Прежде чем Амелия и Эверетт открыли свои большие рты, я как раз готовилась сказать мистеру Стратфорду, где мои родители и, проглотив гордость, позвонить им и попросить немедленно приехать домой, надеясь, что Брекстон согласится задержаться, чтобы встретиться с ними лично.
- Какое число отдыхающих обычно принимает лагерь Райлан в летний сезон? – спрашивает Брекстон.
Я открываю рот, намереваясь ответить – в конце концов, это мой лагерь и я, вероятно, должна начать говорить, хоть Эверетт и демонстрирует отличное шоу – но слова застревают в горле. Ладони Эверетта сползают с плеч вниз по спине, обхватывают талию и притягивают меня ближе к нему, когда он запирает их в замок на моем животе. Затем он утыкается подбородком в мою голову так, будто это самая естественная вещь в мире. Словно он все время прикасается ко мне и обнимает таким вот образом. Спиной я чувствую биение сердца Эверетта, хочу повернуться и прижаться лицом к его груди, чтобы ощутить этот устойчивый стук щекой. Внутри меня идет постоянная борьба между желанием придушить Эверетта за то, что он внезапно возник ниоткуда после почти пятилетнего отсутствия и желанием стиснуть его в объятиях и никогда не отпускать. Я хочу наорать на него за то, что он просто взял и ворвался обратно в мою жизнь, и одновременно хочу просто остаться в его руках, заверяя себя, что он действительно здесь живой и здоровый.
- Летом мы всегда полностью заполнены и у нас есть список ожидания, - отвечает Эверетт, а затем рассказывает о процессе отбора тех, кто попадает в лагерь.
Я стою онемевшая и начинаю злиться еще больше в ту секунду, когда его голос вибрирует через мое тело, потому что он еще крепче прижимает меня к себе. И я цепляюсь за гнев и позволяю ему расцветать, поскольку это лучше, чем альтернатива – сбежать в гостевой домик, где сейчас живу, запереться в спальне и, свернувшись в клубочек на кровати, плакать, выплескивая наружу злость, страх и смятение.
Мне необходимо побыть в одиночестве, чтобы привести в порядок мысли, поскольку, находясь так близко к Эверетту, я способна сосредоточиться лишь на том, насколько хорошо чувствую себя в его объятиях, и как правильно ощущается то, что мы притворяемся теми, кем не являемся.
Черт! Мы ведь даже не друзья сейчас, а притворяемся мужем и женой!
Я просто хочу, чтобы Эверетт ушел и дал мне возможность взять под контроль свои эмоции. Мне невыносимо стоять в его объятиях. Боль от того, что меня заставили подделать то, о чем я грезила и мечтала бо́льшую часть своей жизни, нестерпима. Боль подстегивает злость, и все, о чем я могу думать – как много времени, которого теперь не вернуть, мы потеряли, и как может Эверетт так легко притворяться.
- Спасибо, что нашли время показать мне все здесь, – говорит мистер Стратфорд, и его голос вытягивает меня из раздумий. – Я знаю, что вы ожидали моего визита только в следующем месяце, но в списке благотворительных организаций, которые я рассматриваю для инвестиций, произошли изменения, поэтому мне нужно было встретиться с вами сейчас. Мой бухгалтер должен принять решение раньше, чем ожидалось, и я не мог терять время. Я ценю ваше сотрудничество. Обычно я не говорю такого, пока окончательно не определюсь, но, если все мои требования будут удовлетворены, лагерь Райлан окажется наверху списка. Если не возражаете, я вернусь в главный дом, побеседую с сотрудниками и осмотрю пару достопримечательностей.
Я вынужденно улыбаюсь, а Эверетт сообщает, что если ему что-то понадобится, персонал может связаться с нами по рации, и говорит, что встретится с ним на ужине.
Стратфорд уходит в направлении находящегося в акре от основного дома пруда, который отдыхающие используют для рыбалки и катании на каноэ, а мы с Эвереттом, молча, стоим на месте. Но как только Стратфорд оказывается достаточно далеко – он в это время встречается с Сетом и Амелией, вышедшими из конюшни, – я разворачиваюсь лицом к Эверетту, и кричу, выталкивая до предела всю горечь и гнев, чтобы придать себе сил.
- Ты не останешься на ужин!
Эверетт вздыхает и ерошит свои волосы.
- Кэм, он считает, что мы женаты. Не думаешь, что будет странно, если я не появлюсь на ужине? У тебя есть месяц, может два, прежде чем лагерь закроется окончательно. Ты слышала его. Мы наверху списка, пока отвечаем его требованиям. И для Стратфорда чрезвычайно важно, чтобы благотворительной организацией управляла счастливая семейная пара. Ты нуждаешься во мне сейчас. В конце концов, это не такая уж большая проблема, – тихо произносит он.
Мой рот распахивается, я сопротивляюсь желанию упереться ладонями в его грудь и отпихнуть, потому что не хочу дотрагиваться до него. То, что Эверетт прикасается ко мне, уже плохо, а если я почувствую его мышцы под хлопковой тканью, то мой мозг превратится в месиво.
- Не такая большая проблема?! Ты, черт побери, шутишь сейчас?! – снова кричу я. – Я не видела тебя несколько лет. Ты ни хрена не знаешь обо мне. И единственная причина, почему сейчас я нуждаюсь в тебе – потому что ты не дал мне выбора. Я могла бы позвонить родителям и объяснить все Стратфорду, но нет! Ты принял решение за меня, и теперь я вынуждена или следовать ему или рискнуть выставить себя идиоткой, которая врет, и не способна руководить!
Эверетт подходит ко мне, и я отступаю назад. Одно дело, когда он распускает руки перед Стратфордом и совсем другое дело, когда мы наедине.
- Прости. Ты права. Я принял поспешное решение, но не жалею об этом. Стратфорд не похож на человека, который стал бы ждать возвращения твоих родителей. Если бы ты сказала ему правду, он, скорее всего, запрыгнул бы в лимузин и отправился к следующему пункту в своем списке. Как это решение скажется в будущем, мы можем начать волноваться после того, как Стратфорд даст денег. Я знаю, как важно для тебя спасти лагерь. Он – мечта твоих родителей и твое наследие. Перестать, наконец, упрямиться, и позволь мне помочь тебе, Кэм, – умоляет Эверетт.
Конечно, он точно знает, что сказать, чтобы я почувствовала себя неблагодарной сучкой, и, вероятно, прав насчет Стратфорда. Мне следовало бы поблагодарить Эверетта, как сделал бы любой нормальный человек, даже если притворяться женатыми не совсем обычно. Но я никогда не вела себя нормально, когда дело касалось Эверетта. Я была глупой влюбленной дурочкой, которая возложила все свои мечты на неправильного парня, и это вернулось и укусило меня за задницу, оставив потерянной, одинокой и растерянной на долгие годы.
С самого раннего детства все, чего я хотела – жить на плантации и работать в лагере, ради которого мои родители многим пожертвовали. Каждую свободную минуту, проведенную здесь, я следовала за ними, обучаясь управлению лагерем. Окончив школу, я переехала из дома родителей в старый гостевой домик на плантации, и, в отличие от своих друзей, не стала поступить в колледж. Я просто не могла представить, что проведу четыре года вдали от лагеря Райлан и от детей, которых узнавала, любила и всякий раз с нетерпением ждала, как они найдут то, что может отвлечь их от грусти и тревог на этих сорока ярдах плантации.
Большинство людей не понимали, почему родители не заставляли меня пойти в колледж, чтобы продолжить образование, но они и не понимали таких людей, как Шелби и Эли Джеймс. В первую очередь родители заботились о моем счастье. Моя мама всю юность вместо того, чтобы воплощать в жизнь собственные мечты, выполняла требования своей матери, и, поэтому отказывалась поступать так же со мной. Родители хотели видеть меня счастливой и позволяли следовать за тем, что делало меня таковой, и за это я любила их еще больше.
Именно из-за своей любви к родителям и лагерю я прикусила язык, когда Эверетт обнял меня, притворяясь, что мы женаты. И именно поэтому я продолжу дурацкую игру, хотя все во мне кричит, что это плохая идея. Ведь чем больше времени я проведу с Эвереттом, позволяя ему проникнуть в мои мысли и сердце, тем больнее будет, когда он снова меня оттолкнет. Я едва смогла справиться с этим в первый раз, а второго просто не переживу. Но, по крайней мере, он прав в одном – беспокоиться о последствиях его глупого решения мы сможем позже, когда я буду мучиться от бессонницы не из-за лагеря, а из-за возвращения Эверетта.
- Не обольщайся, что сможешь все исправить, лишь потому, что решил появиться здесь именно сегодня, – напоминаю я ему. – Ты сам сделал так, что мы больше не друзья. То, что ты знаешь, как работает лагерь, и знаешь, как он важен для меня, не умаляют того, что ты был мудаком.
Эверетт молчит, когда я ухожу от него. Я иду прямо, не останавливаясь, чтобы поговорить с сотрудниками. Моя голова опущена, и я сдерживаю слезы, пока не добираюсь до гостевого дома. Я быстро миную коридор и гостиную, отказываясь отпустить эмоции, пока не окажусь в безопасности в своей спальне. Но стоит мне закрыть за собой дверь, как я сползаю на пол, обхватываю руками колени, прижимая их к груди, и даю выход слезам.
Мне ненавистно, что я так сильно скучала по Эверетту, что готова все ему простить. Мне ненавистно, что при одном взгляде на него бабочки в моем животе снова пробудились, заставляя вспомнить чувства, что я к нему испытывала. Мне ненавистно, что Эверетт никогда не поймет, сколько боли принесло его исчезновение из моей жизни, потому что я ни за что ему об этом не скажу. Я ни за что не скажу Эверетту, что он владел моим сердцем и забрал его с собой, когда уехал, просто потому, что это выставит меня полной дурой. Дурой, которая много лет надеялась, что лучший друг влюбится в нее. Которая последние пять лет надеялась, что получит от него письмо или телефонный звонок. Надеялась хоть на что-то.
Я отказываюсь сказать ему, насколько грустной и жалкой была, с тех пор как он ушел, как держала мужчин на расстоянии вытянутой руки, возведя вокруг себя защитную стену, чтобы никогда больше не испытывать подобной боли. Я всегда была сильной и независимой и не собираюсь смущать Эверетта, показывая себя кем-то другим.
Быстро льющиеся слезы размывают взгляд, и я просто опускаю голову на колени, даже не пытаясь их остановить. Сейчас я скучаю по Эйдену даже больше чем девять месяцев назад. Если бы сейчас он был здесь, и нам бы пришлось притворяться женатыми, мы бы смеялись над этим как сумасшедшие. Он бы пошутил, что выиграл джек-пот, заполучив такую «горячую женушку» и предложил консумировать наш фиктивный брак на каждой горизонтальной поверхности лагеря, чтобы сделать его настоящим.
Мое тело дрожит от рыданий, и я так переполнена виной, что могу в ней утонуть. Я смотрю на кольцо, поднимаю руку и кручу его, пока камень не ловит свет и не начинает искриться. Представляя счастливое, улыбающееся лицо Эйдена в тот день, когда он подарил мне это кольцо, я чувствую нестерпимую боль из-за его отсутствия и едва могу дышать. Сняв кольцо с правой руки, я надеваю его на безымянный палец левой (п.п.: в США обручальное кольцо носят на безымянном пальце левой руки). Давление в груди возрастает, и я должна прижать к ней ладонь, чтобы удержать боль внутри, зная, что собираюсь использовать кольцо, как реквизит в этом тупом фарсе со Стратфордом.
Хотя я все бы отдала, чтобы Эйден был здесь, я не могу не ощущать крошечное радостное трепыхание в сердце, что именно Эверетт вернулся ко мне. Это похоже на предательство. Эйден никогда не сокрушал мое сердце, никогда не подводил, никогда не отталкивал, и все же, если бы кто-то спросил меня: «Кого ты бы ты хотела увидеть сегодня, выходящим из грузовика Джейсона?», я бы ответила: «Эверетт».
Это всегда был Эверетт. Я всегда его выбирала.
Меня всегда влекло к нему, потому что он был потерян, и я желала помочь ему найти его путь. Но теперь роли поменялись, и я до смерти боюсь позволить Эверетту помочь мне. Когда он снова подведет меня, Эйдена не будет рядом, чтобы помочь мне найти свой путь.
Глава 14
Эверетт
Поднимаясь по ступенькам к главному дому, видя мерцание газовых фонарей по обе стороны от входной двери, я почти могу притвориться, что не уезжал отсюда так надолго.
Я проходил сквозь эти двери тысячи раз. Чувствовал тепло фонарей, слышал шум и суету персонала внутри дома, ужинал здесь почти каждый вечер с Кэмерон, ее родителями и их большой семьей волонтеров и отдыхающих, а затем, развалившись, сидел на крыльце в плетеных креслах с Кэмерон и Эйденом и смотрел на закат.
Но сегодня, блуждая в одиночестве после того, как Кэмерон оставила меня, я чувствовал себя чужаком, хоть и знал лагерь, как свои пять пальцев, и был знаком с большей частью персонала и волонтеров. Впервые я ощутил, что не принадлежу этому месту, потому что Кэмерон не желала моего присутствия. Я всегда чувствовал себя аутсайдером с родителями Кэм, знал, что они не любят меня. Но для молодого глупого задиры, постоянного нарывающегося на драки и ищущего неприятности, которым я был тогда, это не имело значения. Родители Кэмерон были лишь фоновым шумом. Все, что меня действительно заботило – мнение самой Кэм.
Как только я открываю дверь, меня накрывает волна ностальгии, заставляя сожалеть о каждом дне, что я провел вдали. Когда родители Кэмерон реконструировали старый главный дом плантации, где выросла Шелби, они украсили стены сотнями фотографий персонала и отдыхающих. Я медленно иду по холлу и ощущаю тугой узел в груди, когда вижу, что Кэмерон добавила новые снимки. Некоторые с детьми, которых я не знаю. Некоторые с новыми сотрудниками, которых я встретил, бродя по лагерю. Представившись, я убеждался, что все они понимают, как именно обстоят дела со Стратфордом и с той маленькой ложью, которую мы ему озвучили. Никто даже глазом не моргнул, когда я сообщал о неправде, которую все они должны были подтверждать, когда Стратфорд находился рядом. Они настолько обожали Кэмерон и ее родителей, и так гордились быть частью лагеря, что сделали бы для них все, что угодно.
Я останавливаюсь перед фото, на котором запечатлена Кэмерон, разговаривающая с ребенком лет пяти. Они присела перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне и иметь возможность смотреть в глаза. Нежная улыбка освещает лицо Кэмерон, пока она обнимает малышку, и я не сомневаюсь, что она, вероятно, успокаивает девочку, говоря, что ей не нужно бояться и, что она весело проведет здесь время.