Поэтому мне предстояло как-то убить время и главное не поругаться с ним.
Поэтому я выпалила первое, что пришло мне в голову:
— У тебя хороший вкус.
— И?
И говоря ему об этом, я уперто смотрела на пуфик, подвинувшись, чтобы поджать под себя босые ноги и прислониться к подлокотнику, но когда он задал свой вопрос, я посмотрела на него.
— У тебя хороший вкус, — повторила я, и его брови вопросительно поднялись, поэтому запинаясь, стала объяснять, чувствуя себя идиоткой:
— Ты... очень хорошо одеваешься, твоя... квартира тоже очень хорошая. Я имею в виду... у тебя, действительно, хорошая мебель.
На это замечание он задал странный вопрос:
— Ты знаешь «Дизайн Фьюжн»?
Я наклонила голову набок и спросила в ответ:
— Магазин на Черри-Крик-Норт?
— Ага, — ответил он.
— Да, — ответила я.
— Этот магазин принадлежит моей сестре Пенни.
Ну... ничего себе.
Я бывала в том магазине. Мебель в том магазине была невероятной такой же, как и ценники, но еще более невероятными.
— Ух ты, — прошептала я, и он ухмыльнулся, а потом махнул рукой.
— Это все ее барахло, — заявил он.
— Извини?
— Она обставила мою квартиру полностью.
Услышав его слова, я моргнула.
— Твоя сестра обставляла тебе квартиру?
— Да. Она просто повернута на дизайне. Она украшает все. Она даже декорировала свой холодильник внутри.
Я снова моргнула.
— Украсила свой холодильник внутри?!
Митч с усмешкой кивнул.
— А как можно украсить холодильник внутри? — Спросила я, заинтригованная этой идеей.
— На стены холодильника с боков она приклеила наклейки, поставила причудливые миски, в которые кладет причудливое дерьмо, а не еду, которая стоит на полках. Иногда она даже ставит туда маленькие вазы с цветами.
Я не могла сказать, было ли это странно или круто, поэтому не стала делиться с Митчем своими сомнениями.
К счастью, он продолжил:
— Когда она перекрашивала стены и потолок в комнатах своих детей по три раза в год, ее мужу это надоело, он уговорил ее открыть собственный магазин, чтобы она украшала чужие дома и зарабатывала на этом деньги, вместо того чтобы тратить все их деньги на ремонты. Поэтому, когда я переехал в эту квартиру, она взяла на себя все заботы по декорированию, я согласился, мое сопротивление было бы бесполезным, она бы все равно занялась декором моей квартиры, я не мог ей сопротивляться.
— Значит, у тебя не было права голоса? — Спросила я с удивлением, Митч казался мне человеком, который командует всем и определенно всеми, кто его окружает.
Митч отрицательно покачал головой.
— Единственное, что я попросил, что мое место должно быть удобным и для парня, не гея. Она преуспела в первом случае, а вот по поводу второго можно поспорить.
Он замолчал, но его глаза не отрывались от меня, и у меня возникло ощущение, что он ждет, что я скажу в ответ.
Поэтому я решила высказать свое мнение.
— Ну... не совсем для гея.
Он откинул голову и расхохотался. Я прикусила губу. Его смех перешел в хихиканье, подбородок снова опустился, он поймал мой взгляд.
— Это хорошо, я думаю, — пробормотал он сквозь улыбку, его глаза были такими согревающими, что моя грудь стала очень, очень теплой.
Вместо того чтобы запоздало и благоразумно держать рот на замке, погрузившись в бейсбол по телевизору, я по глупости решила уточнить:
— Твоя квартира выглядит очень красивой. И твоя квартира очень тебе подходит, потому что ты тоже всегда выглядишь очень красивым.
— То есть ты хочешь сказать, как я одеваюсь, выглядит красиво и не совсем по-гейски? — поддразнивая спросил он меня, я немного выпрямила спину, зная, что он подшучивает, но я не хотела, чтобы он вдруг решил, что я пыталась его оскорбить.
И, кроме того, как он одевался, было абсолютно красиво, но не в том смысле, как геи, хотя геи всегда выглядели хорошо и красиво.
— Нет, я говорю, что ты всегда хорошо выглядишь, как в... э-э... хорошо и... вот. Просто ты всегда выглядишь очень, очень мило.
Когда я закончила, его лицо изменилось, как и глаза. Лицо и глаза смягчились, но последние потемнели, и у меня в груди стало еще теплее, а также и другие части тела тоже стали теплыми. Затем его взгляд быстро скользнул по всему моему телу, свернувшемуся у подлокотника не совсем веселого, но определенно удобного и крутого дивана.
Затем так же резко он поднялся на ноги.
Я проследила за ним взглядом, пока он шел на кухню, затем вернулся в гостиную со свечами в банках. Потом заметила, как он поставил их на полку мебельной стенки и зажег. Затем он выключил лампу, осталась гореть только одна, освещение комнаты изменилось, став совершенно другим. Потом не отрывая от него глаз, я увидела, как он подошел к пуфику, схватил пульт, направил его на телевизор, тот погас. Затем он бросил пульт на пуфик, взял другой, направил его на мебельную стенку, и вдруг из его стереосистемы тихо полилась песня Journey “Still They Ride”.
Отличная песня.
И свечи были хороши; успокаивающий аромат свежего хлопка наполнял комнату.
Свет от свечей, романтическое, приглушенное освещение комнаты и тихая музыка.
Ой-ой!
Застыв, я смотрела, как он бросил пульт на диван, подошел ко мне, подхватив меня под мышки, и поднял вверх.
— Митч, — прошептала я, тут же ухватив его за плечи. Одна его рука заскользила вниз по пояснице на задницу, он наклонился ко мне, затем подхватил под колени. Другой обхватив меня за спину, поднял вверх, маневрируя между пуфиком и диваном, вместе со мной. Затем он уселся на диван, посадив меня к себе на колени, развернулся, откинувшись назад, он оказался в лежачем положении, а я лежала на нем, затем перекатился лежа, но теперь он оказался на мне.
От шока я замолчала.
А когда он устроился сверху, прислонившись спиной к спинке дивана, а я лежала на спине, я повторила уже с придыханием:
— Митч.
— Операция «Вывоз Мусора»… — прошептал он, его рука поднялась и обвилась вокруг моей шеи.
— Про... сти, что? — Прошептала я в ответ, еще сильнее вцепившись в его твердые плечи.
— Я хочу, чтобы твоя мама и тетя уехали из Денвера, — объявил он.
Я тоже этого хотела и подозревала, что он догадывался об этом, поэтому промолчала, сосредоточившись на том, чтобы особо не реагировать на его теплое, твердое тело, прижимающееся к моему боку и на его сильную, теплую руку на своей шеи.
Это было трудно, потому что его большой палец стал поглаживать низ моего подбородка, это было очень приятно, но, к счастью, он снова заговорил, и я решила сосредоточиться на его словах.
— Как я и предполагал, они ни черта не знают о погроме в твоей квартире. Но это не значит, что я оставлю их в покое. Они приехали сюда для того, чтобы доставлять тебе неприятности. Я собираюсь устроить им более трудное время в городе в надежде, что они одумаются и уедут домой.
Его слова были похожи на хороший план.
— И как же ты собираешься это сделать? — Спросила я.
— Они пробыли здесь уже три дня и дважды были в полицейском участке. Если они еще что-либо сделают подобное с тобой, я их арестую.
Я наконец перестала думать о его теплом, твердом теле, прижимавшемся ко мне во весь рост, о его сильной, теплой руке на своей шеи, его большом пальце, нежно скользящем по моему подбородку, в шоке уставившись на него.
— Разве это не полицейское преследование?
— Неааа, — тут же ответил он. — Работа полиции заключается в том, чтобы пресекать домогательства и притеснения граждан. Ты не видела свою маму уже тринадцать лет. Ты не так уж много мне рассказала о себе, но то, что ты рассказала, могу судить, что есть определенная причина почему ты уехала от них. Ты решила уйти и начать новую жизнь, хорошую, но вдали от нее. А потом она оказывается у твоей двери, начинает скандалить, ругаться, привлекая внимание твоих соседей. Затем приходит к тебе на работу, опять выражается, привлекая внимание твоего босса. Служитель закона спокойно объяснил ей и твоей тетушке всю ситуацию, и как они могут установить с тобой контакт, но они обе проигнорировали слова детектива, решив сделать все по-своему, что совсем неправильно. Если они пересмотрят свою позицию по отношению к тебе, свяжутся с тобой и будут вести себя, как воспитанные, порядочные люди; мы остановим Операцию «Вывоз Мусора». Если они продолжат поступать также, как и прежде, им светит еще одна поездка в полицейской машине в участок. Им уже сделали дважды предупреждение. Два раза. Третий раз, ты выдвинешь обвинения, и они сидят в камеру. А когда они выйдут, у них будет два варианта. Если они продолжат вести себя также, будет выдвинуто еще худшее обвинение, что означает, что они проведут в Колорадо больше времени, чем ожидали, или они вернутся домой и оставят в покое тебя и твоих племянников. — Он сделал паузу и задержал мой взгляд на мгновение, прежде чем закончить. — Если они попытаются еще раз усложнить тебе жизнь, Мара, я зачитаю им их права и поставлю перед выбором, но уже через решетку. Это и есть Операция «Вывоз Мусора».
Я смотрела ему в глаза и не знала, что сказать.
Но я познала непостижимую глубину унижения, понимая, что этот добрый мужчина, растянувшийся рядом со мной на секционном диване, имел дело со всем, что касалось меня, а вернее с Биллом и всем его дерьмом, а также моей мамой и тетей Луламей и со всем их дерьмом, которое шло с ними в придачу.
И из-за этого я закрыла глаза и отвернулась.
Но Митч не дал мне сбежать в свой Мир.
Он обхватил меня за подбородок, повернув к себе голову, и шепотом приказал:
— Посмотри на меня.
Я открыла глаза.
Его голова на дюйм приблизилась к моей.
Я затаила дыхание.
Затем он погрузился в бездонные глубины моего унижения, тихо сообщив:
— Я звонил в Айова, вытащил все их дела.
Боже.
Он продолжил:
— Я знаю о них многое.
О Боже!
Его голова опустилась еще на дюйм, я видела перед собой только его лицо.
— И еще, детка, я знаю кое-что. Ты — не они.
Я отпустила его плечо и сомкнула пальцы вокруг его запястья, поглаживающую мой подбородок, прошептала:
— Митч…
— Ты — не они, Мара.
— Я…
Его большой палец переместился, прижавшись к моим губам, лицо приблизилось еще ближе.
— Ты... не... они, детка, — прошептал он.
— Ты... — прошептала я в его большой палец, и он провел им по моей щеке. — Я хочу сказать, что ты последнее время занимаешься только моими проблемами, вся твоя жизнь теперь состоит из моих проблем, Митч. Все дело в том, откуда я родом. Речь идет, кто я есть, а я есть одна из них.
— Ты права и не права, — ответил он мне.
И моя вторая рука, лежащая на его плече, соскользнула к груди, а первая — на его запястье присоединилась к ней, я спросила:
— В чем я не права?
— В том, что все, чем заполнена мою жизнь, Мара, как ты выразилась, связано с тобой, детка, я не возражаю против этого. И не права в том, что касается и тебя. Ты ведь хороший человек. Ты пытаешься сделать все правильно и лучше для своих племянников. Ты упорно работаешь, чтобы они не жили той жизнью, которую, как я предполагаю, тебе пришлось жить. То, что происходит с тобой и с ними, касается только их, твоего кузена Билла, что он не покончил с той жизнью, из которой ты сама выбралась, и это ни хрена с тобой не связано.
— Связано, — прошептала я.
— Это не так, — твердо заявил он.
— Митч, именно так все и есть.
— Мара, — его пальцы напряглись на моем подбородке, — почему ты думаешь, что я не возражаю против всего этого дерьма, которое поглощает мое время?
Я моргнула, потому что это был действительно хороший вопрос.
— Я... я не знаю, — пробормотала я, он усмехнулся губами и глазами, которые я видела перед собой, и это было феноменально, проведя еще раз большим пальцем по моей щеке, от чего у меня захватило дух.
— Потому что ты даришь хорошие рождественские подарки, — заявил он.
Я почувствовала, как мои брови сошлись вместе, и заикаясь спросила:
— Пода… что?
— Ты даришь хорошие рождественские подарки, — повторил он. — Латанья, Брэй, Брент, бл*дь, даже Дерек, все так говорят. А также они говорят о подарках на день рождения, которые ты даришь.
Они говорят?
— Но… — начала я, но он перебил меня.
— И ты много работаешь. Твои коллеги очень высокого мнения о тебе, а твой босс, черт побери, относиться к тебе, как к своей дочери.
Я снова моргнула, по животу разлилось тепло, что мистер Пирсон так обо мне отзывался, а потом спросила:
— Правда?
Митч снова ухмыльнулся и ответил:
— Правда.
— Я… — начала я, но его рука тут же напряглась у моего подбородка, лицо приблизилось еще чуть-чуть. Так близко, что я почувствовала его дыхание на своих губах. Я закрыла рот и посмотрела в его проникновенные карие глаза.
— Ты хорошо выглядишь. Ты хорошо одеваешься. От тебя приятно пахнет. У тебя просто чертовски фантастический смех. Ты верна мне. Ты же любишь меня. И, дорогая, каждый раз, когда я видел тебя в нашем коридоре или на вечеринке, ты была чертовски милой, даже если ты заправляла свои волосы за ухо, всячески избегала меня, как чумы, и сматывалась с такой скоростью, как только могла. С тех пор как твой придурок, с которым ты встречалась, наконец-то исчез, я ждал своего звездного часа, и было отстойно, что мой момент наступил, когда ты рыдала в моих объятиях, а детям рано пришлось научиться, что жизнь действительно может быть отстойной сукой. Но поскольку я дождался своего часа, а, следовательно, смирился с этим дерьмом и собираюсь идти с тобой туда, где ты сейчас находишься, а не прятаться за стенами и отступать в тот твой Мир, который существует у тебя в голове, я готов смириться с этим дерьмом, приняв все.
О боже мой.
О Боже мой!
— Так ты ждал своего часа? — Прошептала я.
Митч молча кивнул.
— В течение двух лет еще и до этого я наблюдал и гадал, что ты делаешь с этим мудаком, который, серьезно, дорогая, даже внешне не заслуживал того, чтобы дышать с тобой одним воздухом, а тем более иметь какие-то отношения.
Должна была признаться, что хотя Дестри и был вне моей Лиги, в словах Митча была доля правды.
Но он ошибался в другом.
Он был явно хорошим парнем, хорошим человеком, и ему нужно было кое-что узнать.
— Митч, есть вещи, которых ты обо мне не знаешь, — осторожно начала я.
— Ты права, но у нас будет время, и ты мне все расскажешь.
— Я так не думаю…
— С тобой что-то произошло и что бы это ни было, в свое время ты мне расскажешь, когда сочтешь нужным. Я покопался в делах твоей мамы и тети, Мара, повстречался с твоим кузеном, твоей матерью и тетей, я не обижаюсь на их слова, милая. Узнав, как ты росла, и познакомившись с тобой сейчас за много миль от этого дерьма, когда ты оставила ту жизнь позади, что не так-то просто сделать, ты еще сильнее мне нравишься и я уже по уши завяз с тобой и во всем этом.
Я смотрела в его темно-карие глаза, которые были так близко, и не могла удержаться, чтобы не выпалить:
— То, что ты говоришь, не вписывается в мир Мары.
Это было глупо, по-идиотски откровенно, я поняла это, как только одна из его бровей удивленно дернулась, в глазах появился юмор, и все его тело затряслось от смеха.
Ладно, я говорила, как идиотка, но я и была идиоткой, и ему действительно нужно было об этом знать для его же блага, не только тот факт, что я была идиоткой, но и все остальное.
Поэтому я продолжала:
— Это противоречит всем законам природы.
Его тело начало трястись еще сильнее, рука соскользнула с моего подбородка к шее и обвилась вокруг, он прикусил губу, и я поняла, что просто пялюсь на него, а он пытается не расхохотаться.
Поэтому я прошептала:
— Я вовсе не шучу.
Внезапно веселье исчезло с его лица, он медленно закрыл глаза и опустил голову, его лоб слегка коснулся моего, а пальцы на моей шее легонько сжались.
Затем он открыл глаза, глубоко заглянув в мои, прошептав:
— Знаю, но, детка, сегодня ты сказала мне, что со мной. Теперь я прошу тебя остаться со мной, и, если ты останешься, я обещаю, клянусь тебе, что приведу тебя в тот мир, где ты поймешь, что твои слова были чертовски смешными.
Я просто знала, что он понял, насколько весомыми были мои слова раньше.
— Митч… — начала я, но он чуть приподнял голову и покачал ею.
— Мир Мары искаженный и х*евый, мое мнение, твоя мать, возможно, и тетя имеют к этому прямое отношение. В реальном мире, в котором живут все, включая тебя, дорогая, мы с тобой, черт побери, составляет единое целое.
Шипение пронеслось по моему животу, когда я слегка прижалась к его груди и тихо сказала:
— Я так не думаю и... и... я не хочу, чтобы ты разочаровался, когда все поймешь.
Я смотрела, как его глаза снова медленно закрылись, потом открылись, у меня перехватило дыхание от того, что я увидела в их бездонной глубине.
Задолго до того, как я пришла в себя (не то чтобы я совсем пришла в себя), голова Митча опустилась слегка вправо.