрушая и созидая, рождая одних и убивая других. Огромная Россия развалилась на глазах. Менялись лидеры. Менялась политика. Идеалы и ценности, которые вкладывались в мозги с детства, были не только развенчаны, но и опошлены новой политикой власти так, что слово «советский» произносить стало как-то стыдно. Частный бизнес напористо вытеснял слабые государственные структуры, улицы пестрели иностранными вывесками, всем правили деньги, на законы никто не обращал внимания. Владелец помещения, где Маргарита содержала свой небольшой ресторанчик, поднял арендную плату так, что дальнейшее развитие оказалось под угрозой, а когда непомерно высокие налоги и поборы приперли к стенке, Маргарита была вынуждена продать свой бизнес заезжим чужакам.
Флот развалился окончательно, и толпы безработных моряков кружили по городу в поисках хоть какой-то работы. Петр не представлял жизни без моря и на берегу найти себе применения не мог. Но больше всего его тревожило то, что своим постоянным присутствием дома он раздражал Марго. И для дочери он не смог стать ни другом, ни авторитетом. Все в семье решала Маргарита: у нее были деньги и власть. И право любить или не любить принадлежало тоже ей. Своего мужа, ставшего теперь «береговым», она пристраивала на разные, как ей казалось, престижные работы, но всякий раз Петр оказывался не у дел. Должного образования у него не было, опыта работы на берегу – никакого, да и привыкнув за пятнадцать лет к вахтовому методу работы в море – четыре часа работать, четыре спать, – он ни морально, ни физически не мог работать по восемь часов в день.
Душа его разрывалась от несправедливости этой жизни, где ему не принадлежало ничего и где он был абсолютно никем. Душа его рыдала от неразделенной любви! Он видел, как жена под любыми предлогами избегает его, как брезгливо отдергивает руку, когда он пытается прикоснуться к ней. Петр жил, казалось, в семье, но совершенно отдельно, – в доме, где его никто не видел, не слышал и не замечал. Он чистил сапоги и туфли жене и дочери, убирал, мыл посуду, ходил в магазины и страдал… Он чувствовал себя одиноким и самым несчастным! Одиночество в семье было для Петра самой жестокой пыткой! Тяжкой душевной мукой! Это чувство разрушало его. Он физически ощущал, что в целом мире никому нет до него дела!
Его друзья, такие же, как он, бывшие моряки, оказались в аналогичных ситуациях. Многие жены сразу развелись с безденежными и безработными моряками и, лишив всего, выгнали их в никуда. И те, став изгоями и для семьи, и для государства, превратились в тех самых бомжей, которых мы видим на вокзалах, в переходах, у магазинов.
Однажды перед Новым Годом в гости пришел закадычный друг Петра – стармех плавбазы «Кронштадтская слава» в прошлом, а теперь «государственный бомж» Иван Карлович.
На судне как-то сразу стали называть его Карлой, и это имя на долгие годы прочно прилипло к нему. Он был невысокого роста, коренастый, с большим, выдающимся вперед животом. Шеи у него как бы и не было, и голова крепко сидела на плечах. Мускулистые руки с твердыми, будто из железа, пальцами навечно пропитались мазутом. Выражение его широкого лица всегда было добродушным и располагающим к разговору. На флоте все уважали его за высокий профессионализм. Моряки знали, что если в рейс идет Карла, все будет в порядке! Торговые суда практически все «дышали на ладан» и требовали постоянного ремонта. Только благодаря таким вот «карлам», работающим в тяжелейших условиях за мизерную плату, продлевалась жизнь судам, которым давно бы пора пойти на металлолом.
Сколько лет провели Петр с Карлой вместе на судне, бороздя моря и океаны! За рюмкой хорошего коньяка, который Маргарита всегда держала в доме, Иван Карлович не спеша рассказывал Петру о своем житье. Когда последний раз пришли из тяжелейшего годового рейса, фирма, которая фрахтовала их судно, обманула моряков, выплатив им сущие гроши. А потом и вовсе исчезла из поля зрения судебных органов, хотя весь экипаж догадывался, что беспредел происходит не без участия «наших» наверху. Больше года первоклассный механик с пятнадцатилетним плавстажем Иван Карлович бегал по разным конторам в поисках нового рейса – бесполезно! Взятки чиновникам выросли больше, чем паевые у моряков, а денег в семье не было – одни долги. Жена пилила с утра до вечера и, чтобы не слышать ее ругани и во избежание скандального «кровопролития», Иван уходил к друзьям, где напивался до поросячьего визга. Друзья его не бросали. Всегда волокли домой и вручали взбешенной Ванькиной жене. А та вымещала на нем всю свою злость и женские обиды: колотила его, пока сама не валилась с ног от усталости и бессилия.
А когда Ванька начал таскать все из дома и пропивать, тут уж бабьему терпению пришел конец и, сменив замки в дверях, она выгнала его. Карла не стал спорить с женой, не угрожал ей, но сказал, что она еще пожалеет… И гордо ушел. Подрабатывать стал в основном на рынках. Там же ел, пил и спал, охраняя какую-нибудь палатку.
– Эх, Петруха, – горько сетовал Карла, – пропадет Россия… Изведут всех мужиков, как нас с тобой, а кто вкалывать-то будет? Начальство из своих «мерседесов» нос боится высунуть, а молодые нынче все артистами стать хотят…
Петр, глядя на свои мускулистые руки, соглашался. Миллионы таких вот рук не могут найти применения в огромной России! И кроме стакана с водкой поднять уже ничего не могут!
Петр с теплотой и нежностью рассказывал о своей дочери. Какая она умница и красавица! Как сильно он любит ее! И она его понимает и поддерживает во всем. Иван Карлович искренне радовался за Петра, глядя на друга добрыми, спившимися глазами. И тут домой приходит Любочка. Петр, ласково глядя на дочь, позвал ее: «Любушка, иди сюда, милая, я тебя с моим лучшим другом познакомлю, с легендарным Карлой!»
Любочка, просунув голову в дверь и брезгливо оглядев двух сидящих за столом мужчин, прошипела: «Да лучше я сдохну, чем сяду рядом с такими козлами, как вы».
Это прозвучало как пощечина, как удар ножа в сердце, как выстрел в затылок… Петр уронил голову на Ванькино плечо и весь затрясся от горьких рыданий. Накопившаяся обида, боль, одиночество вырвались наружу, и он очень нуждался сейчас в этом Ванькином плече, он знал, что друг поймет его, пожалеет и простит эти слезы.
Петр умер внезапно, тихо и как-то очень обыденно… Его смерть не явилась большой трагедией для жены и дочери. И хотя Маргарите было жалко Петра, его уход стал, скорее, облегчением для них обоих.
Однако Любочка, стоя у гроба отца, чувствовала огромную тяжесть на сердце, оттого что, обидев его, так и не попросила прощения за свои жестокие оскорбительные слова. Глядя на его красивое мертвое лицо, она горько плакала и говорила: «Папочка, прости меня… пожалуйста… я никогда не могла даже представить, что ты можешь умереть… вот так… и тебя никогда уже не будет рядом… прости меня, папа…»
Впервые в жизни эта избалованная девочка ощутила потерю близкого человека… впервые она видела смерть своими глазами и постигала всеми чувствами совершенно особое состояние личности – состояние смерти…
После похорон все сразу забыли о том, что у Маргариты был муж, как будто никогда и не существовало никакого Петра.
А мужчины… Мужчины у Маргариты были всегда – так казалось со стороны. Все думают, что уж у такой женщины просто не может не быть мужчин! Что правда, то правда – мужчины смотрели на нее с восхищением. Но ухаживать как-то побаивались: одни, видя, какая она сильная женщина, опосались выглядеть в ее глазах слабаками. Другие уважали ее за ум, блестящее образование и прекрасные манеры, но стеснялись своего собственного несоответствия такой женщине. В общем, все то, что называлось мужчинами, ее боялось. А Марго была так одинока! Но поверить в это не хотел никто. Даже ее самые близкие подруги.
Маргарита знала, что причина ее одиночества – в ней самой. Что стоит ей изменить себя, как сразу поменяется и жизнь вокруг нее. Но она не могла быть другой! Ну не могла она опуститься на уровень всеобщей посредственности! А про себя думала: «То же мне – Ассоль! Беатриче местного розлива! Только принц! И только алые паруса! Где тут принцев-то найдешь? Разве что за морем, где, казалось, принцев… ну просто пруд пруди! Но за море попадали только избранные или только отверженные. Ни той ни другой она не была.
Маргарита отпила вина и опять стала жалеть себя…
Она все больше ненавидела себя – такую одинокую, слабую, сидящую вот так ночью в одиночестве, без любимого мужчины, без внимания, без подарков, без обещанного круиза вокруг Европы…
«Стоп! – поймала себя на этой мысли Марго. – Круиза вокруг Европы опять не получила! Ну надо же! Сорок лет – а круиза так и нет!»
Все мужчины, которые ухаживали за ней, обещали подарить этот чертов круиз, и никто, никто до сих пор так и не помог ей осуществить мечту! Конечно, она могла бы отправиться в круиз и без посторонней помощи. Но ей хотелось этого подарка именно от мужчин!
Марго почувствовала себя обманутой и кинутой! От этого чувства комок сдавил ей горло с такой силой, что дышать стало просто невмоготу! И она зарыдала – громко, надрывно, как раненная кобылица! Она не плакала, а именно рыдала! Рыдала, как бы освобождаясь от тяжести внутри! Но этой тяжести накопилось так много, что душа казалась осязаемой и весила пуда два, не меньше. Она рыдала, сотрясаясь всем телом, выталкивая из себя вместе с криком окаменевшую свою обиду, жгучую боль сегодняшнего одиночества!
Она вспоминала мужа, несчастного Петра, который обещал ей великолепный круиз вокруг Европы на ее сорокалетие! Нет круиза! И Петра тоже нет! И своего дома, о котором они с мужем мечтали, тоже нет! И теперь уже не будет никогда!
Она вспомнила всех мужчин, которые любили ее и которых не любила она. А она хотела любить!! Ее просто распирало от любви! Но любить было некого!
Слезы полились, как будто внутри прорвало плотину и вся жидкость разом хлынула наружу! Исполинская обида вырвалась из глубин сознания и давила, сотрясала все тело! Обида неизвестно на кого и на что – просто на судьбу, наверное.
Она дошла до вершины своих «Пиреней», она выполнила свою программу, а судьба над ней посмеялась… Принц, о котором мечтала Маргарита все эти годы, так и не появился. Безумной, страстной любви в ее жизни не случилось… И в бизнесе она потерпела полное фиаско! Вместо того, чтобы заработать, она безвозвратно потеряла последние деньги. Бизнес оказался явно не для нее. Вот и обещанный на сорокалетие круиз накрылся, как говорят, «еврейской шляпой»! Все ее мечты о путешествиях и приключениях замыкались на этот круиз! Она думала о нем постоянно! Все эти двадцать лет, учась, работая, живя семьей, – где-то в мозгу, под коркой, хранила она мечту о путешествиях и открытиях, которая ждала, манила и давала ей силы жить. Нет круиза! Жизнь прошла, а мечта так и осталась мечтой. Жизнь прошла… Жизнь прошла… – стучало в мозгу. Слезы полились еще сильнее и стали горше на вкус.
– Господи! Дался мне этот круиз! – с раздражением думала Марго. – Да черт с ним, с круизом этим!
Она опять наполнила свой бокал и, маленькими глотками потягивая вино, с удивлением смотрела на почти пустую бутылку. Все выпила… одна… всю до дна…
Алкоголь кружил голову, путал мысли.
«К черту круиз! К черту круиз! К чертовой матери все круизы!
И она опять зарыдала, захлюпала носом.
«Ну где ее носит?» – снова подумала Маргарита о дочери.
Мать и дочь жили вместе, в одной квартире, но уже каждая своей жизнью.
Закончив институт, Любочка не спешила работать и даже не предпринимала никаких попыток устроиться на работу. Волшебное слово «мусик» действовало безотказно и это ее вполне устраивало.