Она чувствует мою эрекцию, упирающуюся ей в пах, и замирает. Мы не двигаемся.
Я смотрю ей в глаза, ощущая запах, исходящей от ее тела и волос, мыла и шампуня. Я чувствую драгоценную жизненную силу внутри нее и теплоту ее кожи. Я слышу, как бьется ее сердце и ее кровь бежит по венам. Желание к ней ударяет меня, словно под дых. Желание раздвинуть ей ноги и попробовать на вкус настолько невероятно сильное. Я столько ждал. Зачем ждать еще?
— Почему должен кто-то умереть? — шепчет она. — Что, черт возьми, мы сделали такого ужасного?
— Потому что я поклялся отомстить за смерть своих родителей.
Ее глаза распахиваются.
— Что это значит?! Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.
— Все дело в чувстве вины. Я хочу, чтобы ты почувствовала те же чувства, что и я. Я хочу разделить с тобой свою вину, но как я могу разделить что-то подобное, если ты даже не знаешь, каково это — стать причиной смерти того, кого больше всего любишь? — Я отпускаю ее.
Но ее ноги подкашиваются, и она медленно сползает по стене на пол.
Я смотрю на нее сверху вниз.
— Это ответ на мой предыдущий вопрос. Твой отец должен умереть... тогда ты, как и я, будешь все время жить с чувством вины.
Она отрицательно качает головой и поднимает на меня взгляд.
— Нет, лучше, пусть умру я. Это моя вина. Лучше тогда убей меня.
Глава девятая
Лилиана
Девять лет назад
Я видела перед собой чумазого мальчишку. Он был высоким, широкоплечим, со свирепыми черными глазами и прямыми черными волосами. Он был на пару лет старше меня. Сыном одного из странствующих цыган. Его отец работал на моего отца, садовником у нас в саду. Мальчик стоял один и смотрел в пруд. На нем была грязная одежда, руки были черные от грязи, но по какой-то непонятной мне причине меня тянуло к нему. Я решила подойти и предложить перекусить.
— Как тебя зовут? — Спросила я, подходя.
— Не твое дело, — пробормотал он, даже не взглянув на меня.
— Какой ты грубый, — презрительно произнесла я. — Я пришла предложить тебе перекусить.
— Я не голоден. Мне не нужны твои подачки.
Я уперла руки в бока, злясь на его грубость.
— Я просто пыталась быть вежливой.
Он повернулся ко мне, его глаза сверкнули.
— Хочешь быть вежливой?
Я растерянно посмотрела на него.
— Ну, хотела. Но больше не уверена, что хочу.
— Тогда проваливай.
Я ахнула от удивления. Не знала, почему я не ушла тогда и не пожаловалась папе, но я чувствовала себя обязанной остаться и противостоять ему.
— Почему ты такой грубый?
— А почему ты такая заноза в заднице?
Я скрестила руки на груди.
— Хорошо, я хочу быть вежливой. Что не так?
Он схватил меня так быстро, что я взвизгнула, как щенок. И прежде чем я поняла, что происходит, он поцеловал меня прямо в губы! Я была слишком потрясена, чтобы сопротивляться его поцелую. Его губы были твердыми, сильными и горячими. Поцелуй продолжался и продолжался, и, к моему удивлению, маленькая бабочка начала трепетать внизу у меня в животе. Потом он поднял голову и посмотрел мне в глаза. Я не могла отвести от него взгляда. Я была слишком удивлена и шокирована.
— Лилиана Иден, когда-нибудь я женюсь на тебе, — заявил он, прежде чем уйти.
Я коснулась губ. Они все еще покалывали.
Он поцеловал меня.
Фу... Фу.
Неотесанный грубиян поцеловал меня! Я неслась к дому с такой скоростью, на какую была способна. Я влетела в парадную дверь и ворвался на кухню. Там находились мама с папой.
— Меня поцеловал мальчик, — выдохнула я.
— Что?! — Закричал отец, вскочив на ноги, его лицо потемнело от ярости.
Мама схватила отца за запястье.
— Ей всего одиннадцать, Джек. Это ничего не значит.
— Черт возьми, нет, это значит. — Папа яростно выругался и вышел из дома.
Я смотрела, как он направился к отцу мальчика. Они разговаривали, папа сердито жестикулировал. Мужчина позвал сына и дал ему подзатыльник. Мальчик ничего не ответил. Он просто повернул голову и посмотрел на меня в окно дома. На его лице не было улыбки. Он просто смотрел на меня, пока отец снова не ударил его и не потащил за собой.
Я коснулась губ. Они все еще покалывали. Теперь я жалела, что рассказала папе о его поцелуе.
Глава десятая
Бренд
Я прищуриваюсь, глядя на нее у своих ног.
— Хм. Единственное, в чем виноват твой отец, так это в том, что он обращался со мной и с моим отцом как с собаками. Ты, с другой стороны,..
Я не смогу сказать вслух или даже признаться самому себе, какое сильное влияние она оказывала на меня. Мой взгляд блуждает по ее телу, по полной груди, ее позе на полу, натянутой блузки, тонкой талии и слегка раздутым бедрам. Я чувствую боль в сердце, словно осязая ее боль. Я опускаю руку и хватаю затвердевший член между ног.
Заметив страх в ее глазах, я медленно улыбаюсь. Наклонившись, поднимаю ее на ноги.
— Посмотри на себя, ты уже взрослая и находишься сейчас во власти сына садовника.
И она совершает странную вещь — облизывает губы. Я слишком много раз бывал в том квартале, чтобы сделать вывод, что не сухость во рту заставляет женщин облизывать губы. С удивлением провожу пальцем по ее мокрой нижней губе. Мягкая и пухлая.
— Ты когда-нибудь вспоминала обо мне, Лилиана?
Секунду она колеблется, потом отрицательно кивает.
Чего можно ожидать от дочери бандита? Я отпускаю ее.
— Бери это кресло, — приказываю я, кивая головой на другое кресло рядом с ней, — и тащи его в свой угол.
Она смотрит на меня смущенно, словно не понимает. Я молчу, не собираясь повторять, мой взгляд темнеет, она подчиняется. Тащит кресло по деревянному полу, издавая такой же скребущий звук, как и я, когда ее разбудил.
— Отлично, — говорю я, садясь в свое кресло, выдвинув его на середину комнаты. — Теперь раздевайся.
Она с ужасом глядит на меня, и на долю секунды я готов поспорить, что она готова упасть на колени, начав меня умолять. Но вместо этого она надменно поднимает подбородок и спрашивает:
— Это спасет моего отца?
Я пожимаю плечами. Я рад, что она начинает задумываться о своем положении.
— Посмотрим, это только начало.
Не сводя с меня глаз, она поднимает руки и начинает медленно расстегивать пуговицы на блузке. Все пуговицы расстегнуты, она снимает блузку с плеч. Двигаясь совсем несексуально и неторопливо, будто надеется, что ее стриптиз будет для меня таким, черт побери, занудным и скучным, что я потеряю к ней всякий интерес, или внезапно во мне проснется совесть, и я попрошу ее остановиться. К сожалению, у нее нет ни единого шанса ни на то, ни на другое. С каждой пуговицей, которую она расстегивает, все мое тело становится более и более напряженным от первобытного желания. И когда она доходит до темного кружевного лифчика, я уже не в состоянии оторвать глаз от ее груди. Она замирает.
— Снимай его, — слышу я свое рычание.
Громко сглотнув, она делает то, что я ей сказал. Чтобы скрыть свое выражение лица, она опускает голову и волосы накрывают ей лицо. Ее груди — сливочные прекрасные красавицы.
— Дальше, — хрипло настаиваю я, я опускаю взгляд по ее тонкой талии к пупку. Трусики на ней скрывают слишком много. Я ненавижу их. — У тебя имеется целый ящик нижнего белья. Отныне ты либо носишь его, либо вообще ничего.
Она молчит.
Мать твою. Я сообщаю ей следующее правило.
— Снимай трусики и лифчик, потом сядь в кресло и положи раздвинутые ноги на подлокотники.
Теперь я полностью завладел ее вниманием. Она задыхается и открывает рот, пытаясь возразить, но мне достаточно приподнять бровь и сказать:
— Ты ценишь свое тело больше, чем жизнь своего отца?
Она резко закрывает рот и стягивает с бедер оскорбительные трусики.
Да, я предполагал, что она будет именно такой. После эпиляции, свежевыбритая, гладкая, как попка младенца. Во рту у меня пересыхает. Она поворачивается к креслу спиной, я разглядываю ее полные округлые ягодицы. У меня перехватывает дыхание, когда она садится, одну за другой поднимает ноги на мягкие подлокотники.
Ее влагалище раскрывается перед моим взором, как прекрасный, покрытый росой цветок, блестящий от возбуждения. Именно так я его себе и представлял — розовое, влажное и, однозначно, манящее и соблазнительное. Я хватаюсь за подлокотники кресла, чтобы не нырнуть прямо к нему. Мне хочется попробовать его на вкус, а потом, чтобы мой член растянул его и грубо трахнул.
Я подаюсь вперед в неподдельном возбуждении и поднимаю на нее затуманенный взгляд.
— Ты когда-нибудь фантазировала о мужчине?
Она молчит, я этого ожидал. Ее взгляд пуст и устремлен куда-то поверх моего плеча.
Я продолжаю:
— Ну, а я представлял. Тебя. С тех пор, как я увидел два года назад на благотворительном мероприятии. Твоего отца тогда награждали очередным призом, вся ваша семья сидела за главным столом. У тебя была такая короткая юбка, что ты не могла нагнуться. Я слышал, как один из твоих братьев посмеивался над тобой на этот счет. И твои волосы почти доходили до талии, жалко, что ты их подстригла, а твои губы были ярко-красными. С тех пор я постоянно трахаю тебя… мысленно. И теперь ты передо мной, с разведенными ногами. — Я улыбаюсь, обнажив зубы.
Она заторможено в шоке смотрит на меня.
— Дотронься до себя, — приказываю я. — Представь, что это я, — «Ты ведь так и делал в своих мыслях и в сердце», тихая мысль шепотом приходит из ниоткуда. На долю секунды она настолько меня ошеломляет, а затем сводит с ума. Лилиана и так уже пытается обвести меня вокруг пальца. Но у нее ничего не получится. Ненавижу ее. — Трогай себя, — резко приказываю я. — Устрой для меня представление, Лилиана. Действуй как шлюха.
Ее глаза недоверчиво расширяются.
— Проблемы? — Вежливо осведомляюсь я, наслаждаясь ее унижением так же, как тогда она наслаждалась моим. Мне нужно избавиться от мучений и вины, которые, как проклятье, нависают надо мной постоянно.
Тишина, кажется, тянется вечно, злые слезы наполняют ее глаза, она с ненавистью смотрит на меня. Потом закрывает глаза, ее рука двигаться к влагалищу, меня пронзает гнев.
— Открой свои чертовые глаза, — рычу я.
Она дергается от внезапной вспышки моего гнева, распахивая глаза.
— Не заставляй меня повторять, — напоминаю я ей, откидываясь на спинку кресла.
Ее взгляд останавливается на мне, ее пальцы медленно приближаются к красивой киски. У меня рот начинает наполняться слюной, дыхание становится прерывистым, а член грозит прорвать штаны. Внешне, правда, я кажусь спокойным, почти безучастным, пока наблюдаю за ней.
Что в ней такого?
Почему она так на меня влияет? Мне двадцать четыре года, но такое чувство, словно прожил уже лет сто. За это время я потерял счет количеству женщин, которых трахал до изнеможения. Ничто не может сравниться с возбуждением от вида обнаженной Лилианы Иден, с широко раскрытыми ногами, сидящими прямо передо мной.
— Рукой, — приказываю я.
Ее рука прикрывает влажную плоть.
— Сильнее. — Я должен себя сдерживать от рычания монстра внутри меня. Глядя, как ее соки сочатся между ее пальцами, стекая вниз. Довольный смешок срывается с моих губ от вида такого красивого зрелища. Она хочет этого так же сильно, как и я.
— Поднеси руку ко рту и попробуй себя на вкус.
Ее вызывающий взгляд смотрит на меня осуждающе. Как бы говоря, что она никогда не простит мне того, что я с ней сейчас делаю. Она не понимает, что ее взгляд меня еще больше заводит.
Поднеся руку к губам, она высовывает язык и облизывает свои пальцы. Хотя, она специально делает все это со скучающим выражением лица, но для меня этот жест очень сексуальный. У меня губы сами собой раскрываются от желания облизать ее пальчики. Я забываю, как дышать, совершенно не осознавая этого.
— Оближи пальцы, медленно... один за другим. Не заставляй меня напоминать тебе не закрывать глаз.
Она следует моим указаниям, слизывая свою сливочную влагу с руки.
— Ты, должно быть, очень сильно возбуждена, раз твой клитор чертовски набух. — Я ловлю ее взгляд, удовлетворенно улыбаясь. Яркий румянец заливает ей щеки. — Погладь его, — приказываю я. — Жестко и быстро.
Она начинает гладить свой розовый бутон. По тому, как она стискивает зубы и начинает часто дышать, мне становится ясно, как день, что она борется, боясь показать мне какое испытывает наслаждение.
Я подаюсь еще больше вперед.
— Еще быстрее.
Она убыстряет движения пальцами, и ее бедра начинают двигаться в такт. Грудь начинает быстро подниматься и опускаться, показывая учащенный ритм ее сердцебиения. Ее глаза превращаются в полуприкрытые щелки, голубые радужки блестят между густых ресниц. Вскоре похоть берет верх. Она перестает притворяться равнодушной и открыто идет на волне кульминации до полного завершения. Левой рукой она вцепилась в основание кресла, сдерживая сильные вспышки желания, пробегающие по телу. Я вижу, как все ее тело дергается, груди трясутся, испытывая настоящее удовольствие. Она прекрасна в своем оргазме. Ужасно, что она, наконец, вспоминает, где находится, в какой ситуации. Она заставляет себя открыть глаза и посмотреть на меня. В них читается полное презрение.
И демонстрировать мне такое откровенное презрение — ошибка с ее стороны. У меня на руках все карты.
— Боюсь, все было слишком быстро, — растягивая слова, говорю я. — Я хочу разглядеть все сполна. Поэтому сделайте все снова. На этот раз представь, что меня здесь нет, не стесняйся. Трахай себя вдоволь. Поиграй грудями, поиграй собой и трахни себя, пальцами свою дырку.
У нее глаза расширяются, она с трудом сглатывает.
— Ты уже трахала свою дырку, не так ли, маленькая Лилиана? — Со смехом спрашиваю я.
— Нет, — отрицает она, затаив дыхание.
Еще одна ложь.
— Может, мне научить тебя как это делается?...
— Нет! — тут же выкрикивает она.
Ее ужас заставляет меня тихо рассмеяться. Я замолкаю, продолжая смотреть на нее в положении полной уязвимости и подчинения.
— Тогда порази меня, как ты можешь трахнуть сама себя.
Она вздыхает с облегчением, видя, что я не собираюсь ее учить.
— Мне нужно закрыть глаза, — смущенно произносит она.
— Закрой, — разрешаю я улыбкой.
Глубоко вздохнув, Лилиана Иден закрывает глаза и начинает свое представление. Она берет левую грудь в руку и нежно сжимает ее. Языком облизывает нижнюю губу, правой рукой сжав красный сосок, потом скользит рукой вниз. Она начинает кружить и потирать набухший клитор, который выглядит таким нежным, ее попка почти приподнимается со стула от ощущений.
Свободную руку она запускает в волосы. Легкие стоны, срывающиеся с ее губ, готовы сорвать меня с кресла, чтобы попробовать языком ее киску. Кончик ее пальца, в конце концов, проникает в ее розовый вход и во мне все замирает. Всем телом я подаюсь вперед, наблюдая, как она медленно, нежно входит и выходит из себя пальцем.
— Быстрее, — шиплю я, наклоняясь к ней.
Она подчиняется, но ее движения какие-то неумелые, будто она не знает как нужно делать. Это меня бесит. Я знаю, что она не невинная девица. Такая красавица, наверное, побывала уже с десятком мужчин, так почему она намеренно ведет себя так неумело?
Я даже не осознаю, как вскакиваю с кресла, пока оно не опрокидывается за мной. От грохота она испуганно распахивает глаза, с губ срывается тихий испуганный крик, она пытается подальше отодвинуться от меня. Но у меня грудь словно в огне. Я хватаю ее за талию, поднимаю с кресла, ее руки и ноги болтаются в воздухе.
— Отпусти меня, — кричит она, но я даже не замечаю ее сопротивления. Когда она понимает, что ей не победить меня, ее сопротивление только усиливает трение между нашими телами, она перестает брыкаться.
Я сажаю ее обратно в кресло. Положив руки по обе стороны от нее, опускаюсь перед ней на колени и смотрю ей прямо в глаза.
— Ты издеваешься надо мной? — Спрашиваю я угрожающе тихим голосом.
Она тяжело дышит, грудь тяжело вздымается, но она отрицательно качает головой. Продолжая смотреть ей в глаза, я чувствую, как она вся сжимается. Не сводя с нее глаз, я грубо раздвигаю ей ноги, перекинув их через подлокотники кресла.