— Думаешь..? Поэтому он всегда такой..? — Мой взгляд стал ошеломленным, я слегка покачала головой, а затем прошептала: — Святое дерьмо. Лонни на меня запал.
— Наверное, мне не стоило об этом говорить, — заметил он, и я снова сосредоточилась на нем.
— Нет. Нет. Наоборот. Ты однозначно должен был сказать об этом.
Я отпустила его и подняла руку, чтобы убрать волосы с лица, в полной панике от услышанного, но стараясь это скрыть, и заметила, как он следит за движением моей руки.
А затем, когда я опустила руку, он продолжал смотреть на мои волосы.
— И что же мне теперь делать? – выдохнула я, желая, чтобы это прозвучало тихо, но получилось громко.
Он полностью развернулся ко мне и шагнул ближе, и это движение отдалось во всем моем теле, потому что от его близости я почувствовала, как мои глаза расширились, а сердце забилось быстрее.
— Он тебе не нравится. От тебя не исходит никаких сигналов, кроме того, что он твой парень в том смысле, что он твой друг. Он продолжит получать эти сигналы, и, в конце концов, разберется с этим дерьмом.
Я наклонилась к нему и прошептала, в таком потрясении, что это также прозвучало громко:
— Мы знаем друг друга со средней школы.
Он ухмыльнулся.
Я растворилась в этой ухмылке, будто она была желанным пунктом назначения, что было абсолютной правдой.
Затем он заговорил:
— И как давно это было? Ты что, закончила школу в прошлом году?
Ой.
Это меня задело.
Либо я выглядела молодо, либо вела себя так, и, когда тебе двадцать три, и ты сама прокладываешь себе дорогу в этом мире — ни то, ни другое не было хорошо.
Конечно, пока у меня все выходило плохо.
Но у меня был план.
Я не знала, сколько лет ему, но чувствовала, что он явно старше Лонни, которому было двадцать пять.
Я бы дала Тони минимум двадцать шесть, максимум — тридцать.
А в двадцать три это было то же самое, как если бы мне было пятнадцать, а ему восемнадцать.
Или мне семнадцать, а ему двадцать.
Другими словами — целая пропасть.
В основном я все еще оставалась ребенком, независимо от того, что сама прокладывала себе жизненный путь (хотя и с трудом).
А он уже прошел через него.
Когда вам исполняется двадцать пять, значит, вы попадаете во взрослую зону, и разница в возрасте может быть какой угодно.
Но сейчас для него я все еще была ребенком.
Я покачнулась на пятках и снова посмотрела на его плечо.
— Нет, примерно пять лет назад.
— Целых пять?
Это прозвучало как поддразнивание, так что я решилась взглянуть на него, увидев, судя по блеску в его глазах, что так оно и было.
И это ужасно ему шло. Он выглядел потрясающе.
И все же, он задел меня за живое.
— Я собираюсь работать в розничной торговле, — сказала я, и его голова слегка дернулась от неожиданности, когда я сменила тему. Это не остановило меня, и я продолжила: — И буду пробиваться своим путем.
— Круто, — медленно произнес он. — А чем занимаешься сейчас?
— Работаю в «Сип энд Сейф».
Я произнесла это с гордостью, потому что это была работа. И мне за нее платили. Я проработала там (в кои-то веки в одном и том же месте) уже некоторое время. Я не опаздывала. Не отпрашивалась. Выполняла свою скучную и лакейскую работу, но это означало, что у меня есть чем заплатить за квартиру и еду на столе, а то и другое имело значение.
Но все равно я увидела, как он опустил глаза.
Именно так мои родители реагировали на то, что я работаю в круглосуточном магазине.
— На прошлой неделе от нас ушел менеджер, так что помощника менеджера повысят, а затем меня повысят до помощника менеджера, а я проработала там восемь месяцев. Это гарантия лояльности. Я задержусь ненадолго, получу опыт в управлении, смогу устроиться на работу в торговый центр и начать претворять свой план в жизнь.
— Хорошо иметь цели.
Это не было сказано пренебрежительно.
Но я все равно посчитала это пренебрежением.
— У меня был другой выбор — стать президентом, но политики всегда носят красное, а в красном я выгляжу дерьмово, — парировала я, готовясь ускользнуть от него, сказав «пока».
— Кэди, — позвал он, остановив меня прежде, чем я успела что-то сделать, и я снова посмотрела на него. — Я говорил совершенно серьезно. Хорошо иметь цели.
Мне хотелось знать, каковы его цели — находиться в этом доме, пить пиво из того бочонка, являться кем-то, кого Лонни очень хотел видеть, быть знакомым Ларса.
Я не спросила.
Я сказала:
— Мне надо уходить.
Что мне и следовало сделать. Подальше от него и его связи с Ларсом. Подальше от Лонни и того, что Тони рассказал мне о нем. Подальше от Марии, которая давит на меня, чтобы я напилась, и у меня не было бы другого выбора, кроме как отыскать в этом грязном доме какое-нибудь место, куда бы я могла рухнуть и отоспаться.
Подальше от всего того, что доказывало правоту родителей.
Что Лонни и Мария вовсе не такие классные друзья, какими я их себе представляла, больше нет. Что вступая в мир, который в лучшем случае пугал меня, цели Лонни были весьма подозрительными, а у Марии не было никаких целей, кроме как хорошо провести время или найти себе приключение и окунуться в него с головой.
Все весело и забавно, когда тебе не нужно платить за квартиру и еду, и мы знатно развлеклись.
Но, в конце концов, всем придется взрослеть.
Даже Лонни и Марии.
И мне тоже.
Так что мне не нужно связываться с таким парнем, как Тони (не то чтобы он хотел связаться со мной). Мне нужно доказать родителям, что они ошибаются.
Поэтому я работала в круглосуточном магазине и жила в дерьмовой однокомнатной квартирке, где спала практически в душе, такой крохотной она была (там даже не было ванны), но она принадлежала мне. Я работала, чтобы платить за квартиру. Добровольно соглашалась на сверхурочную работу всякий раз, когда выпадала возможность (а это случалось часто), чтобы заработать немного больше, уволиться и иметь более хорошую должность, более хорошую машину, более хорошие вещи.
У меня был план.
У меня были цели.
И такой парень, как Тони, вероятно, сорвал бы эти цели, потому что я знала, просто глядя в эти глаза, в это лицо, на это тело, я забуду о решимости доказать, что родители неправы, и еще глубже соскользну в отрицание, в котором жила с Марией и Лонни, только чтобы остаться с ним.
И вовсе не потому, что он такой горячий.
Не потому, что мне нравилось, как он двигался, и был из тех парней, с кем нельзя связываться.
А все потому, что, когда я назвала Лонни козлом, он поддержал меня.
Я не часто видела такое среди знакомых парней и их цыпочек.
И это было безумно потрясающе.
— Наверное, это хорошая идея. Пока тебя не было, всюду стали раздавать желе, так что думаю, пройдет минут пятнадцать, прежде чем задний двор превратится в то место, где такая девушка, как ты, не хотела бы оказаться.
Поняв, что он считает меня не такой девушкой, я мысленно сделала шаг в сторону от здравого смысла и самой себя и скользнула ближе к отрицанию.
Но я сказала, что мне нужно идти, а он, вероятно, пришел, чтобы сходить в туалет, так что я буду выглядеть идиоткой, если не уйду.
— Вот именно, как раз вовремя, — ответила я.
— Да, — согласился он.
— Еще увидимся? — спросила я, довольная собой, что это прозвучало скорее любопытно, чем обнадеживающе.
— Не уверен, — ответил он, вселяя в меня еще большую надежду, чем нужно, и только поэтому я решила воспринимать его «не уверен», как «не уверен, что останется в этой компании». — Возможно.
— Ох, — пробормотала я.
— Ох. — Он ухмыльнулся и распорядился: — Иди, Кэди. Хорошей дороги. Ты в состоянии вести машину?
Да, и впервые за вечер я пожалела об этом.
Но мне очень понравилось, что он об этом спросил.
Я молча кивнула.
— Хорошо. Ладно. Пока, — сказал он, отворачиваясь от меня, небрежно махнув рукой на прощание, и поплелся по пустому коридору, словно расчищая путь для какой-то знаменитости.
— Пока, — крикнула я ему в спину.
Он завернул за угол и исчез, даже не оглянувшись.
И вдруг я произнесла новую молитву Богу с обещанием быть хорошей девочкой до самой смерти (и это обещание я могла бы сдержать).
Только лишь бы уход Тони не означал, что он исчез навсегда.
Произнеся эту молитву, я вышла на задний двор, чтобы извиниться и вырваться с вечеринки, которая за время моего короткого отсутствия набрала обороты и стала на удивление шумной.
К счастью, Лонни и Мария были заняты поцелуями, так что мои усилия не были столь продолжительными, как обычно.
Я хотела подождать, пока снова не появится Тони.
Но теперь, когда Лонни и Мария были всецело поглощены друг другом, я решила, что, вернувшись, Тони может показаться, что я жду его.
Поэтому я и ушла.
И сделала это, повторяя свою молитву.
Даже если беспокоилась, что из-за этого стану действительно плохой девочкой, которой обещала не быть.
Глава 3
Былая слава
Наши дни...
Я СИДЕЛА НА КРОВАТИ в гостинице Магдалены «Чикэди Инн» с большим, прекрасным, элегантным бокалом для красного вина, предоставленным мне сотрудниками, налив туда сказочный Мальбек, который я отыскала в городском магазине «Wayfarer’S».
Я уставилась на огонь, зажженный, пришедшим чуть ранее, молодым человеком.
Веб-сайт уверял, что это не привилегированное обращение, учитывая, что я проживала в номере «Белая Сосна», единственном люксе в этой маленькой, впечатляюще очаровательной гостинице на десять номеров. Как говорилось на сайте, большинстве номеров были оборудованы каминами, и если вы здесь останетесь, то сделав утром заказ, к вам пришлют молодого человека разжечь огонь, чтобы вечером вы смогли перед ним отдохнуть.
Я находилась в Магдалене уже четырнадцать дней, и у меня было много вечеров перед камином и приличное количество (исключительно вкусных) ужинов в номере, потому что я залегла на дно.
Не годится, чтобы кто-то увидел меня здесь, пока я делаю наброски того, что станет последней главой моей жизни.
В связи с необходимостью я съездила на север, но только для того, чтобы ознакомиться с местностью. Я не вступала ни с кем в контакт.
Это случится позже.
Все случится позже.
Я перевела взгляд на разбросанные по кровати бумаги.
Сейчас я делала наброски.
Осмотр маяка уже завершился.
Как и предполагалось, он показал, что это полная катастрофа. Каждое здание (за исключением самого маяка) нуждалось в ремонте от крыши до основания — новая черепица, восстановление устойчивости фундамента. В самом маяке требовалось заменить печь, сантехнику, электропроводку, проложить кабель для телевидения и Интернета, обновить все ванные комнаты и кухню.
Мне предстоял проект эпических масштабов, реализации которого еще больше препятствовал тот факт, что, как оказалось, у единственного местного подрядчика имелись критичные отзывы, которые были настолько ужасны, что я удивлялась, почему он до сих пор ведет дела. Даже Роб (агент по недвижимости и мой новый друг) сказал, что не рекомендовал бы этого парня.
Поэтому мне пришлось съездить подальше, подыскать кого-то за пределами округа, и те трое, с кем я связалась, просмотрели акт отчета и объекты собственности, и прямо сказали, что мне придется оплачивать расходы на проезд.
Не лучший вариант.
Но я хотела, чтобы все было идеально.
Так и будет.
Именно здесь я собиралась провести остаток жизни. В месте, где будет останавливаться семья, когда они приедут меня навестить (в студии или на мансарде).
Он должен стать моим, а Патрик научил меня не соглашаться ни на что, кроме самого лучшего.
Семья, владевшая маяком, оказалась не очень довольна тем, что, когда я делала свое первоначальное предложение, то запросила на десять процентов ниже от установленной цены, потому что даже при беглой оценке, одна земля стоила вдвое больше, чем предлагала я.
Но я считала, что они не должны получить даже намека на награду за то, что сделали. Никто из них не заботился о наследии своего отца, не проявлял к нему (или к отцу) ни малейшего уважения, не говоря уже о любви. Они просто оставили его гнить, будто оно ничего не значило, когда этот маяк обеспечивал безопасность (в первую очередь), но главное — он являл собой память о человеке, создавшим свою семью.
Я уяснила, через прекрасный и безобразный опыт своей жизни, как важно уважать того, в ком течет твоя кровь, и делать это, несмотря ни на что.
Неважно, какие глупости они совершали, с какими вредными людьми проводили время, какие радикальные решения принимали.
Мы сошлись на пяти процентах ниже запрашиваемой цены, и через четыре дня я должна подписать бумаги.
Тогда все будет сделано.
Назад пути нет.
Несмотря ни на что, я не собиралась возвращаться.
В одной руке я держала бокал, медленно потягивая вино, другой собирала бумаги на дом и запихивала их в папку (за исключением акта о проверке, который представлял собой отдельную папку мрачной информации).
Я встала, положила обе папки на комод и вернулась к кровати, повернулась к тумбочке и поставила бокал, чтобы взять нож для сыра (любезно предоставленный гостиницей) и нарезать необыкновенный камамбер (не предоставленный гостиницей, что сделало нож еще одним добрым жестом), и намазать его на ломоть свежего французского хлеба (все это тоже было куплено в «Wayfarer’S»).
Я сунула кусочек в рот и принялась жевать, едва удерживаясь от того, чтобы не закрыть глаза и должным образом насладиться восхитительным вкусом.
Все ингредиенты постепенно соединялись.
Мне очень понравился «Wayfarer’S».
Я была осмотрительна в том, чтобы оставаться незамеченной, поэтому постаралась не задерживаться надолго в городе, но, несмотря на это, влюбилась в Магдалену и не могла дождаться, когда проведу больше времени в магазинах, не говоря уже о ресторанах.
Я встречусь с подрядчиками, чтобы осмотреть здания, и очень скоро они вернутся с планами и предложениями, так что мне нужно будет принять решение и приступить к длительному процессу переезда.
Теперь необходимо подыскать дизайнера интерьера. В подобных вещах я безнадежна.
В чем я не безнадежна, так это в том, чтобы точно знать, что мне нравится. Я не из тех людей, кто колеблется в принятии решения.
Патрик всегда любил это во мне.
— С тобой так приятно ужинать, дорогая девочка, — говорил он те множество раз, что мы ужинали или обедали в ресторанах, после того, как я открывала меню, просматривала его и в течение минуты принимала решение.
Да, я точно знала, что мне нужно — обжаренный тунец или стейк Диана.
Так что я смогу сделать выбор среди разнообразия одеял и гобеленов, не тратя на это шесть недель.
Наброски складывались в единое целое. Основы уже были заложены.
Чего не скажешь о других вещах, которые вызовут трудности.
И словно вселенной захотелось напомнить мне об этом (будто бы я забывала), на ночном столике зазвонил сотовый.
Увидев, кто звонит, я не только схватила телефон, но и взяла бокал с вином, потому что решила, что оно мне понадобится.
Я взяла трубку и поднесла ее к уху.
— Привет, Пэт.
— Привет, милая. Как дела?
Для меня не было ничего удивительного в том, что старший сын Патрика в четырех словах мог выразить всю глубину своего беспокойства обо мне и в то же время рассказать, как ему хочется, чтобы я держалась подальше от Мэна, если бы он мог, то посадил бы меня в ракету и запустил на Луну.
Я не рассказывала Пэту о маяке.
И не расскажу, пока по-настоящему не стану его владелицей.
Это было подло и потому неправильно.
Но это Пэт. Его жена Кэти — моя лучшая подруга. И он был старшим сыном моего покойного мужа, и очень похож на отца и определенно похож на моего старшего брата.
Другими словами, если я позволю, он может на меня надавить.
— Все просто замечательно. Ты бывал в штате Мэн? — спросила я и тут же продолжила: — Здесь очень красиво. Совершенно потрясающе.