— Других, что ли, нет?
— С другими скучно. Тем более мне кажется, что если ее хорошенько… отлюбить, то шелковая станет.
— Осипова? Шелковая? Не мечтай. Как ни отлюби — заразой останется. Уж я-то знаю.
— Хм, может, ты ее просто не удовлетворил? — Марк продолжал напрашиваться на хорошую затрещину.
— Иди ты на хер!
— Ты же тупо поспорил на нее. Сомневаюсь, что сильно старался. Вот она и не впечатлилась.
— Я всегда стараюсь.
— Конечно, — с издевкой протянул он, — как же твое коронное «вы*бать по-быстрому для личных целей»? Оса не похожа на ту, которой пару палок кинул — и она счастлива, как кошка. Тут подход нужен, мастерство.
— Ты меня специально бесишь?
— Нет. Просто предупреждаю, что она мне интересна.
— Мне все равно, — процедил сквозь зубы.
— Вот и замечательно.
Все равно у этого придурка ничего не получится. Но, черт, бесит-то как!
На следующую пару я пришел злой, как подземный демон. Взглядом нашел Осу — она сидела рядом с нашим главным ботаном Ольгой Ермолаевой. Менее подходящий дуэт и придумать сложно. Оторва и зашуганная девочка-целочка.
Аня будто почувствовала мой взгляд и обернулась. Посмотрела, чуть прищурившись, губы недовольно поджала и снова в тетрадь уткнулась. Дернул меня черт на нее поспорить! Пусть бы Волшин развлекался в свое удовольствие, а бы над ним глумился. Все лучше, чем злиться по непонятной причине и, не отрываясь, пялиться на ее спину.
— Меранов! — окликнула меня Рябова. Дождалась, когда я на нее хмуро посмотрю, и продолжила нарочито громко: — Ира до тебя дозвониться не может.
— Я тут причем?
— Говорит, что приедет в семь. Встретишь?
Новенькая не удержалась и бросила в мою сторону непонятный встревоженный взгляд.
— Передай ей, что я после этой пары позвоню. Там и договоримся.
— Почему бы тебе не позвонить ей прямо сейчас, она ждет… — Я глянул на сокурсницу так, что она заткнулась, проглотив свои дешевые претензии.
— Как знаешь, — пробурчала, заливаясь сердитым румянцем, и отвернулась.
А я снова уставился на Осу и бесился от того, что взгляд к ней как магнитом притягивается. Медом там, что ли, намазано? Не понятно.
Глава 4
В воскресенье вечером Алла пригласила меня к себе в гости. Сидеть в общаге скучно, поэтому я без лишних слов согласилась, и уже через полчаса была у нее. Она снимала недалеко от универа уютную студию с огромными окнами и потрясающим видом на город и ласково называла ее своим «любовным гнездышком». У меня было такое чувство, будто я попала в будуар закостенелой нимфоманки. Розовые шторы, розовые подушечки на сером диване, розовые салфетки. Все такое нежное и воздушное, что страшно прикасаться. Кстати, тапочки мне тоже достались розовые.
К моему приходу тетушка заказала роллы, а я принесла бутылку вина. Вечер обещал быть приятным. Мы устроились на большом мягком ковре перед телевизором и приступили к трапезе.
— Ну что, дорогая моя племянница, — промурлыкала Аллочка, поднимая бокал, — поздравляю тебя с первым днем весны и заодно с самым безумным решением в твоей жизни. Променять столицу на Зажопинск за несколько месяцев до диплома — не каждый сможет.
— Я крутая! — хмыкнула, отсалютовала ей бокалом и сделала небольшой глоточек. Терпкий напиток приятно обволакивал нёбо. Почему-то сразу захотелось лета, солнца и запаха моря.
— Ты дурная, — припечатала родственница, — мне просто жуть как интересно, что же такого у тебя произошло, раз ты все бросила и сорвалась с насиженного места?
— Ничего не произошло, — я беспечно пожала плечами, — просто в один прекрасный момент поняла, что нахожусь не там, где надо, и занимаюсь не тем, чем хочу.
— И, конечно же, тебя потянула сюда. К нам. В эту дыру.
— Нет. Меня никуда не потянуло. Просто мне было все равно куда переходить, а здесь и от дома не так далеко, да и ты под боком.
— Еще скажи, что по мне соскучилась.
— Конечно, соскучилась.
Алла недовольно покачала головой:
— Не верю.
— Ну и зря, — я насмешливо посмотрела на нее поверх бокала и сделала еще глоток. Вкусно.
— Как у тебя вообще дела? — спросила она спустя пять минут после того, как сжевала несколько сочных роллов.
— Хм. Дай подумать… — я подняла глаза к потолку и сделала вид, будто крепко задумалась. — За эту неделю я успела стать объектом дурацкого спора. Переспала с неподходящим парнем. Поругалась с неподходящим парнем. Нажила себе целую толпу неприятелей, каждый из которых теперь считает своим долгом напакостить мне. Приятель неподходящего парня внаглую побивает ко мне клинья, считая, что раз я так легко переспала с Мерановым, то барышня легкодоступная и запросто раздвину ноги еще перед одним нахалом. На носу госэкзамены и диплом. Я ни хрена не понимаю, что вокруг творится. А так все здорово, — ослепительно улыбнулась, а потом залпом осушила бокал до дна и тут же наполнила его заново, заодно плеснув и в Алкин стакан.
— Жалеешь, что переехала? — напряженно поинтересовалась она.
— Ни капли. Здесь весело. Что ни день, то праздник и приключение. Это так бодрит, — выдала ровным голосом, хотя внутри неприятно дрогнуло. Особенно, когда про Мерза вспомнила.
— Чудная ты, Анька, — она неодобрительно покачала головой.
— Ну раз так, то давай выпьем за чудеса, — я подставила бокал, и она, недовольно пождав губы, тихонько звякнула по нему своим.
По-моему, у меня настроение напиться и забыться.
— Ты не против, если я у тебя останусь до утра? У нас в общаге сегодня Анфиса дежурит. Мы с ней характерами не сошлись. Если увидит меня в таком состоянии — точно прицепится.
— Без проблем. Оставайся. Диван большой.
— Спасибо. Ты настоящий друг.
— Ань, с тобой точно все в порядке?
— Да. Устала немного, но ничего страшного.
— Справишься? — продолжала докапываться Алла.
— Конечно. Я всегда со всем справляюсь, — улыбнулась отстраненно, чувствуя, как внутри неприятно ворочается раздражение. Справиться-то справлюсь, но вот с мечтами о спокойной жизни точно придется распрощаться, а виной всему — нахал с холодными глазами. — Ты знаешь что-нибудь про Меранова? — все-таки не удержалась, хотя до этого давала себе обещание не заводить разговор о гадком одногруппнике.
Алла повела плечами.
— Что ты хочешь про него знать?
— Что угодно. Он мне интересен.
— Почему? — тут же нахмурилась она.
— Я его не понимаю, и меня это напрягает.
— А что тут, собственно говоря, непонятного? Он мерзавец.
— Это-то как раз ясно. Хотелось бы понять — это у него врожденное или временное состояние души.
— Ладно, слушай, — Алла уселась поудобнее и с заговорщицким видом начала рассказывать, — есть у меня приятельница. Ленка. Мы с ней вместе учились. Так вот, город у нас небольшой, и внезапно выяснилось, что она давно дружит с матерью Захара. Вот она мне кое-чего рассказывала про него.
— Давай уже! Не тяни, — мне было жуть как интересно.
— В общем, будучи подростком, жил он с матерью. Когда парень пошел в среднюю школу, отец их бросил и укатил в Питер. Там поднялся неслабо, денег заработал целую прорву. У него своя большая фирма. То ли стройкой занимается, то ли ремонтом — не знаю точно. Женой новой обзавелся. Вот только с детьми у них не получилось. И вот спустя пять лет он снова объявился в нашем городе и изъявил желание общаться с единственным сыном. Захар тогда в десятом классе был. Трудный подросток. Сплошные неприятности. Мать не знала, что с ним делать. Из сил выбивалась, пытаясь свести концы с концами, а еще и он нервы мотал…
Не уверена, что она и сейчас представляла, что с великовозрастным негодяем делать.
— …В общем, папаша вмешался. И очень кстати. Сказал, что если Захар возьмется за ум, закончит школу, сам поступит в универ и отучится, то он заберет его в Питер. Даст работу, возможности, жизнь, о которой можно только мечтать. Но для этого сыну придется постараться и доказать, что он не тупоголовый баран. Меранов за эту мысль ухватился. Они с матерью бедно жили, без изысков, и ему очень хотелось вырваться из этого порочного круга. На самом деле парень он башковитый, изворотливый. Поставил себе цель и теперь идет к ней напрямую. Не скажу, что учится, как проклятый, но и не прогуливает почем зря. Где-то сам проблемы решает, где-то обходные пути ищет, других запросто использует. Ему нужен диплом — это его пропуск в новую жизнь, и ради этого он готов на все.
— То есть из трудного подростка он превратился в приличного парня.
— Сама-то в это веришь? — захохотала Алла. — Где Меранов и где приличия?
— Тоже верно.
— Отец ему квартиру здесь купил, но денег не дает. Проверяет, способен ли сын сам карабкаться, или так и будет всю жизнь на чужой шее сидеть.
— Способен, — убежденно ответила я.
— Ты-то откуда знаешь? Вы знакомы неделю.
— Такие всегда пробиваются. У них это в крови.
— Может быть, — Алла не стала спорить, — Ленка рассказывала, что помимо универа, он занимается чем-то, связанным с компьютерами. То ли программированием, то ли рекламой. Не знаю, особо не вникала. Вот, в общем-то, и все. То, что он сволочь, ты уже и сама прекрасно знаешь, а больше мне нечего про него рассказать.
— Больше и не надо.
По крайней мере теперь я понимала, почему он такой закрытый, циничный, жестокий. Но вот что с этим делать — понятия не имела. Была уверена только в одном — дурной характер Мерза еще не раз мне аукнется.
***
Следующая неделя пролетела незаметно. Я разрывалась между учебой и попытками хоть как-то обустроить свою жизнь. Однако жизнь обустраиваться категорически не хотела, да и с учебой были одни проблемы.
Во-первых, мне доставалось от Анфисы. Не знаю почему, но комендантша меня невзлюбила и разве что ядом не брызгала при моем появлении. Наверное, не стоило прилюдно намекать ей, чтобы она своими обязанностями занималась, а не перед телевизором семечки щелкала. Иногда язык — враг мой. В этом случае так точно.
Во-вторых, мне приходилось бегать с кафедры на кафедру в поисках руководителя для дипломной работы. Не каждый готов взять под свое крыло студентку, вынырнувшую неизвестно откуда за три месяца до защиты. Темных лошадок никто не любит. Вдруг я тупая? Или ленивая? Или хитрожопая? Или наглая? Не без этого, конечно…
В-третьих, любимая группа давала жару. До этого мне никогда в жизни не приходилось быть жертвой буллинга. Могу сказать одно — это чертовски неприятно, выбывает почву из-под ног. Утешала только мысль о том, что скоро это закончится. Три месяца — и все, больше никогда не увижу этих людей. Продержусь. Я сильная. Если честно, то их нападки меня не особо-то и задевали. Просто раздражали, бесили до зубовного скрежета. Будто назойливые комары, которые мешают нормально спать. По одному шакалята боялись подходить, но, сбиваясь кучками, становились смелыми и языкастыми. Цеплялись, пытались издеваться. Были и те, кто просто молчал, наблюдая травлю. Был Марк с его агрессивными подкатами.
И был Мерз. Мочаливый. Холодный. Но от одного его взгляда волосы на загривке дыбом вставали. Он не трогал меня всю эту неделю, даже не разговаривал, просто наблюдал, но я с содроганием сердца думала о том, что он мне готовит. Пожалуй, он единственный из всех, кого я опасалась всерьез . И как меня угораздило переспать именно с ним? Почему не Марк? Не какой-то другой придурок? Почему именно Мерз?
Хотя чего удивляться? Я всегда умела вытащить выигрышный билет и найти бриллиант среди навоза.
В субботу вечером в общаге было тихо. Большинство студентов на выходные укатили домой, и мне выпал шанс насладиться тишиной. Никто не шарахался по коридорам, не вопил, не слушал громкую музыку. Красота! Можно почитать, спокойно сходить в душ, отдохнуть. Съесть чего-нибудь вкусного.
Последняя идея мне понравилась больше всего. Я сходила на кухню, убедилась, что там никого нет, и решила порадовать себя тушеной картошкой.
Из радио доносились звуки веселой песни, а я, немного подпевая и пританцовывая, колдовала над кастрюлькой. Помыла овощи, почистила, порезала. Плюхнула туда целую банку тушенки и поставила на огонь, а сама тем временем уткнулась в переписку с Ермолаевой. Она единственная, с кем у меня установились дружеские отношения, и единственная, кому, несмотря на врожденную скромность и робость, хватило пороху в открытую меня поддержать. Конечно, группа поддержки так себе, но все равно приятно.
Где-то в коридоре что-то громко треснуло. Я оторвалась от телефона, замерла, прислушалась, пытаясь понять, откуда доносится и что это такое. Почему-то показалось, что звук идет из того конца, где располагалась моя комната. Не к добру. Общение с новой группой научило меня всегда быть настороже. Мало ли чего от них можно ждать? Дерьмо под дверью я уже находила.
Я прикрыла кастрюльку крышкой, уменьшила огонь и пошла проверять что к чему.
В коридоре было пусто. Возле моей двери тоже никого не оказалось. Я придирчиво осмотрела ковер в поисках очередной подставы. На нем и под ним — пусто. Проверила замочную скважину на предмет жвачек, клея и бумаги. Все в порядке.
На всякий случай осторожно приоткрыла дверь и, убедившись, что ничего мне на голову не упадет, зашла в комнату. Осмотрелась. Заглянула в шкаф, под кровать, за штору. Тоже ничего. Может, зря всполошилась? Просто у кого-то в комнате что-то упало, и ко мне это не имеет ровным счетом никакого отношения? Похоже на то.
Я облегченно выдохнула и вернулась на кухню. Здесь по-прежнему было тихо, спокойно и безлюдно. Свернув полотенце, чтобы не жгло руки, я взяла с плиты кастрюльку и пошла к себе в надежде провести приятный и вкусный вечер. Однако на середине дороги пришлось бежать — пальцы нещадно жгло даже через полотенце. Ворвавшись в комнату, плюхнула кастрюлю на стол и стала дуть на руки, пытаясь охладить кожу.
— Ладно, горячо сыро не бывает, — изрекла глубокомысленно и потянулась за тарелкой.
Взяла половник, подняла крышку и, прикрыв глаза, втянула аппетитный аромат.
Хотя не очень-то и аппетитный. И это странно. Картошечка, приготовленная по любимому маминому рецепту, должна пахнуть не так. Приоткрыв один глаз, я с недоумением заглянула в кастрюлю и увидела там что-то большое и черное.
Что за херня? Вилкой подцепила это что-то и вынула на свет божий… носок. Явно мужской, ношеный, с махровой дыркой на пятке.
— ***! — выругалась громко, раскатисто, от души.
В тот же момент под дверь с тихим шорохом просунули записку, а потом раздался дикий смех и топот убегающих ног. Все себя от гнева я подскочила к двери и распахнула ее. В коридоре, естественно, уже никого не было. Вредителей и след простыл. Записка, которую мне оставили, была написана красивым ровным почерком и содержала в себе лишь одну фразу: «Приятного аппетита, сучка!»
Зашибись. Вот и поужинала.
***
В аудиторию я пришла за пять минут до начала пары. Преподаватель еще не появился, зато вся группа была в сборе. Сегодня у нас должен был состояться коллоквиум, и все готовились, как могли. Кто-то фотографировал на телефон страницы из учебника в надежде, что представится шанс незаметно списать, кто-то рассовывал шпоры по карманам, а кто-то просто обреченно листал лекции, пытаясь запомнить хоть что-то.
Коллоквиум меня волновал мало. Мазнув взглядом по всем собравшимся, направилась туда, где сидела Ассенизаторша с подругами. Все они жили в общаге, а это означало, что мой испорченный ужин — их рук дело. Я не бедствовала, не голодала, но жалко и было продукты, и свои труды. И вообще, портить в общаге еду — это последнее дело. Молча проглатывать такое я не собиралась.
Подойдя к одной из них, бесцеремонно вырвала у нее из-под носа тетрадь.
— Эй! Ты чего?! — завопила она, вскакивая на ноги.
— Уймись, — цыкнула на нее так, что та присела. Открыла первую попавшуюся страницу и недовольно фыркнула, — не то.
Швырнула тетрадь обратно на стол, повернулась к следующей. Остальные за мной наблюдали, изумленно переглядываясь. Но мне было плевать на их взгляды, на их изумление, да и вообще на всех них вместе взятых. Я была очень зла.
Еще одна тетрадь и снова безобразные каракули.
— Что ты себе позволяешь? — начала было Ассенизаторша, но заткнулась, когда я рывком раскрыла ее тетрадь, так что чуть листы в стороны не полетели.
Снова не то. А вот в следующей тетради меня ждала удача. Сердечки на полях, заголовки, подчёркнутые разноцветными ручками. Но самое главное — почерк. Ровный, аккуратный. Точно такой же, каким была написана вчерашняя записка.