— Ты нравишься мне, Сэичи, — опережая мои мысли, говорит Кэтсуо. — Нравишься с первой нашей встречи. И чем больше я тебя узнавал, тем сильнее влюблялся. Но я боялся признаться тебе, собирался хранить свои чувства глубоко в сердце, потому что знал — ты не гей и не примешь меня. Но сейчас, если тебе нужна помощь… — Кэтсуо косится на фаллоимитатор, который всё ещё лежит на кровати, — не нужно прибегать к этим штукам. Я могу помочь. Я буду аккуратен и нежен.
Я почти не дышу, неотрывно смотрю в его глаза. Они затягивают, завораживают, а сам Кэтсуо окутывает теплом. Это какая-то сказка, нереальная сказка. Потому что не бывает такого, чтобы правильный и безупречный Кэтсуо любил такого грязного ничтожного меня.
— Ты не хочешь? — спрашивает он. — Дело во мне? В том, что я тебе противен?
— Нет! Дело не в тебе! — мотаю головой я. Как он вообще мог о таком подумать! — Дело во мне. Во мне! Я грязный… Я сам себе противен…
— Не говори так, — лицо Кэтсуо становится серьёзным, и он с силой сжимает мою руку. — Ты не грязный. Нисколечко. То, что какой-то урод надругался над твоим телом, не делает тебя грязным. Ты прошёл ад, но всё равно остался чистым. И мои чувства к тебе нисколько не изменились. Я по-прежнему люблю тебя, а теперь ещё и восхищаюсь твоей выдержкой…
Кэтсуо гладит меня по щеке. Так нежно и бережно, что я непроизвольно тянусь к ней. Он наклоняется совсем близко, так, что дыхание касается лица, и, глядя прямо мне в глаза, шепчет:
— Сэичи, можно тебя поцеловать? Один раз. Если не понравится, я прекращу…
Я заворожен его теплом, я не могу противиться его настойчивой заботе. Не могу и не хочу. Поэтому закрываю глаза.
Губы Кэтсуо касаются моих губ. Нежно, бережно, почти робко. Они такие тёплые, такие ласковые, что оторваться от них невозможно, немыслимо. Тянусь к ним и чувствую, как влажный язык Кэтсуо облизывает мои губы, играется с ними, а потом проникает внутрь.
Его язык… у меня во рту. У меня… Он заполняет меня, проникает глубже… Это так приятно — чувствовать его там, отвечать на его игры, ласки. Я наслаждаюсь этими моментами и ощущаю, как по телу разливается сладость, тело начинает ломить от возбуждения. Я обхватываю Кэтсуо руками, а он опускает меня на кровать, начинает раздевать. Ласкать и раздевать. Задирает футболку, касаясь сосков, щекочет их пальцами, а затем… Затем скользит руками вниз к животу и ниже, стягивает штаны и бельё одним махом. Я развожу ноги и приподнимаю бёдра. Я хочу, чтобы он вошёл. Хочу почувствовать его в себе. Хочу почувствовать его член!..
Но Кэтсуо не торопится. Он трогает мой член, гладит его пальцами, размазывает сочащуюся смазку по головке. Я мычу от удовольствия, а он разрывает поцелуй и смотрит на меня, улыбается.
— Нравится, Сэй-чан? — мурлычет Кэтсуо.
— Да… — выдыхаю я. — Да!..
— Что мне сделать для тебя, братик?
— Войди… Пожалуйста, войди… — молю я, уже не в силах терпеть переполняющий меня сладкий жар.
Кэтсуо облизывается и начинает спускаться ниже, целуя и прикусывая кожу. Он как будто бы знает мои чувствительные точки, касается их, ласкает, а я извиваюсь под его поцелуями, подставляю себя. Он щекочет языком пупок, а затем я чувствую, как в мою дырочку проникает смоченный палец. Ещё пара секунд — и я буквально задыхаюсь от накатившего блаженства. Потому что его язык, язык Кэтсуо, которым он только что ласкал мой рот и соски, теперь ласкает головку члена! Он облизывает мой член, ласкает губами и языком, затем обхватывает и…
Прикрываю рот ладонью, чтобы не стонать так громко, но стон всё равно вырывается. Абсолютно развратный стон. Выгибаюсь, пихаюсь Кэтсуо в рот, и он не отпускает, не выпускает меня, продолжает ласкать, продолжает сосать…
И тогда жар, дикий, сладкий жар поглощает меня полностью. Я тону в нём. Тону, теряю голову, забываю, кто я, где я. Просто тону…
Когда выныриваю на поверхность из сладкого дурмана, то вижу перед собой Кэтсуо. Глаза его горят, просто пылают дикой, нереальной страстью, а губы, растянутые в тёплой улыбке, перепачканы в сперме. В моей сперме.
Он это сделал? Он правда это сделал?
Он невероятен!
Тянусь к нему рукой, касаюсь губ, скольжу по ним, а Кэтсуо начинает облизывать их. И меня это заводит. Я снова возбуждаюсь от таких простых ласк. Я стал совсем испорченным, абсолютно развратным.
Развожу сильнее ноги, беззвучно молю, чтобы Кэтсуо вошёл, взял меня. Я хочу ощутить его внутри. Хочу почувствовать его член. Большой, твёрдый член. Член, пихающийся в меня. Хочу!
И Кэтсуо срывает всю одежду, а потом, закинув мои ноги себе на плечи, входит в меня. Аккуратно, медленно входит. И я, запрокинув руки за голову, подаюсь навстречу, насаживаюсь на него. Всем телом ощущая его силу, его жар, его движения…
========== 5. Кэтсуо: Чудо и чудовище ==========
Утро вливается в комнату через щель меж задёрнутых штор, растекается светлой лужицей по полу, медленно течёт к кровати, на которой лежит Сэичи. Он ещё спит. Неужели я измотал его сильнее обычного? Или в этот раз он наконец смог расслабиться?
Подхожу к нему, присаживаюсь на кровать, аккуратно снимаю одеяло. Он спит на животе, подмяв под себя подушку, как ребёнок. И эта детская невинная доверчивость так шикарно сочетается с соблазнительной наготой.
Касаюсь растрёпанных волос, и пальцы тонут в мягком шёлке. Затем скольжу ладонью по шее и спине вниз, к аппетитной попке.
Наконец-то я могу касаться его, могу чувствовать пальцами его кожу. Она такая гладкая, такая приятная на ощупь. Наконец-то я могу целовать, облизывать его, ощущать его вкус, могу обнимать, прижимать к себе со всей силы, кожа к коже. Могу! Теперь я могу всё!
Сэичи мычит во сне, шевелится и открывает глаза, смотрит на меня, ещё не совсем проснувшись.
— С добрым утром, соня, — ласково говорю я, гладя его по щеке. — Уже десять часов. Хорошо, что сейчас выходной, я дал тебе выспаться, но не дрыхнуть же до обеда.
— Доброе утро… Десять? — шепчет Сэичи.
Вид у него растерянный и такой милый, что хочется накинуться на него прямо сейчас. Но я сдерживаюсь. Сэичи только проснулся, ему нужно хотя бы прийти в себя.
— Я… я в ванную, — лепечет он, хватает бельё и пулей выскакивает из комнаты.
Я с улыбкой провожаю его взглядом, а потом иду на кухню доводить до ума завтрак. Так что, когда Сэичи возвращается, на кровати уже стоит поднос, на котором красуются миска риса, тарелки с тамаго-яки и цукэмоно и чашка зелёного чая.
— Это… это мне? — не верит глазам Сэичи.
— Конечно, — киваю я.
— А ты?
— Я встал три часа назад, так что давно позавтракал.
— Ну я и задрых… Спасибо! — улыбается Сэичи и, сев на кровать, начинает есть.
А я сажусь рядом и смотрю на него. Не могу налюбоваться. Кажется, что чем дольше смотрю, чем больше провожу рядом с ним время, тем сильнее хочется ещё. Это какая-то чудовищная жажда, неутолимая. Три месяца назад я даже не подозревал, что могу испытывать такое.
Три месяца… Да, именно тогда отец познакомил меня со своей будущей женой и её сыном. Увидев этого улыбчивого, открытого парнишку, я отметил его подкупающую милоту, но понял, что он совершенно не в моём вкусе. Ведь до этого все мои партнёры были красивыми куклами, которые хороши в постели, но совершенно не нужны в повседневной жизни. Даже если мы встречались, даже если у нас были «отношения», эти отношения ограничивались сексом. Поэтому я предпочитал умелых кукол, и желательно на одну ночь.
Сэичи был совершенно из другого теста. Наивный, милый лапушок, доверчивый и немного неуклюжий. Совершенно не мой тип.
Тогда я порадовался этому. Раз он не мой тип, то проблем не возникнет. Но со дня нашей встречи я всё больше ловил себя на мысли, что думаю о Сэичи, вспоминаю его. Вспоминаю его улыбку, его искреннее лицо, вспоминаю, как он радуется и смеётся, представляю, как он может смущаться и краснеть. Фантазирую, как он может стонать и выгибаться от прикосновений и ласк. От моих прикосновений и ласк. Я хотел это увидеть, хотел прикоснуться к нему, хотел обладать им. И с каждым днём это желание крепло, росло во мне. Оно походило на сумасшествие, на манию. Никого прежде я не желал так сильно. Никого! Никогда!
Поначалу я боролся с наваждением, пытался утолить эту странную, незнакомую жажду сексом с привычными мне клубными куклами. Но это не помогало. Умелые куклы не могли увлечь меня, даже отвлечь не могли. Секс с ними казался пресным, искусственным, каким-то силиконовым. Он не возбуждал, а скорее вызывал отвращение. Единственное, что спасало, — это представлять вместо них Сэичи. И я представлял… Представлял, как он краснеет, как отводит глаза, как вскрикивает, когда я вхожу в него. Я представлял его и кончал от одного только этого. Я погружался, тонул в пучине своих фантазий, а когда выныривал, то чувствовал себя полностью разбитым, обманутым, неудовлетворённым. Я срывался на ни в чём не повинных куклах, и в конце концов дошло до того, что в клубе со мной прекратили общаться. И я перестал туда ходить. Не видел смысла. Обращаться к услугам мальчиков по вызову тоже не собирался. Какой толк платить деньги за секс, который не приносит удовольствия?
И тогда, сидя дома и снова фантазируя о Сэичи, я понял. Одно из двух: или я сделаю его своим, или сойду с ума.
Сходить с ума я не собирался.
Поэтому на следующий же день предложил ему переехать ко мне. И он согласился. Ну ещё бы! Уютная комната в отличной квартире, которая расположена в пяти минутах ходьбы от универа, и никакого родительского присмотра. Он мотыльком прилетел на мой огонёк, быстро устроился здесь, обжился. Я всячески старался помогать ему, старался завоевать его доверие, сблизиться с ним, мечтая приручить, а потом соблазнить, совратить. Но вот со сближением вышли проблемы.
Сэичи упорно отгораживался от меня. Добрый, наивный, ведомый, но тем не менее он упрямо не подпускал меня к себе. А вот со своими университетскими приятелями-раздолбаями общался запросто. Они отвлекали Сэичи от серьёзной подготовки к учёбе, они утаскивали его на глупые вечеринки. И самое мерзкое — они отнимали у Сэичи время. Моё время!
Я не мог с этим мириться и мягко надавил, сказав про важность учёбы и про то, что мне не нравятся его поздние возвращения. Сэичи всё понял, почувствовал, послушался меня. Подчинился. И я, старательно плетя вокруг него паутину заботы и опеки, строил планы дальше, просчитывал свои ходы.
Я мечтал о нём. Грезил каждую ночь. Чего мне только стоило сдерживаться, зная, что он спит в соседней комнате. Пару раз я неимоверным усилием воли останавливал себя у двери в его комнату. Я умолял себя не торопиться, подождать, подготовить малыша, подавить его упрямство, сделать всё аккуратно и незаметно. Я уговаривал себя набраться терпения и подождать.
Но в тот вечер, когда Сэичи снова задержался с приятелями, я не выдержал. Сорвался. Выпустил на свободу своего монстра. Я подмешал в еду Сэичи наркотик, который вначале усыпляет, а потом действует на организм возбуждающе, и, надев маску, ночью пришёл к нему.
Я трахал своё маленькое чудо, я наслаждался его сладким телом, наслаждался его стонами и всхлипами, наслаждался его беспомощностью и покорностью. Я просто наслаждался им. Пил его капля за каплей, утоляя свою неутолимую жажду. Я знал, что для него всё происходящее — шок, насилие, катастрофа. И на следующий день, когда вернулся домой, я ждал, что Сэичи — разбитый, раздавленный, весь в смятении — кинется ко мне за помощью.
Но он не кинулся. Он вообще ничего не сказал мне. Он боялся рассказать о том, что над ним надругались. Он настолько не доверял мне, что боялся рассказать об этом!
Тогда, в гостиной, я готов был наброситься на него. Наброситься и, целуя, рассказать всё: о своих чувствах, о мучениях, о жажде. Но я не сделал этого. Потому что придумал другой план.
Хорошо, что в первую ночь я не сдержался и сфотографировал его. Эти милые фотографии заменили мне путы на руках и ногах. Помня, что Паук может в любую минуту опубликовать их, Сэичи не убегал, а ждал меня каждую ночь, не сопротивлялся, а покорно выполнял всё, что я приказывал. Он подчинялся мне. А я приучал его. Приучал его тело к такому сексу. И в конце концов приучил. Приручил.
Когда он, сидя передо мной и дроча себе, полез пальчиками себе в попку, я понял, что он готов! Мой маленький милый братик больше не может по-другому. Для того, чтобы кончить, дрочки ему уже мало. Ему нужно, чтобы его трахали в попку. Его тело привыкло к этим ощущениям, оно словило кайф от этого.
И Пауку пришло время уйти. Навсегда.
Я встроил камеры наблюдения в комнате Сэичи, зная, что когда-нибудь его тело — тело, привыкшее к анальному сексу, — потребует своё. Мне пришлось ждать две недели, и вот вчера вечером Сэичи уступил своей жажде, а я оказался рядом. И мой маленький, упрямый братик отдался мне уже добровольно, сам раздвинул ноги, буквально запрыгнув на мой член!
Как он стонал подо мной, как выгибался, двигая бёдрами, сжимал меня! Одни воспоминания об этом возбуждают.
Чёрт. Я хочу его. Опять хочу его! Я смотрю на то, как Сэичи ест, и хочу съесть его самого…
— Спасибо большое, — говорит Сэичи, отодвигая поднос. — Сегодня я обязательно приготовлю что-нибудь на обед. Что бы ты хотел?
— Тебя, — не задумываясь, отвечаю я, придвигаюсь к нему вплотную и обнимаю.
Сэичи растерянно смотрит на меня, а меня это заводит ещё сильнее.
— Я хочу тебя, Сэичи, только тебя. И прямо сейчас…
Облизываю его шею, ласкаю языком тёмное пятнышко засоса и, прикусив чуть ниже, оставляю новый засос. Новую метку.
Мой.
Только мой.
Каждый сантиметр этого дивного тела, каждый волосок, каждый вдох, каждая его минута — мои! Целиком и полностью.
Скольжу руками по груди к подтянутому прессу и ниже. Касаюсь через бельё его члена, чувствую, как он набухает, наливается силой и желанием. Ласкаю его, дразню. А Сэичи уже льнёт ко мне вовсю, прижимается, просит ласки, просит большего. Я целую его раскрытые губы и улыбаюсь, расстёгивая ширинку.
Сэичи умничка, он всё понимает без слов. Сползает на пол, устраивается между ног и, обхватив ладонью ствол, касается языком головки, лижет её, облизывает, как конфетку, затем берёт в рот так глубоко, насколько может, и начинает вытворять невероятное.
Это кайф. Это нереальный, сносящий крышу кайф! Смотреть на это милое чудо, видеть, как он скользит губами по твоему члену, ощущать его плотно сжатые губы, его проворный язычок — это нереальные ощущения! Ещё немного — и я просто кончу.
— Тихо, Сэичи! Тихо… — останавливаю я его.
Он выпускает мой член и вопросительно смотрит.
— Тебе не нравится? Я что-то делаю не так?
— Нет, наоборот, — выдыхаю я. — Всё, что ты делаешь, это чертовски приятно, поэтому я боюсь, что не сдержусь и кончу тебе в ротик. Думаю, ты к этому ещё не готов…
Прикасаюсь к его губам и нежно ласкаю пальцами, а Сэичи тут же обхватывает их и начинает посасывать. Ну что за чертёнок!
— Иди сюда, солнышко, — зову я и тяну его к себе.
Сэичи легко подскакивает, в мгновение ока скидывает бельё и запрыгивает на меня, смотрит на мой член.
— Попробуем без презерватива? — предлагаю я, и Сэичи, конечно же, кивает.
Он примет всё, что я скажу. Он сделает всё. Он мой.
Я был в нём совсем недавно, и растягивать попку малыша нет нужды. Так что, наскоро смазав свой член, я раздвигаю ягодицы Сэичи и мощным толчком вхожу в него наполовину. Сэичи выгибается, зажмуривает глаза и, обняв меня за плечи, начинает насаживаться сам. Медленно, постепенно, сантиметр за сантиметром. А я любуюсь им, своим маленьким чудом, своим милым братиком, своим Сэичи.
Я изменил его. Я превратил невинного мальчика в этого развратного чертёнка. Я заразил его своей жаждой. Я!
Обхватываю его лицо ладонями, притягиваю, впиваюсь губами в его губы, проникаю языком в рот. Проникаю в него. Всё глубже и глубже. Сильней и сильней. Сливаясь в блаженстве экстаза. Сливаясь, соединяясь, изливаясь в него. Вместе с ним. Вместе…
Я обнимаю его. Обнимаю так, как не мог обнять раньше, когда был в маске. И Сэичи прижимается ко мне, доверчиво и искренне, как может только он.
Чудо… Маленькое, милое чудо. А я — чудовище. Чудовище, которое своими руками устроило ад этому чуду. Чуду, которое своими руками, одной своей улыбкой выпустило наружу это чудовище.