Я дотрагиваюсь до ее киски, ее скользкие влажные складки расходятся от моего прикосновения. Соки остаются на пальцах. В этот момент я готов отдать все свое состояние, чтобы попробовать ее. Я больше ничего так не хочу, поэтому опускаюсь, прижимаю руку к ее груди, чтобы удержать ее на месте, и накрываю ее киску своим ртом.
Господи, это как вернуться домой!
Пока я всасываю ее соки ртом, а зубы жадно покусывают набухший бутон, который мучил меня своим видом на том конце комнаты, какое облегчение вобрать его в рот. Выплевывая на меня грубые ругательствами, яростные крики от стыда и унижения, она корчится и стонет от удовольствия.
Она пытается оттолкнуть меня, но я не в состоянии, да и не хочу, сдвинуться с места. Не отпуская ее клитор, я погружаю в нее пальцы. Она запрокидывает голову назад, как только я начинаю трахать ее пальцами, так быстро, что очертания моих пальцев расплываются у меня перед глазами.
Я слышу, как она изо всех сил пытается вздохнуть, пока с силой двигается всем телом от моего темпа, но я давно утратил способность сопереживать. Садистски, я продолжаю трахать ее пальцами, пока она не начинает неудержимо дрожать. Она хватает меня за волосы, впившись глубоко зубами в мое плечо в попытке заставить меня остановиться, но ее тело посылает мне совсем другие сигналы, яростно извиваясь в тандеме с натиском моих пальцев.
Она отпускает мое плечо, взрываясь в мощном оргазме, выгибаясь, ее губы раскрываются от крика, как только первая струя ее соков попадает мне в рот и на лицо. Она стекает по моему горлу на рубашку.
Ее оргазм настолько сильный что она, словно проваливается в неизвестность. Пряди волос, прилипшие ко лбу, грудь поднята кверху, рот широко раскрыт, она машинально хватается за меня руками, пытаясь прижаться, чтобы облегчить волну экстаза, все еще сотрясающую все ее тело. Словно загипнотизированный силой ее оргазма, я могу только молча наблюдать.
Затем, под эмоциями, у нее начинают течь беспомощные слезы из полузакрытых глаз.
Я поднимаюсь на ноги, продолжая на нее смотреть, она пытается прийти в себя, представляя собой прекрасный беспорядок. Ее глаза распахиваются, она смотрит на меня с ненавистью. С презрением переводит глаза на мои пальцы. И, нахмурившись моргает, я тоже опускаю глаза на свои пальцы.
У меня на пальцах ее кровь!
Я замираю от шока, так как мой мозг не верит тому, что видят мои глаза. Это невозможно. Испорченная богатенькая стерва не могла оставаться девственницей до 20 лет? В ту же секунду она вскакивает на ноги и с такой силой бьет меня по лицу, что моя голова резко дергается в сторону.
— Доволен, больной ублюдок? — кричит она со слезами на глазах.
Все ее тело дрожит, в глазах боль, на которую, как ни странно, откликается мое замерзшее сердце. Я отворачиваюсь, слезы текут у нее по лицу. Я не могу смотреть на ее слезы и на то, что я сделал с ней. Грудь болит. Потрясенный и сбитый с толку, я иду к двери, но с яростным воплем она налетает на меня сзади и начинает изо всех сил колотить кулаками по моей спине.
Я позволяю ей обрушить свой гнев себе на спину. Это даже приятно. Я заслуживаю наказания. И как только чувствую, что ее удары теряют силу, поворачиваюсь, хватаю ее за запястья и бросаю на кровать. Она легкая, как перышко. Возвышаясь над ней, вижу, как она подпрыгивает на кровати, груди тоже подпрыгивают. Их я еще не сосал.
Я рассматриваю ее. Она похожа на дикое животное. Ее лицо опухло, покрылось пятнами от слез, грудь тяжело вздымается, взгляд готов меня убить, но ее молодое тело безмолвно зовет меня. Я наклоняюсь, хватаю ее за лодыжки, широко раздвигаю ноги. Она не сопротивляется. Я смотрю на ее измученную киску.
Я буду первым мужчиной внутри нее.
Я хочу ее так сильно, что, черт побери, до боли с трудом отворачиваюсь и выхожу из комнаты. Я захлопываю дверь и запираю ее, чувствуя себя сумасшедшим, запирающим свое сокровище. Потому что теперь она моя. Даже мысль о другом мужчине, только посмотревшем в ее сторону, вызывает во мне огненную ярость. Я не успокоюсь, пока не овладею ею полностью. Тогда я сделаю так, что ни один мужчина не сможет прикоснуться к ней, пока я жив. Я останавливаюсь от неожиданной мысли. Откуда, черт возьми, у меня взялись подобные мысли?!
Все идет совсем не так, как я планировал.
Глава одиннадцатая
Лилиана
Может несколько часов, еще долго после того, как поворачивается замок в двери, я голая неподвижно лежу на кровати, с широко разведенными ногами, и смотрю в потолок. Ничего не слыша и не видя. Такое чувство, что я нахожусь в прекрасном сне, который внезапно превратился в кошмар.
Сын садовника. Он всегда вызывал во мне сожаление от воспоминаний и сумасшедшую теплоту в моем сердце. Сегодня он вызывает во мне недоумение, разочарование и ненависть. Я не могу поверить, что этот мужчина, именно тот мальчик, по которому я тосковала годами.
Постоянно думая о нем, никогда не могла предположить, что когда-нибудь окажусь в таком положении. И не могла представить, что буду голой до такого уровня уязвимой, использованной. Я чувствую себя животным. Все эти годы в моих мыслях он был принцем, а, на самом деле, он оказался бесчувственным, диким зверем. Я не только заложница, но и подверглась сексуальному насилию с его стороны.
Затем голос в моей голове произносит: «Ты забыла, как бесстыдно кончила перед ним? Когда он раздвинул твои ноги и посмотрел на твою пульсирующую плоть, ты хотела, чтобы он взял тебя. Ты хотела понять, каково это, когда он окажется внутри тебя».
Я зажмуриваюсь. Потому что это правда. Я не контролировала реакцию своего тела на него. И если бы это был другой мужчина, то было бы немыслимо унизительно и ужасно, но ведь это был он, и тогда я даже не почувствовала себя оскверненной. До сих пор мне не хочется смывать его запах. Хотя здравомыслящая, нормальная, самая разумная часть меня хочет убить его за то, что он собирается проделать со мной и моей семьей, но другая часть, которая все эти годы тосковала по тому поцелую, хочет, чтобы он вернулся и закончил начатое.
Я вспоминаю его взгляд с ненавистью. Он считает, что я виновата в смерти его отца, но чем я виновата? Что я сделала такого ужасного? Голову наполняют воспоминания того дня, почти десять лет назад. На протяжении многих лет я постоянно думала о том поцелуе, но совсем не по той причине, в чем он меня сейчас обвиняет.
Я злилась на себя за то, что побежала домой и все рассказала отцу. Потому что его поцелуй был чем-то особенным, пока я не открыла свой говорливый рот и все не рассказала миру. Я ругала себя за то, что пошла не в маму. Она бы никому о таком не рассказала. Мама умеет хранить секреты, как никто другой. Если бы мне тогда хоть немного хватило ума, все было бы по-другому. Садовника не уволили бы, они оба не исчезли бы из нашей жизни, и ничего ужасного с его отцом, возможно, никогда бы не случилось. За совершенно один бездумный поступок я изменила ход всех наших жизней. Все это время я постоянно сожалела о своем неосторожном шаге.
Но мой детский поступок, все равно не оправдывает его жестокость.
Я была всего лишь ребенком и не могла предположить всех последствий. Даже то, что мой отец уволил его отца, не оправдывает моего похищения, содержания в этом доме, в заточении, в глуши. Я вспоминаю маму, как она должно быть волнуется, думая, как я там одна в Испании. Мысль вызывает во мне вспышку ярости, аж до дрожи. Я соединяю ноги. Если с моей мамой что-нибудь случится, клянусь, я убью этого ублюдка. Я выслежу его и убью.
Я поднимаюсь и направляюсь в душ.
Вода обжигающе горячая, как кипяток, но я не чувствую этого. Я хочу, чтобы вода смыла запах и все его следы с моего тела. Я больше не девственница. Он не знал, но все эти годы я хранила себя для него. Он единственный мужчина в этом мире, которого я хотела. Какой странный поворот судьбы, что моей самой большой мечтой был мужчина, который хочет мне отомстить. Я пытаюсь вспомнить тот наш поцелуй, но странное дело, он стал каким-то расплывчатым и бесцветным после сегодняшнего. Как будто это происходило со мной в другой жизни.
Раньше он был таким ярким и красочным, а сейчас… обычный украденный поцелуй когда-то. Он был тогда самым захватывающим, что случалось со мной до сегодняшнего дня. Я даже помнила его запах. Смесь свежего пота, земли и чего-то еще.
Если бы только... если бы только звезды выстроились так, как должны были, все сложилось бы по-другому.
Но теперь у меня были другие воспоминания — воспоминания его черных глаз, жадно блуждающих по моему телу, неожиданно моя рука сама собой скользит вниз по животу, к киске. Дыхание учащается. Резкий выдох и резкий вдох. Я вспоминаю его твердый палец внутри себя, грубый, безразличный, напряженный. Настолько отчетливо, будто внутри была пустота, только его пальцев заполнил ее внутри меня.
Нет!
Я резко отдергиваю руку, выключаю воду и пару секунд стою, опустив голову. Вода стекает с волос и телу. Минуты отсчитываются. Не знаю, сколько я там стою, но пар в ванной рассеивается, по рукам и ногам начинают расползаться мурашки от холода. Слегка дрожу.
И все равно желание не проходит.
Слезы разочарования наполняют глаза. Пошел он! Я хлопаю ладонями по холодным мокрым плиткам стены. Ладонь скользит по гладкой поверхности, стирая капли воды. Внезапно я отрываю руку от плиток, она оказывается у меня между ног. При первом прикосновении к клитору у меня изо рта выплескивается всхлип. Я представляю его. Я не могу поверить в то, что сейчас делаю. Я не могу поверить, насколько первозданна моя похоть, я почти себя не узнаю. Ему не стоило меня запирать. Я ненавижу его за то, что он решил мстить мне и моей семье, но я не смогу от него убежать также, как не смогу вырезать свое сердце у себя из груди.
Мои пальцы начинают двигаться все быстрее и быстрее, но я отчетливо представляю, что это не мои пальцы. А его.
Глава двенадцатая
Бренд
https://www.youtube.com/watch?v=lDpnjE1LUvE
С того дня, как я ее увидел, понял, что она та самая
Я поджидаю ее в столовой особняка, выходящей на южную сторону. Опрокидываю стакан с виски и со стуком ставлю его на стол из итальянского розового дерева на восемнадцать персон. У меня в животе все сжимается от спиртного. Входит моя экономка Линди Паркс и молча ставит передо мной наполненный стакан, но в ее косом взгляде полно вопросов. И главный, без сомнения — почему я держу у себя эту женщину?
Я игнорирую ее взгляд, и она уходит.
Я допиваю пятый стакан виски, когда, наконец, появляется Лилиана, намного позже, чем я предполагал, но я не могу сдержать улыбку, которая расползается по моему лицу при ее появлении. Я попросил ее надеть одно из купленных для нее платьев, однако она решила одеться в ту же самую помятую шелковую блузку и юбку, в которой и прибыла ко мне. На ее лице нет косметики, волосы собраны на затылке, а взгляд полон ненависти.
— Присаживайся, — приглашаю я, не вставая.
Она садится на стул в противоположном конце стола.
Я откидываюсь на спинку стула.
— Я просил тебя одеться соответствующим образом. — Я бросаю взгляд на свои темные брюки и накрахмаленную белую рубашку. — Даже я сделал над собой усилие.
— Мне нравится моя одежда, — натянуто говорит она.
Я хмурюсь.
— Что не так с одеждой, которую я тебе купил?
— Она больше подходит для шлюхи. Я не шлюха.
Я тихо смеюсь.
— Ах, но ты и есть моя шлюха. Хочешь, я покажу тебе, какая ты шлюха?
В ее глазах появляется паника.
— Нет.
— Прошу, завтра оденься во что-нибудь другое.
Она кивает.
— Как тебя зовут?
— Бренд.
— Бренд Воган, — тихо говорит она.
— Да, ты вспомнила.
— Мне нравился твой отец. — Затем она тут рвется в бой. — Я тоже хочу рассказать тебе одну историю. Я пыталась быть вежливой с сыном садовника, но он был зол на весь мир, поэтому грубо схватил меня без разрешения и поцеловал. Чего он от меня ожидал?
При ее словах я мгновенно замираю. Еще мальчишкой я понял, что мы созданы друг для друга. Меня сейчас разозлило то, что она этого не видела тогда также, как и сейчас. Наклонившись вперед, я ставлю оба локтя на стол и сцепляю пальцы, смерив ее убийственным взглядом.
— Лилиана, — говорю я. — По осторожней.
Ее очередь засмеяться.
— Почему? Что ты собираешься сделать? Снова возьмешь меня силой?
Спокойно, сдерживаясь изо всех сил, я поднимаюсь со стула. Собираясь уйти, но она преграждает мне путь.
Вскочив на ноги, она нападает на меня с обвинениями.
— Разве это не правда? — требует она ответа, и я останавливаюсь. — В чем ты меня обвиняешь? Ты сказал, что из-за меня умер твой отец, но правда заключается в том, что причина его смерти в тебе. Если бы ты смог бы себя контролировать тогда, в тот день, он был бы до сих пор жив.
Я чувствую, как внутри меня ярость закручивается узлами. Я убью ее когда-нибудь.
— Ты, на самом деле, хочешь умереть, да? — Спрашиваю я.
Я вижу, как в ее глазах появляется вспышка страха, но голос все равно звучит сильно и уверенно.
— Если, убив меня, тебе станет легче, и ты обретешь покой, тогда давай… сделай это, но сначала скажи мне в чем моя вина. Почему ты так хочешь наказать именно меня, когда ты виновен столько же, сколько и я?
Я делаю молниеносные шаги, возвышаясь над ней, рука сама собой обвивается вокруг ее шеи. Я чувствовал, что она не остановится, зайдет слишком далеко. Она вцепляется в мою руку, пытаясь оторвать ее от шеи, и чем больше она сопротивляется, тем крепче я сжимаю ее бледную тонкую шею. У нее на глаза наворачиваются слезы. И в этот момент, только заметив их, чувствую острую боль в груди. Черт, этого еще не хватало, мне и так достаточно бардака, который происходит у меня в сердце.
Я ослабляю хватку, кровь приливает к ее лицу. Она опускает руку, а затем хрипит:
— Прости, ты, как какой-то чертовый ребенок. Отказываешься видеть очевидное, что настоящая вина лежит на тебе.
Я не помню, как это произошло, но вспышка ярости ослепляет меня до такой степени, что каждый нерв напрягается, в следующую секунду Лилиана лежит на полу, съежившись от страха. Я в шоке смотрю на нее. Не знаю, что меня больше поразило, что я, действительно, готов был ее ударить или ощущения в моем теле. Словно я воткнул нож себе в живот и провернул его несколько раз.
Развернувшись, переполненный эмоциями, которые не в состоянии объяснить, я, пошатываясь, иду к двери. Я сделал всего несколько шагов, но она окликает меня.
— Бренд.
Я останавливаюсь на мгновение, не понимая зачем. С одной стороны, я все же надеюсь, осмеливаюсь ожидать, что она каким-то образом избавит меня от этих ужасных страданий. Но как? Кто способен вытащить этот нож из моего живота?
Я медленно разворачиваюсь и смотрю на нее, все еще сидящую на полу.
— Я хочу есть, — говорит она. — Я не ела со вчерашнего ужина.
Долю секунду я изумленно пялюсь на нее, но все мое тело каким-то образом реагирует на ее спокойный голос. Злость испаряется, и я чувствую себя уже не таким несчастным.
— Давай поедим, — неожиданно для себя говорю я, направляясь к своему месту за столом. Усаживаясь, расстилаю салфетку на коленях, словно ничего странного не произошло. Я нажимаю на колокольчик, и через несколько минут входит Линди с закусками. Молча, она ставит перед нами тарелки. Очень вкусно пахнет. Я беру столовые приборы, но понимаю, что не могу проглотить ни кусочка.
Я поднимаю взгляд на Лилиану. Она с жадностью набрасывается на еду. Пока не замечает моего взгляда, выглядит такой обычный, беззащитной, такой молодой и невинной. Как та девочка, в которую я влюбился давно. Та, которую я решил сделать своей, но тогда я был настолько ошеломлен своими собственными чувствами, что вел себя грубо и ужасно.
Она поднимает глаза и встречается с моим взглядом.
— Что?
— Ничего.
Она намазывает булочку маслом и продолжает есть. Линди приходит, чтобы забрать тарелки.
— Вам не понравилась еда? — спрашивает она, нахмурившись.