— Не волнуйся, — твердо сказал он, беря меня за руку и притягивая к своей груди.
— Это моя чрезмерная забота. Ты проведешь утро с Ромеро. Он будет следить за тобой.
— Я беспокоюсь за тебя, а не за себя, — нахмурилась я.
Выражение его лица смягчилось,но потом он ухмыльнулся.
— Меня трудно убить.
Я дернулась.
— Кто-нибудь попытается убить тебя сегодня?
Он поцеловал меня в губы, его хватка стала почти болезненной, прежде чем он отстранился. Взяв меня за руку, он повел меня вниз, где меня ждал Ромеро, выглядевший таким же обеспокоенным, как и я. Он быстро скрыл свои эмоции, когда заметил меня, но было слишком поздно.
— Лука, — прошептала я. — Что происходит? Я думала, это всего лишь собрание семьи.
Ромеро и Лука переглянулись, Ромеро кивнул и направился к входной двери.
Лука обхватил мои щеки ладонями, прикрывая нас от взгляда Ромеро. Я посмотрела ему в глаза, ища поддержки, но он меня не слушал. Страх сдавил мне грудь, слезы навернулись на глаза. Возможно, он пытался оградить меня от реальности мафиозной жизни, но я была дочерью консильери. Мафия была у меня в крови. Я знал его правила, его людей. Новый Капо означал смену власти.
Лука покачал головой.
— Нет, — прорычал он. — Никаких слез.
Я моргнула и сделала глубокий вдох.
— Ты вернешься ко мне. — это был скорее вопрос, чем утверждение.
На лице Луки отразилась мрачная решимость.
— Всегда. Даже если для этого мне придется убить тысячу человек.
Боже мой. Я ему поверила. Он поцеловал меня еще раз и попытался отступить, но я крепче обняла его за талию.
— Ария, — тихо сказал он, но я не отпустила его.
Лука подал Ромеро знак, и мгновение спустя Ромеро схватил меня за плечи и мягко оторвал от Луки. Бросив на меня последний взгляд, Лука вышел из квартиры. Двери лифта закрылись за его сильной спиной.
— Пойдем, Ария, — мягко сказал Ромеро, отпуская меня. — Нам тоже пора идти.
— У него неприятности? Потому что он молодой Капо?
Ромеро покачал головой.
— Лука не хочет, чтобы ты знала подробности. Не спрашивай у меня ответов, которые я не могу тебе дать.
Лука
Электростанция Йонкерса с красновато-коричневым кирпичным фасадом маячила у Гудзона.
— Врата в ад, — пробормотал Маттео себе под нос, когда мы припарковались у входа. Заброшенные окрестности электростанции были забиты десятками автомобилей.
Ворота в ад... пресса дала этому зданию такое название в последние годы из-за войн банд, но последняя настоящая кровавая бойня была организована семьей, и, возможно, сегодня последует еще одна. Ромеро взял Арию в поездку по городу сегодня. Я не хотел, чтобы она была в нашем пентхаусе или в особняке, если ситуация обострится. Если мы с Маттео умрем, Ромеро отвезет ее в Чикаго.
Две дымовые трубы поднимались в небо, как стволы. Я надеялся, что мое собственное оружие, пристегнутое к груди, сегодня не вступит в бой. Мы с Маттео прошли через скрипучие ворота, мимо ржавых труб, в главный зал здания высотой с Собор. Сотни мужчин повернули головы в мою сторону, когда я проходил мимо них. Фронт состоял из солдат из Нью-Йорка и Бостона, солдат, с которыми я часто работал в течение многих лет, но в рядах позади них я видел много менее знакомых лиц: солдат из Вашингтона и Атланты, из Кливленда и Филадельфии и других городов восточного побережья под моим управлением. Некоторые из них никогда не видели меня лично, только слышали истории и видели фотографии в прессе. Они посмотрели на меня, и по их лицам пробежал ропот. Я не выбрал для этого случая костюм-тройку, как сделали бы мой отец и Капо до него. Я была одет в обтягивающую темно-серую рубашку с закатанными рукавами, демонстрируя мускулы, над которыми я так упорно работал.
Я не выбрал для своей речи одну из высоких платформ, откуда открывался потрясающий вид на зал. Расстояние уменьшило бы влияние моего роста на людей. Я хотел, чтобы мои люди увидели меня вблизи, особенно те, кто не видел меня раньше. Я вскочил на низкую бетонную платформу с остатками ржавых болтов, прежде чем повернулся к собравшейся семье. Маттео остался в стороне. Если бы он был здесь со мной, я бы предположил, что нуждаюсь в его подкреплении, но сегодня мне нужно было показать своим людям, что я могу справиться с чем угодно в одиночку.
Я поднял руку, и мои люди сразу успокоились. Готтардо, сидевший впереди, смотрел на меня с едва скрываемым презрением.
— Спасибо, что ответили на мой звонок, — прогудел я.
— Я знаю, что Капо до меня никогда не призывали к встрече такое количество людей, но времена меняются, и пока мы связаны нашими традициями и правилами, которые я всегда чтил, некоторые вещи должны быть изменены. Нам нужно адаптироваться, чтобы семья оставалась сильной, чтобы мы могли противостоять будущим угрозам и стать сильнее.
Большинство солдат помоложе кивнули, многие даже постарше, но некоторые лица оставались скептическими, в том числе мои дяди Готтардо и Эрмано.
— В знак уважения ко всем вам я сделал эту встречу, чтобы вы могли высказать свои опасения, прежде чем поклянетесь мне в верности.
Послышался удивленный шепот.
Я указал на Готтардо, который тут же выпрямился.
— Чтобы показать вам, что я говорю серьезно, я позволю слово одному из моих критиков, моему дяде Готтардо Витьелло, младшему боссу семьи Атланта. Некоторые из вас, возможно, слышали о нем.
Это был удар, перед которым я не смог устоять. Готтардо всегда больше интересовали слова, чем действия. Я сомневался, что многие из них видели его вне офиса.
Готтардо вышел вперед и с трудом взобрался на платформу. Со времени его последнего боя прошло немало времени. Он едва заметно кивнул мне в знак признательности, и я снова подумал, не следовало ли мне последовать совету Маттео и перерезать ему горло, но он был членом семьи, и я, по крайней мере, должен был притвориться, что мне не все равно.
Готтардо откашлялся и широко развел руки.
— Я не имею в виду никакого неуважения. Тот, кто знает меня, знает, что я весь из уважения, — начал он, и мне пришлось остановить себя, чтобы не закатить глаза. Он только и делал, что злословил за чужой спиной. Это не имело никакого отношения к уважению. — Но кое-что нужно сказать ради семьи. Нам нужна сильная рука, опытная рука, чтобы вести нас. Лука силен, но он слишком молод, слишком неопытен.
Послышались удивленные перешептывания. Мое лицо ничего не выражало. Если мои люди считают, что слова Готардо произвели на меня впечатление, они могут счесть их правдой.
— У нас много способных младших боссов с многолетним опытом. Один из них может стать Капо, пока Лука не подрастет.
Дерьмо собачье. Как только я уйду, Готтардо, другие мои дяди и их сыновья позаботятся о том, чтобы все так и осталось, возможно, с ножом в спине.
Я снова поднял руку со стальным выражением лица.
— Чье имя внушает уважение к экипировке? Чьей мести боится братва, когда думает напасть на нас? Я был членом семьи двенадцать лет. Я убил около двухсот врагов. Это мое имя они шепчут в страхе. Они боятся меня, потому что мои поступки говорят громче, чем мой возраст, потому что я способен сделать то, что должно быть сделано, независимо от того, насколько кроваво, независимо от того, насколько опасно, независимо от того, насколько беспощадно. Ты старше, дядя Готтардо, это правда, но сколько драк ты принял, скольких людей ты замучил, скольких врагов убил? Ты стар. И это то, что спасает тебя сегодня. Я не убью тебя за то, что ты выступил против своего Капо, потому что я уважаю старших. Я уважаю их до тех пор, пока они уважают меня, так что в следующий раз, когда ты решишь возмутиться, ни твой возраст, ни статус моего дяди не помешают мне вонзить нож тебе в сердце.
Я сосредоточился на сотнях людей внизу.
— Те, кто сражался рядом со мной, знают, почему я Капо, который нужен семье в это время. Я умею драться, в отличие от многих бывших Капо, которые проводили время, прячась за столами и за телохранителями. Но я могу действовать дипломатично, как должен был доказать мой союз с дочерью Рокко Скудери.
— Нам не нужна эта шлюха в Фамилье! — крикнул низкий мужской голос.
Мои глаза повернулись в ту сторону, откуда донесся крик.
Врата в ад. Сегодня будет кровь.
— Кто это сказал? — спросил я.
Несколько человек переместились вправо от меня. Я сосредоточился на них. Там был высокий засранец, которого я не знал, вероятно, один из людей Готтардо, который встретил мой взгляд.
— Кто? — взревел я.
— Я, — признался он твёрдым голосом.
Я спрыгнул с платформы и направился к нему сквозь толпу. Маттео следовал за мной по пятам. Мои люди смотрели на меня с уважением и восхищением. Большинство из них были намного ниже меня, и когда я остановился прямо перед мудаком, который оскорбил Арию, ему тоже пришлось слегка наклонить голову. Я знал, как я выгляжу для большинства людей, как дьявол, восставший из ада.
— Я предпочитаю знать имена людей, которых убиваю.
— Джованни, — сказал он, пытаясь казаться невозмутимым, но безуспешно. Его верхняя губа покрылась испариной, а рука лежала на пистолете.
— Джованни, — сказал я самым смертоносным голосом, подводя нас еще ближе, мои глаза говорили ему, что ждет его впереди.
Он отступил на шаг, только на один, но все видели.
Моя улыбка стала шире.
— Как ты назвал мою жену?
Его глаза бегали по сторонам.
— Она была платой за перемирие. Она шлюха, — сказал он и быстро добавил: — Я не единственный, кто так думает.
— Вот как? — спросил я, окидывая разъяренным взглядом окружающих, большинство из которых были солдатами Готтардо. Никто из них не подтвердил слов Джованни, но я мог себе представить, что сказал им Готтардо.
— Возможно, они помогут тебе, Джованни. Я надеюсь, что некоторые из них, так что я могу разрезать их, а также.
Джованни дернулся,сжимая рукоятку пистолета. Моя рука метнулась вперед, сомкнулась вокруг его горла, и я толкнул его на землю, ударив коленом в грудь, чтобы удержать его. Он задыхался, когда мои пальцы остановили подачу кислорода. Я выдержал его взгляд, наслаждаясь паникой в его глазах, когда он сражался со смертью. Его борьба стала отрывистой, когда он выгнулся и изогнулся, но я не ослабил хватку. Я протянул руку Маттео.
— Нож.
У меня был свой, но потребовалось бы немалое усилие, чтобы вытащить его из кобуры на икре или спине, когда подо мной извивалась задница. Маттео протянул мне свой любимый разделочный нож с коротким острым угольным лезвием, предназначенным для разрезания плоти, как масло. Глаза Джованни расширились от ужаса и нехватки кислорода.
Незадолго до того, как он потерял сознание, я выпустил его горло, и его рот широко открылся, чтобы глотнуть воздуха. Я просунул руку между его верхней и нижней челюстью, чтобы удержать ее открытой, затем опустил нож ему на язык. Он укусил, хрипло вскрикнув, но лезвие рассекло его плоть. Боль пронзила мои пальцы от его стиснутой челюсти, но бывало и хуже. Я выронил нож и потянулся к наполовину отрезанному языку, затем с силой вырвал его. Его глаза закатились, рот наполнился кровью. Он упал на бок, задергался. Скоро он умрет от потери крови или захлебнется собственной.
Все еще держа в руке скользкий язык, я повернулся кругом, чтобы показать своим людям, что вижу их всех, затем бросил бесполезный кусок плоти на землю, прежде чем вернулся вперед, моя рука и предплечье были покрыты кровью. Я вскочил на платформу и повернулся лицом к толпе, не утруждая себя мытьем. Я позволил им увидеть кровь, но большинство глаз были прикованы к моему лицу, и болезненное уважение исказило их черты.
— Моя жена благородная женщина, и я убью любого, кто посмеет не уважать ее. — я надеялся, что это решит вопрос раз и навсегда.
Маттео ухмыльнулся, держа окровавленный нож, который я уронила. Я кивнул ему, и он заговорил.
— Теперь, когда мы успокоили своенравный язык Джованни, пришло время поклясться в верности своему Капо. Те из вас, кто все еще думает, что Лука не достоин быть Капо, могут выйти вперед и не произносить клятву. Все зависит от вас. Он показал им зубы и вытер лезвие о штанину.
Никто не выступил вперед, и когда Маттео приложил ладонь к сердцу и начал произносить слова нашей клятвы.
— Рожденный в крови, принесший клятву в крови, — толпа слилась воедино. Я глубоко вздохнул, наблюдая, как мои люди смотрят на меня. Я заставил замолчать своих критиков, напугал их, но так будет не всегда. Но сейчас я был Капо, более сильным Капо, чем мой отец, потому что я дал моим солдатам понять, что они выбрали меня. Позже, когда я спустился вниз, я взял полотенце, которое дал мне Маттео, чтобы вытереть руку, прежде чем принять поздравления от моих солдат и пожать руку.
Мои люди искали моей близости, особенно те, кто никогда не встречал меня раньше. Они говорили только обо мне, и теперь они могли говорить со мной. Я дал им то, что они искали. Говорили, слушали, хлопали в плечи.
Мансуэто, младший босс в Филадельфии, который опирался на трость, подошел ко мне позже, его сын Кассио возвышался над ним. Я пожал руку Мансуэто, потом Кассио. — Ваша жена приносит в Нью-Йорк свет и великолепие. За свои почти семьдесят лет я никогда не видел такой красоты, как у нее. Перемирие или нет, но ты счастлив иметь ее в своей постели.
Я напрягся.
— Отец, — предупредил Кассио, бросив на меня извиняющийся взгляд.
Мансуэто улыбнулся мне и кивнул.
— Как и положено, защищаешь. Я старик. Не обращайте на меня внимания.
Я знал, что Ария красива. Если бы она родилась в прошлом, то стала бы королевой, отданной королю за свое великолепие, и даже сейчас она была предназначена для сцены, предназначенной для восхищения миллионов. Она была бы эротической мечтой миллионов подростков, преследовала бы фантазии миллионов женатых мужчин, которые не могли бы отделаться от своих собственных жен, если бы она не была моей женой. Но я был собственническим засранцем, и поэтому она всегда будет только моей. Каждый дюйм ее тела.
— Я знаю, что сегодня неподходящее время, но мне нужно обсудить с тобой мое наследование, — сказал Мансуэто.
Кассио сжал губы.
— Ты не умрешь сегодня, отец.
— Но, может быть, завтра, — сказал Мансуэто.
Я посмотрела на Кассио.
— Ты унаследуешь его от своего отца.
Кассио склонил голову.
— Если вы дадите свое согласие. Я молод.
Я ухмыльнулся.
— Не так молод, как я. Семья нуждается в молодой крови.
Я повернулся к Мансуэто. — Без обид.
— Нет нет. В семье есть определенные силы, которые сдерживают нас. Но я верю, что вы сожжете проблему с корнем.
Мансуэто перевел взгляд на середину зала, где истекал кровью Джованни. Никто не пришел ему на помощь.
— Обязательно.
Ария
Мы с Ромеро ехали по Нью-Йорку около двух часов. Я начала беспокоиться, и Ромеро с каждой минутой все крепче сжимал руль. Это было не просто собрание семьи, иначе Лука не принял бы таких мер предосторожности. Мои глаза были прикованы к зданию Флэтайрон, когда мы пробирались мимо него в потоке машин, пытаясь отвлечься от растущей паники.
— Лука силен, Ария, — снова заверил меня Ромеро, но его слова не успокоили мои страхи. Он умудрился полностью растрепать свои каштановые волосы, так часто проводя по ним руками, и его явный признак нервозности заставил меня нервничать еще больше.
Два часа.
Что, если он не вернется ко мне?
Мобильник Ромеро пискнул, и он вытащил его, бросив взгляд на экран, прежде чем вернуться к ветровому стеклу, и напряжение спало с него. Он улыбнулся.
— Все в порядке. Мы можем вернуться домой.
Я обмякла на сиденье, прижав руку к губам и закрыв глаза, чтобы сдержать слезы облегчения. Когда я снова открыла глаза, Ромеро смотрел на меня с некоторым удивлением, но потом снова повернулся ко мне.
— Почему? — тихо спросил я. — Чему ты удивляешься?
— Мало кто думал, что ты справишься, выйдя замуж за Луку. Многие думают, что ты отпразднуешь его смерть, — осторожно сказал он.
— А ты как думаешь? — спросила я.