Митча больше никак не проявлял своего присутствия. Его внедорожник не стоял на стоянке, хотя в течение следующих трех вечеров, когда я возвращалась домой, каждый раз позже обычного, его внедорожник всегда был на стоянке.
Наступило воскресенье — мой выходной. Так как я сделала все что возможно на этой неделе после работы, я могла спрятаться в своей квартире, затеяв уборку, полностью возиться у себя в квартире, избегая даже возможности столкнуться с Митчем. Я также не отвечала на звонки телефона в тот день и много раз в течение недели, когда Брент, Брэндон и Латанья (которой скорее всего ББ рассказывали о Митче и пицце) звонили, оставляя сообщения и писали смс-ки, короче они все интересовались Митчем.
Мне определенно нужно было что-то предпринять.
При этой мысли зазвонил определенным рингтоном телефон, и я хотела уже проигнорировать и этот звонок. Но скорее всего это была Линетт, а мне хотелось поговорить с Линетт. Я знала ее с седьмого класса. Она поймет все насчет Митча. Она не согласится с моим решением, но все равно с интересом выслушает. Я раздумывала, мне хотелось поговорить с ней. Мы перезванивались раз в неделю, мы не могли не звонить.
Когда я добралась до своего телефона, то увидела знакомый номер телефона на своем домашнем телефоне — «Остановись и иди — Зуни».
Я почувствовала, как брови сошлись вместе, сердце забилось быстрее. Я подняла трубку, нажала на кнопку и приложила к уху, надеясь, что ББ или Латанья не решили мне позвонить по домашнему номеру, чтобы выяснить как прошла пицца с Митчем. Поднимая трубку к уху, я больше всего надеялась, что именно этот звонок не связан с Билли и Билле.
— Привет, — поздоровалась я.
— Вы Мара? — спросил грубый мужской голос.
— Гм... да, — ответила я.
— Ты знаешь ребят по имени Билли и Билле?
Я почувствовала, как меня охватывает паника.
Как я и боялась, звонок был связан с Билли и Билле — детях моего глупого, убогого, мелкого преступника кузена Билла.
Билл перебрался за мной в Денвер, что было мне совершенно не на руку. Когда мы были детьми, я любила его. Он был веселым и забавным, и мы отлично ладили, проводя вместе время. Когда он стал старше, любить его стало не так уж легко. Главным образом потому, что он развлекался, втягивая меня в свои развлечения и неприятности, и это было уже не так весело и забавно. Но он от меня не отлип. Мне уже не нравилось тусоваться с ним. Я перебралась из Айовы, сбежав от моей сумасшедшей матери (а сестра моей матери была такая же сумасшедшая ее сестра — мать Билла), но я сбежала также из Айовы от самого Билла и его выходок. К несчастью, Билл последовал за мной.
К сожалению, затем у Билла появилось двое детей от двух разных женщин. Обе женщины благоразумно смылись. Они спокойно оставили своих детей на него. Именно с такими женщинами Билл и мог связаться.
Итак, у Билла был Билли, его сын, которому было девять лет. А также Биллерина, шестилетняя дочь. Да, он назвал свою дочь Биллериной. А почему нет, он же был глупым, убогим, мелким преступником, моим кузеном.
Да, Билл был глупым, убогим, мелким преступником, шутником, совершенно не понимая, что он жестоко обращался со своими детьми. Билл называл ее Билле, предполагая, что это смешно, но он же был глупым, убогим и уже совсем несмешным.
Я любила его детей и проводила с ними столько времени, сколько могла. Из-за них я дважды на этой неделе поздно возвращалась домой, потому что проведывала их.
К несчастью, они были дома вместе с Биллом. И хотя я любила их, но не могла мириться с их отцом. Они понимали, что я была единственным солидным взрослым в их жизни, и моя любовь распространялась на них безоговорочно, без всякого дерьма и неприятностей, поэтому в ответ они тоже любили меня.
Кроме того, поскольку Билл был глупым идиотом, то есть идиотом всех идиотов, иногда от него шло такое дерьмо, что мне всякий раз звонили. Я не хотела, чтобы дерьмо Билла попало в вентилятор и отразилось на его детях. К сожалению, в последнее время дерьмо Билла происходило все чаще, и мое обычное беспокойство переросло в настоящую панику.
— Да, — ответил я хриплым голосом.
— Вы их мать? — спросил он.
— Нет... я друг семьи, — ответила я. — С ними все в порядке?
— Мальчик сказал, что вы его опекун. Вы опекун? — спросил грубый голос.
— Гм... да, — соврала я. — Э-э... Мы, э-э... расстались…
— Ладно, поверю на слово. Вы должны приехать и забрать их. Они ничего не еле и хотят есть. Адрес — «Остановись и иди — Зуни».
Затем он повесил трубку, я положила трубку и начала действовать.
Билли и Билле часто убегали из дома. И когда Билли убегал, то всегда брал с собой сестру.
Билли, хотя ему было всего девять лет, каким-то образом ухитрился заполучить ген ума в предложенной ему генетической выгребной яме. В девять лет он понял, что жизнь, особенно семья, в которой он родился, таила угрозу. Может он унаследовал этот ген от меня, потому что я тоже довольно рано поняла свою дерьмовую жизнь (примерно в четыре года) и чувствовала то же самое, что и этот парень. Билли также умудрился поиметь верный и добрый ген — он заботится о своей сестре.
Билле же в основном удалось заполучить очаровательные гены маленьких девочек. Которые, по-видимому, были настолько сильными, что покрывали ее, как тефлон, так что дерьмовая жизнь просто отскакивала от нее, она видела все кругом в «розовом цвете». Она считала меня замечательной и удивительной. Она также считала своего отца замечательным отцом. Но самое главное, своего брата она считала самым замечательным братом.
Если посмотреть на трех Билли, то двое из трех были достаточно хороши.
Я задула свечи, выключила музыку, схватила сумочку и выскочила за дверь. Я мчалась, как дьявол, согнувшись вперед, опустив голову, полностью поглощенная этой проблемой.
В четвертый раз за полгода Билли пытался сбежать от своего отца, прихватив с собой Билле. Другими словами, побеги Билли стали происходить намного чаще. Что-то было не так в доме ее кузена Билла, и было больше, чем обычно не так с Билли и Билле. Мне стало ясно, что придется пробираться вброд — выискивая ответы на все мои вопросы. Я не хотела спрашивать у Билла, идя с ним в брод. Это означало бы, что все дерьмо, которое имел в себе Билл, могло опять прилипнуть и ко мне. Но я не могла бросить на произвол судьбы Билли и Билле, судя по всему все было очень плохо, не как всегда. Хотя «как всегда» было и так уже не очень хорошо, если не сказать, плохо.
— Ого, Мара, Господи! — Услышала я, врезавшись в грудь детектива Митча Лоусона на верхней площадке лестницы.
Он даже отступил на две ступеньки, когда я врезалась в него, выбросив вперед руку и ухватившись за перила, чтобы удержаться на ногах. Я с такой скоростью неслась, что не смогла вовремя притормозить, столкнувшись с ним. Пытаясь прийти в себя, я машинально подняла руки и ухватилась за его рубашку на груди. Он крепко обхватил меня за талию, притормозив и оставшись в вертикальном положении, не скатившись по ступенькам, переломав все кости или раскроив череп, если бы мы упали с ним вдвоем на цементный пол.
Я подняла на него глаза, как только он притормозил мой бег.
Через неделю он казался таким же великолепным. И так близко он казался мне еще более великолепным, чем тогда.
— Прости, — прошептала я.
— С тобой все в порядке? — поинтересовался он.
— Да, извини, — повторила я, пытаясь отойти на шаг назад.
Рука на моей талии напряглась, причем сильно напряглась. Так сильно, что даже несмотря на то, что мой торс упирался в его грудь до живота, его напряженная рука прижала мой торс к себе от груди до бедер.
— К чему такая спешка? — спросил он.
— Я... — я замолчала, не желая никому рассказывать о своих проблемах. На самом деле, я правда не хотела делиться о своем кузене — деревенщине, убогом, мелком преступнике. И, конечно, я не хотела ни с кем делиться по поводу того, что Билл определенно был не великим отцом года, чьих детей я снова должна была спасать. — Мне нужно кое-куда, — решила я вымолвить.
Его глаза заскользили по моему лицу, отчего у меня в животе возникало странное ощущение, а сердце все время спотыкалось из-за нашей близости. Скорее всего потому, что я окончательно поняла, что его тело было таким же твердым и мускулистым, как и казалось на первый взгляд, пока мои племянник и племянница сидели голодными.
— С тобой точно все в порядке? — переспросил он.
— Да, — солгала я. — Все хорошо, мне просто необходимо съездить в одно место.
— По твоему лицу не скажешь, что у тебя все в порядке, — ответил он.
— Нет, все хорошо, — снова солгала я.
— Не уверен, — ответил он.
Я перестала сжимать в кулаках его рубашку, прижимаясь к его твердой груди.
— Правда, Митч, мне пора, — заявила я.
— И куда же?
— Мне нужно кое-куда попасть.
— Куда?
Я перестала прислоняться к нему, уставившись, начиная терять самообладание главным образом потому, что парень с грубым голосом заявил, что Билли и Билле хотят есть.
— Ты позволишь мне уйти? Мне нужно.
— Я отпущу тебя, когда ты скажешь мне, куда собралась и почему ты такая бледная и выглядишь такой испуганной.
Я растеряла все свое самообладание.
— Это тебя не касается, — заявила я. — Прошу тебя, отпусти меня.
Его рука в ответ сжалась на мне, и выражение его лица изменилось от любопытного и определенно настороженного до все еще настороженного и немного раздраженного.
— Четыре года я наблюдаю за тобой, и каждый раз, когда встречаю, ты все время в своих мыслях. Идешь на работу, возвращаешься ли домой с продуктами или из торгового центра. Ты идешь не спеша, всегда думаешь о чем-то, и я вижу, что в своих мыслях ты думаешь о чем-то хорошем.
Я моргнула, шокированная тем, что он изучал меня все это время.
— Теперь ты несешься вниз по лестнице, не глядя, куда бежишь, хотя всегда стараешься смотреть, куда идешь, опять находясь в своих мыслях, но это далеко не то хорошее место. — Я все еще смотрела на него, не мигая, чувствуя, как губы приоткрылись. — У тебя какие-то проблемы?
— Я... — начала было я, собираясь солгать, но остановилась, когда его рука снова сжала меня, выдавив весь воздух.
— Не лги, — предупредил он.
Я глубоко вздохнула. Потом вспомнила о племянниках. И решила, что лгать, наверное, не стоит, потому что было слишком очевидно, что полицейским детективам лгать не стоило. Несмотря на то, что он почти меня не знал, но смог полностью раскусить, поняв, что я лгу. Он не собирался отпускать меня, пока я не скажу ему всей правды. А мне просто необходимо было, чтобы он отпустил меня по целому ряду причин.
— Семейные проблемы, — честно объявила я.
— Плохие? — спросил он.
Я отрицательно качнула головой.
— Раздражающие.
Скорее всего это было близко к вранью, поскольку я была не уверена, что это звучит плохо. Просто подумала, что он успокоиться и не будет спрашивать дальше.
— Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? — предложил он.
— Нет! — Тут же выпалила я, слишком быстро и слишком громко, отчаянно дернув его за руку, что заставило его еще раз сжать свою руку на мне, удерживая на месте.
Как только я окончательно успокоилась, обратив внимание на выражение его лица, поняла свою ошибку. Мне следовало сохранять хладнокровие и обратить раньше внимание на выражение его лица. Причем пристальное внимание. Поскольку он все еще внимательно рассматривал меня, но теперь выглядел еще и очень сердитым, кроме того он прищурился, глядя на меня настороженно с сердитым недоверием, и я поняла, что это совсем не хорошо.
— А теперь, милая, — сказал он тихо, но опасным голосом, отчего пробежали мурашки у меня по телу. — Думаю, что ты мне солгала.
О боже.
Я тут же сделала мысленную пометку — если такое повториться еще раз, я больше ни за что не буду врать детективу Митчу Лоусону.
— Не совсем, — уклончиво ответила я (хоть это была правдой). — Такое иногда случалось.
— Что случалось? — тут же спросил он, и я пришла к выводу, что он хорошо делает свою работу, особенно в комнате для допросов.
— У меня есть двоюродный брат, он... ну, он устраивает своего рода неприятности, но у него есть двое детей. Я очень люблю его детей, и иногда мне приходится ... — я пыталась подобрать нужное слово, и как только нашла его, то произнесла: — вмешиваться.
— Какого рода неприятности? — спросил он.
— А какие бывают? — Переспросила я в ответ.
— Многие, — ответил он.
— Тогда все, — ответила я.
Он изучал меня. Затем пробормотал:
— Черт побери.
Я сделала глубокий вдох, слегка надавила ладонями на его грудь и осторожно прошептала:
— Митч, мне, действительно, нужно съездить за племянниками.
Он снова внимательно всматривался в меня. Затем сказал:
— Хорошо.
Наконец отпустил, спустившись еще на одну ступеньку. И снова я ощутила сокрушительное разочарование и в то же время облегчение.
Чувствовала свое разочарование и облегчение примерно полсекунды. Затем его рука опять обвилась вокруг моей талии, он потянул меня вниз по лестнице, направляясь к своему внедорожнику.
Я последовала за ним, и если бы я не последовала за ним, то по его решительному шагу, поняла, что он потащил бы меня за собой.
— Гм... Митч? — Окликнула я, он приподнял свободную руку, послышался щелчок снятия сигнализации с внедорожника, а также загорелись фары.
О боже.
— Митч? — Крикнула я снова, он остановил меня у пассажирской двери спереди.
Он молча открыл дверь.
— Э-э... Митч, — повторила я, он взял меня за руку, подталкивая внутрь салона.
Затем произнес:
— Залезай.
Я повернулась, глядя на него.
— Но, я...
Митч прервал меня:
— Залезай.
— Мне кажется, что я...
Внезапно он оказался прямо предо мной, такой огромный и большой, поскольку он был большим парнем, мы оказались зажаты между салоном и дверью его внедорожника. Мне пришлось снова опустить руки ему на грудь, машинально пытаясь его оттолкнуть. Но я только успела опустить руки ему на пресс (твердый, как камень, кстати), прежде чем его лицо стало настолько близко к моему, что мое тело, сердце, а также легкие замерли, когда я посмотрела ему в глаза.
— Мара, залезай... мать твою... в машину.
Ох, парень.
У меня явно появились еще проблемы, и появились они потому, что детектив Митч Лоусон стоял ко мне слишком близко, выглядел при этом злым и властным, а также таким сексуальным.
— Я сама справлюсь, — заверила я его. — Я уже справлялась и раньше.
— Я полицейский, — неожиданно заявил он.
— Я знаю, — ответила я.
— Я знаю, что ты знаешь. Но чего ты не знаешь, так того, что я долгое время проработал полицейским. Получается, что я знаю все виды неприятностей, с которыми сталкиваются люди. Ты не полицейский, — сообщил он мне. — И если ты заявляешь, что твой кузен — это все неприятности в одном флаконе, значит, они и есть все известные мне неприятности, я ни за что не разрешу тебе поехать к нему одной, чтобы разбираться со всем этим гребанным дерьмом. А теперь, Мара, залезай... мать твою... в машину.
— Хорошо, — мгновенно согласилась я, потому что настолько близко стоящий и раздраженный, властный детектив Митч Лоусон меня пугал.
Он захлопнул за мной дверь. Я пристегнула ремень, он обогнул капот машины и сел рядом на водительское сиденье. Потом дал задний ход, и мы поехали вперед, он снова спросил:
— Назови адрес.
— «Остановись и иди — Зуни».
Митч кивнул и двинулся вперед через наш многоэтажный комплекс.
Мы с Митчем жили в многоквартирном доме для людей со средним доходом к востоку от бульвара Колорадо. У нас — нескольких домов комплекса, имелся фантастический бассейн, клуб и тренажерный зал. Все, кто арендовал жилье в комплексе, а также все собственники, владевшие построенными очень близко друг к другу домами для среднего класса через дорогу, относящиеся тоже к нам, могли пользоваться бассейном, тренажерным залом, а также в качестве дополнительного бонуса — клубом.