— Да. Мы с Кэти наблюдали за китами еще до рождения проказников.
Я это знала.
Кэти мне рассказывала.
А проказники, официально мои приемные внуки, Вераити и Декстер, вовсе не были проказниками.
Теперь одной исполнилось девятнадцать (почти двадцать), а второму — семнадцать. В настоящее время Вераити получала образование с полной стипендией в Йеле (что было близко, еще одна хорошая вещь в Мэне, потому что мы с Вераити были очень близки — ее отъезд в университет стал для меня почти таким же травматичным, как и для ее родителей), а Декстер подумывал о Гарварде, но только чтобы досадить старшей сестре.
Он тоже остановится на Йеле.
— Мне бы следовало отправиться в тур и понаблюдать за китами, — пробормотала я, думая, что это было бы потрясающе, но не только поэтому, но также и потому, что, если я это сделаю, очень, сомневаюсь, что столкнусь с одним конкретным мужчиной.
— Да, конечно, — ответил Пэт. — Слушай, а когда ты вернешься? Домом интересуются, и риэлтор не думает, что продажа заставит себя долго ждать. Ты понадобишься нам здесь.
Я почувствовала, как выпрямилась, переведя взгляд на камин, потому что это известие потрясло меня.
Домом площадью в пятнадцать тысяч квадратных футов, выставленным на продажу меньше месяца назад, заинтересовались?
Он был оценен в шесть с половиной миллионов долларов.
Как им можно заинтересоваться? Или, я бы сказала, так заинтересоваться, что это приведет к быстрой продаже?
— Кэди, милая? — мягко позвал Пэт.
— Я не... — Я прочистила горло и посмотрела на прелестный бело-голубой узор покрывала. — Я не думала, что все пойдет так быстро.
— Есть богатые люди, которым тоже нужны дома, Кэди, — осторожно поддразнила Пэт.
— Точно, — пробормотала я. — Уверен, что вам с Кэти он не нужен?
— Наше гнездо в скором времени окончательно опустеет, а мы будем копошиться на пятнадцати тысячах квадратных футов площади? Я так не думаю.
— А как насчет Майка и Пэм? — спросила я о втором сыне Патрика и его жене (Пэм была моей второй лучшей подругой). — У них все дети дома.
Их было трое, и они были младше.
— У нас уже состоялся семейный разговор, милая, — мягко сказал он. — Майку, Пэм и ребятам очень не хочется, чтобы дом продавали, но он им не нужен. И Дейли с Шеннон он тоже не нужен. — После короткой паузы он спросил: — Уверена, что сама не хочешь там остаться?
— Патрик не предоставил мне такого выбора, — напомнила я ему и сделала глоток вина.
Не то чтобы я хотела там оставаться. Одна в огромном доме, где нет ничего, кроме воспоминаний, чтобы составить мне компанию?
Ни в коем случае.
— Знаю, он указал это в своем завещании, но, Кэди, может, мы сможем поговорить с адвокатами. Найти способ обойти это.
— Потому что ты хочешь, чтобы семейный дом остался в семье? — осторожно спросила я.
— Я там вырос. Там я дрался с братьями, как сумасшедший, хотя до безумия их любил. Там мы потеряли нашу маму. Папа обрел тебя, и мы хорошо проводили время. Каникулы. Дни рождения, которые ты так хорошо устраиваешь. Вечера игр. Твои нелепые пижамные вечеринки с нашими взрослыми женами, на которые мы, парни, определенно должны были совершить набег, что и делали. Но семья есть семья. Папа и ты, я, Кэт и дети, Майк, Пэм и их дети, Дейли, Шеннон и их сорванцы. Вот наша семья. Тот дом — всего лишь дом. Но если ты захотела его сохранить, мы нашли бы способ.
И нашли бы способ держать меня поближе к дому, чтобы мое сердце не вырвали из груди, не превратили в месиво и не выбросили как мусор.
— Пэт, твой отец хотел, чтобы я двигалась дальше, мне нужно двигаться дальше.
— Да, но как?
На это я ничего не ответила. Я сделала глоток вина.
— Кэди. — Его голос стал резче.
Определенно, как у его отца.
Или моего старшего брата.
— Картина становится все яснее, — неопределенно сказала я.
— Ты мне расскажешь?
— Когда придет время.
— Проклятье, Кэди, — огрызнулся он.
— Пэт, его не стало два месяца и шесть дней назад. Дай мне время, — прошептала я.
Пэт некоторое время молчал.
Потом сказал:
— Мне это не нравится.
— Ты ясно дал это понять, дорогой, — тихо сказала я.
И это правда. Как дала понять Кэти. Майк. Пэм. Дейли. Шеннон. Даже Вераити, Декстер, Райли, Элли, Мелани, Корбин и Беа, а Мелани было всего семь лет.
Они хотели, чтобы я вернулась домой.
В Денвер.
— Если тебе нужно найти свой путь, ты должна сделать это вместе со своей семьей.
Они не были моей семьей.
Они были семьей Патрика.
— Ты же знаешь, я люблю вас, — тихо сказала я.
— Да, знаю. И Кэт знает. Вераити. Декс. Я мог бы продолжить, но не буду, а только скажу, что мы тоже тебя любим. Папы нет, мы все его потеряли. Все по нему скучаем. И поверь, я знаю, потому что мы все здесь, а ты там, что легче горевать, когда ты с семьей.
— Возвращаясь к нашему первоначальному разговору, — резко сменила я тему, — у Кэт есть моя доверенность. Если дом купят…
— Если дом купят, — перебил меня Пэт, — то все, что в нем есть, должно быть продано с аукциона.
— И прежде чем уехать, мы с Кэт, Пэм и Шеннон все проверили, так что они знают, все, что не отложено, я согласна продать.
— Думаю, после некоторого перерыва ты должна вернуться домой и еще раз все просмотреть. Кэт сказала, что ты почти ничего не отложила.
— Ничего из того, как ты понимаешь, что не имело бы отношения к Патрику.
И снова он ничего не сказал, но на этот раз остался при своем мнении.
— Пэт, я поступаю так, как хотел твой отец, — напомнила я ему.
— Кэди, не уверен, что он находился в здравом уме, когда говорил о том, чего хочет.
— Ты знаешь, что это неправда, — мягко упрекнула я его. — Знаешь, что он планировал это много лет.
И снова Пэт промолчал.
— Мне нужно это сделать, Пэт. Ради твоего отца.
— Если дом продадут, тебе следует вернуться домой.
— У Кэт есть моя доверенность…
— Когда мы будем прощаться с домом, Кэди, мы хотим, чтобы ты была с нами.
Теперь настала моя очередь молчать.
— Договорились? — спросил он.
— Да, — прошептала я.
— Хорошо, — сказал он, и это прозвучало почти как ворчание.
Я чуть не усмехнулась.
Вместо этого я сделала еще один глоток вина.
— Буду держать тебя в курсе того, как проходит продажа, — пообещал он.
— Спасибо, милый.
— И Кэт была бы не прочь тебя услышать.
Это меня удивило.
— Я только вчера ей звонила.
— Она привыкла разговаривать и видеться с тобой почти каждый день. Так что, может, подумаешь об этом.
Я закрыла глаза.
Мы с Кэт были не разлей вода. И с Пэм. Черт возьми, Шеннон стала моей третьей лучшей подругой.
Остальные будут скучать по мне. Но для Кэт, Пэм и Шеннон это ударит сильнее, и я знала это, потому что если кого-то из них не окажется рядом, я сама буду опустошена.
И я была опустошена, потому что собиралась уехать.
Я просто не могла думать об этом.
— Я позвоню ей чуть позже, — сказала я.
— Я ценю это.
— Ладно, у меня тут камамбер и...
— Я знаю, что ты собираешься с ним встретиться.
Я замолчала.
А Пэт — нет.
— Знаю, ты попытаешься встретиться с ними, и я просто вставлю свои два цента, сказав, что ни один из них не стоит этого, Кэди. Они оба повернулись к тебе спиной. Тот коп, то, что он с тобой сделал …
Я снова закрыла глаза и прошептала:
— Пожалуйста.
— Они не заслуживают того, чтобы знать тебя, милая. Не заслуживают того, чтобы твой свет пролился на их жизни. Не понимаю, о чем думал папа, но я любил отца. Без него мир кажется странным, потому что он был очень большой его частью. Но тут он ошибся. Нутром чую.
— Здесь очень красиво, — тихо сказала я, открывая глаза и глядя в огонь.
— Знаю.
— Спокойно.
— Это я тоже знаю.
— Пэт, мне нужно поступить так, как он хотел.
— Хоть меня это и бесит, но это я тоже знаю. Поэтому скажу, что мы рядом. Мы всегда будем рядом. Не важно, пусть даже мы будем находиться на другом континенте, если мы тебе понадобимся, мы приедем к тебе или заберем тебя обратно. Все, что тебе необходимо сделать, это позвонить.
Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда я сказала:
— Спасибо, дорогой.
Я услышала, как он прочистил горло и ответил:
— Позвони позже Кэт. Но не говори ей, что я тебя запугиваю, потому что она отправит меня спать на диван.
Кэт была женщиной и матерью. Кэт никогда не бранилась, и Кэт не была большой поклонницей некоторых поступков Пэта (а поскольку он продолжал так поступать, то иногда оказывался на диване).
В ее арсенале было и другое оружие, чтобы получить то, чего она хотела.
И она им пользовалась.
Просто до сих пор у меня был иммунитет.
— Я ей позвоню. И еще хочу сказать тебе спасибо за то, что ты такой, какой есть, и так сильно обо мне заботишься. Но со мной все будет в порядке.
— Посмотрим.
Посмотрим.
Мы попрощались и разъединились.
Я положила телефон, поставила рядом с ним бокал, приготовила еще сыра с хлебом, и пока жевала, налила еще вина.
Я размышляла о том, что должна сделать то, чего совершенно не хотела.
Но этот разговор в полную силу вернул меня в настоящее, в прекрасный номер в прекрасной гостинице в Новой Англии.
Поэтому я подошла к шкафу и открыла пустой чемодан, который положила туда после того, как распаковала вещи (когда мы останавливались где-то на пару дней или больше, я всегда распаковывала вещи, Патрик находил это забавным).
Там лежал большой конверт.
Мне не следовало брать его с собой. В своих более причудливых фантазиях я представляла, как конкретный мужчина, узнав, что я здесь, отдает приказ о полицейской облаве и обнаруживает его.
Конечно, этого не случится.
По крайней мере, последняя часть.
Я вернулась к кровати, вытащила из конверта две папки из плотной бумаги и положила их на кровать.
Я взяла вино и снова повернулась к ним.
Я открыла ту, что потоньше.
Внутри, в верхнем левом углу, была прикреплена фотография размером восемь на десять дюймов, на которой мой брат выходил из красивого, крытого черепицей дома, и шел к синему «Субару», припаркованному на подъездной дорожке.
В последний раз я видела его на похоронах матери. Там же в последний раз с ним разговаривала. Точнее, сама я почти не говорила. Он сказал мне, что я нежеланный гость на поминках в доме мамы и папы, и что своим присутствием на похоронах я уже отдала ей должное.
Патрик, стоявший рядом со мной, был вне себя от ярости.
Мы не пошли на поминки.
Папа умер почти на два года раньше мамы. Несмотря на то, что он фанатично занимался фитнесом, бегал почти каждый день и следил за всем, что ел, больное сердце привело к череде инсультов, последний из которых его убил.
Мамина смерть была еще страшнее.
Она поскользнулась в теплице, упала и сильно ушиблась, порезав руку ножницами, задела артерию от чего началось сильное кровотечение. Она доползла до двери и почти выбралась, но потеряла сознание от боли и потери крови. Стояла зима, и на улице резко похолодало.
И это так страшно, что мама замерзла на смерть (или истекла кровью, никто не знал, что произошло раньше).
Я находилась в шоке не только от того, что потеряла ее, и потеряла прежде, чем смогла загладить вину (или найти какой-то способ убедить ее позволить мне загладить вину, и точно так же потеряла отца), но и от того, что она умерла такой мучительной смертью.
Патрик знал это, и поэтому еще меньше обрадовался тому, что Кейлен, мой брат, так ужасно со мной обошелся.
Но для меня было ужасно думать, что Кайлен поступил в своем духе, когда, не пройдя и двух месяцев после смерти мамы, он развелся с женой (мама сошла бы с ума, ее блестящий, гениальный, идеальный первенец совершил нечто вроде того, чтобы оставить жену и официально разорвать с ней отношения) и ушел.
А потом он сделал еще кое-что очень похожее на Кейлена: переехал через всю страну, оставив не только жену, но и двоих детей.
Он был программистом, и очень хорошим. Штаб-квартира компании, в которой он работал, находилась за пределами Сан-Франциско. Но он мог работать где угодно.
Так он и поступил, переехав в отдаленный городок в штате Мэн, в ста милях к северу от Магдалены.
Похоже, я не единственный ребенок Уэбстеров, который любил одиночество.
Раз в месяц дети прилетали к нему в гости. Он тоже летал к ним раз в месяц. По-видимому, их всех это устраивало, и, по словам частного детектива, в основном потому, что четыре дня в месяц дети брата могли вытерпеть своего отца. Терпеть больше было уже не так легко.
Я веером разложила бумаги на кровати. В бумагах, представлявших собой отчеты частного детектива, нанятого Патриком, говорилось, что брат ходил в походы, ездил на рыбалку, ходил под парусом, ездил на велосипеде, работал.
Кейлен делал все, что хотел.
Я сделала глоток вина, а затем очень глубоко вдохнула, мой взгляд переместился на вторую, более толстую папку.
За три недели до своей смерти Патрик рассказал мне о частном детективе и о том, что он сделал. Тогда же он отдал мне и конверт с папками.
Я не притрагивалась к ним больше месяца после того, как его не стало.
Все, что было во второй папке, я прочитала столько раз, что сбилась со счета.
И сейчас я снова ее открыла.
Слева внутри была прикреплена фотография размером восемь на десять дюймов, на которой был изображен высокий, темноволосый, необычайно красивый мужчина, идущий по тротуару, в котором я теперь узнала Кросс-Стрит, главную улицу Магдалены.
У бедра он держал ребенка.
На ней была маленькая кремовая шапочка с маленькими кошачьими ушками розового цвета, а спереди, на лбу, — розовый носик с крохотными черными усиками-ниточками, торчащими в стороны. Маленький розовый пуховичок. А на руках — маленькие кремовые варежки с серыми кошачьими мордочками, розовыми носиками и ушками.
Из-под ее милой шапочки выбивались темные волосы.
У нее были удивительные карие глаза.
Ее звали Джейни.
И на этой фотографии ей всего два года.
Теперь ей четыре.
Мой взгляд скользнул к мужчине.
Курт Йегер, шериф округа Дерби штата Мэн («Дарби», как его произносили англичане).
Мужчина, которого я, и почти все наши знакомые, знала под именем Тони.
С тех пор как Йегер, теперь ставший шерифом, покинул Денвер или почти покинул, Патрик велел следить за ним.
Но не постоянно. Патрик не стал заставлять частного детектива следовать за ним по пятам. Но отчеты ожидались каждый квартал.
И они приходили.
Так я узнала, что шериф Йегер приехал в округ Дерби, в Магдалену, чтобы получить должность помощника шерифа в отделе полиции. Совершенно иной пост в этом маленьком живописном туристическом городке на побережье штата Мэн, чем та опасная тайная полицейская работа, которую он выполнял в Денвере.
Я также знала, что он не любил своего босса, и публично это выказывал, восемь лет баллотировавшись против него в должности заместителя. Кампания проходила ожесточенно, но, очевидно, ее было достаточно, чтобы многим жителям округа Дерби не приглянулся старый шериф и Курт занял его место, обойдя своего босса с небольшим отрывом в девять процентов.
Второй тур выборов против того же соперника он выиграл с разрывом в сорок один процент.
Окончательный этап голосования прошел без сопротивления.
Он славился своим добродушием, проницательностью, целеустремленностью, трудолюбием, справедливостью и крутым нравом.
Кроме того, я узнала, что он встречался, жил и был помолвлен с красивой женщиной по имени Дарси, с которой через шесть лет, последние два года с кольцом на пальце, он расстался. Ей было больно, горько, и, чтобы сбежать от него, она переехала в Марблхед, штат Массачусетс.
В этом я ее понимала.
Боже, как же я ее понимала.
Затем он стал встречаться, жить с красивой женщиной по имени Ким, но помолвлен с ней не был, а, спустя четыре года, после случившегося с предыдущей его женщиной, она поняла к чему все идет.
Она не ошиблась.
Он положил всему конец.
Со своей стороны, она решила сделать так, чтобы этого не произошло.