Голос Эйдена, тот, что всегда пропитан нотками сарказма и имел легкий налет мудацкой помпезности, так ясно слышится в моей голове, что кажется, будто друг стоит рядом, и я улыбаюсь, не чувствуя в себе потребности свернуться клубком и умереть. Чувство вины все еще ударяет в грудь, словно нож, и от боли из-за потери Эйдена перехватывает дыхание, но все вместе это заставляет меня вырваться из оков оцепенения.
Перегибаясь через кухонную стойку, я беру с раковины пустую бутылку из-под водки, которая стоит там вот уже шесть месяцев, собирая пыль, и поворачиваю крышку туда-обратно, туда-обратно. Это последняя из выпитых мной и я храню ее как напоминание о темном времени в жизни, в которое больше никогда не хочу возвращаться.
Теперь, когда я трезв, я способен обрабатывать свои мысли и действия с бо́льшей ясностью.
Осознать, что я ничем не мог помочь Эйдену в его борьбе с болезнью, было невероятно сложно. Еще ребенком я всегда хотел стать доктором, как мой отец. Он был героем, который погиб, исполняя свой врачебный долг – военный конвой, в котором он ехал, чтобы помочь раненому местному жителю, подорвался на придорожной мине. Отправившись в страны третьего мира, чтобы помогать людям, я считал, что тем самым почту его память, однако даже подумать не мог, что пока там буду выполнять благородную миссию, здесь останется человек, который действительно будет нуждаться во мне, человек, которому я обязан был помочь.
Именно поэтому все, чего я желал с тех пор как узнал о смерти Эйдена – это притупить боль. Перестать что-либо чувствовать. Перестать вспоминать о людях, которых не удалось спасти ни там, ни здесь.
С помощью алкоголя мне это удавалось. Я начинал пить, едва открыв глаза утром, и заканчивал, когда ночью в беспамятстве падал на кровать. Я переставал слышать крики боли детей и видеть лица родственников больных, которых был бессилен вылечить. Больше я не видел лицо Эйдена везде, куда бы ни посмотрел. Алкоголь помогал ровно до тех пор, пока уже ничто не могло удержать воспоминания от проникновения в мой ум и разрушения его. Вот тогда-то я и осознал, что ничто не может стереть боль. И что боль, хоть и причиняет невероятные страдания, напоминает, что ты жив.
Благодаря этому последние шесть месяцев я оставался трезвым. Мне нужна боль, чтобы чувствовать себя живым, чтобы стать сильным и быть героем здесь дома, как того хотел мой друг. Меня не было рядом с Эйденом, чтобы помочь, но я все еще обязан ему и Кэмерон быть здесь для нее.
Однако я все еще не могу простить Эйдена за то, что он не рассказал о своей болезни. Не проходит ни дня, чтобы я не проклинал его за это всеми возможными способами. Теперь я понимаю, что не смог бы вылечить его, но он, черт побери, был моим лучшим другом, а ведь не дал ни единого шанса сказать ему последнее «прости и прощай». За это я злюсь на него, но гнев лучше, чем депрессия.
Эйден был сорвиголовой, рисковым человеком и всегда шутил, что умрет молодым.
Отлично сработано, дружище. Как сказал, так и сделал.
Злиться на него лучше, чем желать умереть вместе с ним. Я точно не смогу исправить отношения с Кэмерон, если последую за Эйденом, а исправление отношений с лучшим другом – оставшимся лучшим другом – теперь мой главный приоритет и то немногое, что удерживает меня от посещения магазина, чтобы приобрести запас водки, и от бесцельного просиживания на заднице, утопая в жалости к себе. Готов поклясться, что Кэмерон не простит меня легко, поэтому я должен быть достаточно сильным, чтобы оказать сопротивление, когда она не захочет снова впустить меня в свою жизнь. Мне нужно быть достаточно сильным, чтобы побороть ревность и довольствоваться тем, чтобы снова быть для нее просто другом. Потому что, независимо от того, какие чувства я испытывал к ней в прошлом, я скучаю по нашей дружбе. Скучаю по ней, и очень надеюсь, что она сможет отпустить гнев и принять меня обратно.
- Нужно ли мне снова вмешаться? Честно говоря, последний раз был достаточно утомительным.
Отведя взгляд от бутылки в руке, я вижу, как Джейсон идет по кухне прямо к холодильнику, открывает его, достает яблоко, откусывает от него огромный кусок, и захлопывает дверцу, прежде чем скрестить руки перед собой.
После того как я начал посещать собрания Анонимных алкоголиков в местной больнице, и Джейсон убедился, что в этот раз мои намерения оставаться трезвым серьезны, он съехал из дома и нашел жилье в городе. Я пытался убедить брата, что ему не нужно переезжать, что бабушка оставила дом нам обоим, но Джейсон заверил меня, что никогда не хотел жить здесь. Он сказал, что оставался только для того, чтобы дом был готов, когда я решу вернуться, а, когда я, наконец, приехал, не мог уйти из-за страха, что я что-то сделаю с собой, а его не будет рядом, чтобы меня спасти.
Слыша, как он спрашивает о необходимости вмешательства, я вспоминаю те времена, когда должен был заботиться обо мне, и снова хочу напиться. Мне ненавистно, что младший брат тот человек, кто всегда собирает меня, старшего брата, по кусочкам. Ненавистно, что он считает, что заботиться обо мне – его обязанность. Словно он не имеет в данном вопросе выбора. Ненависть к самому себе и стыд за то, что я сделал с Джейсоном – еще одна причина, почему я собираюсь оставаться на пути трезвости и не облажаться.
- И тебе привет, брат. Конечно, заходи, угощайся, – саркастично говорю я. – И нет, тебе не нужно вмешиваться. Я услышал тебя четко и ясно еще тогда.
В последний раз Джейсон видел меня с бутылкой в руке шесть месяцев назад, когда я находился в одном глотке от госпитализации из-за алкогольного отравления. И хотя желание выпить всегда присутствует, я больше не собираюсь с ним так поступать. Тогда я был пьян в стельку, но до сих пор помню взгляд брата, когда он вырвал у меня бутылку и сказал: «Я был слишком мал, чтобы помнить, каково это потерять отца, но мне достаточно и того, что мама спилась насмерть у меня на глазах. И хрен ты угадал, если думаешь, что уйдешь за ней, оставив меня одного…»
Отогнав воспоминания, я дотягиваюсь до заднего кармана и достаю письмо. Джейсон подходит ближе, прислоняется к кухонной стойке и смотрит на лист бумаги, который я держу.
- Почему ты хранишь его? Оно нагоняет чертов депрессняк, – говорит он, с хрустом откусывая яблоко.
- Это не так. По крайней мере, сейчас это не так. Письмо дает мне возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме желания выпить, – отвечаю я, пожимая плечами.
- Ты – не мама.
Эта тихая реплика заставляет меня отвести взгляд от письма и посмотреть на брата.
- Знаю, – в тон ему отвечаю я.
- Правда? – Поднимает бровь Джейсон. – А мне иногда кажется, что ты все еще наказываешь себя за то, над чем не имел контроля. Я не дурак и знаю, что из-за меня ты солгал ей, когда поступил в колледж. Ты боялся, что если она узнает, что ты учишься на врача, то сорвется и снова начнет пить.
Джейсон не должен был чувствовать себя виноватым, обманывая маму, поэтому я всегда говорил ему, что мы должны скрывать некоторые вещи от нее, поскольку она так и не оправилась после гибели папы. Что мама будет сильно страдать, случайно узнав, что я могу оказаться в такой же, как и папа, опасной ситуации из-за выбранной профессии. Но я должен был догадаться, что он поймет мою уловку. В конце концов, он мой брат и иногда видит вещи намного яснее, чем я.
- Ты был счастлив тогда, и я не хотел все испортить. Не хотел, чтобы у тебя было такое же детство, как и у меня. И… – я замолкаю на полуслове, потому что Джейсон перебивает меня.
- А у меня для тебя новость – мое детство было таким же, как у тебя! Просто, в отличие от тебя, я не позволил этому до меня добраться. Я принял факт, она хреновая мать и, что ничего не могу сделать, чтобы ее изменить. Материнские обязанности по заботе обо мне не удерживали ее от выпивки. Твоя ложь не удерживала ее от выпивки. Ничего не срабатывало, и я принял это и отпустил. И пришло время тебе сделать то же самое.
Я отворачиваюсь от Джейсона, чтобы вновь посмотреть на письмо, удивляясь, почему, черт подери, всегда ощущал на плечах груз ответственности за счастье нашей семьи. Возможно, если бы я много лет назад поговорил об этом с братом, то не таскал бы так долго эту ношу вины.
- Ты собираешься сделать то, чего хотел Эйден? Наконец вытащишь голову из задницы и пойдешь повидать Кэмерон? – спрашивает брат.
И как всегда звук ее имени пробуждает к жизни все, что мертво у меня внутри. Я был слишком большим трусом, чтобы пойти к Кэмерон, когда вернулся в Штаты. Слишком переполнен виной из-за двухнедельного опоздания на похороны Эйдена и слишком неадекватен в течение следующих месяцев, чтобы даже подумать о том, чтобы к ней приблизиться. На самом деле я и раньше, прежде чем испортил отношения между нами, не заслуживал ее присутствия в своей жизни, а уж, пока находился на самом дне, ни за что на свете не пошел бы к ней. Последние шесть месяцев я подталкивал себя, стараясь стать человеком, достойным дружбы Кэмерон. Тем, кто будет рядом и сделает ради нее все, что бы ни потребовалось.
Надо признать, что я никогда не был для Кэмерон хорошим другом. Сначала, когда мы еще были детьми, я всегда беспокоился о собственных проблемах, позволяя ей заботиться обо мне, а потом, в более старшем возрасте, из-за своих безответных чувств к ней окончательно разрушил нашу дружбу. Теперь же, даже, если все, что ей нужно – это просто плечо, в которое можно поплакать о смерти нашего лучшего друга, в которого Кэмерон влюбилась после моего отъезда, я предоставлю ей его. Наконец я чувствую себя достаточно сильным, чтобы смириться с тем, что давным-давно упустил свой шанс с ней. Я повзрослел и единственное, чего хочу сейчас – быть Кэмерон другом и поддержать в трудной ситуации, как она всегда поддерживала меня.
- Я пойду ее повидать, – отвечаю я Джейсону.
Я убираю письмо обратно в карман, поглаживаю его несколько раз, чтобы убедиться, что оно там в сохранности, и отталкиваюсь от стойки.
- Могу я пойти с тобой? Очень хочется лично увидеть, как она накостыляет тебе.
Джейсон смеется, и я, проходя мимо, показываю ему средний палец и иду по коридору, направляясь в душ.
Прошло чуть меньше пяти лет с тех пор, как я видел Кэмерон Джеймс, но не проходило ни дня, чтобы я не думал о ней или не желал, чтобы повел себя иначе в тот наш последний вечер. Эйден был прав, говоря в письме, что мне пора перестать просто мечтать, что пора начать действовать, чтобы восстановить нашу с Кэмерон дружбу. Она никогда не нуждалась во мне так, как я нуждался в ней, и не знаю, захочет ли она, чтобы я оставался рядом, после того как полностью устранил себя из ее жизни. Но для себя я понимаю, что больше не могу провести ни дня своей жизни вдали от нее.
Трио мушкетеров уже никогда не сможет быть целым, но, возможно, нам с Кэмерон удастся найти способ восстановить поврежденную дружбу.
Если, конечно, она позволит мне попробовать.
Глава 6
Эверетт
Возраст – семнадцать лет
Моя рука, держащая подкову, замирает в воздухе, когда я слышу пробивающийся сквозь разговоры, проклятья и смех работающих в конюшне людей девичий голосок. Копыто кобылы выскальзывает из моей хватки, когда я медленно распрямляюсь. Мой взгляд приклеен к Кэмерон, которая входит в конюшню, махая работникам и обмениваясь с ними приветствиями. Она одета в короткую потрепанную джинсовую юбку, ковбойские сапоги и обтягивающий топ, совершенно не оставляющий места для воображения. Кэмерон выглядит так, что мне хочется сдернуть с ближайшей лошади попону и обернуть ее вокруг нее, чтобы прикрыть каждый дюйм обнаженной кожи, показывающийся в глубоком вырезе топа. Уверен, что позже больше чем парочка парней будут дрочить, вспоминая эту картинку, и я в их числе.
Я ужасный человек, место которого в тюрьме, и больше тут не о чем говорить, поскольку ей всего четырнадцать, а мне уже семнадцать. Я слишком взрослый для того, чтобы получать стояк из-за своей лучшей подруги и желать выбить дерьмо из каждого находящегося здесь придурка с подобной проблемой в штанах.
Я, бля, понятия не имею, когда Кэмерон, дефилирующая сейчас прямо ко мне, превратилась из неуклюжего, покрытого слоем пыли подростка с царапинами на коленях в потрясающую, выглядящую старше своего возраста девушку. И когда я перестал рассматривать ее, как друга-приятеля, и начал довольно часто думать о ней в неуместном ключе. Казалось, это произошло за один день. Вроде вчера она еще была пацанкой, а назавтра уже превратилась в ожившую влажную мечту любого подростка. Теперь, когда мы вместе с Эйденом перешли в старшие классы, похоже, все, чем я занимаюсь – это пронзаю гневным взглядом любого, кто хотя бы посмотрит в ее направлении, и угрожаю отрубить члены своим приятелям, когда те спрашивают, встречается ли она с кем-нибудь.
Я ломаю голову, пытаясь вспомнить точный момент, когда стал считать свою лучшую подругу горячей цыпочкой и воспоминания о ее двенадцатом дне рождения неожиданно наводняют ум. Тогда я в первый раз увидел Кэмерон наряженной и накрашенной и просто не мог отвести от нее глаз, не мог перестать думать о том, насколько она красива.