— Н-не… — завозилась, когда я почти коснулся средоточия нервов меж ее разведенных ног.
— Тш, — поцеловал чуть ниже пупка, — пожалуйста… — Она приподнялась, умоляюще глядя на меня несчастными глазами, и не сдаться стоило всех сил: — Позволь, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы тебе понравилось…
Жаль, что сегодня она не напилась… Бабочка напряженно выгнулась от первого касания языком и порочно застонала, сдаваясь. Мне бы поберечь ее хрупкий мир, но я, как обычно, вломился в него со всем желанием. Она пыталась сжаться, но я не позволял — раскрывал ее, жарко трахал языком, пока она не вскрикнула и не забилась, ударяясь лопатками о столешницу. От этой ее чувствительности сносило крышу, превращало в одержимое животное, без контроля и тормоза.
Когда дернул ее на себя, Бэрри вскрикнула, но я уже не реагировал — влетел в нее до упора, пожирая взглядом дрожащее тело в своих руках. Утолял голод, как зверь, не в силах остановиться, впитывая ее крики и всхлипы, скользя пальцами по взмокшей коже и оставляя на ней воспаленные следы. Разрядка была острой, дикой и очень болезненной. Из ладоней даже вырвалось пламя, лизнуло мою ведьму согревая, но не причиняя вреда… и я едва не рухнул на нее, вовремя хватаясь за столешницу.
Мы молчали долго, просто наслаждаясь возможностью дышать. Когда удалось выпрямиться, Бэрри сразу попыталась закутаться в халат, и я не стал ей мешать.
— Я… в душ… — растерянно прошептала, когда помог ей подняться.
— Пойти с тобой? — попытался поймать ее взгляд.
— Н-нет, — мотнула она головой, пытаясь выдрать руку, но я не позволил.
— Что я сделал не так? — поймал ее и вынудил смотреть мне в лицо.
— Я не знаю, — попыталась вывернуться из моих ладоней. — Мне просто надо… прийти в себя… слишком остро, сильно, наживую, Вернон!
— Знаю, но не могу по-другому, — притянул ее к себе. — Не смогу тебя беречь, я хочу тебя всю…
— И не надо беречь, просто дай мне десять минут, пожалуйста… — обхватила мои ладони.
И я выпустил. Переоделся, пока она прятала за шелестом воды свои слезы, и, сцепив зубы, вернулся к приготовлению ужина. Только все валилось из рук — специи устилали ровным слоем всю столешницу, молоко горело на плите, а с пальца текла кровь от пореза…
— Ты решил сжечь кухню вместо ведьмы? — послышался смешок позади.
Мне нечего было сказать. Вполне возможно. Такой беспомощности я еще не чувствовал. Жечь — не создавать. Мы от природы созданы прямыми разрушителями, создаем мы очень долго и тяжело — отношения с женщиной даются непросто. Пламя всегда с готовностью стоит за спиной и ждет, чтобы спалить все попытки до пепла. А вот ей создавать было так просто… настолько, что я вздрогнул, когда ее руки скользнули на талию, и Бэрри прижалась к моей спине:
— Успокойся… все хорошо… я в порядке.
— Уверена?
— Ну, можешь допросить, — усмехнулась в спину.
— Ты заставляешь чувствовать себя убогим, — выдохнул, опираясь о столешницу.
— Мы не можем быть идеальной парой, — вздохнула она. — Ты наверняка ошибся…
38
Я помолчал, чувствуя тепло ее ладоней на коже, и губы растянулись в улыбке:
— Мне уже неважно.
— Как неважно? — она убрала руки. — Ты же хотел отделаться от брака. А если я не та, то ничего не выйдет…
— Все выйдет, — повернулся к ней. — Я уже не откажусь от тебя…
Заглянуть ей в глаза оказалось непросто, но лишь в первую секунду, пока она смогла вынести мой взгляд. В следующую часто заморгала и отвела свой.
Мы поужинали в давящем молчании. Я не мог принять, что Бэрри все еще просит ее отпустить, а она пыталась принять ситуацию… и летела на огонь. И ни один не знал, как разодрать этот саван неудобного молчания. У нас и правда не было общих тем, и я не знал, из чего их еще выдрать, но упрямо давал понять — все изменится. Когда-нибудь…
— Я никогда ни с кем не сплю, — застыла Бэрри на входе в спальню.
Что мне оставалось? После близости я не мог ее бросить — это бы значило отказаться, удовлетворившись сексом. Но противоположное снова значило принуждение.
— Надеюсь, привыкнешь, — и я стянул халат с ее плеч.
— Давай сначала ты, — предложила она вдруг.
— Почему?
— Ну так получится, что я к тебе сама пришла… снова, — улыбнулась Бэрри.
— Хорошо, — уперся лбом в ее затылок, отмечая, что мне тяжело отойти от дверного проема. Я инстинктивно загонял салему в свою кровать, не доверяя ей принятие решений. Да уж, будет гораздо тяжелее, чем я ожидал.
— Отворачивайся, — приказала Бэрри, когда я стянул покрывало и залез под одеяло.
— Командуешь? — вздернул бровь.
Бэрри задумалась, прежде чем ответить:
— Да. Как и ты.
— Хорошо, — и я отвернулся к окну, чувствуя удивительный всплеск злости внутри. Аж зубы заскрипели от раздражения, и я наблюдал за этим будто со стороны… Но стоило кровати прогнуться, все стихло, а когда Бэрри прижалась ко мне и потянула на себя одеяло, я прикрыл глаза:
— Не сбегай только…
— Я попробую, — прошептала мне в шею.
Выспаться нормально не удалось. Я все слушала, как тихо дышит инквизитор, ерзала по постели то к краю, то снова к нему, беззастенчиво его тревожа… Но стоило провалиться в сон, меня снова начинало мотать от тех эмоций, в которые он меня бросил на кухонном столе. Меня рвало на части от разных мыслей, что-то внутри ломалось, хрустело под натиском мужчины и больно ранило осколками… Я насмотрелась на продажных женщин… Первую неделю работы в клубе я рыдала ночами, пытаясь переварить и хоть как-то усвоить реальность, далекую от той, что была в родительском доме. И то, что инквизитору было так же плохо, не облегчало моих переживаний.
Я не могла с собой примириться, но нашла странное успокоении в том, чтобы примирить Вернона с тем, что сделал он. Мы сыграли какую-то странную партию, в которой он будто потратил все фигуры, и ему ничего не осталось, как ждать от меня хода.
— Что такое этот третий лепесток на печати? — спросила тихо в утренней тишине.
Но Вернон только вздохнул глубже, повел головой и потянулся ко мне… коснулся невесомо кожи плеча и одернул руку, будто обжегся.
— Доброе утро…
— Ты же не спала, — открыл он с трудом глаза.
— Нам и выспаться с тобой не судьба. Сегодня поеду к себе, — и я откинула одеяло. — Ты же меня сегодня спрашиваешь?
— Но не значит, что делаю все, что скажешь, — оперся он на локти, провожая меня хмурым взглядом.
Настроение было плохим у обоих. Я разбила чашку, когда готовила кофе, Вернон снова порезал руку, нарезая хлеб… Взъерошенные и злые, мы молча сели завтракать. Ей богу, даже наш обед в том кафе перед гибелью Сильвии был куда более теплым, чем после двух ночей близости.
— Вернон, самое время спросить, — решила продолжить терзать наше хмурое утро в клочья.
— Мне проще приказывать, — сухо отозвался он. — Вчера, по крайней мере, тебе тоже так было проще. Вот и останемся на этом пути…
— Отлично, — откинулась я на спинку стула. Короткое перемирие было закончено. — Да, куда уж мне до своего мнения!
— Я не отпущу тебя от себя, — врезался он в меня горящим взглядом.
— Ты меня душишь, Вернон, — упрямилась. Я уже не понимала, чего именно хотела. Вернее, точно знала, что хотела этого мужчину, но не готова была принимать его жесткость и неготовность идти навстречу. Ему определенно не понравилось быть слабым вчера. Неизведанная территория пугала — мальчика не научили доверять кому-либо, тем более какой-то… салеме. — Если это — твоя манера поведения в отношениях, то она меня не устраивает. Не можешь — давай возвращаться к «браку напоказ» и, что уж там, моему за это вознаграждению.
— Хочешь, чтобы я тебя отпустил сегодня? Правда?! — угрожающе звучал его голос. — Сбегать — это твоя образцовая манера поведения в отношениях?
— Мне нужна передышка, — не отступала. — И хочу, чтобы ты меня услышал. Я дала тебе вчера покомандовать…
— Я тоже…
Мы синхронно вздохнули, переводя дух.
— …Бэрри, побегом от меня ничего не решишь, — смягчился он. — Лучше не станет…
— Хуже — тоже, а в этом равновесии я существовать умею.
Я даже подумала на один вдох, что победила…
— Нет, — отрезал он и поднялся. — Через полчаса выезжаем.
— Мне нечего надеть — вчерашнее прокурено, — возразила разочарованно.
На это он встал, подал мне руку и отвел к своему шкафу.
39
Когда тот распахнулся, я опешила. Весь мой деловой гардероб оказался у Вернона дома аккуратно развешенным и сложенным на полках.
— Нижнее белье тут, — открыл он верхний ящик. — Ты переехала ко мне.
Я сжала кулаки, и из них в воздух поползли пепельные нити, рассыпаясь тут же и оставляя после себя вкусный запах дыма. Хотелось грязно ругаться и бить кого-то по наглой морде.
— И когда ты взломал мое личное пространство? — напряженно процедила, бегая невидящим взглядом от одной вешалки к другой.
— Вчера, — и глазом не моргнул он в зеркале. — Собирайся.
Как я удержалась, чтобы не спалить его одежду, да и свою разом — понятия не имею. Косметику нашла тут же в коробке на полу — сгребал, видимо, все, что видел.
— Я хочу брачный контракт, — заявила холодно ему в автомобиле. — Раз ты так переживаешь, что я не интересуюсь своей выгодой.
Рэд, до этого взиравший хмуро на город, даже не перевел на меня взгляд.
— Будут тебе выгоды и брачный контракт.
— Какой срок контракта? — снова заводилась я.
Остудить голову не получалось — хотелось драться, закатывать истерику и психовать, чтобы этот истукан проявил эмоции и включил голову. Было больно.
— Пожизненный, — огрызнулся он.
— Я не согласна. — Казалось, между нами скоро что-нибудь вспыхнет.
— Все по канону — пока смерть не разлучит, — провоцировал он пожар.
— Засунь себе свой канон куда подальше! — вспыхнула я. — Не умеешь элементарно по-человечески договариваться и объясняться — учись! Мне эмоциональные инвалиды на шее не нужны!
— Научи, — вздернул он брови.
Мы замолчали, неудовлетворенные результатом — ничего не загорелось, и легче не стало. В офисе молча разошлись по своим кабинетам, но не прошло и часа, Рэд нарисовался у меня в дверях:
— Поехали, — кивнул.
— Не поеду, — даже не взглянула на него. — Снова бегать за тобой следом?
— Я пойду помедленней.
— Куда?
— К королевскому инквизитору. У нас с ним встреча.
Теперь ехать не хотелось уже не из вредности — из страха.
— У нас? — поднялась растеряно.
— Будем доказывать свою исключительность, — следил он, как я выползаю из-за стола.
— Как?
— Одним из принятых способов, пошли.
Он дождался, когда я выйду, и закрыл за мной двери. Дана провожала нас растерянным взглядом.
— Почему ты ставишь в известность перед самым выездом? — возмущалась я, стуча каблуками по коридору. Вернон, как и обещал, больше не бежал. Наоборот — степенно здоровался с встречными сотрудниками.
— Чтобы ты дергалась заранее? Куда больше?
— А с чего мне-то дергаться? Твоя же афера!
— Не буду тебя разубеждать, — нажал он передо мной кнопку лифта.
— Угрожаешь? — процедила, заходя в открывшиеся створки. — Давай все, как можешь, пока мы тут одни! Что мне будет за то, что провалю экзамен на твой «свет в конце тоннеля»?
Глаза инквизитора вспыхнули такой злостью, что меня ощутимо опалило огнем. А он вдруг шагнул ко мне, вжал в стенку лифта рывком и впился в мои губы. Я рычала, выворачивалась, но он только вжимал меня до боли в себя, не позволяя выкрутиться, и с дикой жаждой терзал мой рот, пока я не сдалась. И даже равнодушно замереть не вышло — какое уж тут равнодушие?! Стоило ему дать мне вдохнуть, со всей злости зарядила ему по лицу:
— Да пошел ты! — проскулила дрожащим голосом на вдохе.
— Никуда я не пойду, — сжал мои запястья и зарычал зло в лицо, — и ты — тоже. Что тебе нужно?! Я просил вчера прощения! Я правда сожалею! — он уже в голос кричал на меня, а я вдавливалась затылком в стенку и сжимала зубы. — Скажи, что нужно?!
— Пространства, Вернон! Я хочу сама тебя выбрать!
— Ты уже выбрала, просто признаться не можешь! Гордость не позволяет!
— Никто не говорил, что будет легко!
Он отшатнулся, шумно втягивая воздух и досадливо усмехаясь:
— Сегодня вечером мы с тобой идем на прием к мэру Гаррисону.
— Зачем?!
— Хочу всем показать, кто моя женщина на самом деле. Тошнит читать интервью Вальрики, в которых она все пытается опровергать. Пошли.
Он запустил лифт, и через несколько секунд мы вылетели из замкнутого пространства на воздух так стремительно, что все расступались за несколько метров впереди. Чего нельзя было сказать о журналистах, но на них Вернон не стал тратить запал. А я решила, что на сегодня хватит. Противостоять инквизитору — изматывающее действо, тем более что последнее слово или действие он всегда оставляет за собой.
— Вернон, что за проверка? — решила сосредоточиться на предстоящем.
— Нет точного средства определить истинность пары — пользуются несколькими. И я не знаю точно, что нас ждет, — хмурился он, вглядываясь в дорогу.
— Но ты же знал, что проверка будет? — Его утаивание правды начинало нервировать. — Почему не говоришь мне? Ты не мог не просчитать этого!
— Да не будут меня проверять, успокойся, — перевел на меня взгляд. — Я уже не в том статусе, чтобы доказывать кому-то свой выбор.
— Отлично, но все же? Вдруг меня спросят, кого ты любишь больше — кошек или собак, или когда напился в последний раз до поросячьего визга…
Он улыбнулся:
— Богомолов. И нет, никогда не напивался — повода все не найду.
— Богомолов? — усмехнулась я. — Да почему?
— Там, где родился, не было кошек и собак… я заводил себе богомолов.
— Они же живут всего лето…
— Представь, насколько изранено мое сердце потерями, а ты ни черта его не жалеешь, — скалился он.
40
Я только закатила глаза. Невозможный. Он будил совершенно противоположные эмоции. Хотелось стукнуть, задушить и… замереть в его руках одновременно.
За окном же, вопреки всему, сияло солнце. Лужи имели все шансы высохнуть, воздух дрожал в печеном мареве, тяжелом от выхлопов машин, и искажал картинку улиц. Казалось, все дрожит вместе со мной. Появляться королевскому инквизитору на глаза — гнилая идея. Мы на подсознательном уровне боимся всего, что связано с инквизиторами, а в сердце этой организации соваться… ну разве что только с Верноном.
Когда мы выехали на территорию беспрецедентной роскоши, я задышала чаще, и инквизитор нашел мою руку, сплетая пальцы. Ну что за день? Что вообще рядом с ним происходит? Мы то цапаемся так, что воздух горит, то я готова держаться за его руку часами… Конечно, появление более опасного врага толкает на перемирие с более лояльным. Этим я себе и объяснила то, что вцепилась в его ладонь, когда мы вышли посреди шикарной площади из черного мрамора. Я презрительно усмехнулась — ранее на таких плитах сжигали салем. Говорят, ничего не поменялось. Но спрашивать у Вернона об этом не хотелось.
Здание королевской инквизиции и вовсе было насмешкой над здравым смыслом. Дворец. Настоящий! Его сравнить разве что с королевским. А учитывая, что построен он на крови и контроле… Хотя какое государство не стоит на этом?
— Расслабься, Бабочка, — шепнул мне Вернон, когда мы поднимались по ступеням.
— Ты знаешь, когда не видишь ничего этого, дышать как-то легче. А здесь все смердит кровью невинных…
— Сложный вопрос… не все невинны… Даже не так — все виновны. Вопрос в том, в какой степени.
— Давай не будем, а то мы несвоевременно перейдем к новому витку криков друг на друга и драки.
— Ты — находка для инквизитора, Бэрри, — усмехнулся он и вдруг поднял мою руку в своей и поднес к губам.
И так это выглядело естественно и… успокаивающе, что я задохнулась очередной порцией колкости на вдохе. Это он был настоящей находкой, а не я! Но подумать об этом мне не дали — мы как раз вошли в распахнутые массивные двери из черного тиса и направились к стойкам секретарей.