— Это всего лишь благодарность по-соседски за то, что он починил мне кран, — снова попыталась я объяснить.
— Точно. Надень тот топ, — ответил Брэндон.
— Определенно она должна надень тот топ, — громко произнес Брент на заднем плане.
— С обтягивающими, выцветшими, с дырками на коленях джинсами, — добавил Брэндон.
— О да, — воскликнул Брент. — И серебряные туфли. Только не с заостренными носками. А те на шпильке.
— Точно. Те серебряные туфли просто невыносимо сексуальные. Они очень горячие, — продолжил Брэндон.
— Я не могу надеть те туфли с джинсами, с которыми ты хочешь. Те джинсы —сногсшибательные джинсы. А туфли — модные, — возразила я. Они не должны носиться вместе.
— Должны, если учесть, что те джинсы вытворяют с твоей задницей, даже Элтон Джон перестал бы быть геем, — парировал Брэндон.
Эх, парни.
— Ладно, неважно, — пробормотала я и вернулась к делу. — Ты можешь взглянуть в окно и сказать мне стоит ли там его внедорожник?
Я не хотела стучать, если его не было дома, и не хотела опять же идти к его двери и стучать, гадая дома ли он или нет, и стоит ли его внедорожник на парковке. Если бы мне пришлось взять тайм-аут, чтобы сделать настолько пугающие вещи, я бы растеряла все свое самообладание. Я приготовила пиццу, выложилась по полной. И была вся на нервах. Все должно было пройти гладко. И если что-то пойдет не так, то меня это может отпугнуть.
Секунду Брэндон молчал, я решила, что он отправился к окну своей гостиной, а потом услышала:
— Ага, его внедорожник здесь.
Черт. Внезапно я решила, что это плохая новость.
— Принарядись, девочка, и иди к нему в этом наряде, — подбодрил Брэндон. — Позвони нам завтра утром, когда он отправиться покупать тебе рогалик, чтобы сообщить, так ли он хорош со своим потрясающим телом, как его сексуальная манера передвигаться, таящая обещание.
Я почувствовала, как его слова отразились во всем моем теле, но больше всего покалывало кожу головы, соски и кончики пальцев на ногах.
Хотела бы я жить в мире, где после того, как детектив Митч Лоусон, испробовав мою пиццу, провел бы со мной ночь, встал с постели на следующее утро, отправившись покупать мне рогалик. Я любила рогалики. И я хотела бы, чтобы Митч, поднявшись с моей кровати, купил мне рогалик. В основном потому, что предполагалось, что он вернется ко мне с рогаликом.
— Заткнись. Ты меня пугаешь, — сказала я Брэндану.
— Сама заткнись, переоденься и иди за ним, тигрица, — ответил он и положил трубку.
Я нажала кнопку завершения разговора на телефоне. Затем втянула воздух. Потом ноги сами понесли меня в спальню, и по какой-то совершенно дурацкой причине я переоделась в серый шелковый топ, выцветшие узкие джинсы и надела серебряные туфли на шпильке. Нанесла блеск для губ (я уже успела сделать макияж, не сильный, но достаточный, который поднимал меня с Двойки до Двух Целых Пяти Десятых) и брызнула духами.
Зачем я все это проделала, не знала. Но я это сделала. Может из-за того, что надежда живет вечно. А может из-за того, что я была полной идиоткой.
Но я все это проделала, хотя мне, на самом деле, совсем не следовало этого делать.
И прежде чем лишиться остатков самообладания, я подошла к двери Митча, до того, как мои мысли смогли меня отговорить делать что-то подобное, и постучала в его дверь.
Я стояла в коридоре, думая, что я идиотка, жалея, что не надела свои удобные джинсы, не совсем красивую футболку и шлепанцы. Я так долго сожалела о том, что не надела, что потом поймала себя на мысли, что он не открывает дверь.
Повернув голова в сторону, я посмотрела на парковку. Его внедорожник определенно все еще стоял там.
Может я постучала недостаточно громко.
Поэтому постучала снова, уже громче, не слишком настойчиво и не долго. Всего лишь три коротких удара. Если он не откроет дверь через десять секунд, я пойду к себе. Я смогу съесть всю пиццу и в одиночку. За несколько дней, но могу. Я уже делала так раньше. Наверное, он устал и решил вздремнуть. Он ведь столько работал. Точно скорее всего ему необходимо было вздремнуть, чтобы лучше выполнять свою работу по поимке преступников.
Но дверь вдруг открылась, но не полностью, в ней появился Митч.
Я перестала дышать.
— Мара, — тихо произнес он, его глаза скользнули по мне. Недостаток воздуха и вибрирующая возбужденность, с которой он произнес мое имя, заставили меня почувствовать слабость во всем теле.
С усилием я взяла себя в руки, послала ему улыбку, надеясь, что она выглядела искренней, а не испуганной до смерти, и произнесла:
— Суббота. Время пиццы.
— Кто там? — донесся взволнованный женский голос из глубины его квартиры.
Я снова перестала дышать. Нежное выражение покинуло лицо Митча, и он стиснул зубы.
— Мара, Господи, прости, но сейчас не самое подходящее время.
Черт. Вот дерьмо. Черт побери. Черт, дерьмо, черт побери.
— Хорошо, — прошептала я, не в состоянии собраться с мыслями. — Тогда ладно, гм…
Боже! Я была полной идиоткой! Почему я такая идиотка по жизни? То, что я была такой идиоткой опускало меня до Единицы и Пять Десятых.
— Мара…
— Я просто…, — махнула рукой через плечо, — ты должен, наверное, вернуться к себе.
И я развернулась. Хотя не хотела этого делать, но не смогла удержаться и побежала по коридору, стуча шпильками по каменному полу.
Не успела я оказаться перед своей дверью, как была резко остановлена, Митч схватил меня за руку и потянул в свою сторону. У меня не было выбора, кроме как повернуться к нему лицом.
— Мара, дай мне...
Я попыталась высвободить свою руку, но не смогла. У него была большая рука, я моя рука утопла в его ладони. Его рука была крепкой и такой теплой. Невероятно теплой.
— Как-нибудь в другой раз, — произнесла я.
— Я задала вопрос, — донесся до меня женский голос. Я скользнула мимо него взглядом и увидела ошеломляющую Девять и Семьдесят Пять Сотых женщину, стоящую в дверном проеме, скрестив руки на груди, с жалобным выражением на лице. Но даже ее жалобное выражение лица не в состоянии было испортить ее невероятную красоту. На ней был наряд, который стоил примерно в пять раз дороже моего, а мои туфли были довольно дорогими.
— Это кто?
— Дай мне минутку, — прорычал Митч, и я посмотрела на него, он оглянулся через плечо и не выглядел очень уж счастливым.
— Малыш, у тебя нет ни минуты, — резко ответила она.
— Дай мне минутку, — отрезал Митч, и по тому, как он сказал, я поняла, что он не очень счастлив.
— Митч, — позвала я, и он снова посмотрел на меня. — В другой раз, — повторила я, но это была не правда.
Я выучила урок. Я бы поболтала с ним на вечеринках Латаньи и Дерека или у ББ, но больше никакой пиццы. Никакой. Не надо. Ни трепета, ни шипения в животе не стоили этого. Это было унизительно.
— Я буду через пятнадцать минут, — сказал он, и я моргнула.
— Что?! — Девять и Семьдесят Пять Сотых сорвались.
— Нет, правда, все в порядке, — быстро ответила я. — В другой раз.
— Ты приготовила пиццу, — заявил Митч, сжимая мою руку. Его взгляд скользнул по мне, показывая, что он понял, что означает мой топ, мои туфли на шпильке, я основательно подготовилась к встречи с ним. Он был хорошим парнем и не собирался до такой степени меня опускать. Не сейчас. Только не перед ней.
Я готова была разрыдаться.
— Обещаю, все хорошо, — сказала я ему.
— Я буду через пятнадцать минут, — повторил он.
Я больше не могла этого выносить. Резко развернулась, вырвала свою руку, сделала огромный шаг назад, врезавшись спиной в свою дверь.
— В другой раз, — прошептала я, повернула дверную ручку и влетела в квартиру, хлопнув дверью.
Я пожалела, что хлопнула дверью, но ничего не могла с собой поделать. Но я не могла остановиться. Потом подбежала к плите и выключила ее. Затем в свою спальню, где переоделась и переобулась, схватила сумку. Я посмотрела в глазок и прислушалась, приоткрыв дверь. Коридор был чист, я выбежала, спустилась по лестнице и направилась к своей машине.
Через пятнадцать минут меня уже не будет дома. Меня не было дома и через час. Я отправилась в торговый центр «Черри Крик», купила билет на фильм, который начинался через полтора часа. Я купила рогалик и поужинала. Прошлась по нескольким магазинам, ничего не видя перед собой, стараясь ничего не чувствовать, а потом посмотрела фильм.
Домой я вернулась поздно.
И едва я вошла и включила свет, как услышала стук в дверь. Я закрыла глаза и подошла к двери, глядя в глазок.
Там стоял Митч.
Господи.
Я прижалась лбом к двери и постояла, не двигаясь. Он постучал еще раз. Я по-прежнему не двигалась.
— Мара, открой дверь, — раздался его низкий голос.
Боже!
Я двинулась, приоткрыла дверь и встала в проем.
— Привет, — произнесла я, и в этот момент, когда мои глаза встретились с его глазами, я снова почувствовала, что сейчас заплачу.
Все же в моей системе квалификации людей следовало разделить наши Лиги. Обязательными границами. С Единицы до Тройки только жить в Канаде (потому что нас было достаточно много, и нам нужно было много места). Четверки до шестерок могли жить в Штатах. Меньшее число Семерок до Десяток могли бы поселиться в знойной, тропической, красивой Мексики. Если бы мы соблюдали свои границы, то подобного бы не случалось, следовательно, мы бы так не страдали.
— Можно мне войти? — спросил он.
— Уже поздно, — ответила я.
И его лицо смягчилось. Боже, он был прекрасен.
— Милая, впусти меня, — мягко произнес он.
А еще он был очень милым. Таким милым. Почему все было так отстойно? Почему он не одна из тех высокомерных Десять плюс? Конечно, если бы он был таким, это опустило бы его до Восьмерки, но он все равно был бы Восьмеркой вне моей Лиги.
— Митч, уже очень поздно.
Он пару секунд изучал меня. Затем кивнул.
Я думала, что мы закончили, но тут он спросил:
— Твоя пицца может храниться?
Я моргнула, глядя на него.
— Прости?
Он задал другой вопрос.
— Ты ее съела?
— Гм... нет, — ответила я.
— Она сохраниться?
— Думаю, да, — ответила я, хотя не знала точно. Я всегда, как только ее готовила ставила потом в духовку. А затем съедала. Я никогда не ставила ее в холодильник, чтобы она хранилась.
— Завтра вечером. В семь тридцать. Я приду.
У меня перехватило дыхание.
Когда я втянула немного воздуха, то тихо сказала:
— Ты не обязан.
Его брови сошлись на переносице, он ответил:
— Я знаю, но не понимаю, почему ты решила, что я подумал, что обязан.
Я не собиралась ему объяснять, тем более знала, что он понимает то, что я хотела ему сказать, но он просто хотел казаться вежливым, поэтому я просто ответила:
— Я просто сказала.
— Что? — спросил он, потому что я замолчала. Я не ответила, тогда он спросил: — Что ты сказала?
— Я говорю, что ты не обязан приходить ко мне.
— Мара, впусти меня, — нетерпеливо повторил он.
— Я устала, а завтра мне нужно на работу.
— Мне кажется, нам нужно поговорить прямо сейчас.
Я отрицательно покачала головой.
— Мне нечего сказать. Наверное, мне следует написать тебе записку или как-нибудь по другому сообщить, когда я буду дома. Прости, что я поставила тебя в такое неудобное…
— Мара, впусти меня, — нетерпеливо прервал он меня.
— Митч, серьезно. По воскресеньям у меня на работе настоящий дурдом. Мне нужно поспать.
— Ты не правильно все поняла, — сказал он мне.
Я снова покачала головой.
— Не нужно мне ничего объяснять.
— Господи, Мара, просто впусти меня.
— В следующий раз я постучу в дверь, оставлю записку, предупрежу заранее, чтобы ты был свободен.
— Мара…
Я сделала шаг вглубь квартиры и начала закрывать дверь.
— Спокойной ночи, Митч.
— Черт побери, Мара.
Я закрыла дверь, заперла и побежала в свою комнату, закрыв и там дверь.
Потом я надела ночную рубашку, скользнула в постель и наконец позволила себе расплакаться.
Намного позже, когда я закончила плакать, вытерла лицо, встала с кровати, вошла в свою открытой планировки гостиную-кухню-столовую и выключила свет.
Потом я вернулась в постель. Одна.
Как и многие Единицы до Троек, которые так поступали каждый вечер.
3
Неприятности
Прошла неделя после инцидента с Митчем.
У меня горели свечи, я лежала на диване, слушая собранный альбом песен, в премьер редакции, первый из созданных мной списков воспроизведения он-лайн. Эл Грин пел “How Can You Mend a Broken Heart", а я просто лежала, слушая его пение, пригубляя бокал с красным вином. (Эл Грин (англ. Al Green, полное имя Элберт Грин, англ. Albert Greene, род. 13 апреля 1946, Форрест-Сити, Арканзас, США) — американский исполнитель в стиле ритм-энд-блюз, творчество которого образует перешеек между великой школой классического южного соула 1960-х и коммерчески ориентированным филадельфийским соулом 1970-х. Раннее творчество Грина легло в основу обновлённого звучания ритм-энд-блюза и оказало влияние на всех его деятелей, от Марвина Гея и Принса до Энни Леннокс и Джастина Тимберлейка (который опубликовал про своего кумира статью в юбилейном выпуске журнала Rolling Stone). Между тем уже в 1976 году сам певец принял сан и перестал выпускать записи на «грешные» темы. Причиной его обращения к Богу было самоубийство его девушки, которая перед тем как свести счёты с жизнью вылила на находившегося в ванне певца чан с кипятком. Хотя начиная с середины 1970-х годов Грин исполняет традиционный госпел, интерес к его творчеству продолжает сохраняться. В промежутке между 1981 и 1989 годами он выиграл восемь статуэток «Грэмми», в 2002 году ему была присуждена эта награда за достижения в течение всей карьеры, а в 1995 году его имя было занесено в Зал славы рок-н-ролла. Мара слушала песню «Как ты можешь исцелить разбитое сердце». — Прим. пер.)
Я не могла сказать, появлялся ли у моей двери Митч в воскресенье вечером, я упаковала пиццу и отнесла ее на работу. Положила в холодильник в комнате отдыха, а потом понесла к Роберте после работы. И приготовила в ее духовке, нам с Робертой удалось съесть по кусочку, прежде чем ее дети схомячили все. Я болтала с Робертой, смотря боевики, пока не наступил поздний вечер и мне нужно было возвращаться домой, пока я окончательно у нее не заснула, мне же предстояло сесть за руль.
И кстати, мое появление с пиццей у Роберты доказало, что пицца может сохраниться в холодильнике.
Роберта задала пару вопросов о пицце с Митчем, поскольку ей было любопытно узнать, но это не предвещало ничего хорошего, поэтому потом она ела пиццу Митча молча. Я ответила ей, что Митч не смог прийти. Она выглядела разочарованной так же, как я.
Ладно, может не такой уж разочарованной, как я. Я просматривала газетные объявления, пытаясь найти квартиру в противоположной стороне Денвера, нежели жила сейчас, напротив по коридору от Митча. Но похоже новую квартиру я смогу найти не раньше, чем стану алкоголиком, потягивая все время вино, чтобы заглушить боль.
Но Роберта, когда я ей заявила, что Митч не смог прийти, выглядела действительно разочарованной.
К счастью, я смогла спокойно проработать следующие два дня, находя разные причины, возвращаясь поздно домой, нежели обычно. И в эти дни мне не стоило напрягаться, потому что внедорожника Митча не было на стоянке, когда я возвращалась домой.
В среду у меня был выходной, в половине шестого вечера в мою дверь раздался стук. Я подошла к двери и посмотрела в глазок, Митч стоял по ту сторону. И выглядел он совсем несчастливым. Он выглядел нетерпеливым, возможно, немножко сердитым. И пока я продолжала пялиться в глазок, он становился все более сердитым, я наклонила голову и прижалась лбом к двери. Он постучал снова. Я не шелохнулась, не издав ни звука.
Он перестал стучать, я вздохнула и посмотрела в глазок, его там уже не было.