- Вот теперь портрет, пожалуй, готов, ваше сиятельство.
- Прекрасно, - одобрил граф. - Да, за такое искусство не жаль отдать деньги. Катерина, взгляни-ка.
Графиня с любопытством подошла и посмотрела на портрет.
- Да вы просто волшебник, мэтр Фабио! - воскликнула она с удивлением. - Сдается мне, вы сильно приукрасили мой образ.
- Портрет хорош, слов нет, - подтвердил граф. - А видела бы ты его фрески в соборе! Послушайте, мэтр Сальвиати, я не так богат, чтобы позволить себе личного живописца, но знаю кое-кого, кто мог бы оказать вам покровительство.
- Если это Папа, неаполитанский король или герцог Сфорца, не стоит даже пытаться. Для них мои картины - лишь недостойная мазня.
- Не спешите, дорогой друг. Есть правители, знающие толк в настоящем искусстве, а не идущие на поводу у моды на художников. Не далее как вчера я был на приеме у герцога и встретил там посла от правителя Урбино.
- Урбино?
- Да, небольшое, но богатое герцогство в Папской области... Так вот. Герцог Джироламо де Монтефельтро, прежний правитель, не так давно стал жертвой алчности и интриг папских племянников.
- Что, герцог Валенсийский вымогал у него деньги?
- Вы неплохо осведомлены для человека, далекого от политики, - невесело усмехнулся граф Орети. - Методы герцога Валенсийского порой бывают варварскими и отвратительными, и немало знатных семей лишилось своих владений при его участии. Иногда я благодарю бога, что не родился правителем герцогства или высокопоставленным кондотьером... Но я отвлекся. Итак, прежний герцог Монтефельтро погиб в результате нападения на его замок отрядов папского племянника. Ему было поставлено условие о выплате десяти тысяч дукатов в папскую казну в обмен на обещание, что герцог Чезаре отзовет свои войска от стен его замка. На следующее утро, по договору, деньги были доставлены герцогу Чезаре, и после этого тот отдал приказ стрелять по замку из бомбард.
- Ох, проклятье! - вырвалось у Фабио. - Так он нарушил договор?!
- Что вас удивляет? Гарнизон замка не был готов к такому вероломству, и захватчики почти без сопротивления ворвались в ворота. Они перебили почти всю стражу и местных ополченцев, а потом, уже во дворце, отыскали герцога Джироламо и, поскольку он пытался защищаться, прикончили его. Эти чудовища убивали всех, кто становился у них на дороге. Говорят, сам герцог Чезаре проткнул мечом маленького сына хозяина замка, потому что тот плакал и кричал, пытаясь спастись от озверевших мародеров.
- Это не человек, а дьявол, - побледнев, прошептала графиня, осеняя себя крестным знамением.
- Да, Катерина. Не понимаю, чем ему помешал семилетний ребенок... Захватчики не нашли в замке золота и драгоценностей, но не пропустили ничего, что показалось им хоть немного стоящим. К вечеру следующего дня замок был полностью разорен, и герцог Чезаре отбыл в Рим. Спастись удалось двоим старшим сыновьям герцога Джироламо, лишь потому, что в те дни они сопровождали свою мать в поездке на воды в Нери.
- Ужасно, - сказала графиня. - Наверное, теперь их дядя Франческо даст им приют.
- Ему самому сейчас приходится не сладко, - возразил граф Томазо. - Папа пока рубит боковые ветви родового дерева Монтефельтро, но скоро примется и за ствол, лишь только соберет побольше сил, и тогда даже положение викария Церкви не спасет Франческо. Урбино мешает Папе, контролируя дорогу в Рим с севера, и он не успокоится, пока не истребит этот род. Так что юному герцогу Лодовико приходится рассчитывать только на свои силы.
- Помилуйте, ваше сиятельство, до художников ли теперь несчастному молодому человеку? - спросил потрясенный рассказом Фабио. - Он остался сиротой в разоренном замке, и у него, вероятно, не хватит денег даже на то, чтобы восстановить родовое гнездо.
- Лодовико, насколько мне известно, очень просвещенный и энергичный юноша, а его отец был образцом делового человека и знал, как сохранить состояние от посягательств таких грязных вымогателей, как Чезаре Валенсийский. Он поддерживал торговлю, имея пару собственных кораблей. Уверен, у него осталось немало золота в банках Флоренции и Генуи. Вот вам доказательство моих предположений: посланник, встреченный мною вчера на приеме, просил помочь ему разыскать художника, выполнившего фрески в кафедральном соборе Сиены. Я рассказал ему о вас, и он пришел в восторг.
Фабио нахмурился.
- Не понимаю, почему именно я заинтересовал его.
- Разумеется, интерес проявил, прежде всего, не посланник, а его хозяин. Почему именно вы - этого мне не объяснили. Ну так что, вы готовы встретиться с этим человеком, чтобы выяснить все самостоятельно?
У Фабио замерло сердце. Только утром он с безысходностью обреченного думал о скорой нищете, о безжалостных кредиторах, которые не остановятся ни перед чем, чтобы взыскать старые долги, ставшие вдруг такими огромными... А теперь у него появилась перспектива стать придворным живописцем.
- Я был бы рад встретиться с этим посланником, - сказал он, стараясь, чтобы его голос не дрожал от возбуждения. - Скажем, завтра... у меня, или где ему будет угодно.
- Отлично. Ну, друг мой, в таком случае, вы могли бы задержаться у меня подольше, потому что сегодня вечером он как раз обещал зайти, чтобы спросить ваш адрес.
Фабио согласился, подумав, как будет счастлива Тереза, если ему удастся получить постоянную работу. Если все сложится, они наконец смогут завести ребенка, о котором так мечтают...
Граф Орети между тем отсчитал Фабио пятьдесят дукатов за портрет, а затем принялся рассказывать художнику о жизни в Милане, откуда он не так давно вернулся. Миланские правители в открытую не ссорились с Римом, а их баснословное богатство и большая организованная армия делали их недосягаемыми для алчных вымогателей вроде герцога Чезаре.
- О такой жизни в нынешние неспокойные времена можно лишь мечтать, - сказал граф. - Каждый день только и новостей, что очередные убийства и грабежи... Говорят, сам Папа подает пример своей пастве в распутстве и гнусностях. Ему требуется все больше денег, чтобы содержать своих многочисленных родственников, чиновников и куртизанок, и он выкачивает золото из несчастной Италии, которая пока молчит. Но я надеюсь, что очень скоро он получит по заслугам.
- Для этого понадобилось бы объединить силы всех городов и герцогств, - заметила Катерина.
- Умница. Иногда мне кажется, что ты разбираешься в политике лучше меня самого. Досадно только, что правители заняты только собственными проблемами и не видят дальше стен своих городов и замков...
Слуги графа уже зажигали свечи, когда явился камердинер и доложил, что прибыл посланник от герцога Лодовико де Монтефельтро.
- А, вот и он! - Граф Томазо с улыбкой поднялся навстречу новому гостю. Вошедший оказался худощавым человеком лет сорока пяти, с блестящей лысиной и обветренным смуглым лицом, обрамленным седоватой бородкой. Он коротко поклонился графу и с интересом посмотрел на Фабио своими серыми острыми глазами.
- Ваше сиятельство, если не ошибаюсь, это и есть художник, расписывавший городской собор Сиены?
- Да, перед вами мэтр Фабио Сальвиати, о котором я говорил.
Посланник почтительно склонил голову.
- Я видел ваши фрески, мэтр Фабио, - сказал он. - Мое имя Пьетро Риньяно, я секретарь наследника Урбино, герцога Лодовико де Монтефельтро.
- На самом деле, в соборе работал не только я, - смущенно начал Фабио. - Да, собственно говоря, я расписывал только северную стену, возле алтаря.
- Страсти святого Марка?
Фабио кивнул, и Риньяно улыбнулся.
- Выходит, вы именно тот человек, который мне нужен. Видите ли, мой господин побывал в Сиене около года тому назад вместе с отцом, покойным герцогом Джироламо, и посетил собор во время службы. Ему показалась необычной роспись у алтаря, я сказал бы, что он был немало воодушевлен. Он расспрашивал о художнике, и ему среди прочих назвали ваше имя, однако точно указать мастера, нарисовавшего впечатлившую его фреску, не смогли. У синьора Лодовико хороший вкус и верный взгляд, он может сразу отличить манеру одного художника от другого. К несчастью, его родитель мало интересовался живописью, но на юного синьора ваша работа произвела сильнейшее впечатление. Сейчас, оправившись после гибели отца и брата, герцог Лодовико занялся восстановлением замка. Ему хотелось бы пригласить хорошего живописца для участия в работах, и он вспомнил о мастере из Сиены. Благодаря любезности графа Орети, мне удалось довольно быстро найти вас, мэтр Сальвиати, а теперь я спрашиваю: согласны ли вы отправиться со мной в Урбино?
Фабио нервно переплел испачканные в красках пальцы.
- Я должен посоветоваться с женой, и...
- Пусть вас не беспокоят вопросы оплаты и содержания. Герцог Лодовико располагает средствами, чтобы платить достойно работающим у него людям. У вас будет собственный дом неподалеку от замка и все необходимое для работы. Если у вас есть ученики, можете взять их с собой, если нет - найдете помощников на месте. Я понимаю, что сразу решиться на такой шаг сложно, поэтому готов ждать вашего решения до завтрашнего вечера. Вы можете найти меня в гостинице "Дуб и корона" на улице Розы.
Он простился с хозяевами и Фабио и вышел, сопровождаемый камердинером.
- Для вас это неплохое предложение, судя по всему, - сказал граф Орети, обращаясь к художнику. - Я всегда считал, что настоящий талант пробьет себе дорогу.
Фабио тепло поблагодарил графа и его супругу и, обещав известить их о своем решении, направился домой. В городе уже зажгли факелы; художник торопливо шагал, прижимая к груди под рубашкой кошель с деньгами, полученными за портрет, и стараясь держаться освещенных мест. Несмотря на свою физическую крепость, он боялся грабителей: едва ли не каждые три дня из реки вылавливали раздетые трупы, и мирные горожане после наступления темноты спешили домой, даже не имея за душой ни гроша.
Войдя в дом и заперев за собой дверь, Фабио облегченно рассмеялся. Из спальни послышался встревоженный голос Терезы:
- Фабио, это ты? Что случилось, что ты смеешься? Уж не сошел ли ты, часом, с ума?
- Все просто отлично, малышка. - Он вбежал в спальню, бросил на колени сидящей в кресле жены увесистый мешок с дукатами и горячо сжал ее в объятиях. - Тереза, дорогая, мы богаты!
- Да, этого нам хватит на несколько месяцев. - Она недоверчиво посмотрела на него снизу вверх. - А если ты найдешь еще заказы...
- Я уже нашел их! У меня будет много работы, я...
- Фабио, прекрати. Вот уж не думала, что какие-то пятьдесят дукатов могут так погубить твой рассудок.
Он засмеялся.
- Знаешь, налей-ка мне воды, чтобы я мог умыться и оттереть краску, а потом мы пойдем в постель и я все тебе расскажу.
Уже позже, погасив свечу у изголовья, Фабио положил ладонь на упругую грудь Терезы и стал рассказывать, медленно поглаживая ее и чувствуя, как под его пальцами твердеет ее сосок. Время от времени он прерывал свое повествование, чтобы поцеловать жену, но она была слишком захвачена новостями, чтобы думать о любовной игре.
- Ну, вот, собственно, и все, - заключил Фабио. - Что ты об этом думаешь, милая?
- Даже не знаю, - задумчиво проговорила она, проводя пальцами по его груди. - Конечно, звучит заманчиво, но не окажется ли этот герцог Лодовико тираном вроде Сфорца? Говорят, что Сфорца развлекается тем, что лично рубит головы своим пленникам. Все знатные вельможи сейчас пытаются перещеголять друг друга в разврате и жестокости, уподобляясь папским сыновьям, которых на людях принято называть племянниками!
- Тереза, дорогая, у меня в любом случае нет и не будет никакой серьезной работы в Сиене.
- Что ж. Возможно, тебе следует попытаться.
- Завтра я скажу герцогскому посланнику, что готов ехать. За нашим домом может пока присмотреть твой брат, а если все сложится хорошо, мы совсем продадим этот дом и останемся в Урбино. Что скажешь?
Она вздохнула и медленно улыбнулась. Наступило молчание. Фабио склонился и стал осторожно целовать ее лицо, шею, плечи. Его пальцы уже гладили ее живот, спускаясь все ниже.
- Люби меня, - прошептала она, раскрывая бедра навстречу его руке. - Люби меня, Фабио.
Он бережно опустился на нее, лаская ее грудь, и ощутил своей твердой плотью ее влажный нетерпеливый жар. Она сама направила его и оплела ногами его поясницу, заставляя проникнуть глубже. Он застонал, и ее ответный стон был полон боли и наслаждения. Поддерживая себя руками, Фабио задвигался, стараясь попасть в ритм движений бедер Терезы, ее запах и вкус ее нежной кожи сводили его с ума. Его губы и язык играли с ее сосками, и она вскрикивала и стонала все громче и чаще. Огонь ее гибкого тела заставлял Фабио терять над собой контроль. Еще немного - и она замерла в его руках, напряженно выгибаясь всем телом, и забилась в сладостной судороге, непроизвольно насаживаясь на его пульсирующий член. Наконец, он коротко вскрикнул, не в силах больше сдерживать приближение конца, и излился, заполняя ее горячее лоно живительной влагой.
Потом они долго лежали, обнявшись, сохраняя уютное тепло друг друга, пока Фабио незаметно для самого себя не провалился в сон.
Наутро он первым делом отправился в лавку банкира Спаноччи и уплатил просроченный долг, а сверх того - еще десять дукатов, подлежащие уплате в следующем месяце. Поверенный Барбаццо был, похоже, не слишком удивлен, получив деньги, и пожелал мастеру хороших заказов в будущем.
После этого Фабио пошел в гостиницу "Дуб и корона" и спросил, у себя ли синьор Пьетро Риньяно. Получив утвердительный ответ, он поднялся в комнату герцогского секретаря. Известие о решении Фабио ехать в Урбино обрадовало Риньяно, он велел мэтру Сальвиати забрать с собой все его картины, поинтересовался, не нужно ли ему помочь с отправкой багажа, и сказал, что немедленно распорядится насчет подводы.
Уже после полудня весь немудрящий скарб семейства Сальвиати и десяток нераспроданных картин Фабио были уложены на подводу, и художник с женой, попрощавшись с соседями, тронулись в путь, провожаемые братом Терезы, верхом сопровождавшим их до городских ворот. Там же, у ворот, к ним присоединился Пьетро Риньяно, и путешествие началось.
Дороги между Сиеной и Римом не слишком изобиловали разбойниками, однако путники обычно старались следовать за купеческими караванами или группами паломников, чтобы в случае нападения иметь шансы для защиты. Фабио имел при себе короткий клинок, но управлялся с ним значительно хуже, чем с кистью. Риньяно тоже не был похож на силача, так что рассчитывать можно было скорее на удачу и на помощь других путешественников. Несмотря на опасения Терезы, разбойников они не повстречали, и через три дня добрались до Виа Фламиния, тракта, ведущего из Венеции в Вечный город. Их путь, впрочем, лежал чуть дальше на восток, в лесистые предгорья, где находились владения герцога Монтефельтро.
В дороге Риньяно много рассказывал о герцоге Джироламо, которого любил и почитал как справедливого и щедрого хозяина, о его жене Джованне и сыновьях - Лодовико, Стефано и маленьком Паоло. Он все еще не мог прийти в себя после нападения на замок людей герцога Чезаре Борджиа. Все произошедшее казалось ему чудовищным кошмаром; прежде он много слышал о великодушии герцога Чезаре, который помиловал сдавшееся ему население Романьи и запретил солдатам мародерствовать в покоренных им городах, и никак не мог поверить, что милосердие папского сына было лишь политической игрой, рассчитанной на получение поддержки простого народа. Герцог Монтефельтро, владелец небольшого замка, был фигурой иного масштаба. Он просто был богат и неугоден властителям Рима, что же касается стоящих за ним сил - в сравнении с армией герцога Валенсийского они были смехотворно малы. Чезаре мог не обуздывать свои звериные наклонности, захватив его замок, и закрепившаяся за ним слава убийцы подтвердилась в полной мере. Фабио, уже слышавший немного о нападении на замок герцога Монтефельтро, был подавлен новыми подробностями, а Тереза попросту была в ужасе. По словам Риньяно, двор замка представлял собой кровавое озеро, на лестницах и в коридорах лежали трупы, женщин насиловали и тут же закалывали, как свиней. Камердинер, посланный с известием в Нери, явился к герцогине Джованне, чтобы сообщить печальные новости, и Лодовико, услышав о смерти отца и брата, упал в обморок к ногам матери. Вернувшись домой, Джованна и старшие сыновья герцога уже не застали ужасающих картин насилия и смерти, но последствия нападения говорили сами за себя. Лодовико принял на себя заботы о похоронах погибших. Риньяно сказал, что юный наследник Урбино пользуется любовью простых людей, однако придворные и родственники отзываются о нем довольно сдержанно. Фабио поинтересовался причиной, но Риньяно лишь неопределенно пожал плечами.